А чукча в чуме / Искусство и культура / Художественный дневник / Оперетта

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

А чукча в чуме / Искусство и культура / Художественный дневник / Оперетта

А чукча в чуме

Искусство и культура Художественный дневник Оперетта

Оперетта «Веселая вдова» в МАМТе

 

Оперетта начинается с грустной сцены: на старомодные ватные сугробы падает снег, справа стоит лысая дама в черном, слева — группа товарищей в костюмах секретарей ЦК и незабвенных шапках пирожком. Товарищи зачитывают соболезнования и жмут даме ручку. И все бы славно, да только вместо гроба в центре сцены высится банковский золотой слиток.

Сцена эта, как к ней ни относись, дала фору всем остальным по цельности. После нее начался кавардак. Опытнейший режиссер Адольф Шапиро словно решил напихать в спектакль все возможные идеи, а замечательный художник Александр Шишкин («Между собакой и волком») обреченно пошел следом. Так спектакль стал похож на развал китайского ширпотреба. Круглые фонари на сцене и в оркестре плюс немного ломкой пластики главной героини — привет модерну. Ее же, Ганны Главари, лысый череп — привет «Пятому элементу». Негнущиеся кринолины из поролона — привет авангарду 70-х. Френчи и шапки-пирожки отсылают к советской стабильности, а одетые в дохи черногорские подданные в Париже — к великой братской дружбе с ее анекдотами про чукчей... Понятно, что соответственно одетые работники посольства пуще ада боятся гнева родины и главного наказания — высылки домой. Очевидно, что история богатой вдовы, чей капитал равен бюджету родины, легко компонуется с реалиями любой страны постсоциалистического пространства.

Но настаивать на этой концепции режиссеру мешают два обстоятельства. Сюжет, который скрипит и корежится, и, главное, музыка — она просто встает на дыбы. Тут сразу оговоримся, что разодетый в гламурные розовые костюмы оркестр показал себя лучшим участником дела. Струнные так даже напомнили о том, что перед нами одна из самых удачных оперетт, выведенных человечеством. Смотреть на маэстро Вольфа Горелика часто было приятнее, чем на сцену, — он-то никем не притворялся и глупостей не порол.

А вот устроившая настоящий славянский вечер Ганна (во втором составе очень вульгарная) разгуливала среди лежащих на полу «чукчей» и перед классической «Песней о Вилье» сказала, что «бабушка пела ее по-немецки», — и земляки радостно закивали. Чукчи-черногорцы, кстати, тоже не смогли решить, изображать им корякский ансамбль «Мэнго» с притопами или стрит-данс, так что сделали то и другое. Между тем лысая Ганна ко второй картине отрастила волосы до каре, а к финалу и вовсе обзавелась гривой до пояса. Концептуально.

Да, просто соответствовать ожиданиям публики теперь для театра скучно. Самых доверчивых в зале, слишком живо откликнувшихся на мелькнувшие цитатки из «Сильвы» и «Мистера Икс», было даже жаль, но не слишком. В конце концов, для них есть Московская оперетта. Да и в афише МАМТа были когда-то «Летучая мышь» с прекрасной Еленой Манистиной и светлое «Обручение в монастыре».