Точки над i не расставлены

Точки над i не расставлены

Александр Ивантер

Наша экономика не перегрета и имеет резервы для ускорения роста, считает помощник президента Андрей Белоусов

Андрей Белоусов

Фото: ИТАР-ТАСС

Дискуссии в экономическом блоке правительства и в ЦБ о мерах по стимулированию экономического роста имели заметную переломную точку в апреле, на совещании у президента в Сочи. До этого момента обсуждение носило более или менее академический характер: как нам подняться с траектории темпов роста в 3–4% годовых, ускорившись до 5–6%, как подправить «бюджетное правило», чтобы иметь возможность отщипывать часть средств из Фонда национального благосостояния (ФНБ) не в 2017 году, а уже в 2014-м и т. д.

Однако экономическая реальность заставила приземлить и конкретизировать дискуссию. Макроэкономические итоги первого квартала не порадовали. Промышленное производство балансировало около нуля, грузоперевозки и экспорт сократились почти на 5%, рост ВВП составил скромные 1,1%. Затем Росстат увеличил оценку до 1,6%, однако стало ясно, что никаких 3–4% роста мы в этом году не получим — Минэкономразвития понизило годовой прогноз до 2,4%, сопроводив его к тому же рядом оптимистичных оговорок (подробнее см. «Ускорение как инженерная задача» в «Эксперте» № 17–18 за 2013 г.). Именно на сочинском совещании тогдашний глава МЭР Андрей Белоусов впервые обозначил два фундаментальных препятствия росту: тяжелый, переукрепленный рубль, экстраординарно дорогой кредит и избыточно жесткая бюджетная консолидация, — а президент Путин поручил правительству подготовить конкретные предложения по стимулированию хозяйства.

С тех пор прошло еще несколько циклов обсуждения животрепещущих вопросов экономической политики. Удалось ли членам кабинета и представителям денежных властей выработать единую позицию? Приняты ли какие-то решения по ускорению роста? Каковы сегодня наиболее тугие дискуссионные узлы? Эти вопросы г-н Белоусов уже в ранге помощника президента по экономическим вопросам согласился обсудить с «Экспертом».

— Дискуссии продолжаются, точки над i не расставлены. Не могут договориться не только чиновники — споры продолжаются и в экспертном сообществе.

— Обозначьте, пожалуйста, позиции сторон.

— Первая позиция состоит в том, что российская экономика вышла на некие пределы производственных возможностей, свидетельство чему — низкий уровень безработицы и высокий уровень загрузки производственных мощностей. Исходя из этого тема ускорения роста связана с долгосрочными структурными мерами — технологической модернизацией, отладкой рыночных институтов, улучшением инвестиционного климата и так далее, а любые бюджетные и денежно-кредитные стимулы бесполезны и даже вредны, так как грозят нарастанием инфляции.

Вторая позиция исходит из того, что торможение нашей экономики обусловлено сочетанием внешних конъюнктурных факторов (рецессия в Европе, замедление Китая) и действий правительства и денежных властей, то есть в существенной степени подлежит оперативной корректировке, прежде всего за счет снижения процентных ставок по банковским кредитам.

— Насколько я понимаю, вам ближе вторая трактовка. А какие у вас контраргументы для сторонников теории перегрева? Кстати, ваш преемник на посту главы МЭР Алексей Улюкаев является одним из убежденных сторонников именно этой точки зрения.

— Резервы эффективно используемых производственных мощностей в обрабатывающей промышленности — именно эффективно используемых, на которых может производиться конкурентоспособная продукция, — составляют 5–10 процентов от величины располагаемой мощности. Это означает, что существуют краткосрочные резервы повышения производительности труда за счет дозагрузки этих мощностей. Об этом свидетельствует и предкризисный период, когда в отдельные годы у нас производительность труда росла на 5–6 процентов.

Я вообще считаю, что в сегодняшних российских реалиях, в отличие от США или Европы, показатель безработицы не является индикатором перегрева рынка труда. Ведь у нас огромная занятость в теневом секторе: по некоторым оценкам, она составляет до 20 миллионов человек. При этом крупные и средние предприятия все последние годы численность сокращали. Что, согласитесь, не вяжется с утверждением о том, что рынок труда уперся в какой-то потолок.

— Итак, по вашему мнению, в нашей экономике сегодня перегрева нет. А какова ваша оценка ситуации?

— Строго говоря, рецессии не наблюдается — рост есть, но очень медленный. Внешний спрос стагнирует. Экономику тянет вверх потребительский сектор: по-прежнему быстро растет реальная зарплата, здесь важнейший фактор — подтягивание зарплат работникам образования и здравоохранения, и вслед за доходами растут потребительские расходы. Инвестиционный рост пока крайне незначительный. В первом полугодии, можно сказать, нулевой. Но по итогам года мы ожидаем небольшого прироста инвестиций в основной капитал.

— В последние месяцы президент Путин все более отчетливо обозначает свою линию в экономической политике.

— Для меня ключевыми стали две вещи. Первая — это бюджетное послание, в котором президент впервые в явном виде сформулировал ускорение экономического роста как сверхзадачу бюджетной политики. Вторая — выступление Путина на питерском форуме, где президент фактически изложил тезисы программы ускорения экономического роста, включая поддержку ключевых инфраструктурных проектов за счет ФНБ с обозначением конкретных проектов. Еще одна важная фундаментальная новация — решение об ограничении роста регулируемых тарифов инфраструктурных монополий уровнем инфляции предыдущего года.

— Недавно вы выступили с идеей регулировать банковские кредитные ставки с помощью так называемых индикативных ставок ЦБ. Инициатива была встречена в штыки как самим банковским сообществом, что вполне естественно, так и руководством Центрального банка — как старым, так и новым, что менее естественно. Мне кажется, сопротивление связано с тем, что люди путают индикативные ставки с административно устанавливаемыми процентными потолками, превышение которых влечет за собой какие- то взыскания. В  чем был замысел, расскажите подробнее?

— Рынок долгосрочных (свыше одного года, а особенно свыше трех лет) банковских кредитов нефинансовым предприятиям монополизирован четырьмя крупнейшими банками, контролируемыми государством: Сбербанком, ВТБ, Газпромбанком и Россельхозбанком. Размер маржи этих банков рынок контролировать не в состоянии, а следовательно, его должно каким-то образом регулировать государство. Я рассматриваю институт индикативных ставок как некий бенчмарк, психологический ориентир для ценообразования на кредитном рынке.

— Здесь, кстати говоря, есть определенная перекличка с решением принудительно ограничить темп роста тарифов инфраструктурных монополий. Но какой механизм регулирования вы предлагаете осуществить в банковской сфере?

— Я вовсе не призываю назначать банкам конкретные уровни ставок, по которым они должны будут продавать кредиты, — оппоненты, приписывающие мне это, превратно поняли мой замысел. Я отдаю себе отчет в том, что нельзя заставить коммерческие банки кредитовать по ставкам, спущенным сверху регулятором. А вот что вполне можно сделать, так это рассчитать Центральному банку некую справедливую величину процентной ставки по ряду типичных кредитных продуктов для корпоративных заемщиков исходя из принятых регулятором подходов и оценок риска. Здесь крайне важный момент состоит в том, что ЦБ таким образом принимает на себя ответственность за выставляемый им уровень ставок. Аналогичным образом банки будут нести моральную ответственность за превышение индикативной ставки. И тогда, я убежден, четверка банков-госмонополистов постепенно снизит свои притязания к уровню маржи и удешевит кредиты. А вслед за маркетмейкерами понизят ставки и остальные банки.

— Переоцененный рубль, как вы не раз заявляли, является сегодня серьезным тормозом роста, подрывает внешнюю и внутреннюю конкурентоспособность наших производителей. Центробанк умывает руки — в условиях перехода к политике таргетирования инфляции он существенно ослабил регулирование обменного курса

— Действительно, ЦБ сконцентрировался на таргете инфляции, ослабив управление курсом. В результате мы получили, с одной стороны, существенно большую волатильность курса, а с другой — в условиях систематического большого профицита текущего счета платежного баланса — тенденцию укрепления реального курса рубля. По отношению к доллару рубль сегодня в реальном выражении более чем на 20 процентов тяжелее, чем в 2007 году. Эффект девальвации 2008–2009 годов давным-давно испарился.

— Одно из существенных достижений экономических дискуссий последних месяцев — практически единодушное ( даже ЦБ скрепя сердце и с оговорками, но согласился) решение о необходимости расширения мандата Центрального банка, его законодательного наделения ответственностью не только за ценовую стабильность, но также за экономический рост и занятость. Насколько это важно, по- вашему?

— Это вопрос принципиальной важности. Но дело, конечно, не сводится к вписыванию еще одного абзаца в соответствующий пункт Закона «О Банке России». Чрезвычайно важно разработать соответствующие инструменты. В частности, меры и усилия по снижению процентных ставок в экономике должны быть транслированы в конкретные программные документы ЦБ, прежде всего в «Основные направления денежно-кредитной политики» и в соответствующие инструменты рефинансирования.