Борис Лизнёв -- Первый план
Борис Лизнёв -- Первый план
Я отправился на фестиваль православного документального кино в Киев, и по случайному стечению обстоятельств добирался туда, находясь в одном вагоне с гостями первой категории, или, как сейчас принято говорить, VIP-персонами. Когда поезд прибыл в Киев, основную часть участников фестиваля развезли на автобусах. Меня же, заодно с другими людьми из спецвагона, посадили в мерседес и повезли в некую особую гостиницу, при этом не забыв пояснить, что Никита Михалков не может приехать, поэтому меня поселят в его номер. В тот момент я даже несколько вдохновился виртуальным соседством с кинематографическими олигархами.
Гостиница стояла на Днепре, буквально высилась из воды. С первого взгляда было понятно, что она предназначалась исключительно для VIP-персон. Чтобы попасть внутрь, нужно было пройти по мостику; рядом с гостиницей, точно так же вырастая из воды, располагался храм. Постояльцы могли созерцать его из своих окон.
Весь персонал этого наводного отеля встречал нас настолько восторженно, будто бы мы привносили в их жизнь частицу абсолютного счастья. Выряженный в костюм швейцара негр тут же схватил мою сумку и, лучезарно улыбаясь, изображая крайнюю степень экзальтированности, которую способен испытывать человек, потащил её в номер. На все мои недоумённые вопросы он лишь кивал головой, продолжая нести сумку. Администраторши тоже выглядели так, будто бы всю свою жизнь ожидали именно нашего приезда.
Все стены внутри гостиницы увешаны фотографиями знаменитостей. Пугачёва, Киркоров, Долина, Розенбаум, Михалков, Кузьмин и многие другие. Поднявшись по крытым бархатными коврами лестницам на второй этаж, я, наконец, попал в тот самый обещанный мне особенный номер.
Внутри у меня буквально перехватило дыхание. Мне показалось, что, переступив порог, я каким-то образом очутился в Малахитовой гостиной Зимнего дворца. Шесть комнат, на стенах персидские ковры, произведения живописи, стилизованные под эпоху Возрождения, столики и стулья из слоновой кости, на тумбах китайский фарфор, немыслимые вазы, чаши. Всё отделано золотом, серебром, бархатом. Среди комнат есть отдельная приёмная, столовая, спальня. Я стоял и смотрел на всё это, опасаясь даже присесть на какой-то из диванчиков. Но, тем не менее, потом всё же сел. Затем с опаской рассматривал какой-то напольный ковёр, но всё равно прошёл по нему. Находясь в каком-то странном смятённом чувстве, я саркастически поддразнил самого себя: "Неужели дослужился?".
Пребывание в этом замкнутом раю материалиста длилось недолго. Через двадцать минут в номер запыхавшись ворвался тот же самый администратор, который меня заселял и сообщал, что это номер Никиты Михалкова. Целью его столь внезапного вторжения было сообщить, что приезжает актриса Могилевская, она будет поселена в этом номере, а мне придётся переехать в другое место. Следующей репликой было требование поскорее хватать сумку и следовать за ним.
Мой спуск на первый этаж и выход из гостиницы отличался от подъёма в номер полной полярностью настроения персонала. Никто больше не выказывал счастья от моего присутствия, наоборот, меня провожали скептическими взглядами и искривлёнными ухмылками. Негр швейцар, который так радостно и целеустремлённо тащил мою сумку в номер, демонстративно отвернулся, практически уставившись в стену. За порогом гостиницы меня поджидал уже не мерседес, а старый уазик, у которого никак не закрывалась дверь. Посадка внутрь сопровождалась моими попытками эту дверь всё же закрыть и комментариями со стороны водителя, который то советовал вдарить посильнее, то недоумевал, зачем я так мощно хлопаю дверью. В конце концов уазик покатил.
В тот момент мои чувства напоминали настроения Остапа Бендера, когда того изгнали с аукциона. Состояние морального поражения. Но уазик двигался, я смотрел в окно, созерцая природу, и моё настроение постепенно выровнялось, нормализировалось.
Вскоре мы уже были в Киево-Печерской лавре. Мне предстояло разместиться в гостинице для паломников. Поднявшись по простой бетонной лестнице, окружённый обычными крашеными отштукатуренными стенами, я вошёл в небольшую комнату, внутри которой располагалось семь кроватей. Между ними было сложно протиснуться. В глубине комнаты стояла восьмая кровать. Смотря с порога, я её даже не приметил, потому что она вся была завалена сумками. По всей видимости, вот эта — моя, пронеслось у меня в голове.
Я с облегчением вздохнул. Ну вот, наконец-то у своих.