Александр Проханов __ СЛОВО О РАЗДЕЛЁННОМ НАРОДЕ

Александр Проханов __ СЛОВО О РАЗДЕЛЁННОМ НАРОДЕ

В реку русской жизни падают метеориты, один за другим, раскаленные, страшные, — глыбы небесные. Русский мир вскипает, расплескивается, высыхает почти до дна. Медленно стекается вновь в свое историческое русло, храня на дне уродливые камни истории, не досчитавшись унесенных вихрем драгоценных выплесков. На всех континентах мерцают брызги этих унесенных взрывами волн. Отовсюду тянутся к нам печальные зовы, родные и неутолимые, как русские песни. Русский народ — разделенный народ. Он в рассеянии, как и евреи. Но евреи уносили с собой мечту о неизбежном возвращении, о воссоздании Храма, и эта мессианская мечта, передаваемая из поколения в поколение, делала рассеянных евреев целостным народом, рождала вождей и пророков, собиравших воедино мировое еврейство.

     Найдется ли среди русских государственный муж, или когорта государственников, или собор патриотов, которые скажут своему народу, что он — разделенный, что ветви русского дерева, отсеченные от ствола, чахнут среди других лесов и рощ, не находя себе почвы, теряют листву, превращаясь в мертвые голые прутья. Только твёрдое и отважное, полное горечи и любви утверждение о разделенном русском народе создаст философию и политику, которая собирает русский мир, возвращает на обтесанный ствол отсеченные ветви. Может быть, это возьмёт на себя организация "Русский мир" с её председателем Никоновым? Но организация эта, напоминающая странный гибрид МИДа, Министерства культуры и ФСБ, довольствуется тем, что время от времени собирает из эмигрантов "пикники на обочине", потчуя их блюдами из поваренной книги Похлёбкина. Или, может быть, это сделают партии, которые мучительно, словно стопудовую гирю, поднимают "русский вопрос"? Но дальше примитивных заискиваний "перед русскими и бедными" дело у них не идёт.

     Может быть, власть, управляющая в России остатками русского народа, произнесёт этот огнедышащий глагол? Но она, эта власть, вся в трубах, в газопроводах, в траншах, плавает в синильных волнах глобализма, и ей чужд и опасен народ, над которым она поставлена, она не хочет его усиления, она и есть — метеорит, упавший в русскую жизнь.

     Соединению русского мира в новую соборную целостность должна предшествовать огромная духовная работа, возвышающая мыслителей над конкретной историей, над непреложностью исторических фактов, над изъедающей нас русской распрей, длящейся веками, прокладывающей трещины, по которым мы распадаемся. Метафизический взгляд на русскую жизнь и судьбу позволит достичь высоты, где кончается история и начинается метаистория, где русская драма предстаёт небесной гармонией, где рассеченность русских эпох становится мнимой, где соперничество русских царей и вождей не скрывает их неотъемлемости от русской судьбы, выстраивает их в сложное симфоническое единство, в котором не потеряны для России ни один голос, ни один исторический поступок, ни одно учение. В этом ясновидящем взгляде на русскую жизнь перестают враждовать царь Иван Грозный и князь Андрей Курбский, Патриарх Никон и протопоп Аввакум, Петр Первый и стрельцы, Николай Второй и Ленин, Иосиф Сталин и Власов. Перестают враждовать последние советские деятели и адепты "лихих девяностых”. Русская история едина в своих победах и кошмарах, в своей святости и злодействе. Но это лишь в горней высоте метафизики, в озаренном пророческом разуме. Здесь же, на грешной земле, — вражда, война, расщепление.

     Православная Церковь — прибежище русских, хранительница заповедей, толкующая русскую историю и русское государство как священные, мессианские. Она могла бы провозгласить правду о разделенном русском народе, примирить враждующие времена и эпохи, накрыть золотой епитрахилью все русские головы. Она, Церковь, искупающая, примиряющая, не мстящая, пророчествующая, — должна соборовать весь русский народ, воспалив семисвечник, озарить фаворским светом все казематы, все глухие чуланы, все дремучие углы, по которым пряталась разъятая Россия. Но церковь не готова к этому. Она занята мирскими делами, строит, копит, рвётся во все сферы материального бытия. Ей словно не до вселенских воззваний.

     К тому же в церкви, Бог весть откуда, возник новоявленный владыка с лёгким оксфордским акцентом, постоянно сеющий рознь. Чуткие к обновленческим светским новациям приходские священники с тревогой внимают слухам о готовящейся церковной реформе, её "перестройке и перезагрузке". Об ущемлении самостоятельности приходов. О приезде Папы Римского в Москву. Об исправлении церковнославянского языка. Об "оптимизации" церковной службы. О замене церковного календаря на светский, где совпадают православные и католические Рождество и Пасха. О том, что Патриарх будет назван главою Церкви, в то время как главою её является Христос.

     Быть может, Путин, нареченный национальным лидером, произнесёт слова о разделенном русском народе, что даст мировоззренческую основу новой, еще очень хрупкой и часто мнимой русской государственности? Но Путин молчит. Его государственные импульсы гасятся. Его бег кажется бегом на месте. Иногда он напоминает мотылька, который бьется в паутине, а к нему то приближается, то удаляется страшный тёмный паук. Сумеет ли он разорвать паутину и взлететь? Или повиснет в ней сухим хитином? И предзимний ветер сорвет паутину, сухую личинку унесёт в черноту, и наступит долгая русская ночь с раскаленными морозными звёздами.

1