Не хватает промежутков

Не хватает промежутков

Ходил я, ходил, и где-то к середине дня я почувствовал: что-то здесь не так. Какая-то во всей этой прекрасности была дисгармония, что-то мешало безмятежному наслаждению всеми этими чудными видами.

На одном из перекрестков в ожидании зеленого света я случайно задержал взгляд на каком-то коротко стриженом пареньке в черной кожаной куртке. Паренек тоже ждал зеленого сигнала, очень сосредоточенно глядя перед собой. И тут я вдруг понял, в чем дело: город ощутимо контрастирует с собственным населением. Я долго подбирал слово, которым можно было бы охарактеризовать преобладающий во львовской уличной толпе типаж и, кажется, нашел: лавочник. Разумеется, не только и не столько как род занятий, а как психотип. По улицам быстрым шагом ходят толпы сосредоточенных людей, у которых на лицах написано: дела, дела, мы делаем дела. Причем дела небольшие, масштаба магазинчика, склада, цеха по производству мороженого, автомастерской. Делать дела, не отвлекаться, не зевать, зайти в контору А, успеть в магазин Б, встретиться с поставщиком В, принять товар, сдать отчет, оформить накладные… Накладные - вот еще одно ключевое слово! Такое ощущение, что у половины львовских пешеходов в их папках, портфелях и карманах лежат накладные, которые они несут из магазина Г на склад Д, чтобы «отчитаться за товар». Почти каждый из этих людей вполне органично смотрелся бы за прилавком собственного маленького (именно маленького), но твердо стоящего на ногах магазинчика. И почти у каждого на лице написано осознание чрезвычайной важности своей небольшой, негромкой деятельности.

А город совсем не такой, как эти люди с накладными. Местами величественный, по-австрийски имперский. Очень древний. До невозможности культурный (опять банальности, но что делать). На главной площади стоят жилые дома XVI века, построенные еще венецианскими купцами, в них живут люди. Львов был вторым культурным, интеллектуальным центром Польши после Кракова, местный университет основан 400 лет назад и до сих пор, теперь уже как украинский, высоко котируется в научном мире. Но почему-то мало заметна на львовских улицах многочисленная местная университетская и прочая интеллигенция, студенты. Не видно и маргиналов - нищих, бомжей, молодых фриков. Зато видно людей с накладными. Люди с накладными быстрым шагом идут мимо костелов, памятников, венецианских домов и прочей красоты, и у них очень серьезные, озабоченные и сосредоточенные лица.

Ближе к вечеру встретился с одним пожилым львовянином (о встрече договорились заранее, еще в Москве). Он - из тех русских жителей города, чьи отцы приехали сюда в конце войны на танках, в прямом или переносном смысле.

Мы встретились в кафе на площади Адама Мицкевича, выпили по чашке кофе и пошли гулять по Старому городу. Когда за очередным поворотом узкой улочки перед нами открылся какой-то особенно великолепный вид, наш спутник сказал: да, современные львовяне такого города бы не построили, - а потом засмеялся и добавил: как, впрочем, и современные москвичи не могут выстроить XVII век. Чем, в некотором смысле, подвел итог моим поверхностным наблюдениям за львовской уличной толпой. Мы гуляли и разговаривали, и старый львовянин успел часа за три рассказать мне массу интересного. О том, как после войны из города выселили почти всех поляков, которые на протяжении веков составляли во Львове большинство населения. О том, как после этого Львов заселялся украинцами, в большинстве своем выходцами из близлежащих сел. Как во время войны было истреблено несколько сот тысяч евреев, треть населения города. Как в 90-е годы была уничтожена большая часть львовской промышленности. О русских школах, которых осталось всего пять. О том, что в восьмисоттысячном Львове в конце 80-х официально числилось 120 тысяч русских, а сейчас только 60 тысяч - кто-то уехал, кто-то записался украинцем. О нескольких действующих во Львове русских национально-культурных организациях, малорезультативных и к тому же враждующих друг с другом. О том, как традиционно многонациональный, многоукладный город стремительно утрачивает свое прежнее разнообразие. И, конечно, о домах и улицах, мимо которых мы проходили. О том, какой дом кому когда принадлежал, что в нем было «при поляках» и «при австрийцах» и что в нем сейчас, о том, почему именно так называется эта маленькая улочка и какой из нескольких украинских христианских конфессий принадлежит тот или иной храм. В общем, за три часа как-то очень много удалось узнать о Львове, хотя здесь нет места, да и необходимости все это подробно пересказывать.

Когда в конце встречи я спросил у нашего гида, можно ли ссылаться на его имя в материале, он засмеялся, махнул рукой и сказал:

- Можно. Но лучше назовите меня львовским манкуртом. Ведь мы, русские львовяне, для галичан - пятая колонна, а для вас, россиян, - тоже непонятно кто, люди без рода и племени, так, разве что экскурсию провести.

Что ж, спасибо львовскому манкурту.

Еще вот что заметил: взгляду русского путешественника во Львове не хватает промежутков. Таких промежутков, из которых в значительной степени состоит любой русский город, - просторов широких проспектов, огромных, открытых со всех сторон дворов, пустырей, бесхозных пространств между домами, брошенных строек, пустых мест, огороженных заборами. Львов - какой-то слишком сплошной. Каждый квадратный метр территории использован рационально - его занимает дом, или тротуар, или проезжая часть, или специально разбитый сквер с памятником посередине, или еще что-то такое, сознательное и осмысленное. Это поначалу восхищает («порядок», «Европа» и так далее), а потом перестает восхищать и как-то незаметно начинает утомлять. Взгляд постоянно во что-то упирается, ему некуда разогнаться, растечься. К тому же то, во что упирается взгляд, понятно и рационально - это, опять-таки, дом, или костел, или памятник Адаму Мицкевичу или еще кому-нибудь, князю («королю») Даниилу, например, и практически нет мест или объектов, при взгляде на которые остается только застыть в недоумении, развести руками и поразиться: что же это за удивительная, непонятная хреновина такая! А без промежутков и непонятных хреновин русскому человеку тяжело.

Хорошо гулять по самому центру Львова поздно вечером. Народу мало, и от этого как-то рассеивается дневная атмосфера всеобщего не тяжелого, но монотонного труда и озабоченности. Я брожу по площади Рынок - главной площади Львова. Это огромный прямоугольник, посередине которого - здание ратуши с высокой башней, а по периметру сплошной стеной стоят древние дома. На каждом доме табличка: дом XVI века, дом XVII века. Я хожу от дома к дому, читаю таблички. Шольц-Вольфовичи, Любомирские, Бандинелли, Корнякты. Польские короли и молдавские господари когда-то были хозяевами этих домов. А вот в этом здании Петр Первый подписывал «Вечный мир» с Польшей. Нельзя сказать, что эти дома как-то особенно красивы. Есть, конечно, выдающиеся сооружения, например, так называемая Черная каменица (здесь сейчас исторический музей). Но в большинстве своем - обычные дома. Сила этих домов не в красоте, а во времени. Ведь если даже самое обычное, неказистое строение простоит четыреста лет, и не одно, а окруженное другими такими же, оно неизбежно обретет некоторое величие. И я почувствовал величие этого древнего места, бродя по площади Рынок от дома к дому, читая таблички с историческими сведениями.

Только я успел почувствовать величие этих домов, этого места и этого города, как из соседнего кафе донесся дикий крик: какая-то пьяная женщина орала в истерике; она не звала на помощь, а просто проклинала какого-то человека или группу людей: все вы козлы, суки и так далее, и она долго так материлась на всю площадь Рынок, и я понял, что программу пребывания в городе Львове можно считать исчерпанной.