Заключение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Заключение

Здесь мы смогли рассмотреть лишь основные проблемы, которые, по нашему мнению, диктуют необходимость отказа от гибельной для нас неоклассической модели рынка и выбора соответствующей нашей традиции и нуждам планово-рыночной модели экономики. Теоретические истоки наших многочисленных бед и страданий, как должно быть видно из вышеизложенного, надо видеть в неоклассической теории, которая была предложена нам в соответствии с западной стратегией подчинения российской экономики своим интересам. Наглядным подтверждением принятия такой стратегии явилась наша готовность под обманным названием «великой энергетической державы» подчинить свои ресурсы развитию других стран и тем самым поставить свою судьбу в зависимость от милости покупателей топлива и сырья.

Приняв такое ложное направление своей политики и развития, как было показано во второй главе, мы развалили и продолжаем разваливать реальный сектор экономики, прежде всего нашу обрабатывающую промышленность, по существу, сокращая объемы реально производимого продукта. Если не ограничиваться лукавой цифрой общей величины ВВП, объем которого искусственно надувается за счет нематериальных услуг, валютных доходов от роста цен на энергоносители рынке, а, например, исчислить физический объем продукции обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства в неизменных ценах, то, скорее всего, вместо роста продукции обнаружили бы ее падение. Но даже если бы мы имели некоторый рост реальной величины ВВП, то все равно при нынешней ситуации он был бы сокрытием негативного процесса нашей технико-экономической деградации. Печальный советский опыт должен был бы нас научить, что за общими показателями всегда надо видеть качественные структурные процессы, прежде всего повышение или снижение удельного веса технически передовых отраслей производства и услуг. С этой точки зрения нашу ориентацию на привлечение в страну иностранных производств с «отверточной технологией» следует рассматривать как прямую дорогу на свое превращение в страну периферийного капитализма.

В свете этой перспективы постоянные заверения российского руководства о его верности либеральному курсу рассчитаны, скорее, на завоевание лояльности со стороны всемогущих сил Запада, нежели проникнуты заботой о национальных интересах. Иначе нельзя объяснить неизменность объявленной в свое время свободы бесконтрольной утечки капиталов за рубеж при острой их нехватке для развития отечественной экономики. Но это говорит и о другой беде. Выдвинутые на почве приватизации на сцену предприниматели, как было показано, не проявляют никакой другой заинтересованности, кроме частной наживы за счет различного рода спекуляций и полулегальных операций. Мало того, что нет инвестиций на развитие экономики, но если бы даже они были, как мы старались показать, нет субъекта их эффективного вкладывания в экономику.

Из этого видно, что мы создали экономику, которую нельзя отнести ни к одной из тех, которые существовали в мире в прошлом, как и существующих сейчас. Она соединяет в себе худшие черты нашего прошлого беззакония и произвола со свойственным капитализму безудержным грабежом всех, кто не может постоять за себя. Но поскольку этот уродливый монстр пришел к нам в обличье капитализма и освященный его идеологией, то именно это и было предметом нашего критического разбирательства. Это, однако, не исключает того, что в будущем, когда антисоциальная сущность созданного у нас общества раскроется полнее, ее оценка может и станет более жесткой.

Как при такой перспективе может развиваться наша экономика? Надежды на «эффективного собственника», на которого делалась ставка при осуществлении реформ, полностью испарилась. Это еще одно свидетельство того, что создан не тот «капитализм». Поэтому теперь единственным способом нашего спасения объявляется привлечение иностранного капитала. На определенных условиях это допустимо и даже целесообразно. Но на каких? Ответ на этот вопрос должным образом не разработан, а потому наши надежды на этот счет построены на песке. Никто не будет любить нас больше, чем мы сами себя. Никто не будет заботиться о нас, если мы сами не найдем в себе сил для своего подъема. Надежды на доброго дядю – очередной обман. С учетом обилия природных ресурсов и низкой стоимости рабочей силы у нас, иностранные инвестиции могут быть мотивированы только одним: извлечь из нашей страны себе максимум добавленной стоимости при минимуме затрат. Поэтому ни на кого, кроме себя, мы рассчитывать не можем и не должны.

Насколько удалось, мы старались показать, что не следует впадать в обломовщину и подобно страусу прятать голову в песок в надежде, что ветры времени пройдут мимо. Вместо этого было предложено смотреть на свое будущее в свете надвигающихся на нас внутренних (недовольство населения) и внешних (агрессивность внешних сил) угроз. Их надо воспринимать не как заговор против России – такого, наверное, нет, – но как преследование каждым своих собственных интересов, которые тем или иным путем приходят в противоречие с интересами другого. Оттого и возникает угроза. Ее надо учитывать заранее, а когда она подступает к воротам, то бывает поздно. Для предотвращения надвигающихся на нас угроз догмы о чудодейственности рынка, как и опасения о том, как будет реагировать великая княгиня Марья Алексеевна из-за рубежа, следовало бы отбросить. Будущие неприятности могут оказаться страшнее тех, с которыми мы сталкиваемся сейчас. Мир уважает сильных и презирает слабых. Сегодня Запад уважает коммунистический Китай и пренебрегает капиталистической Россией, потому что Китай на горе, а Россия в яме. Из этого, как из многого другого, вытекает тот вывод, что для нас важна не догма – рыночная или плановая – а модель экономики, которая обеспечивает рост экономической мощи страны. При этом название не имеет значения. Как говорил восточный мудрец, неважно, какого цвета кошка, – важно, чтобы она ловила мышей.

В этом выборе мы должны исходить из того, что показал опыт истекших 20 лет: модель рыночного саморегулирования, по которой богатства отданы частным лицам, не способна обеспечить модернизацию экономики, кто бы и какой бы модной фразой это ни прикрывал. Наша ситуация характеризуется известной притчей, что вы можете повести лошадь на водопой, но не можете ее заставить пить. Мы отдали свои капиталы частным лицам, но мы не можем заставить их развивать и модернизировать экономику. Во-первых, потому, что они в этом не заинтересованы, ибо перед ними открыты возможности более легкой добычи; во-вторых, потому, что выдвинутые приватизацией собственники не обладают теми инновационными и организационными талантами, которые необходимы для модернизации экономики. Получивший в свою собственность средства производства мошенник и мот способен лишь воровать, но не созидать, и это само собой не изменится к лучшему.

В то же время сохранять подобное положение неизменным – значит не предотвращать угрозы, а провоцировать их опасную развязку. Поэтому надо найти способ разрешения этого противоречия. Коль скоро приватизация в том виде, в каком она была проведена, себя не оправдала, то надо сделать вытекающий отсюда вывод: создать условия, чтобы не на словах, а на деле на авансцену нашей экономики вышли и подобающее положение в ней заняли эффективные собственники и управленцы. Само собой это не произойдет. Российским собственникам неоткуда взять европейскую культуру предпринимательства, привитую многовековым правовым и этическим наследием греко-римской цивилизации. В рамках существующей модели рынка, открывающей безграничный простор любым махинациям, преступности, коррупции, мы будет отдаляться от нее еще дальше. Исключая всякий контроль над частным собственником, существующая модель потворствует развитию в частном собственнике хищнических инстинктов, а потому ничего другого, кроме права на личную наживу и безумное расточительство, он не признает. За двадцатилетие разгульного образа действий он, в особенности в лице своей олигархической верхуши, не осваивал европейскую культуру предпринимательства, а еще больше одичал в своей бесконтрольной и неправовой деятельности. Поэтому теперь его приручение является чрезвычайно трудным делом. Но как бы то ни было, кроме ограничения хищнического начала и привития частному собственнику культуры ведения дел и увязания его интересов с интересами общества идти к лучшему невозможно. Предлагаемая здесь планово-рыночная модель, выдержавшая проверку на опыте большого числа стран, представляется спасительной альтернативой, в то время как существующая модель рынка, как показывают результаты ее применения, ведет нас к краху.

Вот почему особый интерес для нас представляет опыт стран, демонстрирующих серединный путь развития, альтернативный как советскому тоталитаризму, так и капиталистической эксплуатации одних другими. Нечто отличное как от одного, так и от другого с разным сочетанием плановых и рыночных методов ведения хозяйства показали страны, опыт которых был рассмотрен в четвертой главе. Разумеется, идеализировать его тоже не стоит. Волшебной лампой Аладдина они не владеют, и к какому берегу их вынесет течение событий – неизвестно. Но как бы ситуация ни сложилась, решающее значение будет иметь приоритет ведения хозяйства, будет он принадлежать плановому или рыночному началу. Нынешнее пребывание Японии в тисках кризиса после десятилетий ускоренного роста весьма показательно в этом отношении. Сегодня не страны традиционного капитализма, функционирующие на рыночной основе, а функционирующие на планово-рыночной основе показывают самые впечатляющие успехи в своем развитии. Будущее готовит каждой стране ее собственную судьбу, нам тоже по их примеру надо выбирать дорогу развития в соответствии с собственной спецификой и интересами.

При всех условиях будущее упирается в вопрос о законности или незаконности существующего в капиталистическом обществе неравенства в распределении общественного богатства. Если такое неравенство естественно и необходимо для прогресса, как утверждает неоклассическая ортодоксия, то логично держаться за принцип laissez faire и закрыть глаза на все остальное, в том числе на растущее неравенство между людьми. Если же, наоборот, мы хотим смягчать его и двигаться к обеспечению прав граждан на труд и достойный заработок, то этого можно добиться только в рамках регулируемого развития, сознательной увязки высшей цели общества с его спецификой.

Этот вопрос с особой остротой встает перед нами. Мы оказались большими католиками, чем папа, и по разнице между бедными и богатыми переплюнули всех на свете. Разница в доходах между 10 % самых богатых и 10 % самых бедных в странах традиционного капитализма составляет 6 раз, у нас по статистике считается 17 раз, а в действительности многократно больше. Отсюда вопрос: по какому пути хотим идти, по пути усиления имущественного неравенства и социальной напряженности или снижения этой разницы и обеспечения консенсуса между разными социальными слоями общества? Если первое, то все надо оставить как есть. Если второе, то надо менять модель развития. Опыт рассмотренных в четвертой главе стран показывает миру новую модель экономического развития, позволяющую, по крайней мере, преодолеть периферийность (отсталость) страны и обеспечить ей выход на передовые позиции в мире.

Как видно, модель экономики, показанная здесь на примере рассмотренных стран, глубоко отлична как от традиционной капиталистической, так и советской. В то время как те в силу присущих им крайностей взаимно исключали друг друга, модель, показанная на примере рассмотренных стран, как отмечалось, устраняет эти крайности и вбирает в себя достоинства обеих экономических систем. Благодаря этому она приобрела такой потенциал роста, который и нам жизненно необходим.

Однако выбор новой модели развития совсем не прост. Какой бы негодной ни была сейчас существующая у нас модель для общества в целом, она чрезвычайно выгодна тем, кто при ней составил многомиллиардные и многомиллионные состояния, и для ее защиты они будут прибегать к любым средствам, вплоть до самых крайних. На пути принятия нужной нам модели стоят интересы тех, кто прибрал к рукам богатства страны и теперь прикрывает свою корысть догматами неоклассической теории.

Ввиду этого нам необходимо разобраться в том, что представляет принятая нами неоклассическая теория и какая для нее есть альтернатива. В ограниченных пределах книги мы старались показать это более или менее обстоятельным рассмотрением посткейнсианской экономической теории, ставящей во главу угла: а) интересы рядового человека; б) преодоление сложившегося в результате реформ имущественного неравенства между людьми; в) достижение социального консенсуса в обществе. Если же первостепенными являются интересы разбогатевшего сословия людей, а остальные должны служить им, то лучше неоклассической (монетаристской) модели не найти. Ее догматы для этого очень хороши, а система образования и пропаганды внушает их людям с такой религиозной фанатичностью, что многие верят в них как в непреложные истины на все времена.

Так, эта теория неизменно держится за целевую функцию максимизации прибыли, при всех условиях рассматривая прибыль как показатель эффективности экономики. Ортодоксия считает этот мотив безальтернативной движущей силой прогресса. Стремясь к этой цели, говорят либералы, каждый капиталист удовлетворяет разнообразные потребности людей и делает множество других хороших дел, а потому прибыль является его заслуженной наградой.

Между тем, как мы старались показать, неортодоксальная теория на Западе (марксисты, посткесйнсианцы, институционалисты и др., каждый со своими аргументами) вполне убедительно показала несостоятельность этой теории, а опыт постсовестких стран явился экспериментальным подтверждением этого доказательства. Если прибыль является заслуженной наградой за новаторство и высокую эффективность, то не Билла Гейтса или Стива Джобса, а первых лиц российской «золотой сотни» надо считать авангардистами в создании технических новинок, ибо за 20 лет они заполучили баснословные прибыли с такой скоростью, которая до этого никому и не снилось. Если полученная прибыль является показателем эффективности, то нашу экономику тоже надо считать самой эффективной и новаторской, ибо никто нигде таких прибылей, как наши олигархи, еще не получал. Соответственно, и благосостояние нашего народа надо считать самым высоким в мире и т. д.

На самом деле мы имеем совершенно другие последствия грабительского чемпионата наших толстосумов. Высокие прибыли олигархов получены за счет обеднения рядового населения, разрушения обрабатывающей промышленности, деградации здравоохранения, науки и образования. Миллионы людей остались без работы и зарплаты, а качественная медицина стала недоступной рядовому человеку. Оттого и смертность на тысячу человек в год подскочила с 8—10 случаев в советское время до 14 в настоящее время. Рост населения сменился его сокращением. Наш капиталист не улучшает, а ухудшает условия жизни людей. Бесплатное он превращает в платное. Качество продуктов питания снижает, а цены на них повышает. С лекарствами и того хуже, за многократно возросшие цены подсовывает нам фальсифицированные и даже вредные.

Несостоятельность концепции, сводящей эффективность экономики к размеру полученной прибыли, с течением времени и актуализацией социальной стороны экономического развития становилась все более очевидной. Поэтому альтернативные концепции, в частности посткейнсианство, о чем речь шла в третьей главе, все настойчивее выдвигают иные цели экономического развития. Они выдвигают на первый план решение, прежде всего, проблем социального характера и гармонизации экономических отношений. Такая необходимость более всего обосновывается в этой концепции, которая, как было показано, в качестве основной цели экономики вместо прибыли отдает приоритет обеспечению полной занятости и устойчивому росту экономики.

В нашей нынешней ситуации, когда жизненно важным стал выбор модели развития, для нас нет ничего важнее экономической теории, отвечающей нашим нуждам, проливающей свет на пути и перспективы развития страны. Ее сейчас у нас нет. Что на это не подходит марксистская теория в своем прежнем виде, говорилось выше. Что касается неоклассической теории, то, несмотря на ее доминирование в мире, отношение к ней на Западе не столь однозначно положительное, как у нас. Как уже отмечалось, там она подвергается фундаментальной критике за несоответствие ее амбиций реальным процессам современной действительности.

Хотя по советской традиции власти навязали преподавательскому корпусу эту теорию, о ее несостоятельности на Западе говорили задолго до того, как опыт постсоветских государств явился ее экспериментальным опровержением. Это и понятно. Наша культурная почва глубоко отлична от западной, хотя и там она показала свою непригодность. За исключением торговли и сферы услуг, превозносимый неоклассической теорией частный собственник в наших условиях оказался не только менее эффективным, чем советский директор, но еще мотом и мошенником, который в целях наживы не останавливается ни перед каким преступлением. По своему образу и подобию частный собственник, как об этом говорят приведенные нами факты и явления, сделал общество криминальным, а звенья общественной жизни полностью заразил коррупцией. Он принес в нашу жизнь то, чего у нас никогда не было, – практику заказных убийств, исчезновение людей и рейдерский захват собственности.

К сожалению, принятая нами на идейное вооружение неоклассическая теория, воплощенная в учебниках по экономике, формирует экономическое мышление российской молодежи в духе узколобого прагматизма, закрывая ей путь к глубокому теоретическому пониманию общества, в котором она живет. С помощью западного финансирования в наиболее благоприятном положении оказались учебные заведения, формирующие у молодежи угодное капиталу неоклассическое восприятие вещей. С такой же целью подбираются переводимые учебники и работы отдельных авторов. Среди них нет альтернативных изданий. Между тем мировая экономическая мысль, как отмечалась, гораздо богаче того, что предлагают нам вопреки нашим национальным интересам и социальным целям.

К сожалению, предложенные посткейнсианскими авторами альтернативные разработки вниманием в России пока не пользуются. Без всяких на то оснований на них распространилась неудовлетворенность от догматизма и нереалистичности от неоклассической теологии. Однако, как утверждалось на протяжении всей книги, это относится к ее мэйнстриму, за пределами которого имеется много интересного и крайне необходимого для нас. Поэтому, подчеркнем еще раз, не следует тратить силы на изобретение изобретенного, а надо воспользоваться готовыми к нашим услугам жемчужинами западной экономической мысли, сочетая их с нашей спецификой и разработками.

Наша экономическая и общественно-политическая мысль в этом направлении развивается весьма робко ввиду слабого знакомства российской общественности с альтернативными мэйнстриму концепциями экономического развития. Нужен более решительный шаг в этом направлении. Нельзя ограничиваться только тем, что нам предлагают, но следует начать больше знакомиться с тем, что нам нужно. Тогда мы увидим, что западная экономическая мысль в состоянии принести нам гораздо большую пользу, чем это было до сих пор.

Рассмотренная в свете выдвинутых 75 лет назад Джоном Мейнардом Кейнсом идей посткейнсианская экономическая теория представляется наиболее многообещающей для разработки и принятия жизненно нужной теоретической концепции и модели развития.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.