Александр Дугин ТОНКИЙ ХЛАД РЕВОЛЮЦИИ

Александр Дугин ТОНКИЙ ХЛАД РЕВОЛЮЦИИ

РЕВОЛЮЦИЮ УБИЛИ ДВАЖДЫ. Те, кто бездумно в течение десятилетий нарочито и чрезмерно повторяли это слово (попробуйте повторить слово "любовь" бессчетное количество раз — скоро оно обессмыслится — любовь... любовь... любовь... бовлю... бовлю... бовлю...), и те, кто принялись насмехаться и глумиться над этим затертым понятием, мифом, событием, от вчерашних неискренних славословий перейдя к неумным ниспроверженьям. Революция — это не обессмысленное "все", но и не вызывающие презрительное негодование "ничто", "переворот", "бунт", "заговор". Революция — это уникальный момент в бытии, когда свершается невозможное, когда небывалое становится повсеместным, когда вещи открывают свои неизвестные, не предполагаемые доселе лики, когда фонтан бытия бьет из-под скорлуп обыденного, унося к чертям унылые лабиринты норм. Революция может быть, но может и не быть, она не предписана, не заказана, не предусмотрена. Неожиданно из неучтенных углов открывается искажающий пространство горизонт... Не благо, не вред, по ту сторону этики, скорее в пассионарном зле, чем в спокойном упорядочивающем добре, взвивается ниоткуда пламя Революции. Потом оно остывает, превращается в камень, потом камень едят ветра и мыши, потом от Революции остается жалкий плевок не находящей точки опоры, расплывчатой, неверной памяти.

Мы не празднуем сегодня очередную годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции. Мы не знаем, что праздновать, зачем и даже когда. Злодеяние? Шаг вперед? Обрыв в варварство? Продразверстки? Иудейский террор? Антисемитский бунт? Еретическая секта? Архаика? Западный модернизм? Безбожие? Мистика? Разрушение Государственности? Создание новой Империи?

Так что же мы отмечаем, на самом деле? За что пьем? Кого поминаем? Кого проклинаем? Кто за что... Кто кого...

Я НЕ ВЕРЮ, что в России есть либералы, коммунисты, фашисты, социал-демократы, националисты, монархисты, демократы или консерваторы. Таких в России нет. Лишь масса растерянных людей, у которых отняли одно и забыли дать другое взамен. Совсем недавно мы жили в реальности, в которой Революция была осью смыслоположения, мифом об Истоке, отправной чертой. Революция была калибровкой "мирового листа" (как говорят современные физики), т.е. трафаретом, с помощью которого измерялась реальность истории — "до" и "после". Но мы утратили этот историко-онтологический модус. Утратили задолго до агонии перестройки, задолго до бесславного вырождения и откровенного упадка нашего. Совершенно неверно винить в "предательстве Революции" только "реформаторов". В здоровом теле "реформаторы" не заводятся. "Егор Тимурович" или "Борис Абрамович" — это то, что появляется на организме тогда, когда все его ресурсы исчерпаны, растрачены, выработаны. Это предсмертные синяки, а не источник заражения, следствие, а не причина. Мы все убили Революцию, мы все ее предали, мы все — ее сыновья и внуки (ее ровесники отошли) — не знаем более ее энергии, ее соленого привкуса, ее страстного воя. Бледная немочь мы, мы все, и те, кто активно вредит, и те, кто пассивно защищает. Поэтому всерьез рассуждать о тех мировоззренческих моделях, в которых можно осмыслять сегодня Революцию, кодифицировать ее, помещать в исторический контекст, будет нечестно. Это значит принимать как нечто обоснованное и серьезное наглое надувательство ничтожеств, силящихся изобразить из себя кое-что. Косоротый комодообразный Черномырдин вместе с гибким ушастым недоноском — это "консерваторы"? Покорные и распластанно-раскатанные информаторы нижайших инстанций позднесоветской Госбезопасности — это "националисты", "фашисты" (или "леваки", "антифашисты")? Румяные и хищные комсомольские гомики-олигархи и остервенелые типично советские работники торговли — это "либералы"? Пожилые обыватели с совестью — это "коммунисты"? Бросьте. Сегодня в России нет и не может быть идеологии, мировоззрения, серьезной политологической шкалы. Ее не будет и не может быть, пока нас либо не завоюют, либо мы снова не расправимся. С завоеванием все понятно, будет установлена колониальная администрация "нового мирового порядка", которая скопирует для нас эрзац-идеологию по типу своей. Это крайне подло, но зато реалистично. И те, кто настаивают на этом — т.е. откровенные атлантисты и предатели, — по меньшей мере, не лгут. Колониальная администрация США, утвердившись в России, расскажет нам и нашим детям, что следует думать о Революции. Не будем забегать вперед и предугадывать это, хотя оценка, основанная на геополитических и исторических критериях самого Запада, предельно ясна.

Но если мы не согласны с таким поворотом дел, если — растерянные, дезориентированные, переживающие тяжелейший кризис нашей идентичности, крах ценностных систем и исторических импульсов — мы все же консолидируемся всерьез, отчаянно, решительно и жестоко хотя бы на отрицании навязываемых нам как "неизбежность" цивилизационного самоуничтожения и атлантистской колонизации, мы обязаны взглянуть Революции в лицо, в остановившееся сердце. Да — это мертвая Дама. Да, ее веки закрыты. Да, она не дышит и не шевелится. Да, мы не знаем средства воскрешения трупов. Но перешагнуть через лежащее тело просто так — мы тоже не сумеем. Споткнемся навсегда.

РУССКИЕ ЖИВУТ ПРОСТРАНСТВОМ. Они его дети. Очерк нашей души есть карта нашей территории. Кровь, этнос и раса — это как реки. Они оживляют ландшафт Евразии, но не предопределяют его. Мы — частицы тела гигантского спящего богатыря. Наша история — есть географическая история, открывая Евразию, мы познаем себя. Мы — это Империя. Но не отеческого, жестко-административного типа, а скорее Империя Материнская, царство матерей, Империя-Мать. Мы не захватываем и не покоряем, мы пропитываем, мы не устанавливаем извне, мы проникаем вовнутрь, мы не внедряем форму, мы оживляем и пестуем хаос. Мы не корежим среду законом, мы обучаем свободе. Эта русская свобода парадоксальна (как, впрочем, свобода вообще). Кому-то она может показаться предельной "несвободой". Но у нас все парадоксально.

Обратите внимание на то, как меняется в веках территория Руси. Она пульсирует, и за каждым сжатием следует новое, еще более значительное расширение. Не догадываетесь, почему так? Потому что страна живая. Это бьется ее тайное русское сердце, толкая воздухи, людей, воды и массы по священным пространствам.

Понять место Революции в русской истории равнозначно тому, чтобы выяснить ее пространственное, географическое значение. Из чего сердце делает красную животворную влагу, все равно. Нашу Революцию следует постигать через Империю.

Великая Октябрьская Социалистическая Революция — как начавшийся и закончившийся исторический факт, исчерпавший все свои выводы и следствия, — являлась последним по времени вздохом Империи. Для того, чтобы дальше раскатать наше присутствие, чтобы построить великую стену против разгулявшегося атлантистского "духовного антихриста", чтобы универсализировать нашу извечную мечту, придать ей повсеместно, вселенски понятную форму, чтобы дать миру центр и смысл — Великая Октябрьская Социалистическая Революция была абсолютно необходима, и ничто не могло бы ее заменить.

В Октябре сердце Руси сжалось, земли съежились, но, собрав соки нации, всю ее волю, дух, мощь, скрытый резерв, мы распрямились снова, выпростались в СССР, расправили медвежьи мышцы… и великий Сталин неусыпающим взглядом из древней столицы осветил нам Новый Путь. Русско-московский евразийский советский путь. Русь Советская, страшная, красная и головокружительная. Над всеми народами, над миром, укором, знаком свободы и смерти.

ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ — была Революцией национальной, имперской, евразийской. Те, кто ее делал, кто ее защищал, отвоевывал, кто за нее погибал, могли иметь свои собственные резоны, каждый — особые. Это не имеет никакого значения. Мнение индивидуума, группы, партии — почти ничто. История делается структурами, упругими парадигмами, неотразимой (и подчас ироничной) диалектикой мирового разума. В истории выражает себя пространство, диктуя и подчиняя своей собственной логике сложные массивы людей, наивно полагающих, что они следуют за своим собственным выбором. Развоплощенная, мерцающая, нечеловеческая мысль, похожая на безумие, правит пути Империи, и подлинно русским является тот, кто махнул рукой на любые попытки ее рационально расшифровать.

Революция была дана нам как весть Иного. Подобно тому, как учение исихастов утверждает, что в тайниках сердца есть секретная кладовая нездешнего света, оживляющая тварную плоть нетварной сладостью, так и в истории есть моменты прямого соприкосновения понятного с непонятным, логичного с нелогичным, наличествующего с невозможным.

Революция совершилась, чтобы продлить наше время. Романовский цикл стремительно отмирал. Силовые линии царизма на глазах загнивали, и уже вовсю копошились под черепными костями Российский Империи буржуазные черви тогдашних "выборосов", ведущих, как и сегодня, дело к оккупации, саботажу, цивилизационной самоликвидации. Никто их — февральских демократов — в Россию специально не засылал, они завелись сами в умирающем организме, который — точно так же, как и СССР последнего периода, — исчерпал внутренние резервы исторического бытия. Керенский готов был перевести "Империю" в "нормальное буржуазное государство", и никакая узколобая, вечно грызущаяся в себе черносотенщина ничего не смогла бы изменить.

Царь сдал свои полномочия. В Екатеринбурге позже был расстрелян с семьей простой гражданин Романов, бывший несколько лет назад "самодержцем". Его родственники повязали торжественные масонские банты, сохраняя верность "самодержавию" не больше, чем ковыляющий вреднейший пустозвон Александр Николаевич Яковлев верность КПСС.

Чтобы избежать окончательного краха русского пространства, промысел должен был прибегнуть к чрезвычайным мерам. Из небытия, маргинального фанатического существования в эмиграциях и ссылках невидимая рука Евразии достала опломбированный вагон. Может быть, германский полковник спецслужбы Вальтер Николаи считал, что это он засылает группу подрывников в тыл враждебной державы, реализуя интересы своего министерства. Может быть, хасидские банкиры искренне считали, что, подкинув сребреники еретическим соплеменникам, они улучшат социальное положение обитателей штетлов. Может быть, ортодоксы Рабочего Дела на полном серьезе были убеждены в правоте (не подтвердившейся исторически нигде, кроме Евразии) марксистской концепции "неизбежной смены исторических формаций". На самом деле, хитрость Мирового Разума все располагала к своей пользе. "Пыль есть человек, яко цвет сельныи, яко трава сосохшаяся, тако отцветет". Большевики, несущие в себе Революцию, были избраны Матерью-Империей. Вот и все. Вне объяснений и логики, вне аналитики и субъективных, классовых ли, партийных ли, национальных ли интересов. РСДРП была единственной партией евразийского пространства. Поэтому сквозь нее и осуществилась Революция, поэтому она эффективно в сложнейшие десятилетия ХХ века выражала и воплощала в истории нашу русскую цивилизационную волю.

Революция должна была создать новый строй, такой, который позволил бы русскому пространству адекватно ответить на брошенный ему исторический вызов. Для этого необходимо было провести чрезвычайную индустриальную мобилизацию, несколько раз провернуть колесо вращения элит (застывшее в романовском периоде), заставить созерцательный, спокойный, добродушный народ обрести навыки злой, активистской пассионарности, необходимой для отражения постоянно вероятной агрессии со стороны геополитического, либерал-капиталистического антихриста Запада. Революция и большевизм — вот, кто мог справиться с поставленной задачей, привив массам новые навыки не очень традиционной для нас агрессивной, наступательной психологии, сформировав блок советского народа, готового к отражению броска и самоутверждению в истории.

"Советское" это означало евразийское, русское, пространственно и идеологически расширенное на максимально большой территориальный объем.

Никакого другого исторического смысла у большевизма, кроме евразийского, не было. Такова была воля нашей земли. Она была исполнена, и нам нечего воротить лица от кровавых безумств наших предков. Все правильно они делали. Да, кроваво, да, чрезмерно, да, слишком. Но иначе было невозможно. Мы оправдываем все эксцессы, ни о чем не сожалеем. Они (=мы) обязаны были делать то, что делали. Они (=мы) не могли иначе. И нам придется все делать снова. И точно так же, не взирая на цену, как и тогда. Если хотим быть русскими, остаться русскими, стать русскими...

ПОСЛЕДНЯЯ В ЭТОМ ВЕКЕ, в этом тысячелетии годовщина великой мистерии 17-го года... Наверное, последний взгляд на тело умершей возлюбленной. Революция... Ты зачала тех, кто зачал нас. Ты — буйный красный плод спасительного соития скрытого Разума с русским пространством. Плод безумной, несдержанной (быть может, иллигитимной) любви...

Внимая мертвой Революции, мы не должны оскорблять ее сна шутовскими ряжеными, прямолинейной старушечьей ностальгией, поддельно бодрой оптимистической тупостью митингов. Этого уже не вернешь, не восстановишь, не поправишь. Неисправимым жукам русофобии — чьи ряды, впрочем, изрядно умалились — лучше все же некоторое время держать челюсти сомкнутыми: тень возмездия близка (но месть никогда не цель — побочное следствие).

Нам надо нежно поместить Революцию в сердце. Нам надо снова и снова вопросительно вглядываться в нашу землю, пытаясь в странной и до слез сладостной геометрии евразийских почв отыскать новые мотивы, новые звуки, новое, пока еще неясное бормотание исторической воли, из которой должна родиться грядущая имперская плоть.

Сердце русской земли снова сжалось. "Тело озябло, ноги задрожали, быть зиме". В такие драматичные моменты нашего исторического бытия, когда враг у ворот, когда коварный Макдональдс вывешивает свои триумфальные флаги на центральных улицах городов Евразии, из самых неожиданных складок ландшафта, из непредвиденных измерений и неучтенных прорех появляется тайный ген Империи, тихий ветер, "хлад тонок", "аура лепте". Ведь "не в буре Господь"... Это "тонкий хлад" Новой Революции. Снова пространственной, снова национальной, снова евразийской, снова социалистической.

Где искать сегодня поколение новых евразийских безумцев? Кто станет зачинателем грядущей Революции, одновременно и невозможной, и неизбежной? (Легче сказать, кто не станет...)

Не стоит провоцировать сложное таинство пространства, искушать невидимую упорную работу Промысла. Революция также нерукотворна, как Родина, как Русь, как наш великий, загадочный народ. Мы просто стражи порога Империи. Мы несем почетный караул на ее обломках, мы защищаем — вопреки логике и здравому смыслу — ее последние рубежи, по обе стороны которых вселился враг. Мы склонились над телом, торжественный ток отчаяния питает наши глаза.

Все великое рано или поздно исчезает. Лучше исчезнуть вместе с ним, с его "последним легионом", чем терпеть праздник мировой атлантистской эм-ти-вишной суррогатный дряни. Но с такой же точно неуклонностью, неотвратимостью, жестокой неотменимостью великое однажды возвращается.

Мы знаем и это. Твердо, твердо знаем. И поэтому наша честь, по-прежнему, называется верность.

Верность Революции.