6. Начало пути.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. Начало пути.

По окончании Высшей офицерской кавалерийской школы меня направили работать в Тамбовское кавалерийское училище, в город Кирсанов, командиром курсового подразделения.

В училище среди офицерско-преподавательского состава были хорошие спортсмены: Василий Николаевич Тихонов, начальник цикла конного дела Василий Алексеевич Лобачев, майор Второв - преподаватель конного дела и, наконец, ставший моим лучшим другом Николай Сова.

Первое время в училище я был "безлошадным". Но вскоре привезли тридцать молодых лошадей, и мне предоставили возможность выбрать себе коня по вкусу. Почти все лошади отличные, и у меня буквально глаза разбегались: не знал, на какой остановить свой выбор. Василий Алексеевич Лобачев тоже зашел в конюшню и молча наблюдал, как я осматриваю лошадей.

- Как вы считаете, Василий Алексеевич, какая лучше? - спросил я его.

- Тебе, старший лейтенант на них ездить. Выбор богатый - смотри! - уклонился он от совета.

Наконец я остановился на жеребце Штемпель и еще на одной лошади. Длинные, рослые, они обладали прекрасными экстерьерными данными.

Василий Алексеевич внимательно осмотрел отобранных лошадей. Похвалил.

- Сам Сова, чемпион наш, не выбрал бы лучше!

В это время в конюшню пришел командир эскадрона, участник многих соревнований майор Скакунов.

Он подошел к нам, поглядел коней и спросил:

- Лошадок выбираешь, Сергей?

- Так точно, товарищ майор.

- Желаю тебе удачи. Кажется, неплохих взял. А вообще, подождал бы нашего чемпиона Николая Сову, скоро он вернется из отпуска. Уж этот подберет тебе лошадь такую, что вечно благодарить станешь. Как я вижу, с твоим приходом, мы обогатились еще на одного спортсмена. Так, что ли?

- Да он и сам, как видно, толк в лошадях понимает,- обращаясь к майору, проговорил Василий Алексеевич.- Видать, ярый конник.

А я смотрел еще на одного жеребца - Тевтона. Очень он мне нравился. Но я уже выбрал себе лошадь, и неудобно было сразу их менять.

В этот же день майор Скакунов уехал в отпуск, а я остался исполняющим обязанности командира эскадрона.

Под вечер ко мне явился офицер, молодой, высокий, подтянутый, и представился:

- Старший лейтенант Николай Сова, из отпуска прибыл…

Так вот каков этот Николай Сова!

Отбросив в сторону официальность, он стал рассказывать, как отдыхал на Кубани.

- Я кубанец! - сказал мне с гордостью Николай.

"Вот оно что! - подумал я.- Недаром мне говорили, что Сова знает в лошадях толк"

- А вы, старший лейтенант, откуда к нам прибыли? - поинтересовался Сова.

- О! - с уважением протянул Николай.

- Сегодня отобрал себе коней. Пойдем, посмотрите, каких выбрал.

По дороге я рассказал, что тоже спортсмен, участвовал в соревнованиях, но еще ни одной лошади самостоятельно не подготовил.

Когда я вывел лошадей, Николай одобрительно закивал головой.

- Штемпель - первоклассный коняга. Но вот эту лошадь, - он показал на вторую, - я бы брать не стал. Не очень глубокая подпруга… Пойдем-ка посмотрим, может, что лучше найдем.

Мы снова осмотрели всех молодых лошадей. Николай остановился перед Тевтоном.

- Вот этого я бы взял на твоем месте.

Впоследствии наш выбор полностью себя оправдал. Началась моя первая самостоятельная работа по выездке лошадей. С Тевтоном я начал работать немного раньше, чем со Штемпелем. Подготавливал я Тевтона на первенство молодой лошади по троеборью, особенно по конкуру, то есть на прыжки через препятствия.

Опыт кое-какой у меня был, и Тевтон скоро начал хорошо прыгать. Но когда дело дошло до манежной езды, обязательной для троеборья, то тут мне пришлось довольно трудно. Особенно не ладилось у меня с отработкой прибавленной рыси, боковых движений и других элементов манежной езды. Чувствую, что движения лошади скованны, замкнута она у меня между шенкелем и поводом, а что надо сделать, как перестроиться, понять не могу. Понял я, что если буду и дальше так работать, испорчу лошадей. Видно, без помощи товарищей мне не обойтись.

Я решил поговорить с Лобачевым. Он сразу же согласился быть моим тренером.

- Что же ты раньше об этом не говорил? А я думал, все у тебя хорошо идет. Ну, пойдем, на манеж… Разберемся на месте.

Под руководством Василия Алексеевича я продолжал "отрабатывать" Штемпеля и "дорабатывать" Тевтона.

Он сразу указал мне на мою основную ошибку. Я не отрабатывал у лошадей шаг. Шагом, как и другим естественным аллюром, лошадь движется от рождения, но у разных лошадей шаг различный. У Тевтона был шаг один, а у Штемпеля совершенно другой. Штемпель много массивнее Тевтона, с очень хорошим экстерьером, косое плечо, абсолютно правильная постановка ног. От экстерьера и энергичности лошади, в основном, и зависит шаг. Оказалось, что и от всадника, который подготавливает лошадь, тоже очень много зависит: этот естественный аллюр можно развить, а можно и затормозить - другими словами, ухудшить.

В манежной езде шаг разделяется на четыре разновидности.

Шаг свободный - это врожденный, естественный аллюр. При движении свободным шагом лошадь может вытянуть шею и голову, взмахнуть ими. Всадник ею почти не управляет. На таком шагу лошади делают проминку перед работой. После выполнения упражнений она тоже отдыхает, идя шагом - у нее расслабляется вся мышечная система.

Второй вид шага - это шаг обыкновенный, но на этом виде аллюра всадник лошадью уже управляет, хотя больших требований к ней не предъявляет. Лошадь не собрана полностью, голова у нее "по отвесу" или немного впереди. Шея выпрямлена, задние ноги идут по следу передних или незначительно их перекрывают.

Это промежуточный шаг между свободным и собранным. Собранный же шаг - это усовершенствованное упражнение для лошади. Лошадь всецело управляется всадником. Шея у нее округлена, голова "по отвесу". Лошадь становится как бы короче и выше, грациознее, шаг ее ритмичный. Следы задних ног не доходят до следов передних.

Для того чтобы Тевтон пошел собранным шагом, мне достаточно было усилить действие шенкелей и одновременно выдержать мундштучные и трензельные поводья. Тевтон, двигаясь вперед от посыла шенкелей, встречал сопротивление железа, то есть удила, немного в него упирался, а я в это время выдерживал поводья и шенкелями продолжал посылать его вперед на повод. Тевтону ничего не оставалось, как уступить! Он приподнимал голову и шею вверх, а затем сдавал в затылке и опускал голову по отвесу. Этого-то я и добивался от него.

Штемпель упрямился и упирался в повод. Мне приходилось выдерживать мундштучные поводья, а шенкелями энергично посылать его вперед. Не помогло. Тогда я толкал его шпорами и тут же подавал руки с поводьями вперед, то есть смягчал повод. Иначе от толчка шпорами Штемпель рванулся бы вперед и мог причинить себе боль, уткнувшись в железо. Когда же Штемпель упирался в повод. Я еще делал перевод поводьями, чтобы железо у него во рту было подвижным, а шенкелями одновременно посылал его вперед.

Мне приходилось видеть, как у некоторых всадников лошадь на собранном шагу "уходила" на повод, т.е. голова у нее не была в вертикальном положении. В таких случаях всадник меньше работал на мундштуке, больше на трензеле, и активнее посылал лошадь шенкелями вперед на повод, а трензельными поводьями старался приподнять голову ей выше.

Так делалось до тех пор, пока лошадь не отучалась от привычки уходить за повод.

Много времени я потратил на то, чтобы Тевтон и Штемпель правильно держали шею и голову. Теперь было достаточно выдержать мундштучные поводья, чтобы головы они держали вертикально, или, как принято говорить, "по отвесу".

На собранном шагу лошадь должна быть очень внимательной к требованиям всадника и всегда готова выполнить любое упражнение.

Я никогда не увлекался, как некоторые всадники, сильным сбором лошади на собранном шагу, так как такой сбор "скручивает" лошадь и замедляет ее продвижение вперед. Про всадников, увлекающихся таким скручиванием, говорят: "замыкает лошадь между шенкелями и поводьями". У "скрученных лошадей" собранный шаг делается похожим не на собранный, ритмичный шаг, а на шаг лошади с иноходью.

…Много надо иметь терпения, чтобы отрабатывать лошадей. Но я вошел во вкус и чувствовал особое удовлетворение, когда удавалось добиться от своих питомцев именно того, что я от них требовал.

Поработаю с Тевтоном, дам ему отдохнуть и беру Штемпеля. И так день за днем… Каждый раз начинаю с повторения вчерашнего, а затем перехожу к новому.

После собранного шага перешел к отработке шага прибавленного. При этом лошадь энергично движется вперед. Задние ноги значительно перекрывают след передних. Шея выпрямлена, голова держится по отвесу или немного впереди линии отвеса.

Многие знатоки конного спорта считают бракованной лошадь, у которой на прибавленном шагу не перекрывается след передних ног. Я никак не мог согласиться с таким утверждением. Может же по своему экстерьеру лошадь не делать этого? Конечно, может, и при этом оставаться очень энергичной, с хорошими движениями. А лошадь, у которой небольшая саблистость задних ног, обязательно перекрывает след передних, и в то же время шаг может быть вялым, неэнергичным, а, следовательно, недостаточно прибавленным.

В дальнейшей своей практике я убедился, что был совершенно прав.

Сколько раз мне приходилось видеть лошадей во время манежной езды, которые на прибавленном шагу почти не перекрывали следа передних ног, но зато были очень энергичны, с хорошим импульсом. Казалось, стоит всаднику усилить шенкеля, и лошадь еще прибавит шаг. Это, с моей точки зрения, самое ценное у лошади. Поэтому я не очень добивался от Тевтона, чтобы он обязательно перекрывал задними ногами след передних.

В большинстве случаев прибавленный шаг у лошади - природный, но иногда они, особенно флегматичные, его не имеют.

В то время как я отрабатывал Тевтона и Штемпеля, на манеже работал со своей лошадью еще один офицер. Я долго наблюдал за его попытками развить у нее прибавленный шаг и, наконец, не выдержал.

У лошади отсутствовал природный прибавленный шаг.

- Надо ее чаще посылать шенкелями вперед, как бы подталкивать, а если этого окажется недостаточно, то тронуть хлыстом и заставить энергичнее пойти вперед,- посоветовал я офицеру.

Мы применили еще один метод. Посылали ее шенкелями вперед по диагонали. Когда лошадь выносила левую диагональ, я подталкивал ее правым шенкелем, а когда она выносила правую диагональ, то я действовал левым шенкелем, заставляя ее увеличить ширину шага.

И лошадь превосходно заходила прибавленным шагом.

Со Штемпелем у меня была другая беда. Он был настолько энергичным, что, как только я переводил его на прибавленный шаг начинал торопиться. Пришлось отучать его от этого. Я заставлял Штемпеля идти только от шенкелей, мягко упираясь в повод: выдерживал его поводьями и расслаблял шенкеля. Когда он успокаивался, я снова посылал его шенкелями вперед.

Так занимался я со Штемпелем и Тевтоном из урока в урок, пока полностью не добился, чтобы на всех движениях шагом, на собранном, обыкновенном, свободном и прибавленном, лошади шли ритмично, чтобы движения их были энергичными, но без лишней торопливости.

Василий Александрович был доволен моей работой.

Недовольна была только моя жена: я почти не бывал дома. То занимаюсь с курсантами, то на манеже отрабатываю лошадей.

- Сама виновата,- полуоправдываясь говорил я ей,- вышла замуж за военного, и вдобавок спортсмена…

Когда мои лошади овладели всеми видами шага, я перешел к отработке у них прямых и боковых сгибаний на шагу. В это время мне особенно часто приходилось прибегать к консультациям Василия Алексеевича и Николая Совы.

Прямые и боковые сгибания - не природные движения у лошади, ее надо приучить к ним. Перед началом занятий я или прогонял лошадей в течение пяти-семи минут на корде, или ездил на них, чтобы они хорошо промялись. А потом я начинал работу в руках, то есть не сидя верхом, а стоя рядом с лошадью. Становился от нее слева, в правую руку брал трензельные поводья в десяти-пятнадцати сантиметрах от трензельных колец. В левой руке у меня были концы поводьев и хлыст. Мундштучные поводья оставались у лошади на шее, чтобы она привыкла к железному мундштуку, вложенному ей в рот. Правой рукой, а также прикладыванием хлыста возле левого бока возле подпруги посылал лошадь шагом вперед. Штемпель сразу понял, что я от него хочу, и охотно пошел вперед. А Тевтона пришлось заставить двинуться вперед посылом хлыста. Первые несколько уроков я не предъявлял больших требований, главное для меня было - приучить лошадей двигаться вперед от прикладывания хлыста к боку и идти рядом со мной.

- Когда же ты, наконец, выучишь своих питомцев? - спрашивала жена.

Я отмалчивался. Сам не знал, когда. Знал только одно: спешить нельзя.

После нескольких уроков на трензеле решил, что можно работать и на мундштучных поводьях вместе с трензелем. Взял в правую руку мундштучные поводья в 10-15 сантиметрах от щечных колец, разделил поводья указательным пальцем, но руку от локтя до кисти держал вертикально, причем кисть руки была наиболее подвижна, так как легким движением кисти все время действовал на мундштук, а мундштук, в свою очередь, действовал на беззубый край нижней челюсти лошади.

В левой руке держал концы трензельных поводьев и хлыст.

Легким посылом хлыста я заставлял Тевтона двинуться шагом вперед. Здесь мне надо было быть очень внимательным: следить, чтобы Тевтон от хлыста не начинал движения резко. Мне же надо было успеть вовремя смягчить руку. То есть необходимо добиваться полного взаимодействия между посылом хлыстом и движением руки с мундштуком, чтобы мягко принять Тевтона на мундштук. Действуя мундштуком на беззубый край нижней челюсти, я заставлял Тевтона открывать и закрывать рот и сдавать в затылке. Одновременно старался приподнять шею и голову Тевтону немного вверх, то есть постепенно приучал его к правильной постановке шеи и головы на всех аллюрах.

Когда Тевтон стал выполнять мое требование, я поставил его отдыхать и принялся за Штемпеля.

- Стоп, Сергей, - вдруг услышал я голос Лобачева, - ты что собираешься делать?

- Как что? - удивленно ответил я. - Разве вы не видите, что заставляю Штемпеля приподнять голову?

- А зачем тебе это надо, когда у него и так естественно высокий ход шеи. Ему не надо искусственно поднимать шею и голову. Достаточно отработать мягкость рта и установить голову по отвесу.

Но Штемпель сопротивлялся, упирался в повод.

- Пошли его хлыстом вперед, - посоветовал мне Лобачев, - а руку с мундштуком выдержи, не тяни его силой на себя. Он смело должен сам идти - тогда упрется мягко в железо, а когда ты его тянешь, ему от удил больно.

Штемпель от посыла хлыстом двинулся вперед, но, почувствовав сопротивление мундштука, невольно открыл рот, и нижняя челюсть его опустилась. Когда он закрыл рот и опустил голову, или, как мы говорим, сдал в затылок, я его тут же погладил. Во время урока я это упражнение повторял несколько раз, пока Штемпель не усвоил, что я от него требую.

Отрабатывая у него мягкость рта, я заставлял его делать повороты и сгибание затылка и шеи, то есть гимнастику. Для этого вставал впереди Штемпеля, лицом к нему, брался правой рукой за левую щечку мундштука, а левой рукой - за правую щечку. Нажимал правой рукой и этим заставлял согнуть шею и поворачивать голову лево, потом нажимал левой рукой, и Штемпель сгибал шею и поворачивал голову направо.

Все движения, которые привыкли делать Тевтон и Штемпель в руках, я повторял уже верхом. Когда они стали безотказно выполнять мои требования, я перешел к отработке у них боковых движений.

Как-то в манеж пришла моя жена и была очень удивлена, увидев, как я отрабатываю лошадей.

- Ты больше не будешь прыгать на лошадях?- спросила она.

- Почему ты решила?

- А что ты их так учишь?

Пришлось ей объяснит, что я готовлю обеих лошадей по программе троеборья, куда входят и элементы манежной езды.

Тевтон как будто понял, что у нас есть зритель, и все делал так хорошо, что я решил приучать его отбрасывать зад в сторону от стенки манежа.

Двигаясь по стенке манежа налево, я левым поводом повернул ему голову налево, а правый повод держал у него на шее, чтобы он не сваливал голову и излишне не сгибал шею влево. Левый шенкель я очень плотно держал около бока лошади - он был как бы осью сгибания,- правым шенкелем заставил Тевтона отбросить зад влево. Тевтон не послушался шенкеля, пришлось усилить его действия шпорой. Тогда Тевтон откинул зад.

Я поощрил Тевтона и все проделал сначала. Тевтон послушался уже без шпоры. Когда он стал хорошо отбрасывать налево, заставил его отбрасывать от стенки манежа зад направо.

Тевтон хорошо усвоил боковые движения, и уже на следующем уроке я стал заставлять его делать принимание в два следа. Я вел его на собранном шагу по стенке манежа, сделал заезд налево-назад с одновременным приниманием к стенке манежа. Очень внимательно следил, чтобы Тевтон двигался параллельно стенке, не выставлял плеча и бока, не опуская головы. При такой последовательности в работе (сперва я ехал налево, потом направо) Тевтон очень быстро усвоил упражнение.

Штемпель от него не отставал, и уже через несколько уроков, когда обе лошади хорошо усвоили упражнение и делали его без отказа, я перешел у приниманию в два следа от стенки манежа к центру и обратно к стенке.

Все шло хорошо, и вдруг при принимании направо Штемпель неожиданно выставил правое плечо и правый бок, а затылок свалил влево. Я сразу понял, что недостаточно плотно держу правый шенкель и не выдержал левый повод. Чтобы исправить ошибку Штемпеля, я послал его прямо, и потом правильно применил средства управления и повторил упражнение.

Особенно внимательно я следил за тем, чтобы лошади сохраняли темп движения, не замедляя шага, а также не частили. Я очень тщательно отрабатывал принимания на шагу, так как это является подготовительным упражнением для работы в два следа на рыси.

Манежной ездой предусматривается три разновидности рыси: обыкновенная, прибавленная и сокращенная.

И опять я оказался в затруднительном положении. Василий Алексеевич ушел в отпуск, и я остался без тренера. Решил попробовать сам. Теоретически знал: рысь обыкновенная - это промежуточная между прибавленной и сокращенной. Голову лошадь должна держать ближе к отвесу, шею - прямой или чуть округленной. Мышцы лошади на этом аллюре значительно расслаблены. Всадник очень немного управляет лошадью. Лошадь должна двигаться ритмично, перекрывая задними ногами следы передних. Обыкновенно на такой рыси делается проминка перед работой, а также во время езды в поле.

Такой рысью мои лошади пошли хорошо. Я не делал ошибок - и все было в порядке. После этой рыси перешел к сокращенной.

Уже само название говорило о том, что лошадь должна быть собрана, так же, как и на сокращенном шагу. Но как этого добиться?

Попробовал посылать ее шенкелями вперед на повод, заставляя задние ноги подвести под корпус, одновременно выдерживал руками поводья. Правильно! Лошадь собралась. Голову держит по отвесу, шея округлена, высшая точка сбора - затылок.

Но Штемпель и на этой рыси, так же как и на шагу немного недоступал.

Во время моих занятий на манеж часто приходил Николай Сова. Он внимательно наблюдал за мной. Его советы, поддержка очень помогали мне.

- Хорошо ты работаешь поводьями, - сказал Николай.

Штемпель шел в это время на мягком поводу. Я незаметно для постороннего глаза шевелил пальцами или кистями рук, что заставляло Штемпеля двигать ртом, благодаря чему железо во рту было подвижным и он не мог в него упираться.

- У тебя видна согласованность во всех движениях. А в этом и заключается наш "секрет", - добавил Николай Сова.

И он рассказал мне, как тренировал Дагестана, как разбирал при этой работе поводья.

Я внимательно слушал, знал: Николай все это говорит для того, чтобы я также тренировал и своих лошадей.

Я так и сделал.

Рукой работал очень мягко, легким движением кисти постоянно сдерживал поступательную энергию лошади вперед. От этого она постепенно упиралась в мундштук, но так как руку я выдерживал, то она, уступая мне, открывала рот и закрывала его, сдавая в затылке, - тогда я немедленно смягчал руку и поощрял лошадь.

Я внимательно прислушивался к советам Николая.

Когда Тевтон и Штемпель свободно стали двигаться по стенке манежа в два следа, вернулся из отпуска Василий Алексеевич.

- Как дела, Сережа? Показывай, чего ты тут без меня добился?

- Ну ладно. Теперь тебе надо переходить к работе на вольту, то есть по кругу, - сказал он, просмотрев все подготовленные мною упражнения.

Я вышел со Штемпелем на середину манежа, разобрал поводья и начал двигаться с ним по вольту налево, по ходу часовой стрелки. Прикладыванием хлыста к боку Штемпеля заставил его двинуться вперед - сначала шагом, а потом рысью. Усиль действие хлыста и заставил Штемпеля отбросить зад влево; в таком положении, с отброшенным задом, провел его несколько метров.

- Теперь поощри его и начинай вольт направо, - проговорил Василий Алексеевич. - Вообще запомни: когда едешь направо - голову держи направо, когда налево - голову держи налево. Все время сам работай.

Лошади хорошо стали делать упражнение, причем они делали его только тогда, когда я этого требовал хлыстом. Как только я убирал его, они выпрямлялись и шли по вольту без принимания.

Подготовив таким образом лошадей, я стал отрабатывать прямые и боковые сгибания уже сидя в седле.

Прежде чем приступить к отработке прямых и боковых сгибаний на рыси, я собирал лошадь, несколько метров проходил собранным шагом, после чего посылал ее сокращенной рысью. Как всегда, начал с езды налево. Повернул ей голову налево, правые поводья выдержал, чтобы ограничить лошадь от сваливания затылка вправо, левый шенкель держал очень плотно около левого бока, правым шенкелем, а иногда и шпорой, заставлял лошадь отбросить зад влево от стенки манежа. Проходил таким образом несколько метров вперед, потом прекращал работу и поощрял лошадь. Затем ехал направо, применяя средства управления в обратном порядке.

После того, как лошади стали хорошо мне подчиняться, спокойно двигаться по стенке манежа, я начал делать заезды налево и направо с одновременным приниманием к стенке манежа. Потом перешел к этому же упражнению, но в два следа с угла к центру манежа, проходил несколько метров прямо, а затем в другую сторону.

Я вел лошадь сокращенной рысью налево; проходя короткую стенку и выходя на длинную, делал принимание налево, к центру манежа. В это время лошадь у меня была несколько согнута около левого шенкеля. Двигалась она параллельно противоположной стенке манежа. Дойдя до центра, я посыла лошадь прямо, поворачивая голову и шею лошади направо, и шел с приниманием к длинной стенке манежа. Подойдя к углу, выпрямлял лошадь и шел прямо. Выйдя на длинную стенку, упражнение повторял сначала.

- Сергей, - говорил мне Василий Алексеевич, следи, чтобы лошадь не сваливала затылка и не выставляла плеча в бок. Она должна сохранять хороший ритм рыси.

Я невольно улыбнулся. Мне сразу вспомнился майор Рязаев и его требования ко мне, которые я тогда никак не мог понять. Теперь мне все было ясно и казалось невероятным, что раньше таких простых вещей не знал.

- Ты что улыбаешься? - спросил меня Василий Алексеевич.

Я рассказал ему о случае во время подготовки к моему первому выступлению в фигурной езде.

- Никак не мог понять, что значит "лошадь сваливает затылок", - смеясь говорил я. - А того не сообразил, что я сижу на спине коня и его затылок передо мной, и когда он наклоняет или поворачивает голову, то его затылок перед моими глазами как будто сваливается то направо, то налево.

- Тогда ты знал только азы манежной езды, а вот теперь ты, начав самостоятельно отрабатывать лошадей, вступил на путь настоящего спортсмена-конника. Эти лошади - начало твоего пути. Хорошо, что ты, брат, упорный. Очень ценно в тебе то, что лошадь не может вывести тебя из терпения. Ты добиваешься ее подчинения. Молодец! В работе с лошадьми нет места спешке. Терпение и терпение! Лошадь должна понять, что ты от нее требуешь. Когда она выполнила твой приказ, похвали ее, приласкай. Наказывать лошадь надо очень осторожно. Она прекрасно понимает наказание. Несправедливое наказание она запомнит и будет относиться к тебе с большим недоверием, при случае отомстит даже.

Это указание моего тренера я запомнил на всю жизнь. Часто мы беседовали с Николаем Сова.

Он любил повторять: "Ездить на лошади может научиться каждый человек, если он не трус, но стать настоящим спортсменом - конником сможет только тот, у кого сильная воля, страстная любовь к лошади и необыкновенное стремление к победе".

Наконец я приступил к отработке серпантина на рыси. Это движение лошади в два следа в одну сторону с одновременным переходом к движению в два следа в другую сторону - и так несколько раз подряд.

Я вел Тевтона сокращенной рысью от короткой стенки манежа, переменил направление по центральной линии через манеж. Прошел несколько метров прямо и сделал постановление Тевтону налево, а правым шенкелем заставил лошадь двинуться с приниманием влево. Так, с приниманием, прошел несколько метров, а затем один-два темпа прошел прямо. После этого сделал постановление налево, а правым шенкелем заставил Тевтона принимать влево.

- Браво! - похвалил нас Николай. - Тевтон-умница. Затылка не сваливает, плеча и бока не выставляет, сохраняет темп движения и двигается параллельно стенке манежа. И смотри, как он плавно переходит с одной стороны принимания к другой…

Штемпель во время принимания частил, а от действий шенкелей убегал в сторону.

- Сергей! - окликнул меня Лобачев. - Чаще выдерживай его, меньше принимай в стороны, а больше продвигайся вперед на повод.

Я немедленно последовал указанию своего тренера, и, когда Штемпель, пройдя несколько метров, стал на хороший темп рыси, я возобновил упражнение. Так я повторял несколько раз, пока Штемпель не отучился от привычки торопиться.

- Хорошо они тебе подчиняются, Сергей! - сказал Василий Алексеевич. - У вас хороший контакт, а это играет громадную роль. Посмотри на этого всадника. - И он показал мне на одного офицера, который тоже отрабатывал серпантин. - Лошадь не уступает шенкелям, не принимает в сторону, а валится на шенкель. Он, бедный, измучился, а что сделать, не знает. Ну-ка, Сергей, помоги ему.

Я предложил товарищу помочь. Он тут же спешился и охотно принял мое предложение.

Я дал лошади отдохнуть, поласкал ее, а затем начал упражнение. Лошадь снова стала валиться на мой шенкель, которым я заставлял ее откинуть зад. Я наказал ее ударом шпоры в бок. Заставил двинуться в сторону, после чего поласкал и упражнение повторил, а затем передал лошадь владельцу.

На манежной езде правильная стойка лошади, а также осаживание имеют большое значение. И за стойку и за осаживание выставляется точно такая же оценка, как и за шаг, за рысь и за все остальные упражнения. На стойке лошадь должна стоять спокойно, ровно на всех четырех ногах. Если лошадь какую-нибудь из ног отставит в сторону, то это уже считается ошибкой - и оценка снижается.

Отрабатывал я стойку при переходе с любого аллюра: с галопа, с рыси, с шага. Ехал на сокращенном галопе, выдерживал поводьями, чтобы лошадь перешла на шаг и остановилась, но одновременно шенкелями немного посылал ее вперед, чтобы она подвела задние ноги под корпус и сделала правильную стойку. Если бы я останавливал лошадь только одними поводьями, без участия шенкелей, то стойка у нее получалась бы неправильная. Как правило, лошадь остановится и немного растянется, то есть задние ноги отставит назад или же, в лучшем случае, одну из задних ног отставит назад или в сторону.

На стойке голова лошади должна быть вертикальна и шея немного округлена…

Когда мои лошади начали спокойно останавливаться и принимать стойку, я стал приучать их к осаживанию назад.

Упражнение это для лошади не трудное, но отрабатывать я его стал уже тогда, когда и Тевтон и Штемпель хорошо усвоили и средства управления, и вполне освоились с железом у них во рту, и хорошо реагировали на посыл шенкелей.

Все же я начал приучать их к осаживанию в руках. Встал лицом к лошади, в левую руку взял трензельные поводья, правой рукой приложил хлыст к боку лошади и левой рукой заставил ее сделать осаживание назад. Осаживание начал у барьера, чтобы не дать лошади отбросить в сторону зад. Тевтон как-то сразу понял и осадил на несколько шагов назад. Когда он осадил на пять-шесть шагов, я послал его, приложив к боку хлыст, вперед на повод.

Он настолько сразу хорошо стал осаживать, что я сел на него и продолжал приучать его к осаживанию под всадником.

Прошел шагом, сделал стойку, зафиксировал ее, расслабил шенкеля, но не убрал их с боков лошади, чтобы она во время осаживания не торопилась и не уходила в стороны. Выдержкой поводьев заставил Тевтона осадить. Когда он осадил на два-три шага, я его приласкал. Но когда он решил самостоятельно, раньше моего требования, осадить, то я его наказал. И в последующем все время держал шенкеля наготове, чтобы помешать его своеволию.

Штемпель заупрямился. Он не уступал при работе в руках, сопротивлялся. Пришлось взять руками за трензельные поводья, правой рукой за левый повод, левой - за правый и одновременно наступить своей ногой на венчик его передней ноги. Штемпель сразу осадил, а я его тут же приласкал. Так проделал несколько раз, и он понял, чего я от него требую. Стал хорошо осаживать, но когда я на него сел, то он опять не мог понять, чего я от него хочу. Пришлось попросить Николая мне помочь. Николай встал перед Штемпелем и наступил ему на венчик, Штемпель сразу осадил. С помощью Николая Штемпель осаживал раз семь, а потом стал осаживать только по моему требованию.

- Понял, в чем дело, - рассмеялся Николай. - А Тевтон все же умнее. - Он не удержался, чтобы не похвалить своего "крестника". - Учти, Сергей, если лошадь при осаживании сопротивляется поводу или резко осаживает, как бы убегает от повода, упражнение считается выполненным неправильно. Она должна мягко уступать действию повода, голову держать вертикально, не вытягивая ее вперед, и не уходить за повод. Ноги переставлять энергично, а не тащить их по земле волоком.

Перед тем как приступить к отработке у моих питомцев полу пируэтов на шагу, я подолгу и очень внимательно смотрел, как исполняют это упражнение Второв и Тихонов. Упражнение очень красивое. И Второв и Тихонов выполняли его с ходу, без остановки лошади. Лошади работали спокойно, не сходя с места, в то же время обеими ногами отбивали такт шага на месте. Мне больше нравилось, как ехал Второв. Он шел на лошади собранным шагом, делая полупируэт направо-правым поводом делал постановление направо, правый шенкель выдерживал около бока лошади. Левым шенкелем заставлял лошадь корпусом пойти направо и ограничивал ее от отбрасывания зада влево, правым поводом заставлял лошадь идти направо, левым удерживал лошадь от резкого поворота и излишнего сгибания вправо, а также предупреждал лошадь от сваливания затылка влево. Все это он проделывал одновременно и в полном взаимодействии.

Но сколько можно было смотреть? Надо начинать и самому.

Прежде чем приступить к выполнению полупируэта, я подготовил лошадей у стенки манежа: шел на лошади собранным шагом, несколько сократил шаг, левый шенкель выдержал около левого бока, а поводьями и правым шенкелем заставил лошадь сделать поворот налево-назад и пойти прямо. Против своего обыкновения Тевтон сразу это упражнение не выполнил. Пришлось приучать его не с ходу, а с остановки, выполняя упражнение по частям; заставил его отойти от стенки один-два шага, погладил и сделал еще два шага. Так повторял налево и направо. Когда он понял, чего я от него требую, я уже стал заставлять его выполнять все упражнение, и не только с остановки, но и с ходу.

Тевтон при повороте стоял на месте, и его осевая нога не отбивала такта шага. Тронул его правым шенкелем - не помогло, тронул шпорой - это заставило его оторвать ногу от земли, а не стоять на месте.

Штемпелю, по-видимому, так понравилось это упражнение, что он старался, еще не подойдя к точке, у которой нужно выполнить полупируэт, сделать его самостоятельно, без моего требования. За такую активность я его не наказывал, но и самовольничать не разрешал. Как только он начинал делать поворот самовольно или очень спешил выполнить упражнение, я возвращал его в исходное положение и повторял до тех пор, пока он не делал поворота только по моему приказанию.

Второв и Тихонов подошли ко мне и удивленно стали переговариваться между собой. Как видно, поразились, что Штемпель так быстро усвоил это сложное упражнение. Мне очень хотелось услышать, что они говорят. Я, не прекращая упражнения, стал прислушиваться. И вдруг Штемпель, делая поворот направо, ушел задними ногами с места в наружную сторону. Оскандалился!

- Филатов! - обратился ко мне Второв. - Ошибка-то твоя, а не Штемпеля. Ты резко принял его поводьями на себя и недостаточно выдержал наружный шенкель, в то время как внутренний шенкель, наоборот, держал очень туго. Вот и получилось у тебя обратное тому, что должно было бы быть при повороте направо.

Я был смущен. Прекрасно понял, отчего допустил такую ошибку. Мое внимание было поглощено тем, что говорят товарищи, а не лошадью. Этот маленький эпизод послужил хорошим уроком. И я никогда больше, выполняя упражнения, во время тренировки или во время выступления, не отвлекался чем-то посторонним. Все мое внимание сосредотачивалось только на лошади и на своих действиях шенкелями и поводьями.

Лида уже не упрекала меня, что мало уделяю внимания семье. Она поняла: пока я не достигну поставленной перед собой цели, до тех пор не успокоюсь. Она часто приходила в манеж вместе с Валеркой и терпеливо смотрела на наши занятия.

- Сережа, а ты успеешь подготовить лошадей к соревнованиям? - как-то спросила она меня.

- Успею! Мне остались только упражнения на галопе.

- А ты не можешь взять отпуск, чтобы работать не по утрам и вечерам, а нормально, днем?

- Нет, Лидуша, - ответил я, - ни о каком отпуске сейчас не может быть и речи. Занятия с курсантами в полном разгаре, и ради своих лошадей я срывать их не могу.

- Ну, а сорвать один раз занятия, чтобы пойти со мной в театр ты можешь?

- Конечно, - рассмеялся я. - Мне и самому давно хочется пойти в театр. Один вечер пропущу - ничего страшного. Это в начале работы не стоит пропускать занятий, а сейчас лошади у меня уже так отработаны, что вечерок отдохнуть и им полезно.

Лида обрадовалась, и вечером, поручив Валерку заботам соседки, мы отправились с ней на спектакль. В Кирсанове гастролировал областной театр. В этот день играли "Машеньку" Афиногенова. Спектакль чудесный, да и актеры играли очень хорошо.

- А ведь ты теперь, - вдруг вспомнила Лида, когда мы шли из театра, - стихов не пишешь. Жаль! Они у тебя были очень теплыми, знаешь, такие - от души!

- Это на тебя спектакль подействовал, - сказал я вполголоса и подумал, как удивительно время меняет людей. Писал вот я стихи, любил бродить по улицам, мечтать… Только мою страсть к лошадям не изменило время.

- Я знаю, о чем ты думаешь. Наверно, опять о лошадях…

И да и нет, - рассмеялся я. - А хорошо ведь погулять по переулкам после театра. Верно? Давай не пойдем сразу домой, а пересечем наискосок еще улицу, походим по ночному городу. Помнишь, как мы с тобой на Украине гуляли?

Поздно вернулись домой. Сладко спящего Валерку я перенес от соседки в его кроватку - он так и не проснулся.

- Лишь бы только войны не было! - неожиданно тихо сказала Лида. - Я так боюсь ее.

- Не будет, - остановил я жену. - К чему эти мрачные мысли? И с чего ты вообще вспомнила об этом.

- Со мной рядом, в театре, сидел молодой еще человек. Он аплодировал одной правой рукой, хлопая по ручке кресла. Левой руки не было, был только рукав, а в нем, как видно, протез. Я случайно прикоснулась и, знаешь, почувствовала что-то твердое, неживое. Это было так страшно… Мне невольно вспомнилась война. Сколько она погубила и покалечила людей!

- Успокойся, Лидуша! - я мягко обнял жену.- Уверяю тебя, что войны не будет… А если этот человек и потерял руку на войне, так он отдал ее за победу.

Лида задумалась и вдруг прибавила:

- Сереженька, а ведь это очень хорошо, что ты лошадей для спорта готовишь, а не для боев…

Придя утром в манеж, я не мог отделаться от мыслей, которые меня обуревали после разговора с женой. Вспомнился Миша Ковалевский и многие другие товарищи… Сколько унесла война молодых, полных сил жизней. Сейчас мои курсанты изучают военное дело, но никто из них не хочет войны. Многие мечтают о спортивной деятельности, о науке, многие любят армию и мечтают стать кадровыми военными, - но не для войны! Хотя уверен, что ни один из них не дрогнет, если придется оседлать коня для боя.

Вывел своих Тевтона и Штемпеля, пошлепал их по шеям и ласково произнес:

- Готовьтесь, готовьтесь к боям, но только не кровопролитным, а спортивным.

Лошади ткнулись головами в мои плечи. Они очень любили и ценили ласку.

Итак, начинаю работу с ними на галопе. Галоп-это естественный аллюр лошади. Передо мной стояла задача - усовершенствовать его и заставить лошадь под действием средств управления исполнять на галопе искусственные упражнения в виде смены ног, пируэтов и другие. Поднимал я лошадей в галоп раньше, чем приступил к отработке боковых движений на шагу и рыси. Я это делал для того, чтобы приучить их к своему весу и скоординировать движения. Я их поднимал в галоп не делая сбора. Поднимал и с шага, и с рыси, а потом и с места. Проходил на собранном шагу или рыси несколько метров по стенке манежа и, если ехал налево, правым шенкелем заставлял лошадь подняться в галоп с левой ноги.

Поднимал лошадь в галоп в углах манежа: это для нее удобнее. При подъеме внутренний (левый) шенкель держал плотно около бока лошади, чтобы ограничить ее от отбрасывания зада. Главное при подъеме-вовремя смягчить поводья, чтобы лошадь свободно могла двинуться вперед. Как только она поднималась в галоп, я тут же шенкелями посылал ее вперед, а поводья несколько выдерживал на себя. После каждого подъема я лошадь поощрял.

Теперь же, когда они хорошо держались на галопе, мне надо было переходить к отработке у лошадей сбора, а также к заездам и вольтам направо и налево.

Я поднял Тевтона в галоп с левой ноги, шенкелями послал его вперед, одновременно поводьями выдержал его, как бы часть энергии Тевтона принял на руки. От такого действия Тевтон поднял вверх голову, сдал в затылке и опустил вертикально. Пройдя в таком положении несколько метров, я его поощрил. Для того чтобы лучше приучить Тевтона, я делал частые остановки, осаживания и сразу поднимал его в галоп. Он вдруг стал задирать голову вверх и боролся с поводом. Тогда я его в шенкелях остановил, зафиксировал стойку, опустил ему голову по отвесу и с этого положения поднял в галоп. Если на собранном галопе Тевтон начинал упираться в повод, то я его больше выдерживал поводьями, делая ими перевод справа налево, в особенности трензельными, а шенкелями посылал его вперед.

На галопе я часто делал вольты и заезды; это дисциплинирует лошадь, а главное, приучает ее двигаться не только по прямому направлению, но и по кривой замкнутой линии, под воздействием средств управления.

Для того чтобы выполнить вольт налево, я левым поводом повернул Тевтону голову, правым ограничивал его от излишнего сгибания влево, а шенкелями посылал вперед.

Таким образом, поводьями направлял Тевтона, а шенкелями заставлял двигаться вперед.

Заезд налево и направо назад выполнял в таком же порядке, только Тевтон не описывал полного круга, а, описав полкруга, двигался в обратном направлении.

Отрабатывая собранный галоп, я очень часто делал переходы с галопа в рысь, в шаг, делал стойки и снова поднимал лошадь в галоп, как с правой, так и с левой ноги. Это приучало Тевтона к чувству шенкелей, а в дальнейшем к правильной смене ног на галопе, а также к движению в два следа.

Штемпель очень хорошо исполнял упражнения на галопе, лучше, чем Тевтон. Он быстрее схватывал и охотнее выполнял мои требования.

Когда лошади хорошо исполняли собранный, прибавленный галоп, я перешел к отработке контргалопа. Сделал заезд налево и, подойдя к стенке, не стал менять Тевтону ноги. Прошел на контргалопе стенку, углы манежа, сделал заезд направо, назад на контргалопе и, остановив Тевтона, приласкал его.

- Умница, а не лошадь! - похвалил Николай его.- Что тебе еще от него надо? - обратился он ко мне.- Прекрасно все понимает и выполняет.

Он еще раз проделал все сначала. Я сделал то же на Штемпеле. Когда наши лошади отлично усвоили, что от них требуется, Николай предложил:

- Они теперь хорошо держатся на заездах на контргалопе-приступим к выполнению вольтов на контргалопе. Не возражаешь?

Еще бы я стал возражать! Я был очень рад помощи. Я хорошо знал, как ревниво Николай относится к работе "крестника" - ведь он посоветовал мне взять Тевтона.

Николай шел собранным галопом налево, вышел на короткую стенку и переменил направление через манеж по центральной линии. Прошел несколько метров прямо и сделал вольт направо, не меняя Тевтону ног, то есть на контргалопе. Тевтон все это проделал легко и красиво. Николай его приласкал, дал отдохнуть.

- Ну как? - спросил он меня.

- Здорово! - ответил я. - Кстати, и Штемпель чудесно все это выполнил. Давай еще?

Мы снова сели на лошадей, но поднимали их в галоп уже с правой ноги и первый вольт делали налево. На контргалопе мы вели лошадей обоими шенкелями. Постановление их голов было вертикально в сторону движения, шеи округлены, а сами они согнуты во внутреннем боку, то есть вокруг внутреннего шенкеля.

Когда мы спешились, Николай сказал о том, что у некоторых всадников лошадь на контргалопе задними ногами не идет по следу передних, то есть отбрасывает зад.

- Знаешь почему? - по-видимому, Николай был убежден, что я не знаю. Я отвечал, что всадник должен наружным шенкелем ограничить лошадь от отбрасывания зада в сторону, одновременно меньше действовать внутренним шенкелем.

- Правильно, - согласился он и тут же добавил:- Всадник должен следить не только за правильным постановлением головы и правильным движением зада лошади, а также чтобы она при движении на контргалопе сохраняла импульс и темп галопа.

- Правильно, - согласился и я. Мы весело рассмеялись, и Николай, хлопнув меня по плечу, сказал:- Ученого учить - только портить! Сережка, из тебя будет превосходный спортсмен, попомни мое слово! Еще прославишься…

…В 1952 году были назначены соревнования по конному спорту Воронежского военного округа. Я мог участвовать в этих соревнованиях на обеих подготовленных мною лошадях. Волновался крепко. Впервые должен был показать свое мастерство не только как спортсмен, но и как всадник, подготовивший лошадей. Эти соревнования были для нас экзаменом.

На Штемпеле я соревновался в пятиборье, а на Тевтоне ехал на первенство молодой лошади. Лошади отлично работали в условиях манежа, но на поле мне удалось их очень мало потренировать, это меня несколько беспокоило. Тевтон и Штемпель неплохо прыгали, я и лозу на них рубил. И все же…

Моими соперниками были Николай Сова, Второв и много других отличных армейских спортсменов.

Василий Алексеевич несколько раз подходил ко мне перед стартом:

- Как самочувствие? - спрашивал он, поглаживая Штемпеля.

- Прекрасно! - отвечал я. Меня трогало такое отношение Лобачева.

И вот дан старт по пятиборью… Штемпель меня не подвел. Он прошел превосходно, и мы с ним заняли первое место.

- Экзамен сдан на "отлично"! - поздравляя, меня, сказал Лобачев.- Начало твоего пути удачное!

На Тевтоне-на первенство молодой лошади - я занял второе место.

В рубке лозы я занял на Тевтоне первое место.

В 1952 году было проведено первенство Советского Союза в Москве. Я не мог принять участия: хромал Штемпель, а Тевтон был очень молод. На этих соревнованиях Николай Сова стал победителем - получил золотую медаль чемпиона СССР и звание мастера спорта.

В этом же 1952 году наше училище приняло участие в седьмых всеармейских конноспортивных соревнованиях в Москве. Мы победили всех остальных участников и заняли первое место, выиграв переходящий кубок.

Когда мы вернулись после соревнований в училище, там в нашу честь был устроен настоящий праздник. Торжественно, под звуки оркестра, мы передали начальнику училища наш выигрыш-кубок. Он очень тепло поздравил нас, поблагодарил за то, что поддержали честь своего училища.

- Выражаю глубокую уверенность, что, пока в училище есть такие конники-спортсмены, этот кубок не покинет своего почетного места…

А я по-прежнему продолжал тренировать своих лошадей, очень много работал над собой, занимался на спортивных снарядах, плавал и бегал.

…Шел 1953 год. Однажды меня вызвал к себе начальник училища и приказал собираться в путь.

- Вас, - сказал он, - как лучшего армейского всадника, направляем в конноспортивную команду Центрального клуба Армии. Он только что организован. Желаю большой удачи…

Я повернулся и вышел. Мне было немного грустно расставаться с лошадьми. Я уже познал горечь разлуки с Пилотом, а теперь Тевтон и Штемпель…

Николай успокаивал как мог:

- Перед тобой открывается дорога в большой спорт, - говорил он. - Какие еще лошади у тебя будут! У тебя есть опыт, неплохие навыки. Встретишься с лучшими спортсменами, еще кое-чему научишься. Достигнутое - далеко не предел… Наше дело такое: все время учиться, совершенствоваться. И всегда сначала изучи характер лошади, а уж потом приступай к работе с ней. Шаблонов в этом деле быть не может, твори!