СЕДЬМОЙ. Рассказ
СЕДЬМОЙ. Рассказ
СЕДЬМОЙ. Рассказ
ВПЕРВЫЕ В "ЛГ"
Мы возвращались в город. Соседи дремали. Не спал только шофёр Лёша. И мне не спалось. То ли от пыли, то ли от табачного дыма болела голова. Я попросил остановить машину.
Ночь стояла лунная, свежая. Было светло и тихо. В такую пору комбайны уже не работают. Степь отдыхает под звёздами. Время от времени это безмолвие нарушают автомобили с зерном, торопятся на элеватор. В тот час и машин не было. Тишина. Млечный Путь, холодный воздух и огонёк, мерцающий далеко, слева от дороги[?]
- Бригада, наверное?
- Третья, - сказал Лёша.
В другое время я бы обязательно завернул туда. Но сейчас было поздно. Бригада отдыхала. Да и подумалось: стоит ли расспрашивать людей о том, что быльём поросло.
Вечером, пару часов назад, я слушал директора Савкенова.
- Как об этом рассказать, - промолвил в раздумье Саби Жанабекович. Смущённая улыбка блуждала на его губах[?] Он помолчал, подбирая слова.
- История такая, что мне до сих пор как-то неловко, - Савкенов поставил на дастархан пиалу с чаем, вытер губы. - Весной это было[?]
В тот год апрель стоял тёплый. Отцвели подснежники, пробилась первая зелень. Прогноз обещал погожие дни. Савкенов ехал в третью бригаду. Со дня на день здесь должны были начать сев. Время шло к вечеру. Директор думал о своих директорских делах и рассеянно посматривал в окно.
Вдруг метрах в ста от машины что-то серое нырнуло в землю.
Савкенов велел шофёру поворачивать. Подъехали, видят - нора. Не волчья ли? Савкенова в жар бросило. Передним колесом "газика" закрыли нору. Савкенов послал шофёра в бригаду за людьми, а сам остался караулить.
Пришли люди, возбуждённые, шумные. Стали по очереди рыть землю. Лопата с трудом врезалась в слежалый пласт целины.
Когда земля внезапно провалилась, из норы стремительно выскочила волчица. Её даже разглядеть не успели.
- Нас было пятеро мужиков, и всё же, веришь, испугались, - говорил Саби Жанабекович, прихлёбывая чай. - Ружья-то у нас не было.
Из норы вытащили шесть маленьких беспомощных волчат. Кто-то уверенно сказал, что должен быть и седьмой.
Савкенов стоял у машины и смотрел в бинокль на сопку. Он видел волчицу. Она ходила взад-вперёд, садилась на задние лапы, вытягивала морду. То ли слышал Савкенов, то ли ему чудился вой, протяжный, печальный.
- Если будет седьмой, я беру, - сказал он.
Существо, которое Савкенов привёз домой в старом ватнике, было худое, голод[?]ное и жалкое. Уши малыша воинственно торчали над головой, а глаза глядели по-дет[?]ски беспомощно, светились доверчивыми огоньками.
Савкенов налил в чашку молока, поставил на пол. Волчонок понюхал молоко, но пить не стал. Савкенов нагнул мордочку над чашкой - пьёт молоко.
- Пьёт! - восторженно крикнул Серик, сын Савкенова.
Напившись молока, волчонок сытно зевнул, лёг на пол и заснул.
Волчонок всем понравился. И Арке тоже - так звали собачку, поначалу неприветливо встретившую маленького серого. Они ели из одной чашки, целыми днями играли на майском солнце, барахтались в траве, силами мерялись.
- Дети, они и есть дети, - вздохнул Саби Жанабекович.
Арка побеждала его. Она была месяца на два старше и сильнее.
Подружились с волчонком и дети. Каждый хотел взять в руки, погладить по шёрстке, накормить. Савкенов возил его к пруду. Поймает на удочку рыбёшку, снимет с крючка - и волчонку. Тот припадёт на задние лапы, прыгнет на трепещущего карасика и проглотит не прожёвывая.
- Зря я его баловал живой рыбой, зря. - Саби Жанабекович потёр щёку: жест, выдавший волнение. - Хищные инстинкты начали у него просыпаться.
В то время ему было уже два месяца от роду. В таком возрасте волчата загрызают живого зайчонка, которого в пасти приносит им мать.
Волчонок заметно окреп. В покатости спины, в низко опущенных рёбрах, в поджаром животе стали проглядывать черты прибылого волка. Он по-прежнему играл с Аркой, но теперь уже легко борол её. Его и волчонком нельзя уже было назвать. Стал Савкенов придумывать ему клички - ни на одну не отзывается. А как-то назвал Седьмым[?]
- Конечно, совпадение, но какое роковое! Сказал я: "Седьмой" - он посмотрел на меня долгим взглядом, и столько отрешённости, столько холодного блеска было в глазах, что я смутился. И подумал о том, что не только поил его молоком и кормил рыбой, но и сиротой сделал.
Саби Жанабекович взглянул на меня, и я понял, почему он с неохотой начал рассказывать эту историю.
После того случая Савкенов перестал давать клички волчонку. А тот, будто что-то поняв, стал сторониться людей. Заберётся в кусты и лежит, как в засаде. Только Арке позволял подходить к себе и играл с нею, но сдержаннее, чем раньше.
Однажды исчез он вместе с Аркой. Савкенов обошёл все дворы - нигде нет волчонка. Какое-то подсознательное чувство подсказало, где искать. Сел он в машину и поехал в сторону третьей бригады, на заброшенное поле. У развороченной норы сидел волчонок и жалобно выл, задрав к небу морду. Рядом с ним сидела Арка.
- Веришь, не по себе мне стало, - сказал Саби Жанабекович.
Беглецов привезли домой.
Ещё отчуждённее стал волчонок. Теперь он прятался не в кустах, а в заброшенной печке. Влезал в неё, как в нору, хвостом вперёд, и поблёскивал оттуда недобрыми волчьими глазами.
Дети стали бояться его. Молоко пить он отказывался, не рад был живой рыбе. Ел по ночам, когда его никто не видел. Савкенов хотел выманить прибылого, просунул руку в печь и живо выпростал наружу. Укусил его Седьмой. До крови.
- Я почувствовал себя так, словно меня предали. Верно говорят: сколько волка ни корми[?] - огорчённо говорил Саби Жанабекович. - Но, с другой стороны, поразмыслить: это ведь я его разлучил с матерью. А что дал взамен? Пищу, на цепь не посадил? Но пищу он и сам бы себе добыл. А свобода[?] На кой ему она, если он для воли рождён?
Одним словом, рано или поздно могло случиться неприятное, и Савкенов велел сыну отвезти Седьмого в район, в общество охотников. Серик не хотел везти, но Савкенов был непреклонен. Прибылой становился опасным. Да и соседки докучали Савкенову: "Убей серого, иначе беда будет".
- Лучше бы я вообще не привозил его домой в тот апрельский вечер. Или пусть волчат было бы шесть, без седьмого.
Волчонка не стало. Никто не приходил и не просил его показать. Савкенов поднимался рано и уезжал в бригады. Наступила жатва. Аврал на месяц с гаком. Как-то забежал он домой пообедать, и Серик сказал ему, что пропала Арка. Савкенов не обратил внимания на слова сына, а через день сам заметил: нет собаки.
После того как Седьмого увезли, Арка заскучала, притихла, не бегала по двору, не лаяла весело, встречая Савкенова. И вот пропала[?] Механизаторы из третьей бригады говорили, что видели чью-то собаку у сопки. Быть может, то была приблудная, а может, и Арка. Кто знает, что потянуло её на то поле? Что с ней случилось, неизвестно, только не вернулась Арка в дом.
- Такая, брат, история[?] - повторил Саби Жанабекович. - Год назад это было.
Он пододвинул к себе пиалу и попросил ещё чаю.
Я вспомнил его рассказ, когда Лёша сказал, что мы едем по полям третьей бригады.
Огонёк слева исчез. Луну занавесила туча. Степь стала неприветливой, тёмной. Наверное, в такой степи погибла Арка.
В памяти всплыли последние минуты перед отъездом.
- Саби Жанабекович, а что стало с остальными волчатами?
- Их взяли ребята, отвезли в район, получили наличными. После посевной в бригаде дня два весело было[?]
Константин ГАЙВОНОВСКИЙ