Искусство и философия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Искусство и философия

Искусство базируется на эстетике. Для того чтобы определить отношение философии к искусству, необходимо разобраться в этимологии слова «эстетика». Эстетику следует определить как теорию чувственного восприятия. Именно Кант употреблял данный термин исключительно в этом смысле[58].

В прошлом определение искусства было чрезвычайно широким. И во французском, и в английском языках слово art раньше употреблялось в значении «способность», «занятие», «свойство индивидуума» – «your art is…», «tout votre art est…».

Поэтому обсуждать следует исключительно понятие «чистое искусство», отделенное от проявления какого-либо ремесла. Основываясь прежде всего на коренном противопоставлении технического производства и художественного творчества, кантовская эстетика определяет изящные искусства как «искусства гения»[59]. Следовательно, чистое искусство отделяется от производства плодов его, ибо это уже становится ремеслом. Кант определяет чистое искусство как совершеннейшее знание, однако неспособное немедленно воплотить его в эстетически оцениваемую форму.

Искусство не имеет прямого отношения к философии, ибо по своей сути не имеет самостоятельного философского смысла и является результатом избыточной подмены понятий. Искусство в своем практическом выражении является частью ремесла, штучного или промышленного производства продуктов потребления, регулируемого спросом, либо в «чистом» своем проявлении является частью знания, выражаемого средствами языка, а следовательно, принадлежащего к литературе.

Оценка же искусства основывается на эстетическом вкусе оценивающего, который проявляется, когда эстетическое удовольствие, вызванное прекрасным, начинает отличаться от простого чувственного удовольствия.

Существует ли на физиологическом уровне разница между чувственным и эстетическим удовольствием? Если таковая разница есть, то при наблюдении эротической картинки из Playboy и статуэтки Венеры Милосской должны возбуждаться разные отделы головного мозга. Если же принципиальной разницы нет, и в обоих случаях наблюдатель видит лишь изображение привлекательного обнаженного тела, то отдельный принцип «эстетического» удовольствия может быть поставлен под сомнение. Если же сравнить реакцию головного мозга на ту же эротическую картинку и на чтение вслух любимых стихов подопытного или прослушивание его любимой музыки, – чистота эксперимента будет нарушена, ибо центры, воспринимающие музыку, стихи и эротический образ, безусловно, будут находиться в разных областях головного мозга, хотя бы за счет того, что канал передачи информации в случае с картинкой является зрительным, а в случае со стихотворением или музыкой – слуховым.