Леонид Селезнев НЕИЗВЕСТНЫЙ МАЯКОВСКИЙ
Леонид Селезнев НЕИЗВЕСТНЫЙ МАЯКОВСКИЙ
Хорошо известно, что в 1920-е годы Маяковский неоднократно бывал в заграничных поездках и всегда осознавал себя там литературным полпредом СССР. Поэтому он принципиально отказывался давать интервью газетам и журналам послеоктябрьской эмиграции. И общался с эмигрантами из России достаточно редко и очень выборочно (не сделал исключения и для Марины Цветаевой, высоко ценившей его как поэта). Большинство известных нам сегодня интервью Маяковского заграничным органам печати — это беседы с журналистами газет социалистической или просоветской ориентации. Русские эмигрантские газеты или вполне буржуазные иностранные издания вроде "Нью-Йорк таймс" — в лучшем случае публиковали пристрастное изложение публичных выступлений поэта.
Поэтому неожиданной показалась публикация старейшего русского журналиста Михаила Константиновича Первухина (работал корреспондентом газеты "Русское слово" в Италии еще с 1910 г., да так и остался там после 1917 г.) в издаваемой в Париже "Русской газете" от 26 апреля 1924 года: на первой странице помещен его фельетон "Пьяные гамадрилы", в котором он довольно подробно излагает интервью Маяковского специальному корреспонденту римской газеты "Мессаджеро" в Москве Энрико Каваккиоли. Газета "Мессаджеро" ("Вестник"), основанная в 1878 г., в 1920-е годы поддерживала (как и подавляющее большинство периодических изданий Италии) недавно пришедший к власти фашистский режим Бенито Муссолини. Почему же Маяковский, брезгливо относившийся к буржуазной (а уж тем более — профашистской) печати, согласился принять у себя в Москве журналиста право-консервативной газеты?
Ответ на этот вопрос простой: спецкором "Мессаджеро" в Москве в 1924 году был писатель-футурист Энрико Каваккиоли, близкий соратник основателя футуристического движения в Италии Ф.Т.Маринетти. Каваккиоли был дружен с Маринетти еще с 1906 года, со времени сотрудничества в миланском журнале "Поэзия", одном из первых изданий итальянского литературного авангарда. И хотя во время приезда в Россию в начале 1914 года "Главного футуриста" Маринетти Маяковский и его товарищи публично заявляли о независимости русского футуризма от итальянского, — чувство эстетической, художественной общности с итальянцами ("отцами-основателями") у Маяковского, по-видимому, было. Схожесть была и в мощной идейно-политической энергетике итальянского и русского футуризма: представители обоих движений поддержали генетически разные, но радикальные политические режимы в своих странах: итальянские футуристы — первую в мире модель национального фашизма (еще без оголтелого расизма, который появится в 1930-е годы в Германии при Гитлере); русские "будетляне" — первую в мире модель интернационального коммунизма (в начале 1920-х годов — еще с надеждой на "мировую революцию")...
Итак, в марте 1924 года в Москве в гости к Маяковскому и Брикам пришел спецкор газеты "Мессаджеро" Энрико Каваккиоли, "правый" футурист, сторонник правящего режима Муссолини. "Литературный обед" (по определению Каваккиоли) прошел в квартире О.М. и Л.Ю.Бриков в Водопьяном переулке, где Брики жили с соседями, сами занимая 2 комнаты. В квартире у Бриков уже второй год проходили заседания литературной группы ЛЕФ ("Левый фронт искусства") и редколлегии одноименного журнала, главным редактором которого являлся Маяковский. Стала ли известна Маяковскому и Брикам едко-ироническая итальянская публикация Э. Каваккиоли, — ответить трудно. Основной зарубежный информатор Эльза Триоле мало интересовалась периодикой Италии. Сам поэт был равнодушен к прессе русской эмиграции, где был опубликован отклик М.Первухина на беседу Каваккиоли с Маяковским. В советских газетах и журналах того времени никакой реакции на эту публикацию не обнаружено.
Сегодня, читая талантливо и остроумно записанную беседу с Маяковским, еще раз погружаешься в атмосферу надежд и иллюзий 1920-х годов, когда многим итальянцам казалось, что именно фашизм выведет страну из длительного кризиса, а русские в СССР надежды на обновление страны связывали с новой, внешне очень привлекательной идеологией построения коммунистического общества. В будущем разочарования ждали и тех, и других. А пока лозунг "Вперед, Италия!" для итальянцев и знаменитый призыв Маяковского "Время, вперед!" для советских людей значили очень и очень много…