Людмила Лаврова ЗДЕСЬ И ТАМ [ театр ]

Людмила Лаврова ЗДЕСЬ И ТАМ [ театр ]

Герои Юрия Мамлеева обрели лица и голоса.

Их воплощение на сцене Театра на Перовской производит впечатление шока.

А ведь сюжет пьесы “Ночной пришелец, или Свадьба с незнакомцем” на первый взгляд не более, чем “скверный анекдот”. Собралась некая пестрая компания в глухом лесном углу свадьбу справить, а жених, посреди торжества и моря разливанного водки, возьми да и умри... И все это происходит в специфически мамлеевской атмосфере странных звуков и шорохов, в обстановке, где любая деталь — блик света, упавший на лицо актера — вроде бы случайны, но изменить ничего нельзя...

Режиссер Кирилл Панченко прежде увидел мамлеевский мир как целое, уже потом в его замысле проступили очертания фигур, зазвучали партии солистов, составивших сложный ансамбль, где каждый участник трагикомического происшествия в заброшенной избе по отдельности, может и не совсем осознает, к какому пределу он приблизился. Однако герои пьесы переходят этот предел, а сидящие в зале — следом за ними.

Актерский состав постановки — большая удача режиссера Панченко. Юрий Шерстнев и Галина Чигасова, Евгений Яковлев и Светлана Загородняя, Виктор Никитин и Наталья Терентьева — все исполнители будто родились в мамлеевском тексте. Актеры не проговаривают свои роли, но празднично несут бремя вопросов и догадок, от которых свихнулся бы любой циничный ум. Ум, поначалу утешающий себя известной формулой: они пугают, а мне не страшно.

Страшно, страшно! Потому что у Мамлеева за диковатыми, на взгляд амбициозных интеллектуалов, репликами персонажей пьесы (этих дурачков блаженненьких, которые, может, и книг никогда не читали) — проглядывает неподчиненная пресловутой "цивилизации" Россия, то грозное “коллективное бессознательное”, над которым не властны социальные технологии, оснащенные средствами космической связи. Россия все перемелет, все переделает по-своему. Здесь — бредом косноязычным прикинется; там — светом ангельским вспыхнет. Во тьму опустится — но не сгинет, не пропадет.

Однажды, отвечая на упреки, что пишет он об очень страшных и мрачных вещах, Юрий Мамлеев рассказал, как на встрече с читателями в Питере к нему подошли двое молодых людей и поблагодарили за то, что его проза сберегла их от самоубийства. Присутствующие недоверчиво зашумели — история действительно могла показаться парадоксальной, если не понимать предостережения, сокрытого в глубине всего творчества Мамлеева: Здесь и Там — не разделены некой роковой чертой, они взаимопроницаемы, подвижны. Переход же из Яви в Навь, за Предел привычного человеческого существования предполагает великие духовные усилия. Если здесь мы не способны справиться с тепленьким ужасом обыденности, с внутренним хаосом, ледяным ужасом неведомого. Там обожжет нас вопросами отнюдь не в духе ток-шоу “Поле чудес” Якубовича.

Там — не страшнее, чем Здесь, и заманчивее, — именно на это намекает в пьесе Нелепов (великолепный Шерстнев!), внося в сознание гостей на свадьбе сумятицу, соблазняя, дразня таким, чему напрасно искать определение в словарях.

Вспоминается знаменитая строка из последней сцены пьесы Ж.-П. Сартра “Нет выхода”: “Z’enfer — c’est les autres” — “Ад — это другие”.

И понимаешь, что вот оно, корневое отличие нас от них, чтобы там ни пророчили сторонники единого мира. И ад, и рай русский человек несет в себе, а выхода, бывает, действительно нет, пока не придет, как в пьесе Мамлеева, Некто, Незнакомец. Он может появиться прямо из зала или с улицы, или же вы услышите его голос словно бы изнутри, как это и происходит в трактовке пьесы Кириллом Панченко. И тогда что-то перевернется, сломается в привычном течении земного времени, откроется завеса других возможностей, иных путей.

Если Россию даже распродать до последнего кирпича, застроить “макдональдсами” и влить всему населению другую кровь (что предложили сделать глянцевые мальчики из журнала "Ом"), — незнакомец придет все равно. Но только вряд ли он придет на свадьбу.

Людмила ЛАВРОВА

На снимке: Любимый персонаж писателя Мамлеева. В роли Нелепова — Юрий Шерстнев