Мир повторит меня в просторе...
Мир повторит меня в просторе...
Совместный проект "ЛАД"
Мир повторит меня в просторе...
ПОЭЗИЯ
Классику белорусской литературы Владимиру Семёновичу Короткевичу 26 ноября исполнилось бы 80 лет. Поэт, прозаик, драматург, публицист, переводчик, киносценарист?– вот диапазон проявления его таланта. Лауреат Литературной премии имени И. Мележа (за роман «Нельзя забыть») и Государственной премии Беларуси имени Я. Коласа (за роман «Чёрный замок Ольшанский»). Белорусской классикой считаются романы «Дикая охота короля Стаха», «Христос приземлился в Городне», «Колосья под серпом твоим» и другие. Событиями в литературной жизни Беларуси стали его поэтические книги «Материнская душа», «Вечерние паруса», «Моя Илиада», «Был. Есть. Буду»...
Родился Владимир Семёнович в Орше Витебской области. Окончил филологический факультет Киевского университета имени Шевченко, Высшие литературные и Высшие сценарные курсы в Москве.
Умер 25 июля 1984 года.
Владимир КОРОТКЕВИЧ
Отечество
Догорел за домом небосклон,
И луна меж облаков плывёт.
Выйду в май,?– как будто в давний сон
Детство босоногое зовёт.
Дымная, студёная роса,
Тёмные в траве за следом след.
А такого рослого овса
Я уже не видел много лет.
И кусты повисли, как поветь,
Светлячки мерцают всё светлей.
Перед тем, как в лозах звонко петь,
Горло прочищает соловей.
Ластится трава у самых ног.
Пойма вся из звёздного огня...
Чуть заметный, грустный холодок
Юности, ушедшей от меня.
Гнаться ли теперь за ней вослед??–
Хоть поймаешь?– всё равно обман.
Где любовь уже ушедших лет?–
Вёсен тех сиреневый туман?
Даже сожаленье?– где оно?
Исчезает в радостную синь.
(Так теряет запах пред весной
Стеблями иссохшими полынь.)
Плещется река, себя тая.
О, как хорошо на свете жить!
Ряска?– иль русалки чешуя??–
В лунном блеске на воде скользит.
А вокруг?– травы росистый рай
И берёзок белая семья...
Мой волшебный белорусский край,
Родина пресветлая моя!
На начало «Колосьев под серпом твоим... »
Счастливый полнотою зрелой силы,
Я вдохновеньем прогоняю сон.
Далёк от колыбели и могилы,
Но ближе к вечной мудрости времён.
Дни, как века, почти не знают меры,
И сила тоже требует своё...
Топор кладу у древа мудрой веры,
Чтоб на рассвете ощутить её.
Пусть долгий путь ты и не дашь мне, доля,
Всё сделаю, а дней замедлю бег.
Потом спокойно лягу я, как поле,
Под чистый и холодный скорбный снег.
Дерево на Чатырдаге
Василю Быкову
Буран над утёсами чёрными
На мёртвых травах играет,
А ниже, как в прорве?– море...
Без дна, без конца, без края.
Там гравий ещё под прибоем,
Гудят там влюблённо пчёлы,
А здесь, где над мокрым воем
Туманов скитальческих орды,
Где в пекле всё мраком проверено,
Где ветер поёт погребально?–
Растёт корявое дерево,?–
Грозой обожглось недавно.
Стоит и в цветение верит?–
Одно против стуж и обвалов,?–
Смерть прячет в туманах серых,
А жизнь?– лишь корнями в скалах.
***
Михасю Стрельцову
Всё то, что было, душу беспокоя,
В лесу забуду, где одно и то ж...
Как спорый дождик, облетает хвоя,
И шум её порывистый, как дождь.
На елях шишки бронзовеют чинно,
А на берёзах осень вновь лежит...
Сестра моя бездольная, осина,
Последнею листвою не дрожи.
Листвы так мало, только надо верить
В жизнь на весеннем солнечном ветру,
Услышав?– даже близко?– равномерный
Звук топора в седеющем бору.***
Месяц уснул на трубе сонной хаты,
Спят отраженья на струях воды.
Снова деревья в сияющих латах,
Как сторожа, охраняют сады.
Гляну я в поле из-под ладони?–
Пламя бушует за близкою тьмой.
Кони ночлежные, алые кони
Лунные искры щиплют с травой.
Всем хорошо. А моя белоснежка
Полем не выйдет у лозняка,
Не прибежит озорно или дерзко,
Бульбину не покачает в руках.
Не прибежит одарить меня взглядом,
Сесть, чтоб спиною почувствовать стог,
Не позовёт, чтобы сел с нею рядом
И от беды неизвестной берёг.
И не прикроют очей её сонных
Руки мои, как тогда, как тогда...
Очень далёкие перегоны,
Очень медленные поезда.
***
И прощай! Не надо сожалений.
Что мне в них, когда себя таим?!
Светит же любви твоей смиренье
Лунным светом,?– значит, не своим.
Руки у тебя?– из давней сказки,
Только доброта?– не для меня.
Что мне в солнце, коль оно без ласки?!
Что в устах твоих мне?– без огня?!
***
Строка бесспорна и беспечна,
Тому, кто слаб, она?– как щит...
Не исчезать поэтам вечно,?–
Их песня вечная хранит.
Когда я из юдоли горя
Уйду, не кончив лучший сказ,?–
Мир повторит меня в просторе,
Как повторял уже не раз.
Как звёзды, реки и озёра,?–
Те, что я в вечность заберу.
Мир повторит
Меня в просторе...
Ну а не мир, так Беларусь.
Мне?– хватит...
***
Был. Есть. Буду.
Ибо я, словно проклят когда-то,
Живу бездонной тревогой,
Ибо сердце моё распято
За все миллиарды двуногих.
За всех, кто землю на борозды пашет,
Кто в горячем аду металла,
За всех, кто сражался с горем нашим,
За всех, кто живёт и кого не стало.
За всех, кто лишь кровью своей про невзгоды
Пишет. А рабство души для кого?– не дорога.
Кто за край свой родной и за все народы
Восстанет даже на Бога.
За всех, кто в пламени сёл сгорели,
Презирая и боли свои, и страхи.
За всех, кто бесстрашием в небо смотрели
С баррикады,
Из пущи
И с плахи.
Кто со смертью беседует с глазу на глаз,
С её улыбкой приветливо-льстивой,
И всё ж презирая безверия наглость,
Храм воздвигает счастливый.
А когда он гордо сверкнёт в зените
И сиянием сбудется общая радость,
Вы с распятого сердца каплю возьмите.
Последнюю.
Больше не надо.
И пускай она скромно в сторонке где-то
Догорает, как будто заживо,
На граните любови,
На граните рассвета,
На граните величия вашего.
***
Николаю Гринчику
По-над шустрою Щарой,
по-над щедрою Щарой.
По-над струями красными,
по-над рыжей травой
Плачут чёрные тени на фоне пожаров,
Молит чибис о капле воды дождевой.
Майский день, засыпая, видит сны на рассвете.
И в тиши чёрной тенью на ленте зари
Молят чибисы, белые в сумрачном свете,
Плачем думают с небом себя помирить.
Поплавки наши в зарево вдруг отплывают,
И во мгле той, что кончится всё-таки днём,
Верить можно в зарю, в свет,
что нас ожидает,
Даже там, за последним дубовым крестом.
Можно верить. А жить?
Жить-то как там, дружище,
Если знать даже там, что под ветром бежит
Эта рожь... И что роза краснее и чище...
Всё без нас... Щара... Чибисов эхо звучит...
Нет! О нет! Сбыть всё ангельство,
стать человеком
И страдать долго муками нынче живых,
Только б в майском рассвете меж нами и веком
Над притихшею Щарой плеск весёлый не стих.
Сыт я был бы лишь воздухом этим душистым,
Был бы пьян от прозрачной росинки одной,
Всех любил бы и вымолил людям и птицам
Просветленье, прощенье, любовь и покой.
Штиль
Какая красота!?– Уснуть не смею.
А тишина!?– Воды не слышно тут.
И паруса, обвисшие на реях,
Как бы во сне, не вздрогнут, не дохнут.
Здесь, меж небесной и морской отвагой,
Корабль к оцепенелости привык,
Орёл на мёртвых рёбрах Аюдага,
Как жало, солнцу высунул язык.
Мне б плыть по рекам, чтобы всё, как внове,
Хотя б на миг родной услышать звон:
Отчизны клич, клич бури, клич любови,
Которым чужды штиль и мёртвый сон.
***
В моей Отчизне вековечной клёны
Неслышно начинают облетать
На рыжую траву, на мох зелёный,
На изгородь, на тихий пруд, на гать.
Земля глядит озёрами-глазами
На ясный свет, что стынет в красоте.
Так чисто, будто все просторы сами
Умылись светом... Тихо чистоте.
Извечная моя! В студёных росах,
Как год, как миллионы лет тому,
Летит по ветру рыжекосо осень,
А в жёлтой грусти много трудных дум.
В губах застыл горчичный вкус рябины,?–
Целую гроздь, холодную, как лёд...
О вы, что будете идти с любимой
Под теми ж клёнами в далёкий год,
Поймёте ли, что здесь и мы любили?
Исчезли, но исчезнете и вы...
Лишь вечен край, где всё ж однажды были,
И вечен лист на зелени травы.
Поймёте ль вы, что здесь такие клёны
В тысячелетьях будут облетать
На рыжую траву, на мох зелёный,
На изгородь, на тихий пруд, на гать.
И здесь не зря осинник так трепещет,
Что листьями касается земли
И шорохом подсказывает вещим,
Чтоб Родину любовью берегли.
Перевод Изяслава КОТЛЯРОВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии: