«Я такие судьбы наблюдал!»

«Я такие судьбы наблюдал!»

Портфель "ЛГ"

«Я такие судьбы наблюдал!»

ИНТЕРТЕКСТ

Писатель, переводчик, журналист Анатолий Сергеевич МАКАРОВ родился 12 июля 1940 года в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ. В 60-е годы начал печататься в еженедельнике «Неделя», с удостоверением специального корреспондента этого издания объехал всю страну… Как прозаик дебютировал в 1974 году в журнале «Юность» с повестью «Человек с аккордеоном». Она переведена на многие языки, легла в основу художественного фильма и театрального спектакля. Анатолий Макаров – автор романов «Жилплощадь», «В ожидании звонка», повестей «Мы и наши возлюбленные», «Футбол в старые времена», «Последний день лета», «Ночью, на исходе зимы», пьесы «Последний маскарад». Его перу принадлежат книги «Александр Вертинский. Портрет на фоне времени», рассказы, очерки, эссе. Работая в «Неделе» в 1960-х годах, в разделе, в котором печатались советский рассказ и переводная новелла, Анатолий Сергеевич познакомился со многими писателями, подружился с Фазилем Искандером и Василием Аксёновым. При его участии в «Неделе» были напечатаны отдельными новеллами отрывки из «Сандро из Чегема» Фазиля Искандера и рассказы Виктории Токаревой. А также произведения Георгия Владимова, Василия Шукшина, Александра Борщаговского, Михаила Рощина… Последнее время – колумнист «ЛГ».

– Анатолий Сергеевич, поздравляем со знаменательной датой. А положа руку на сердце, считаете свою писательскую судьбу сложившейся?

– Когда я думал о моей писательской судьбе, то приходил к выводу: у меня сбывается всё. Но сбывается в некой «прививочной» дозе. Так, говоря о повести «Человек с аккордеоном», могу нагло утверждать: знаю, что значит проснуться знаменитым. «Человек» был напечатан в «Юности», журнале с тогдашним двухмиллионным тиражом. А читали его миллионов десять. И буквально на следующий день и в течение двух месяцев у меня не замолкал телефон. Через месяц приехали киношники. Ещё через месяц – театральные режиссёры… В Союз писателей меня приняли без книжки – по тем временам большая редкость! Причём рекомендацию мне писали Фазиль Искандер, Александр Борщаговский. К приёму в СП относились серьёзно. И сам вопрос приёма определяла секция, так сказать, на профпригодность. Председатель секции прозы Юрий Трифонов, посмотрев рукопись, сказал: ну что ж, тут всё ясно… Много писем приходило. И лучшие письма – как раз из интеллигентной провинции, университетских городов, республиканских столиц.

– Пока всё хорошо складывается…

– Да, такой хороший момент был в моей жизни. Но старшие и умные писатели меня предупреждали: это начало, а что будет дальше – неизвестно! Наступил период и не очень счастливой литературной жизни. Раньше журналы делали имена своим авторам. Были авторы «новомирские» или авторы «Юности». И надо было в течение трёх лет там три-четыре раза напечататься. А у меня не получилось! Всё заворачивалось. Хотя вроде бы и хорошо ко мне относились… Правда, книжки выходили: и в «Молодой гвардии», и в «Советском писателе»… Переводились. И в кругах профессионально-литературных репутация у меня была неплохая. Серьёзно рассчитывал я на роман «Жилплощадь». На него меня, писателя сугубо городского, вдохновили тогдашние «деревенщики». Я подумал, что история такой вот обычной московской коммуналки, в сущности, то же самое, что история деревни.

– Название романа какое-то…

– Название у меня было выбрано специально несколько эпатирующее – бюрократическое. Хотелось показать, что карьера горожанина – это его попытки получить какое-то место: подвал, потом комнатка, потом получше и в конце концов, дай бог, квартира – и жизнь, в сущности, удалась! Описанный дом реален, он и до сих пор стоит. И всё, что там свершалось на моих глазах, и великое, и страшное, – в нём и во дворе. И случилось странное. Когда я закончил его (в 85-м году) и стал показывать в журналах, то услышал: ну зачем нам такая чернуха! В «Совписе», где ко мне хорошо относились, прозой занимался Гарий Немченко. Он позвонил мне и сказала: на тебя жуткая первая (внутриздательская) рецензия! Обвиняли в антисоветчине. Но издательские работники были людьми опытными и дали роман на рецензирование Володе Цыбину. Он написал доказательно-хорошую рецензию. И таким образом перечеркнули плохую. Но в это время началась перестройка. И то, за что меня упрекали, обернулось противоположностью. До этого была антисоветчина, теперь – «лакировка действительности». В то время как раз по журналам пошёл вал публикаций зарубежной литературы, и моя рукопись «в струю» не попала. И хотя книга вышла приличным по нынешним временам тиражом – 30?тысяч и ожидалось переиздание, но тут всё рухнуло.

– Ну, тогда не только для писателей – для подавляющего большинства людей – всё рухнуло…

– Да я и не жалуюсь! Опять же нахально могу заявить: книжки мои раскупаются. Люблю рыться в букинистических развалах – и ни разу не нашёл там моих книг. Какими бы они ни были, но, значит, людям они по сердцу пришлись – их не выбрасывают и за копейки не продают. Значит, есть какой-то мой читатель, которого я почти не знаю, потому что люди теперь не пишут письма писателям в отличие от прежних времён. И я честно, не боясь поссориться с коллегами, могу заявить: не знаю, что сложнее – пробиться писателю (который не борец и не одержим политическими идеями) сквозь те идеологические барьеры или сквозь нынешние барьеры, коммерческие. То есть пробиться вроде бы и нетрудно, но тебя положат в ящик в магазине, не выложат на прилавок. В общем, та связь с читателем, что была, и ощущение, что ты кому-то интересен и нужен, совершенно пропали. На это глупо обижаться, и я говорю об этом не от обиды. Раньше была одна обойма писателей, теперь – другая, их и раскручивают.

– А какие у вас отношения с литературными премиями?

– Опять чтобы не прозвучало как жалоба… Я был выдвинут на многие премии. Но в 2007?году не попал в длинный список «Большой книги» с романом «В ожидании звонка». Я не претендую ни на первую премию, ни на вторую из «Большой»… Но чтобы в длинный список из 40?книг не попасть! Вывод у меня один: эти молодые и очень симпатичные критики, которые первый отбор проводят, они просто смотрят первые две страницы – и в сторону. Я со многими из них теперь познакомился – милые люди. Но у них своё поколение. В «Букере» я попадал в короткий список. Но это так, к тому же разговору о литературной судьбе…

– Ваша последняя книга, отрецензированная в «ЛГ», «Московская богема», не художественное произведение, скорее историко-краеведческое. Почему сменили жанр?

– Что касается «Московской богемы», – тот самый редкий случай, когда это была абсолютно заказная книга. Позвонили из издательства, у которого есть краеведческая серия, где авторы пишут об истории домов, улиц. И я подумал, что ничего такого в моей биографии не было, чтобы писать мемуары. А вот если вспомнить о домах, в которых я бывал, о различных богемных компаниях, писательских, артистических, художнических… Это был бы хороший ход! Пишешь не о себе, а о времени, о домах, всяких клубах в том, советском, смысле, о редакциях, где столько всякого происходило… Тем более что среди моих ровесников оказалось очень много знаменитых людей, некогда входивших в те компании. У книги есть успех. Уже киношники её купили с предложением сделать документальный сериал.

– На столе у вас – новый роман, отрывок из которого мы и предлагаем читателям. И здесь мы узнаём руку привычного нам писателя Макарова, который, по определению Льва Аннинского, «соединяет в себе обаятельного рассказчика и дотошного знатока жизненной фактуры». Есть у вас какой-то свой секрет по отношению именно к фактуре?

– Берёшь литературу 20-х годов: советскую или эмигрантскую… Берёшь Бабеля или Леонова, не важно. Но ты понимаешь из их произведений, что происходило в стране. Писатели занимались жизнью своей страны, своего народа, говоря с пафосом. Чем ещё хороша та литература? Было принято хорошо писать. Все они замечательно воссоздавали время. Есть у меня даже теория, не ахти какая. То, что происходит в стране, заметно не у самых первоклассных писателей, а у тех, кто чуть поскромнее. И вот современный постмодернизм с его фантазиями. Я думаю: как человек через двадцать лет будет читать их книги? Как он поймёт – что сколько стоило? Куда люди ходили? Как влюблялись? Какие были отношения? Ведь всё же быстро меняется! И из этой литературы никакие перемены не видны!

– Неужели все современные писатели страдают этим?

– Понятно, речь не обо всех. Вот сейчас появились новые реалисты – они это поняли, почувствовали. Потому что долг литературы – показывать, что с людьми происходит. Поэтому я написал и тот роман, «В ожидании звонка», и новый. В сущности, он готов, сижу редактирую, но никому ещё не предлагал. На названии пока не остановился. Хотя одна придумка есть, эпатажная немножко, – «Страдатели». Для начала буду пытаться предлагать в журналы. Прошлый раз я недооценил их, подумал, ну что журналы, тиражи маленькие. И не учёл, что их читают критики.

– В публикуемом отрывке идёт человек по американскому городу, а то тут, то там – подворотни, вполне даже отечественные, какие-то приблатнённые парни, как на родных улицах, и так далее. Виден символ: все мы находимся в мешанине из своего, родного, и привнесённого. Получившаяся смесь странна, неудобоварима, но что с ней делать, чем заменить, никто не знает. Это в отрывке. Но, может быть, и весь роман таков?

– Да, там есть такое. Роман про человека успешного в жизни советской, который на старости лет оказался в бедности, как многие наши нынешние интеллигенты. О том, как люди попали из одних общественно-политических обстоятельств, которые, может быть, не очень и любили, в другие, которые их тоже не сильно обрадовали. И это не жалобы, а констатация той жизни, которая есть. Потому что про неё опять никто не пишет. Или про миллионеров строчат, или решают идеологические задачи.

– Ну и традиционный вопрос: о планах.

– Был такой писатель и газетчик, он ушёл во время Великой Отечественной в ополчение и погиб, Ефим Зозуля. Он был минималист, очень хорошо писал короткие повести, короткие рассказы. Он задумывал написать серию новелл «Тысяча» – о тысяче судеб людей: что с ними было до революции и что стало. Совершенно объективно – и о возвышениях, и о крахах. И мне бы хотелось написать такую книгу, потому что я такие судьбы наблюдал! Психологически это очень интересно! И социально. Но очень мало об этом пишут.

– Что ж, задачи у вас серьёзные и интересные. А для их решения прежде всего требуется доброе здоровье, какового мы вам от всей души и желаем!

Беседу вёл Александр ЯКОВЛЕВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии: