Владимир Лакшин поднимает перчатку
Владимир Лакшин поднимает перчатку
Владимир Лакшин поднимает перчатку
Публикация недавно двух отчасти мемуарных книг о Солженицыне Владимира Лакшина "Солженицын и колесо истории" (составитель С. Кайдаш-Лакшина. М.: Алгоритм, 2008) и Бенедикта Сарнова "Феномен Солженицына" (М.: Эксмо, 2012) показывает, что вопрос о роли А.Т. Твардовского и журнала "Новый мир" в легализации творчества "подпольного" писателя продолжает волновать историков советской и русской литературы. Книга Солженицына "Бодался телёнок с дубом", вокруг которой вращается эта полемика, появилась, как известно, в 1975 году в Париже, а очерк Лакшина о ней в 1977-м в Лондоне. Некоторые детали возникшей тогда полемики остаются неизвестными российским читателям.
"Бодался телёнок
с дубом"
Для русской диаспоры в Западной Европе публикация в феврале 1975 года в Париже автобиографической книги Солженицына "Бодался телёнок с дубом" была большим событием. Я получил от нескольких журналов ещё сброшюрованную вёрстку для возможных рецензий на дату выхода и быстро прочитал все её 627 страниц. В Англии рецензии на ту или иную книгу являются одновременно их рекламой. Поэтому потенциальным рецензентам присылают книги за две-три недели до их поступления в книжные магазины. Рецензии появляются далеко не на все новые книги, и публикация рецензий, даже критических, - это уже признак успеха. Особенно настойчивыми были просьбы из литературного еженедельника The London Book Review. Им статья была просто необходима, а в Англии в то время среди тех, кто мог прочитать русскую книгу, лишь Жорес Медведев знал лично и автора, и героев его книги. Моя небольшая книга "Десять лет после Ивана Денисовича", опубликованная издательством Macmillan на русском в Лондоне в 1973 году, была переведена и на английский. Однако ни одной рецензии или интервью на "Телёнка" ни на русском, ни на английском я так и не смог написать или наговорить, несмотря на многочисленные просьбы. Причиной этому были прежде всего боль и обида за фальшивый образ Александра Твардовского, память о котором была мне дорога, хотя многое, сказанное о нём в "Телёнке", списывалось с натуры. Мою обиду вызывало не только то, что не было о нём сказано, но и то, как он был показан читателям, лично его не знавшим. Не всякую ведь "натуру" принято обнажать, - это известно каждому.
Все в "Новом мире", да и в Союзе писателей знали, почему Александр Трифонович периодически не приходил в редакцию, оставаясь дома иногда на две недели. Эта проблема являлась почти неизбежным результатом шести лет работы фронтовым корреспондентом и комиссаром в звании подполковника, начиная ещё с Финской кампании 1939-1940 гг. Все свои стихи и поэмы Твардовский сначала печатал во фронтовых армейских газетах. Печатал сразу написанное от руки, так как не знал, доживёт ли до продолжения. Это ясно видно по текстам. Боевой дух армии столь же важен для победы, как и артиллерия. Твардовский много лет был самым любимым поэтом не только фронта, но и всей страны (и оставался до 1970 года, хотя писал уже мало). Как бывший краткосрочный фронтовик в "чине" рядового пехоты, а потом и как генетик и биохимик, я знал, что это несчастье неизбежно возникало у некоторых бойцов и определялось физиологией, а не характером человека. "Наркомовские сто грамм", входившие в рацион на передовой, - от них почти никто не отказывался (а у комсостава ограничений в граммах часто не было). Алкоголь "сгорает" в клетках тела в калории намного быстрее, чем углеводы, и быстро даёт тепло. Но у некоторых людей возникает зависимость.
В ноябре 1971 года, перед последней операцией диагностированного метастаза в мозг от запущенного рака лёгких (он всегда курил дешёвые крепкие сигареты без фильтра, это тоже была фронтовая привычка), Александр Трифонович позвал своих уже взрослых дочерей, Валентину и Ольгу, чтобы попрощаться навсегда:
"[?]Не вспоминайте меня пьяного, вспоминайте только трезвого, - сказал им отец и рассказал притчу: - Посмотрите про Ноя в Библии[?] Он начал возделывать землю, насадил виноградник[?] выпил вина и опьянел и лежал обнажённым в шатре своём. Хам, сын его, увидев наготу отца своего, посмеялся, вышел и рассказал братьям[?] Шем и Иафет взяли одежду, пошли задом и покрыли наготу отца своего[?] лица их были обращены назад[?] наготы отца своего они не видели..."
Книга Солженицына начиналась историей публикации "облегчённого" варианта повести "Щ-854" (название "Один день Ивана Денисовича" предложил позже Твардовский), принесённой Львом Копелевым в "Новый мир" в конце 1961 года и отданной редактору отдела прозы Анне Самойловне Берзер, чтобы она уже передала рукопись лично Твардовскому.
Долгохранимая и затаённая моя рукопись пролежала на столе у А.С. Берзер целую неделю неприкрытая, даже не в папке, доступная любому стукачу или похитителю[?] А.С. определила, что любой из членов редколлегии непременно эту рукопись перехватит, зажмёт, заглотнёт, не даст ей дойти до Твардовского. Значит, надо было исхитриться перебросить рукопись через всех них, перешвырнуть через топь осторожности и трусости - и в первые руки угодить - Твардовскому[?] Ушло на это время. Ещё ушло - на ожидание, пока Твардовский вернётся из очередного приступа своего запоя[?]"
Последняя фраза меня удивила, она выглядела лишней и недостоверной. Не мог знать об этом автор, живший в Рязани и незнакомый с Твардовским. Стремительного рассмотрения тогда ещё анонимной рукописи не могло быть. Повесть была написана в 1960-м и "облегчена", конечно, с определённой целью в начале 1961 года. Больше всего времени ушло у самого автора, чтобы решиться на передачу рукописи в "Новый мир". Повесть была отпечатана на машинке через один интервал на обеих сторонах листа, без полей и анонимна: автор всё ещё боялся тогда раскрывать свои имя и адрес. В таком виде передавать её главному редактору Берзер не решилась, и машинистку редакции попросили перепечатать текст в трёх или четырёх экземплярах. Псевдоним автора Рязанский предложил Копелев. На эту перепечатку тоже ушло время.
Особенно горько было мне читать неизвестные раньше никому детали приезда Твардовского в Рязань весной 1964 года, куда пригласил его Солженицын читать у него дома роман "В круге первом", только что укороченный и "облегчённый" на восемь глав в "проходной" вариант. Не доверял тогда Солженицын даже сейфу редактора "Нового мира" и соглашался дать рукопись на прочтение лишь у себя дома. - Александр Трифонович! Роман готов. Но что значит для писателя отдать в редакцию роман, если всего за жизнь думаешь сделать их только два? Всё равно, что сына женить. На такую свадьбу уж приезжайте ко мне в Рязань.
И он согласился, даже с удовольствием[?] уникальный случай в его редакторской жизни[?] Он и приехал простым пассажиром местного поезда и билет взял сам, не через депутатскую комнату".
"Как я понимаю работу (Твардовский уже читал весь день и с восторгом), ему нужно было быть трезвым до конца[?] но гостеприимство требовало поставить к обеду и коньяк, и водку. От этого он быстро потерял выдержку, глаза его стали бешеноватые, белые, и вырывалась из него потребность громко выговариваться[?]"
И таких натуральных зарисовок, совершенно ненужных, лишних, но явно намеренных, злых и ложных, в книге было немало не только о Твардовском, но и о других достойных людях. (И.А. Сац - собутыльник Твардовского, мутный; А.И. Кондратович - с ушами настороженными и вынюхивающим носом, Дементьев - "недоброго духа" и т.д.). Таким путём Солженицын хотел подчеркнуть, что для выхода на литературную орбиту у него не было мощной ракеты-носителя, редактора "Нового мира" и всей редколлегии журнала. Не упоминал Солженицын и о том, что его повесть публиковалась на основании обеспеченного Твардовским специального решения Президиума Центрального Комитета КПСС, собиравшегося для её обсуждения два раза.
"Конечно, я был обязан Твардовскому - но лично[?] Как Троя своим существованием всё-таки не обязана Шлиману, так и наша лагерная залегающая культура имеет свои заветы".
Но ведь без раскопок Генриха Шлимана гомеровская Троя могла бы оставаться легендой и до настоящего времени.
Посылая брату Рою конфиденциальными путями несколько экземпляров "Телёнка" в Москву, многие друзья и бывшие сотрудники "Нового мира" получили эту книгу именно из Лондона, я просил Роя уберечь от неё Марию Илларионовну Твардовскую. Но отрывки из книги уже регулярно читали по "Свободе", по "Немецкой волне" и по "Голосу Америки".
Дочери Твардовского тоже получили книгу. Рой, сообщая мне об этом уже в июне, писал: "Младшая дочь, знавшая Солженицына лучше, не раз плакала, читая "Телёнка", конечно, от обиды[?] Вспоминая об этом, Оля всё время спрашивала меня - какой же он - Солженицын - христианин?"
"Солженицын,
Твардовский
и "Новый мир"
В начале 1975 года Рой Медведев начал выпускать в Москве самиздатный журнал-альманах "Двадцатый век", полагая, что я в Лондоне смогу обеспечить его публикацию в печатной форме. Для этой цели я осуществил регистрацию издательства, названного T. C. D.Publication и начал готовить первый выпуск. Далеко не все статьи и очерки, входившие в самиздатную версию, представляли интерес для русской диаспоры за пределами СССР. В первый номер альманаха, вышедшего в Лондоне в 1976 году тиражом в 1000 экз., вошли несколько статей и очерков и посмертные литературные произведения Бориса Ямпольского и Д. Витковского. Подготовку к изданию второго номера я начал ещё до выхода первого. Времени для этого не хватало, так как я уже третий год работал и отделе генетики Национального института медицинских исследований. Работа над альманахом шла медленно. Второй выпуск по содержанию оказывался интереснее первого. В номер входил большой очерк В.Я. Лакшина "Солженицын, Твардовский и "Новый мир". Именно этот очерк, как были уверены и Рой и я, мог вызвать наибольший интерес и у советских, и у западных читателей не только потому, что он был прекрасно и эмоционально написан, но и благодаря высокой репутации автора, которого иногда, не без оснований, называли "советским Добролюбовым". Он, кроме того, был близким другом и Твардовского и Солженицына и заместителем главного редактора "Нового мира". Лакшин своими очерками о первых произведениях Солженицына, печатавшихся в "Новом мире", значительно поднял планку славы писателя.
Я познакомился с Лакшиным в 1962 году, и мы быстро стали друзьями. Владимир Яковлевич помимо множества профессиональных достоинств и талантов, которые ценились в литературном мире и читателями, обладал редким благородством и обаятельностью. Он также был безусловным человеком долга и чести. Когда в 1975 году в Москве начала циркулировать книга Солженицына "Бодался телёнок с дубом", рисовавшая искажённые портреты Твардовского и большинства членов редколлегии, попытки дать какой-то ответ через западную прессу сделали дочь Александра Трифоновича Валентина и Рой.
О "Телёнке" я больше писать ничего не буду. Тут всё же лучше всех и наиболее убедительно мог бы написать обо всём, что касается отношений Солженицына, Твардовского и "Нового мира" и всего этого комплекса, лишь один человек - В.Я. Лакшин.
Когда Рой писал это письмо, с датой "3 декабря", он не знал, что Лакшин уже закончил свой очерк, который начал писать сразу после прочтения "Телёнка". Очерк несколько месяцев лежал у него в столе. Он никому его не показывал. В начале февраля 1976 года я получил на домашний адрес в Лондоне письмо из Италии, по штампу из Венеции, в большом конверте и без обратного адреса. В письме находился очерк В.Я. Лакшина, 45 страниц машинописного текста через один интервал и на обеих сторонах тонкой папиросной бумаги. На последней странице стояли даты: 9-30.8.1975. На русском языке я мог опубликовать очерк Лакшина нескоро, следующий выпуск альманаха планировался лишь на начало 1977 года.
Я прочитал очерк Лакшина с большим вниманием. Написано ярко, убедительно, эмоционально: "[?]Пусть те, кому попадутся на глаза эти строки, простят мне излишне личный тон - я не статью для журнала пишу, а с прожитой жизнью пытаюсь объясниться[?] Более десяти лет вся моя личная судьба была связана с журналом А.Т. Твардовского "Новый мир", да и с Солженицыным, вошедшим в литературу через его дверь[?]
[?]В последней книге он прямо оскорбил память человека, мне близкого, кого я считал вторым своим отцом, обидел многих моих товарищей и друзей. Главное же - облил высокомерием свою собственную колыбель, запятнал дело журнала, бывшее в глазах миллионов людей в нашей стране и во всём мире достойным и чистым.
Брошен вызов, и я поднимаю перчатку[?]"
Я сделал несколько копий очерка и послал Майклу Гленни, профессору русской литературы в Бирмингеме, Люсе Катала, руководившей отделом переводов с русского в парижском издательстве Albin Michel, и Витторио Страда, который был консультантам по русской литературе в издательстве Einaudi в Турине. С Люсей Катала и с её мужем Жаном я познакомился ещё в Москве в 1966 году.
Первой ответила Люся Катала. В письме, а затем по телефону она сообщила, что "Телёнок" Солженицына, переводился в Париже с рукописи и был издан в конце 1975 года (Le Chкne et le Veau, Ed. du Seuil). Издательство Albin Michel, в котором работала Люся, готово срочно издать очерк Лакшина. 9 июня я подписал договор с директором. В дополнение к основному тексту в книгу были включены "Открытое письмо" дочери Твардовского Валентины, статья Роя с биографией Твардовского и с оценкой его роли в русской литературе и краткая статья Ефима Эткинда La review Novy Mir о значении "Нового мира" и о его главных авторах (Михаил Булгаков, Борис Пастернак, Виктор Некрасов, Анна Ахматова, Константин Паустовский и многие другие писатели, известные французам.)
Французское издание Vladimir LaKchine. Rёsponse а Soljёnitsyne вышло в феврале 1977 года, раньше русского. Это была небольшая книга в плотном глянцевом переплёте, 182 страницы с вкладкой фотографий. Одна из них запечатлела, как Солженицын и Лакшин 21 декабря 1971 года вели под руки вдову Твардовского Марию Илларионовну к свежевырытой могиле поэта на Новодевичьем кладбище.
Майкл Гленни посоветовал мне предложить книгу В.Я. Лакшина издательству Кембриджского университета. Он сам соглашался стать её переводчиком. Ответ из Кембриджа на моё предложение пришёл исключительно быстро.
Я, конечно, приехал в Кэмбридж. При обсуждении во время ланча все проблемы были согласованы. Издательство заказывало двум литературоведам университета дополнительные статьи: одну - о Твардовском и вторую - о журнале "Новый мир". Такие статьи могли лишь обогатить очерк Лакшина.
После дополнительной переписки и двух встреч в Лондоне заместитель главного редактора м-р Блэк пригласил меня и Майкла Гленни в Кембридж. Через два дня я получил общее письмо от издателя для Гленни и Медведева. Он предлагал контракт на издание книги тиражом в 2500 экземпляров, скромный гонорар авторам и относительно щедрую оплату перевода. Гленни сразу согласился, я тоже. В январе 1977 года я получил из Кембриджа вёрстку всей книги на английском. Всё было готово к изданию. Майкл Гленни, знавший британского издателя "Телёнка", сумел получить вёрстку английского перевода, законченного в октябре 1976 года (она уже рассылалась для подготовки рецензий на день выхода), и дал все цитаты из книги Солженицына по английскому изданию и с указанием соответствующих страниц. Неожиданно для всех в конце января 1977 года мне сообщили из Кембриджа по телефону о том, что весь тираж книги Солженицына, предназначенный для США, Великобритании, Канады и других англоязычных стран, временно задержан только из-за угрозы подачи иска в суд по поводу клеветы, предъявленного британскому издателю Солженицына Ольгой Андреевой-Карлайл и её мужем Генри Карлайлом.
Я был очень удивлён и озадачен таким развитием событий, так как в русском издании книги не содержалось никаких упоминаний об Ольге и Генри Карлайлах. Однако Майкл Гленни, читавший последнюю вёрстку книги на английском для сверки цитат, рассказал мне, что Солженицын включил в раздел "Нобелиана" сноску, в которой обвинял супругов, называя их имена, во множестве грехов, в корысти, злоупотреблении его доверием и в присвоении почти половины гонорара от всемирных продаж романа "В круге первом".
Конец
"Секретного круга"
Заключительная глава, или "Четвёртое дополнение", книги Солженицына "Бодался телёнок с дубом" писалась в июне 1974 года уже в Цюрихе. В ней автор раскрыл задуманный раньше стратегический план, осуществление которого могло бы, как он считал, предотвратить его высылку из страны даже после публикации "Архипелага":
"Ещё раньше, тотчас вслед за русским, должно было появиться американское издание. Мною всё было сделано для того, но два-три сухих корыстных человека западного воспитания всё обратили в труху, всю троицыну отправку 1968 года: американское издание опоздает на полгода, не поддержит меня на перетяге через пропасть - и только поэтому, думаю, наступила развязка".
Я, прочитав в начале 1975 года этот параграф, не сразу понял, о ком идёт речь, кто эти "два-три сухих корыстных человека". Но я уже знал, что "троицына отправка 1968 года" представляла собой вывоз из Москвы в Париж микрофильмов всех трёх томов "Архипелага ГУЛАГа", организованный Ольгой Андреевой-Карлайл и её братом Александром, внучкой и внуком знаменитого русского писателя Леонида Андреева, бывших тогда доверенными людьми Солженицына. В этой "отправке" участвовала также и Наталья Столярова, в недавнем прошлом секретарша Ильи Эренбурга, а теперь надёжный помощник Александра Исаевича. Александр Андреев в то время работал в ЮНЕСКО в Париже руководителем отдела синхронных переводов. Он спрятал микрофильмы в аппаратуре; техническое оборудование агентств ООН не проходит таможенного досмотра и сотрудников ЮНЕСКО не обыскивают. Копии фоторепродукций с микрофильма были переданы в YMCA-PRESS. Согласно инструкции Солженицына, сразу, уже в 1968 году, был начат державшийся в секрете перевод "Архипелага" на английский, продолжавшийся почти пять лет. Шли секретные переводы томов и на другие европейские языки. Когда Солженицын в сентябре 1973 года дал через YMCA-PRESS команду немедленно печатать "Архипелаг" на русском и на иностранных языках, он ожидал, что они начнут появляться одновременно. Он планировал "залп", от которого "не выстоит их держава". Американское издание, даже только первого тома, нельзя было печатать с рукописи перевода.
Для американских читателей это была не "художественная проза", а сложное историческое исследование по малознакомому им предмету. Издатель был обязан отрецензировать перевод, провести редактирование, заказать объяснение терминов и имён главных действующих лиц, а также, уже по вёрстке, составить индекс имён и событий. Это добавляло больше 40 страниц разных справочных материалов. Рецензии в прессе заказываются обычно за месяц до выхода книг в продажу. Важна и предварительная реклама. Без этого книга просто не могла пойти в книготорговую сеть. По договору Солженицын требовал, чтобы дешёвое издание в бумажном переплёте шло в продажу раньше дорогого с суперобложкой. Но дешёвые издания делают, копируя дорогие. Всё это и заняло полгода интенсивной работы нескольких редакторов, тем более что перевод исключительно трудного текста, сделанный Томасом Уитни (Thomas Whiteney), действительно требовал редактирования. "Два-три сухих корыстных человека" - это были Томас Уитни, в прошлом дипломат, девять лет работавший в СССР, переводчик романа Солженицына "В круге первом", который переводил все три тома "Архипелага" без договора и без финансового вознаграждения, считая за честь быть "переводчиком Солженицына", и Ольга Андреева-Карлайл с мужем Генри, писателем и переводчиком, которым Солженицын ещё в 1967 году неожиданно и по собственной инициативе во время визита Ольги в Москву доверил вести все свои дела в США и которые полностью были этим заняты почти шесть лет. Именно они обеспечили вывоз из СССР микрофильма романа "В круге первом" и его перевод и издание в США.
Все они были в шоке, но надеялись на то, что столь туманная фраза без раскрытия имён не будет замечена. Это оказалось иллюзией. В рецензии на русское издание "Телёнка", появившейся вскоре в The New York Reviews of Books, написанной осведомлённой обо всём Патрицией Блейк, имена "корыстных людей западного воспитания" были раскрыты. В их числе оказался и близкий друг Томаса Уитни Гаррисон Солсбери, известный писатель и один из редакторов The New York Times, посвящённый во все дела.
Солженицын в сноске, добавленной в английское издание, критиковал перевод, сделанный Уитни, называя его "подстрочником", но имя переводчика в сноске не называлось. Солженицын явно не знал советской практики переводов, при которой лингвист, знающий тот или иной иностранный язык, готовит сначала "подстрочник", то есть дословный перевод, который затем превращает в художественную прозу профессиональный писатель или поэт. В Англии и в США всю работу по переводу с русского делает один человек. Английский язык грамматически не столь сложен, как русский. Полностью адекватный перевод солженицынского очень сложного слога и новых словообразований на английский невозможен.
Возникший конфликт продолжался несколько лет. Некоторые поправки были сделаны лишь в 1979 году. Но они не удовлетворили Карлайлов. На таких делах зарабатывают обычно только адвокаты конфликтующих сторон. Обе книги - Солженицына и Лакшина - были опубликованы в США лишь осенью 1980 года. В Англии публикация книги Лакшина была заблокирована адвокатами Солженицына. Майкла Гленни попросили вернуть выплаченный ему гонорар за перевод, но оплату перевода снова осуществил американский издатель. Немедленно вслед за публикацией "Телёнка" в США Ольга и Генри Карлайлы подали в суд в Сан-Франциско иск о клевете. Сумма иска составляла 2 миллиона долларов. Окончательное решение по иску принимал 24 июля 1981 года судья Сан-Франциско Вильям Швартцер. Иск был отвергнут. Небольшая заметка об этом в газете International Herald Tribune за 27 июля 1981 года случайно попалась мне на глаза, и я нашёл её теперь в папке с перепиской по книге Лакшина. Всего несколько строчек в справочной колонке Реор1е. Даю перевод:
"Судья Вильям Швартцер постановил в пятницу, что Солженицын в его последней работе "Дуб и Телёнок" не оклеветал художницу и писательницу Ольгу Андрееву-Карлайл и её мужа Генри, редактора и писателя. В книге Солженицын критикует Карлайлов за их совместную работу по публикации его прежних произведений "В круге первом" и "Архипелаг ГУЛАГ". Швартцер постановил, что написанное Солженицыным является его мнением и как таковое не может рассматриваться как клевета".
Жорес МЕДВЕДЕВ,
ЛОНДОН