Ковбойский проход по враждебному городу

Ковбойский проход по враждебному городу

Литература

Ковбойский проход по враждебному городу

РАКУРС С ДИСКУРСОМ

Юрий БЕЛИКОВ, собкор «ЛГ», ПЕРМЬ

Живущего в Санкт-Петербурге известного российского критика, «литературного бретёра» (так нарёк его другой критик, Владимир Бондаренко) Виктора Топорова можно сравнить с ледоколом. Благо фамилия у него для этого располагающая. Полярные льды любых авторитетов ему, что называется, по зубам.

– Виктор Леонидович, в какой степени вы должны были насолить всему литературному сообществу России, если даже на книжной ярмарке в Перми из уст главного редактора журнала «Знамя» Сергея Чупринина прозвучало: «Если я говорю «стриженый», Топоров говорит «скошенный»?

– Однажды уже было сформулировано: дескать, я такой же нарушитель конвенций, как Паниковский в «Золотом телёнке». Но я конвенций ни с кем не подписывал, тем паче – с Чуприниным. И более того, как раз считаю всех моих оппонентов теми самыми детьми лейтенанта Шмидта. Иными словами – литературными аферистами. Это касается в значительной степени всего нашего литературного истеблишмента. В том числе – моего поколения и нескольких последующих. Я видел, как они складывались, наблюдал, на что люди идут. Тот же Чупринин и его зам Наталья Иванова. Вся их работа в журнале «Знамя» построена на том, чтобы они почаще ездили за рубеж на халяву. Ну и получали гранты и всякое такое. Страдает от этого дело или нет? Скажем, на уровне 1997–2003?годов я выделял журнал «Знамя» как бесспорно лучший. Но в 2003–2006?годах, по моим представлениям, лучшим стал «Новый мир». Потом его главный редактор Андрей Василевский сошёл с ума – вообразил себя поэтом и сдал журнал одесской поэтической школе…

– Вас ещё именуют «литературным двойником Невзорова, Руцкого и Коржакова». Сравнивают со щукой, запущенной в озеро, чтобы карась не дремал, с волком-одиночкой и неизменно называют «мастером презрительных суждений». Неужели вам нравится устрашать?

– Все эти определения и сравнения были почерпнуты из прессы. В частности, как раз Коржаковым меня называл тот же Чупринин. А с Невзоровым меня сравнивали довольно часто, потому что считается, что его «600?секунд» – это 600?секунд ненависти. И у меня, мол, то же самое. Руцкого я поддерживал в его противостоянии с Ельциным в октябре 1993 года. В ту пору у меня была опубликована серия статей в «Независимой газете» против Ельцина и всей подстрекающей его интеллигенции. Одна из них называлась «С кем вы, мастера халтуры?». Поэтому меня и ассоциировали с Руцким.

– Но вам, видимо, нравится быть притчей во языцех? Или это некое ваше альтер эго – второе «я»?

– Господи! Всякому нравится, чтоб его любили, гладили и чесали… Что касается меня, то тут так: когда ты действуешь в одиночку, ты должен внушать определённые чувства. Скажем, я прекрасно понимаю, что против меня в литературном мире выступает сильный человек или группа влиятельных людей, и если я немедленно не дам им сдачи, и даже сдачи с превышением, то все решат, что Акела промахнулся, и тут на меня кинутся всякие мелкие шавки.

– То есть это вариант такого боксёрского поединка?..

– Скорее, это такой ковбойский проход по чужому враждебному городу, когда тебе требуется выхватить пистолет первым…

– В «Двойном дне» вы обмолвились, что познакомились с человеком, «пожалуй, ещё более отвратительным, чем я сам». Хотя любой человек с годами всё-таки имеет свойство меняться. С вами нечто подобное не происходит?

– Я со многими людьми дружу буквально со школьной скамьи. И вот они мне говорят, что в 14–15?лет я был настолько же невыносим и агрессивен в бытовом поведении, насколько потом стал невыносим и агрессивен в поведении литературном. В быту-то я сейчас человек мягкий и контактный. А хочется ли мне вот этой самой респектабельности?.. Нет, не хочется. Потому что это – ложная респектабельность.

– Может быть, ваше ковбойское поведение – следствие того, что в мир литературы вы входили трудно? И когда-то, будучи заядлым шахматистом, пришли к формуле, что «мир шахмат был и остаётся несправедливым ничуть не в меньшей степени, чем тот же литературный»?

– В шахматах как раз гораздо больше справедливости.

– Однажды «подпольный московский гений» Влодов, волею обстоятельств прошедший через криминальный мир, сделал следующее заявление: «Всему порядочному я обязан воровскому миру. Всему отвратному и подлому – миру литераторов». Вы с этим утверждением согласны?

– На самом деле воровские понятия – это штука достаточно отвратительная, потому что на всех, кто не входит в тот мир, она не распространяется. А вот пацанские правила – дело другое. Я недавно писал о том, что Бродский старше меня на шесть лет, я на шесть лет старше Путина, а Путин на шесть лет старше Андрея Константинова, автора «Бандитского Петербурга» и многих других романов, руководителя АЖУР – Агентства журналистских расследований. И вот мы все четверо воспитывались по одним и тем же дворовым правилам послевоенного Ленинграда. Знали, чего можно, а чего нельзя. Пацанские правила, они очень важны. Это такой кодекс чести. А в воровских – там есть внутренние свои установки, но, повторяю, на остальной, некастовый мир они не действуют. Что касается мира литературы, о котором обмолвился Влодов, это не просто мир литературы, это любой интеллигентский мир…

– …В котором свои иерархии?

– Если речь о литературе, в советское время у нас их было три. Иерархия официальной литературы. Затем – иерархия не то что бы подполья, но второй литературной действительности. И было такое счастливое поле писателей, которых печатали, они пользовались всеми благами полуноменклатуры, но которые вместе с тем снискали уважение и любовь интеллигенции. Такие, как Василий Аксёнов и Юрий Трифонов. Иногда они уезжали в эмиграцию, чем дальше, тем больше, но вообще-то им неплохо жилось и здесь. И вдруг все эти иерархии рухнули. Писатели обнищали. В этот момент одной из форм спасения писателей у нас в стране стали литературные премии. На нашу землю пришёл Букер. С колоссальными деньгами. И эта премия перевернула наше сознание. Все стали мгновенно сочинять романы, потому что премия давалась только за русский роман. Люди брали рассказы, соединяли их какими-то сюжетными склейками и героями и всё это называли гордо: роман! Или: «А я написал маленький рассказ, но всё равно он такой глубокий, что можно сравнить с романом». И действительно: вторую букеровскую премию в России получил Владимир Маканин за небольшой текст «Стол, покрытый сукном и с графином посередине».

– И Букер коррумпировал литературную действительность?

– Да, вокруг Букера начали образовываться какие-то партии, стало понятно, что голоса можно купить. Если не за деньги, то – по бартеру. Можно лоббировать интересы одного писателя и искусственно гасить другого. Это произошло буквально в первый же год существования премии, когда председателем жюри была Алла Латынина, всеми уважаемая, но с одним недостатком – она люто ненавидела Людмилу Петрушевскую. У Петрушевской в тот год шёл, собственно, её единственный роман «Время ночь», который, безусловно, заслуживал Букеровской премии и вообще был лучшим. Можно было дать в тот же год Букера роману Фридриха Горенштейна «Псалом». Горенштейн – великий писатель, но у нас, к сожалению, не очень хорошо известный, в основном в силу черт своего характера – он был очень малоконтактным человеком. Но, поскольку его тоже все ненавидели, Горенштейн не получил Букера. А получил некто Харитонов за роман… Вот уж и названия не помню. Потом все забыли, за какой роман ему присудили премию и что это за писатель.

– Вот вы сказали, что премии для многих писателей стали своего рода формой спасения…

– В 90- е годы – да.

– Не кажется ли вам, что сегодняшний литературный пейзаж напоминает эдакий «Парад планет»? Литературная жизнь превратилась в погоню за тем, кто вернее подглядит, в какой конфигурации выстроятся планеты, и больше нахватает падающих звёзд. Прилепин по вашему счёту уже «дважды Герой». Быков – тоже «дважды Герой», тем самым напросившийся на реплику в «Литгазете» под названием «Второй сон Дмитрия Львовича»…

– Да, я читал…

– А если взять глубинную Россию, её писателей и представить, как смотрит она на всё, происходящее в мире больших литературных премий, по преимуществу касающихся Москвы и Питера?.. Когда знаешь, что в провинции живут творцы не хуже – у них просто принципы другие! – те самые пацанские «не соваться», согласитесь, совсем в ином свете предстают те или иные лауреаты…

– Вы знаете, тут очень сложный момент: понять, до какой поры эти пацанские прин­ципы действуют, когда ты получаешь зелёный виноград на тарелке? Могу привести конкретный пример, глубоко меня задевший. В Братске есть такой писатель Александр Кузьменков. Я прозу его не читал, хотя говорят, что она у него довольно неплохая. Так вот Кузьменков стал выступать с резкими, разгромными рецензиями буквально на всех: на Пелевина, на Крусанова… Камня на камне не оставлял, печатая свои громы и молнии в ежемесячной рубрике журнала «Урал». А мне, когда человек так резко громит, всегда становится интересно: а кто ж тебе нравится? И я его сделал номинатором «Нацбеста». То есть предложил выдвинуть с его стороны кандидатуру на книгу года. И вот на эту премию он предложил сочинения заместителя главного редактора журнала «Урал» Серёжи Белякова. То есть человек, упрекающий литературный мир в коррупции, раскололся…

– Лет десять назад я ввёл в оборот понятие «дикороссы». Для дикороссов, честно несущих свой крест, западло даже выдвигаться на какие-то премии.

– Знаете, что с вашими дикороссами получается? Их в какой-то момент вызывают в Москву – они садятся в поезд, прямо там запивают и пьют пять суток. У меня есть такой автор, которого я издавал, – живущий в Иркутске Алексей Шаманов…

– Так это из отряда моих дикороссов! Только здесь, прикинувшись прозаиком, он приписал себе лишнюю буковку. А в поэзии он свой – Шманов.

– У него и проза – про то, как он запивает. Называется «Коллекция отражений».

– Но если вернуться к премиям: вы – один из отцов-основателей «Национального бестселлера»…

– Я себя называю её комиссаром, или политруком…

– …Слова которого я и хочу сейчас привести: «Я полтора года рекламировал Володю Лорченкова, а он тем не менее не получил в «Нацбесте» ни одного балла». Получается, что и «Нацбест» не избегнул несправедливости?

– Несправедливость – это закон премий. Но несправедливость и нечестность – разные вещи. Я борюсь с нечестностью. А несправедливость, она неизбежна. Когда сговорились одного не пускать, а другого пустить, – это нечестность. В этом году «Большую книгу» потряс скандал. Он был связан с тем, что о махинациях внутри премии впервые заговорили вслух два участника шорт-листа: Олег Павлов и Борис Евсеев. «Нам явно давали понять, – сказали они, – что мы ничего не выиграем. Наши рукописи терялись…» Премия содрогнулась, но, судя по её шорт-листу нового года, коррупция там продолжается. И, видимо, в этом году премию получат Ольга Славникова, Алексей Слаповский и Владимир Сорокин в том или ином порядке. Вы же понимаете, если призовой фонд премии – 250?тысяч долларов, это означает, что в год на неё тратится минимум миллион баксов. Есть организационные расходы, надо оплачивать работу жюри… Эта премия стала такой квазигосударственной. Государственная премия существовала и никуда не девалась, но она не является премией конкурса. Там конкурс закрытый, как и у премии «Триумф». Как у той же Нобелевской. Вдруг – бац! – дают Нобелевку какому-то китайцу, которого вообще никто не знает, потому что он с китайского не переведён, а в Китае не издан. Бывают такие казусы. И «Большая книга» пошла по этому пути – по пути замещения Государственной премии. Огромные олигархические деньги, но под государственным управлением. Хотя там работает комиссия и подсчитываются голоса, на мой взгляд, всегда принимается политическое решение по первым двум местам. А вот третье место – на откуп жюри. Как проголосуют, так проголосуют.

– А чем же тогда принципиально отличается ваш «Нацбест» от других премий?

– Идея этой премии – вскрыть рыночный потенциал ещё не востребованных рынком произведений. Дать писателю удочку, а не рыбу. Во всём мире литературные премии являются средством тонкой настройки рыночных механизмов. У нас эта система до появления «Нацбеста» не работала, потому что Букеровская премия и, допустим, премия имени Аполлона Григорьева действовали на достаточно коррупционной основе. Разновидность отечественной коррупции – это кумовство. Ты – мне, я – тебе. И поэтому не действовали рыночные механизмы. Наградят премией какую-то ерунду, читатель видит, что это ерунда, и реагирует соответствующим образом. Но, после того как «Нацбест» начал теснить Букера (не то что мы его скушали, но оказались той премией, которая влияет на продажу книг), ситуация изменилась. Вот сейчас «Супернацбест» получили Захар Прилепин и его книги, в том числе и та, за которую премия, – в списке первой тройки лидеров продаж. Чего не было ещё несколько месяцев назад. Теперь – о «Нацбесте». Всё это было очень хорошо и временами удачно, но и наша премия входит в штопор. Например, сейчас. Произошло скандальное присуждение этого года, когда мы, представители оргкомитета – я и Вадим Левенталь, – открыто недовольны мнением жюри и решением его почётного председателя Ксении Собчак. И это один из многих скандалов, которые сотрясают в этом году литературные премии.

– Я понимаю, что столицы «сублимируют и концентрируют» – в том числе скандалы, но огромная-то Россия остаётся за кадром. Однако это не значит, что она молчит…

– Она мало того что молчит, она ещё во многом не научилась пользоваться Интернетом. Потому что сейчас то, чего нет в книгах и журналах, ты находишь в Интернете…

– В Лесогорске Иркутской области, где живёт поэт Вячеслав Тюрин, или селе Постаноги Пермского края, где жил поэт Валерий Возженников, чьи стихи включены Евгением Евтушенко в антологию «Десять веков русской поэзии», люди ещё пишут авторучкой…

– Как угодно, но набрать-то в Интернете можно?

– А может, проще выписать вам командировку в Лесогорск и Постаноги?

Статья опубликована :

№39 (6340) (2011-10-05) 3

4

22

6

7

8

9

10

11

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 6 чел. 12345

Комментарии: 05.10.2011 18:19:04 - Леонид Павлович Кузнецов пишет:

Сравнивать Виктора Леонидовича со щукой, с ледоколом... да бросьте. Это скорее Дон Кихот, воюющий с ветряными мельницами... извините за банальность. Искренне верить в то, что современная российская литература в своих даже пиковых проявлениях исключительно непорочна, понятно, что это надо оставить абитуриентам Литинститута - без этой веры в литературу вступать нельзя. Но. Закон Экзюпери действует даже на этой поляне. Нас приручили, повели... точнее - поманили пряником в виде первой публикации, потом первого изданного романа... а в ответе за нас - кто? Двое - хрен в пальто и Виктор Топоров. И все. Первый, в силу его афористичности и абсолютной метафорической бессмысленности, кумир миллионов, но лишь гении чтят его за родителя и лишь гениям дано апеллировать к этому титану. Второй искренне учит быть честными перед литературой и обстоятельствами. И, что интересно, приручали все, а в ответе только Топоров.

![CDATA[ (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] []; w[n].push(function() { Ya.Direct.insertInto(74260, "yandex_ad", { stat_id: 3, site_charset: "windows-1251", ad_format: "direct", type: "600x60", border_type: "block", header_position: "bottom", site_bg_color: "FFFFFF", header_bg_color: "CC9966", border_color: "CC9966", title_color: "996600", url_color: "996600", all_color: "000000", text_color: "000000", hover_color: "CC9966", favicon: true }); }); t = d.documentElement.firstChild; s = d.createElement("script"); s.type = "text/javascript"; s.src = "http://an.yandex.ru/system/context.js"; s.setAttribute("async", "true"); t.insertBefore(s, t.firstChild); })(window, document, "yandex_context_callbacks"); ]]