«Лучи счастья» Михаила Филиппова

«Лучи счастья» Михаила Филиппова

Михаил Михайлович Филиппов (30.06.1858 – 12.06.1903) родился в селе Окнино ныне Звенигородского района Черкасской области. Учился на физико-математическом факультете Новороссийского университета. В 1884 году он блестяще сдал экзамены в Санкт-Петербургском университете за весь курс физико-математического факультета и получил звание кандидата наук. А в 1892 году в Гейдельбергском университете он защитил докторскую диссертацию по теме «Инварианты линейных однородных дифференциальных уравнений».

Учёный, философ-позитивист, писатель, журналист, изобретатель – его познания в самых разных отраслях человеческой деятельности были настолько велики и обширны, что современники не без оснований называли его последним русским энциклопедистом.

Михаил Филиппов в совершенстве знал несколько языков, свободно пользовался иностранными первоисточниками, читал в подлинниках произведения древних авторов, новинки научной и художественной литературы Германии, Франции, Италии, Англии и ряда западнославянских стран. Его перу принадлежит более 500 печатных работ по социологии, политической экономии, естествознанию, математике, химии и даже… литературоведению. Его исторический роман – «Осаждённый Севастополь», опубликованный в 1889 году, заслужил одобрительный отзыв Льва Толстого, с которым Михаил Филиппов неоднократно встречался и переписывался. Лев Николаевич замечал, что это литературное произведение Михаила Филиппова «даёт совершенно ясное и полное представление не только о Севастопольской осаде, но и о всей войне и её причинах».

Биографические очерки Филиппова о Яне Гусе, Ньютоне, Паскале, Лейбнице, Канте, Леонардо да Винчи и Лессинге печатались в серии «Жизнь замечательных людей». «Психологические исследования. Закон перцепции», «Пространство Лобачевского и многомерное пространство», «О природе рентгеновских лучей», «Наследственность по Вирхову», «Субъективизм и народничество», «Опыт программы по самообразованию», «Элементарная теория вероятностей» – вот названия лишь некоторых печатных работ Михаила Филиппова. В трёхтомном «Энциклопедическом словаре» под редакцией М.М. Филиппова, изданном в 1901 году П.П. Сойкиным, почти все статьи были подготовлены самим Михаилом Михайловичем.

В январе 1894 года Михаил Филиппов становится редактором основанного им журнала «Научное обозрение», на страницах которого печатались работы Д. Менделеева, Н. Бекетова, П. Лесгафта, В. Бехтерева, Ф. Эрисмана, А. Богданова, Г. Плеханова, В. Засулич, В. Ульянова-Ленина, переводы трудов К. Маркса, Ф. Энгельса, Ч. Дарвина, Г. Гельмгольца и В. Рентгена. В последнем, майском, номере журнала за 1903 год была опубликована знаменитая статья Константина Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами» – та самая работа, которая закрепила за автором право называться основоположником космонавтики.

О таланте Михаила Филиппова на редакторском посту красноречиво повествует история, опубликованная в 2007 году на страницах московского журнала «Патрон», в статье «Лучи смерти для счастья человечества»: «По признанию калужского учёного, которого вечно мытарили и нигде не желали печатать, он специально придумал для статьи “тёмное и скромное название”. Мысль была по тем временам крамольной: впервые в мире высказывалась идея жидкостного и электрического реактивного двигателя и выхода человека из космического корабля в открытый космос. Филиппов загорелся желанием опубликовать работу, но цензор заявил, что космическое пространство есть творение божье, следовательно, вторжение в него человека – богохульство.

Цензоров было несколько, и редактор журнала пытался втолковать свой довод об огромном научном значении работы то одному, то другому – те держали глухую оборону. После очередной попытки разъярённый Филиппов влетел в редакцию и как раз нарвался на Менделеева. Дмитрий Иванович взял статью, заинтересованно просмотрел её и задумался. “Цензор есть цензор, – сказал он. – Он получает жалованье не за разрешение, а за запрещение. А вы вот что сделайте: сведите всё к привычной для них пиротехнике. И заявите, что поскольку речь идёт о ракетах, то это весьма важно для устройства фейерверков на торжественных праздниках в честь высочайших особ. И особенно – на праздновании тезоименитства государя! Небось, поостерегутся с запрещением-то”.

На этот раз Филиппова принял А. Елагин, слывший самым ретивым. И что же? Как в воду глядел Дмитрий Иванович – недоверчиво выслушав новые доводы редактора, тот долго вертел в руках карандаш, прикидывая так и эдак. И поостерёгся-таки, разрешил».

Этот майский номер журнала «Научное обозрение» оказался последним: журнал прекратил существование после смерти своего главного редактора, который не дожил восемнадцати дней до своего 45-летия: 12 июня 1903 года Михаила Филиппова нашли в его лаборатории мёртвым…

В сборнике «100 великих загадок ХХ века», вышедшем в 2004 году в издательстве «Вече» (редактор-составитель – Н. Непомнящий), была опубликована статья «Загадочное изобретение доктора Филиппова». Из этого текста мы можем узнать, что Михаил Филиппов и его семья проживали в Санкт-Петербурге, на пятом этаже дома № 37 на улице Жуковского (дом принадлежал вдове М.Е. Салтыкова-Щедрина). Там же, рядом с его квартирой, располагались и редакция «Научного обозрения», а ниже – на 4-м этаже – лаборатория учёного. Тело Филиппова обнаружили поздно – ещё накануне вечером он предупредил своих домашних, что будет проводить ответственный эксперимент, работа может завершиться далеко за полночь, а потому просил не будить его до полудня. Когда тело Филиппова нашли, он был мёртв уже несколько часов. Филиппов лежал на полу рядом со столом, заставленном реактивами и химической посудой.

Рядом с ним обнаружили листок бумаги, на котором его рукой бегло была сделана запись: «Опыты над передачею взрыва на расстоянии. Опыт 12-й. Для этого опыта необходимо добыть безводную синильную кислоту. Требуется поэтому величайшая осторожность, как при опыте со взрывом окиси углерода. Опыт 13-й: взрыв окиси углерода вместе с кислородом. Надо купить элементы Лекланше и Румкорфову спираль. Опыт повторить здесь в большом помещении по отъезде семьи…». По тому, как были написаны последние слова, можно сделать вывод, что записка осталась неоконченной.

У обнаруживших тело Михаила Филиппова создалось впечатление, что упал он внезапно, как подкошенный. Это потом подтвердили и эксперты: по положению тела и ушибам на лице. Но что касается причины смерти – здесь единства мнений не было.

Доктор Полянский был первым из врачей, кому довелось освидетельствовать тело. О причинах смерти Полянский первоначально сделал следующую запись: «Mors ex causa ignota» («Смерть по неизвестной причине»).

После этого, в ночь на 15 июня, тело М.М. Филиппова по распоряжению судебных властей было перевезено в Мариинскую больницу. По решению властей к расследованию был привлечён делопроизводитель Главного артиллерийского комитета полковник Гельфрейх, которому было поручено произвести экспертизу опытов, проводившихся Филипповым в ночь его смерти.

После вскрытия тела покойного, произведённого в Мариинской больнице, под нажимом охранного отделения полицейский врач Решетников и полковник Гельфрейх дважды меняли свои заключения. С одной стороны, Решетников установил, что смерть Филиппова наступила «от паралича сердца в результате органического сердечного порока», а полковник Гельфрейх, заявил, что трагедия случилась в результате неосторожного добывания паров синильной кислоты. А с другой стороны, в заключении, подписанном теми же Решетниковым и Гельфрейхом, имелись такие выводы: «В числе вещественных доказательств найден каменный котелок с какой-то солью и жидкостью. Если эта соль – жёлтая соль, а жидкость – разведённая серная кислота, то не может быть сомнения в том, что эта операция велась М. Филипповым исключительно с целью самоотравления». Заключению экспертов не поверил никто – ни родные, ни коллеги, ни публика… В газетах поднялась шумиха.

Масла в огонь подлило письмо Михаила Филиппова, отправленное им 11 июня 1903 года, накануне своей смерти, в редакцию газеты «Санкт-Петербургские ведомости». В статье «Что же открыл доктор М.М. Филиппов», опубликованной в ноябрьском номере журнала «Техника – молодёжи» в 1965 году, приводилась цитата из этого письма: «В ранней юности я прочёл у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну.

Речь идёт об изобретённом мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причём, судя по применённому методу, передача эта возможна и на расстоянии тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Я могу воспроизвести пучком коротких волн всю силу взрыва. Способ изумительно прост и дёшев. Взрывная волна полностью передастся вдоль несущей электромагнитной волны. При таком ведении войны на расстояниях, мной указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в Мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайной опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как NCl₃ (трёххлористый азот), частью крайне ядовитых».

Упоминание о Константинополе особого удивления не вызвало: многовековая мечта русских патриотов вернуть христианскому миру Константинополь и храм Святой Софии, с тем чтобы под эгидой России возродить Византийскую империю, и в начале ХХ века пользовалась большой популярностью. Однако обещанная Михаилом Филипповым рукопись «Революция посредством науки, или Конец войнам», в которой должна была подробно излагаться суть этого революционного изобретения, бесследно пропала.

Как сообщал журнал «Техника – молодёжи» в ноябре 1965 года в статье «Что же открыл доктор М.М. Филиппов?», несмотря на то, что после Октябрьской революции 1917 года был открыт доступ к архивам департамента полиции, изъятых у родственников Михаила Филиппова документов и записей там обнаружить так и не удалось.

Практически сразу же после крайне загадочной смерти Михаила Филиппова пошли разговоры о том, что к его гибели могли быть причастны сотрудники охранного отделения. И тому были причины: из своего открытия Филиппов особого секрета не делал и, к тому же, сочувственно относился к революционным идеям. С начала 1880 года он находился под негласным надзором полиции, а с 1901 года – и Охранного отделения. Впрочем, высказывалась версия, что его могли «убрать» и сами революционеры.

В статье Владимира Ярова «Война становится фактическим безумием…», опубликованной в газете «Красная звезда» 6 февраля 2008 года, излагается версия о том, что к устранению Михаила Филиппова мог иметь отношение агент Охранного отделения Евно Азеф. Вполне возможно. Но вот в статье Г.Д. Гловели «Судьба энциклопедиста», опубликованной в «Вестнике международного института А. Богданова» за 2003 год, приводятся воспоминания Александра Чижевского из его книги «На берегу Вселенной. Годы дружбы с Циолковским». Чижевский, являвшийся последователем Циолковского и хорошо его знавший, также высоко ценил Михаила Филиппова. Неоднократно обсуждая причину таинственной смерти учёного, Чижевский и Циолковский сходились во мнении, что причиной гибели Филиппова всё-таки стало огромное напряжение, с которым он работал. Вот сердце и не выдержало…

И всё-таки мог ли Михаил Филиппов изобрести нечто совершенно необычное? Прежде чем продолжить искать ответ на этот вопрос, позволим себе предположить, что под «взрывной волной» М.М. Филиппов подразумевал, конечно же, не ударную волну атмосферного воздуха, которая образуется в результате взрыва, а нечто иное – несущее тепловую либо другую энергию, высвобождающуюся при этом.

После гибели учёного, как уже было сказано выше, все газеты, активно её обсуждавшие и выдвигавшие самые разные гипотезы на этот счёт, предоставляли свои страницы для комментариев людям, хорошо знавшим Михаила Филиппова. Одним из таких людей и был профессор истории, постоянный автор «Научного обозрения» А.С. Трачевский, который в интервью, опубликованном на страницах «Санкт-Петербургских ведомостей», заявил: передача энергии на расстояние возможна, и М.М. Филиппов её осуществлял неоднократно. В этом интервью профессор Трачевский, в частности, заявил: «Сущность секрета Филиппов изложил мне приблизительно, но сказал, что проводил опыт, и проводил его неоднократно. Он не раз повторил, ударяя рукой по столу: “Это так просто, притом дёшево! Удивительно, как до сих пор не догадались”. Помнится, Михаил Михайлович прибавил, что к этой проблеме подбирались в Америке, но иным и неудачным способом». Возможно, Филиппов имел в виду опыты Теслы.

Кстати, в той же газете было опубликовано и мнение Дмитрия Менделеева, который относительно реальности изобретения Михаила Филиппова и нападок на его возможное открытие в прессе тех лет, в частности, заметил: «Философски образованный человек никогда себе не позволит подвергать столь резкому осуждению ещё не произведённые открытия, тем более что идеи Филиппова (кстати сказать, насколько мне известно, изучавшего химию в Гейдельбергском университете) вполне могут выдержать научную критику. В них нет ничего фантастического: волна взрыва доступна передаче, как волна света и звука».

Как и водится, шум постепенно затих. Но затем газеты вновь вернулись к этой теме в связи с 10-летием со дня гибели учёного. В книге «100 великих загадок ХХ века» о публикациях 1913 года говорится, что тогда припомнились новые важные детали. К примеру, московская газета «Русское слово» писала, что Михаил Филиппов ещё в 1900 году выезжал в Ригу, где производил в присутствии некоторых специалистов опыты взрывания на расстоянии. Возвратившись в Петербург, «он рассказывал, что остался чрезвычайно доволен результатами опытов». Эта же газета также пыталась разыскать препараты и приборы Филиппова, изъятые Петербургским охранным отделением при обыске. Увы, всё бесследно исчезло.

Уже цитировавшаяся нами публикация газеты «Красная звезда» – об изобретении Михаила Филиппова – добавляет: «Известно, что Филиппов изучал ультракороткие волны длиной около миллиметра, которые получал при помощи искрового генератора Теслы. Неоднократно появлялось сообщение, что Филиппов, находясь в Петербурге, проводя свои лабораторные опыты по передаче электротока по воздуху, сумел зажечь люстру в Царском Селе.

Другая веская гипотеза состоит в том, что он изобрёл лазер с химической накачкой. Ведь он сам указал в письме, опубликованном в “Ведомостях”, что работал с трёххлористым азотом – веществом, которое может использоваться в боевых лазерных установках. Если допустить, что он подобрал некий катализатор, который замедлял реакцию, а энергию, выделяющуюся в виде потока монохромного излучения, перенаправлял на объект до того, как она переходила в тепло, то получается, что он передавал энергию взрыва так, как она передастся газовыми лазерами».

Уже в наши дни достаточно расхожей стала версия о том, что «лучи смерти» Михаила Филиппова, возможно, были взяты на вооружение российской армией. В публикации Евгения Жирнова в журнале «Коммерсантъ-Власть» в июне 2006 года, которая называется «“Лучи смерти” – мощное и страшное оружие войны», об этом сказано следующее: «По мнению некоторых исследователей, интерес военных к “лучам смерти” резко обострился после того, как в сентябре 1905 года, несколько дней спустя после завершения Русско-японской войны, в порту Сасебо затонул флагман японского флота – броненосец “Микаса”. В его пороховом погребе без видимых причин вспыхнул порох, что привело к взрыву и гибели 256 моряков. На пирсе видели человека с каким-то непонятным ящиком, из чего многие тогда заключили, что порох был подожжён таинственными “лучами смерти”. Другие историки утверждают, что генералитет обратил внимание на всепроникающие лучи после похожей истории со взрывом военного корабля, но в 1907 году и во Франции».

Но самая загадочная история приключилась с исчезнувшей рукописью Михаила Филиппова – «Революция посредством науки, или Конец войнам», которую учёный, как следует из его письма в газету «Санкт-Петербургские ведомости», обещал опубликовать в сборнике Академии наук осенью 1903 года. Долгое время считалось, что она также была реквизирована полицией, а в дни Февральской революции 1917 года, когда в здании Петербургского охранного отделения случился пожар, уничтоживший весь архив, сгорела вместе с другими документами.

Однако вскоре после похорон учёного выяснилось, что буквально на следующий день после его смерти к вдове Филиппова – Любови Ивановне – сумел, несмотря на суматоху и присутствие полиции, прорваться один из сотрудников «Научного обозрения» А.Ю. Финн-Енотаевский. Он уговорил вдову Михаила Михайловича дать ему рукопись на несколько дней – чтобы сделать копию. И клятвенно пообещал вернуть текст. Но когда по прошествии изрядного количества времени этого не произошло, и вдова Филиппова напомнила Финн-Енотаевскому о его обещании, тот попросил несколько отсрочить возврат рукописи. Когда же и второй срок истёк, он в ответ на настойчивую просьбу вдовы учёного заявил, что… рукописи больше нет, так как ему из опасений обыска пришлось текст на всякий случай сжечь.

История попала в газеты, и журналисты бросились к Финн-Енотаевскому за подробностями. Тот уворачивался как мог. Ему не поверили, но докопаться до правды так и не смогли. «След этого человека, – писал автор публикации в журнале “Патрон”, – теряется в 1931 году. Он сгинул в сталинских чистках – кстати сказать, был задержан чекистами в тот момент, когда пытался передать американскому консулу в Москве какие-то документы, содержащие государственную тайну. Если не случилось обычной провокации, то были ли те документы материалами Филиппова? Одни догадки».

Далее в публикации «Патрона» за 2007 год было сказано, что долгие годы в библиотеке Конгресса США хранились мемуары Всеволода Всеволодовича Большакова – бывшего ассистента Филиппова, эмигрировавшего из России в 1915 году. Эти записи в какой-то мере приоткрывают завесу тайны над тем, как незаурядный учёный опередил своё время, в том числе – изобретение голографии.

«Здесь, в городе Лафайет, в 1929 году с грустью оглядываюсь на петербургское прошлое. Будучи с господином Филипповым неразлучным, по мере сил содействующим ему, видя старания его, сомнения, понимаю, что его так злоумышленно оборванная жизнь – следствие наивной неосторожности, ребяческого простодушия, парадоксально уживающихся с чуть ли не божественной мудростью.

Мне, филологу, трудно судить о естественной подоплёке вопроса. Но я знаю, что Михаил Михайлович штудировал книгу “Драгоценные и полудрагоценные камни” и в лаборатории, фокусируя на некоторых из них собранные линзами в пучки идущие в вакууме излучения, заставлял в темноте волшебно источать краски, поражая натуральностью зрелищ составленных им же из геометрически строго огранённых стекляшек копий живописных шедевров. Особенно удался портрет Пушкина. Образ его медленно вращался по ходу часовой стрелки. Где бы ни стоял созерцающий, он получал иллюзию абсолютного объёма, мог спутать живое с неживым.

Касательно подрывного аппарата, тут – другое, не могущее не пугать. Тоже не обошлось без лучей, пронизывающих пространство. Лучей разрушающих! Сам Михаил Михайлович не единожды делался их жертвой. Получал ожоговые волдыри, фартук прорезиненный на нём охватывался пламенем. Но того, он считал, стоило».

Касаясь трагического дня 12 июня, Большаков со всей определённостью указывает на убийцу Филиппова: «Мне доподлинно известно, что грех этот на себя взял Яков Грилюк, студент-естественник Петербургского университета, молодой человек шизофренической натуры, выказывающий себя пацифистом. Арестованный, подвергнутый суду и медицинскому освидетельствованию, он погиб от открытой формы туберкулёза в тюремном лазарете. Кровавый шаг, по слухам, подогревали злодеи из официальных кругов, не согласные с независимыми взглядами изобретателя, желающие присвоить его талантливые решения».

Заметим, что о пропаже рукописи Филиппова и о тёмной истории с участием Финн-Енотаевского, обманувшего вдову учёного, Большаков не знать не мог, но почему-то он обошёл этот эпизод молчанием. Почему? И не является ли его утверждение о том, что убийцей учёного является шизоидный студент, попыткой окончательно запутать следы этого преступления? Но тогда – в чьих интересах?

Далее автор статьи в журнале «Патрон» упоминает о публикации в газете «Сан», где появилось интервью американского патентоведа Стива Кохрана, который, среди прочего, упомянул, что в 1950-х годах ему приходилось выполнять экспертизу старого документа, содержащего физико-математические расчёты – «теоретическое обоснование нерадиоактивных взрывов, где детонатором являлось мощное дистанционное лучевое воздействие». Автором этих теоретических выкладок, пояснил Кохран, был русский учёный Филиппов, поэтому патентоведу-американцу пришлось прибегнуть к помощи переводчицы из Департамента перспективных вооружений ВМФ США Хелен Аусвирц.

Сложно сказать, какую именно рукопись изучал Кохран, и как она попала в США. Но, судя по всему, работа Михаила Филиппова всё-таки не была уничтожена…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.