ХЭМбургер / Искусство и культура / Литература

ХЭМбургер / Искусство и культура / Литература

ХЭМбургер

/  Искусство и культура /  Литература

Имя классика мировой литературы американцы превратили в ходовой товар, который и продается хорошо, и покупается отменно

В Советском Союзе поры оттепели и раннего застоя Эрнеста Хемингуэя не просто любили, а боготворили. Каждый уважающий себя интеллигентный дом физиков-лириков имел на видном месте портрет Папы Хэма, ну вы знаете, где он с седой бородой, трубкой, в свитере грубой вязки. Ему даже подражали кто литературной манерой, а кто и просто внешним видом.

Недавно в США кабельный телеканал HBO выпустил телефильм об отношениях Эрнеста и его жены Марты Геллхорн. Фильм поставил Филип Кауфман, увековечивший себя «Невероятной легкостью бытия». Ее играет Николь Кидман, его — Клайв Оуэн. Это про третью жену писателя. А про вторую, Полин Пфайффер, накануне вышла книжка Рут Хокинс под мыльнооперным названием «Невероятное счастье и финальная печаль: брак Хемингуэя и Пфайффер». Словом, Хемингуэй не просто крупнейший американский писатель XX века, лауреат Нобелевской премии 1954 года. Он — романтический и трагический миф, фонтанирующий все новыми версиями, которыми кормится уже не одно поколение популяризаторов. Он — праздник, который всегда с нами, если перефразировать русское название одного из самых знаменитых его романов. По-английски — A Moveable Feast. То есть праздник мобильный, переносной. Корреспондент «Итогов» устроил себе мобильный праздник, отправившись в Ки-Уэст, на самый дальний остров в архипелаге островов Киз, примыкающих к южному берегу Флориды. Здесь расположен Дом-музей Эрнеста Хемингуэя.

Дом 1 и 2

Заранее списавшись с Домом-музеем Хемингуэя, я получил согласие на приватный тур в сопровождении Дейва Гонсалеса, директора дома. Он оказался, как я и ожидал, человеком с седой бородой. Спрашиваю: похожесть на мэтра — условие работы в музее? Нет, говорит, хотя двое других экскурсоводов — тоже бородачи, а Стэн — вылитый Хемингуэй. Стэна я так и не видел, но охотно верю.

Предварительный разговор сразу же обозначил табуированные темы. Как сотрудник музея Дейв признался, что не может комментировать скользкие моменты. Например, историю одного из трех сыновей Хемингуэя, Грегори, который к концу жизни стал трансвеститом и поменял имя на Глория. Впрочем, нынче любые запретные темы открываются, как Сезам, одним волшебным словом — «гугл». Что я сделал потом, погрузившись в подробности шебутной жизни Грегори-Глории с наркотиками, алкоголем, психозами и кучей женщин и детей. Папа Хэм как-то назвал его «самым большим темным пятном в нашей семье — кроме меня».

Грегори и Джек умерли лет десять назад, из сыновей жив лишь Патрик. Спрашиваю: чем занимается? Ответ Дейва: «Ловит рыбу в быстрой воде и коллекционирует чеки с отчислениями за книги отца. И не только. У него право на имя, так что весь мерчендайзинг, будь то линия мебели или рыболовные снасти с именем Хемингуэй, приносит ему деньги».

Любопытно, что дом в Ки-Уэсте не принадлежит ни Патрику, ни одному из многочисленных внуков писателя, а принадлежит совершенно посторонним людям. Как это получилось? После смерти Хемингуэя, рассказывает Дейв, его сыновья продали дом в Ки-Уэсте владелице ювелирного магазина Бернис Диксон. Она ютилась скромненько в гостевой части дома, а основные комнаты открыла для публики как мемориальный музей Хемингуэя. Бернис, которую все здесь вспоминают добрым словом, умерла в конце 80-х, и теперь домом владеет ее семья, а точнее, трастовый фонд, опекунами которого они все являются.

А начался роман с Ки-Уэстом так. По совету Джона Дос Пассоса, писателя и товарища по «потерянному поколению», обретавшемуся в Париже в 20-е годы, Хемингуэй в апреле 1928 года впервые приехал в Ки-Уэст. Причем не прямиком из Франции, а через Гавану, которая тоже ему очень полюбилась. В Ки-Уэсте его и Полин должен был поджидать подарок для новобрачных от Гаса, богатого дядюшки Полин, — новенький Ford Roadster. Но машина где-то застряла в дороге, и дилершип Ford настоял, чтобы новые хозяева бесплатно пожили в апартаментах над шоу-румом на Саймонтон-стрит. Эрнест и Полин приняли предложение. Три недели продлилось ожидание автомобиля, за это время он закончил роман «Прощай, оружие!». Вскоре по приезде Хемингуэй подружился с Чарлзом Томпсоном, владельцем магазина хозяйственных товаров. Тот ввел писателя в упоительный мир спортивной рыбалки. Подружилась чета Хемингуэев и с самим Ки-Уэстом, где они решили поселиться и со временем, в 1931 году, приобрели на деньги все того же дядюшки Гаса дом. Дом как дом, бывают во Флориде куда круче. Построен в 1851 году в испанском колониальном стиле из природного камня. В состоянии он был никудышном, но новые хозяева зрили в корень. Главное — удобство планировки и прочность конструкции. Затеяли грандиозный ремонт, добавили кое-что и превратили дом в конфетку.

Что сразу же бросается в глаза — чувство меры и вкуса. Хемингуэй был вовсе не беден, но в его жилище нет бьющей в глаза роскоши. Оно обставлялось теми вещами, которые ему были дороги как память о Европе, которые содержали в себе какую-то историю. В спальне и других комнатах — добротная тяжеловесная старинная мебель из испанских монастырей. Везде привезенные люстры, любимые Полин. Трофеи завзятого охотника Хемингуэя, включая оленьи рога и звериные шкуры. На книжной полке стоит забавная скульптура. «Кот» работы Пикассо, подаренный Хемингуэю самим художником. Дейв уточняет: копия. Оригинал был украден несколько лет назад, найден, увы, разбитым. Его склеили и запрятали от греха подальше в сейф.

Переходим в дом поменьше, переделанный из бывшей конюшни. Именно здесь располагались гостевые комнаты, а также рабочий кабинет писателя. На столе в нем — пишущая машинка. Мэтр иногда сам печатал, но чаще писал от руки, а манускрипты набирал «машинист», которому он платил тридцать долларов в неделю. Много бумаги оказывалось в корзине, он переписывал тексты безжалостно. Но на выходе получал чеканные строки — ни убавить ни прибавить. Рукописи доверял читать только одному человеку на свете — Гертруде Стайн.

Но главной достопримечательностью усадьбы стали не дом-1 и дом-2, а сооруженный по настоянию Полин в 37—38-х годах бассейн. Первый инграунд-бассейн в Ки-Уэсте и на всех нижних островах архипелага. Технические проблемы были столь серьезными, что подняли цену до 20 тысяч долларов (по тем временам сумма немалая). Хемингуэй почти все время, что строился бассейн, находился в разъездах. Вернувшись, пораженный высокой ценой, он вытащил из кармана одноцентовую монетку и вдавил ее в еще сырой цемент облицовки со словами: «Забирай последний грош!» Нынче ее в числе других достопримечательностей показывают туристам.

Парадиз для кис-кис

Про усатых-полосатых нахлебников, вольготно обретающихся в доме Папы Хэма, я был наслышан давно. Это, надо сказать, гениальный маркетинговый ход. В век Интернета и видеозабав классиков читают все меньше и меньше, и тропы к их мемориалам если и не зарастают (пока!) травой забвения, но и не утрамбовываются до высокой плотности, как раньше. А тут такой манок — целое королевство кошек, да не простых, а шестипалых. Праздник, который хочется погладить.

Как многие сильные и мужественные люди, Папа Хэм обожал нежное кошачье племя. Как-то знакомый моряк-капитан подарил ему необычную шестипалую кошку. По науке их называют полидактилиями (обычно у кошек по пять пальцев на передних лапах и по четыре на задних). Так вот почти все нынешние обитатели дома — наследники, кто по прямой, кто по кривой, той самой основоположницы, легендарной белой кошки по кличке Снежок. Ген шестипалости передается, как правило, через поколение. Как объяснил Дейв Гонсалес, популяция поддерживается на уровне 40—50 особей. На момент нашего разговора кошек в хозяйстве было 44. Выходить за рамки не дают. Родить потомство разрешают первой забеременевшей кошке каждого нового помета, остальных «нейтрализуют», и они, как невозмутимо заметил Дейв, переходят в категорию «консультанток».

В день моего визита стояла сильная жара и кошки попрятались в заросли. В самом доме, где воздух охлаждал кондиционер, я заметил пару ленивых созданий. Один, палевого окраса, по кличке Кларк Гейбл, нагло возлежал на священной хозяйской кровати, рядом со строгой табличкой «руками не трогать». А лапами можно. Другая, черная как смоль Элизабет Тейлор, ходила по кухне и даже не думала пугаться толп туристов.

Дейв и другие экскурсоводы знают всех кошек по кличкам, которые им синклитом попечителей музея даются в честь знаменитых современников Папы Хэма. Он-то сам и заложил эту традицию. По усадьбе нынче разгуливают и разлеживают Грета Гарбо, Теннесси Уильямс, Бенни Гудмен, Спенсер Трейси, Гарри Трумэн и другие «селебретиз». Самое свежее пополнение пушистой команды — игривая кошечка по кличке Мата Хари.

Не жизнь у них, а малина, вернее, сметана, Матроскин бы заценил. На территории расставлены девять крытых столовых с закусоном и водой. Ветеринар приходит раз в неделю. «У них социальный пакет лучше, чем у меня, — говорит Дейв. — Бесплатная крыша над головой, питание, медицина. Даже похороны». Над одним из кошачьих особнячков на территории усадьбы написан выразительный слоган: «У собак есть хозяева. У кошек есть персонал».

Ты меня респектуешь?

Помимо любви к кошкам, рыбалке и чужим женам Папа Хэм был не дурак выпить. Настолько не дурак, что, как говорят, в день потреблял не менее кварты виски. Ну это явное преувеличение, иначе от такой фиесты он бы простился с оружием и нашим миром намного раньше. Но вот непреложный факт: в Sloppy Joe, его любимом заведении в Ки-Уэсте на веселой Дювал-стрит, он сидел часами. А Джо Расселл, владелец этого грязноватого, шумного и харизматичного бара, стал ближайшим корешем писателя. Они и зашибали вместе, и рыбачили. В его компании, сказали мне в баре, Папа Хэм за 115 дней поймал 54 марлина (если это не байка — поди проверь). Марлин — такая гигантская длинноносая рыбина весом с теленка. На канонической фотографии Хемингуэй сфотографировался с одной из них, так сказать, в их двоих полный рост.

Остров Ки-Уэст, изолированное местечко на самом юго-восточном краешке Америки, писатель называл «Сан-Тропе для бедняков». Городок был наполнен разнокалиберной публикой, от респектабельных бизнесменов до криминальных бомжей. Будучи убежденным реалистом и матерым жизнелюбом, Хемингуэй водился и с теми и с другими и материализовал галерею знакомых ему персонажей в романе «Иметь и не иметь», кстати, единственном своем большом произведении, действие которого происходит в США. Так разлюбезного его сердцу выпивоху Джо он вывел в этой книжке как Фредди, владельца бара и капитана судна. Сегодня хмельной завет Папы Хэма в Ки-Уэсте бережно блюдется, в чем сразу же убеждаешься, ступая на раскаленную мостовую Дювал-стрит. Наливают здесь везде, все и всем, что вообще-то несвойственно Америке, и многие туристы, попадая в это царство Бахуса, считают своим долгом именно в Ки-Уэсте напиться до положения риз. За 17 лет жизни в США здесь я впервые увидел даже не одну сильно пьяную американку, что уже было бы сенсацией, а целую разлюли-компанию. Дам шатало из стороны в сторону, и они от этого хохотали еще громче.

Не посетить Sloppy Joe было бы журналистским и туристическим недоглядом. Атмосфера здесь — какая надо, то есть «полного взаимопонимания из ресторана «Метрополь», как говорил в таких случаях Апломбов — Гердт. Подошвы прилипают к полу от разлитого пива. Крестьяне в наколках уплетают картошку фри. На видном месте — та самая знаменитая фотка мэтра с марлином и чучело плененного марлина, занявшее полстены. Другая полстены, над стойкой бара, занята фотографиями двойников Папы Хэма. Каждый год в середине июля, под день рождения писателя, проводится конкурс. Он длится неделю. Победителя, которого определяет жюри, состоящее из родственников писателя, принимают в элитное «общество Хемингуэев». Параллельно проходит конкурс короткого рассказа и литературной декламации. По одной из улиц Ки-Уэста, как в Памплоне, желающие бегут от быков, только вместо быков несут рога. Смехота! По совету Дейва заказываю мохито и негрони, любимые коктейли Хемингуэя. Рассматриваю фото на стенах бара. Вот она, знаменитая «банда», как писателя и его друзей называли в Ки-Уэсте. Джо Рассел, Чарлз Томпсон, капитан Эдди Саундерс, Дос Пассос и Папа Хэм. Именно тогда это прозвище к нему прилипло — на века. Днями и неделями «банда» рыбачила в Драй-Тортугас, Бимини и Кубе, до которой отсюда рукой подать.

Место жительства Папа Хэм предпочитал менять синхронно с женами. Полин Пфайффер была рядом с писателем с 1927 по 1940 год. Они встретились в богемном коловращении Парижа 20-х годов. Но не напрягайте память — Полин нет в вольной кинофантазии Вуди Аллена «Полночь в Париже» рядом с тогда еще совсем молодым Эрнестом, как нет в этом очаровательном фильме и Хедли, тогдашней жены писателя, первой по счету. А была еще Марта, с которой он обосновался на Кубе, и четвертая, Мэри Уэлш. А еще... В общем, влюбчивым он был невероятно. Даже книжка когда-то вышла в полтысячи страниц — «Женщины Хемингуэя». Но Ки-Уэст с его богемно-ностальгическими ароматами не отпускал, и он сюда наведывался и в 40-е, и в 50-е годы, вплоть до рокового 61-го, когда в континентальной глуши, в штате Айдахо, измученный болезнями и депрессией, он вставил в рот дуло безотказного 12-зарядного дробовика Boss и разнес себе полчерепа. Проклятие рода. Пятеро носителей фамилии Хемингуэй, включая отца писателя, покончили жизнь самоубийством.

Выжить без минкульта

Внучка актриса Марго Хемингуэй повторила печальную судьбу деда, а вот другая внучка, Мэриел, живет в Монтане, делает туристические телепрограммы. Иногда приезжает в Ки-Уэст.

Спрашиваю: семья писателя помогает музею? И вижу недоуменный взгляд Дейва. А зачем? «Финансовая ситуация у нас в порядке. Входная плата дает стабильный доход. Каждый день в среднем 500—600 визитеров. Ни штат, ни федеральное правительство нам не дают денег. Мы и не просим. Время от времени к нам обращаются частные спонсоры, предлагают помощь, от которой мы отказываемся».

Дейв Гонсалес работает здесь 11 лет. Что-то меняется? «Да, — говорит он, задумчиво поглаживая бороду, — я время от времени впадаю в панику. Все меньше людей в принципе читают книги. Падает интерес и к Хемингуэю, угасает. Но каждый раз что-то этот интерес реанимирует. Вот Сандра Спэниер из Пенсильванского университета публикует его откровенные письма. Сенсация! Вот выходит фильм Вуди Аллена, низкий поклон ему. Снова всплеск посещаемости! Сейчас затевается фильм по мотивам «Старика и море», где Хемингуэя сыграет Энтони Хопкинс, а Мэри Уэлш, жену номер четыре, — Аннетт Бенинг. Значит, снова потянется публика». Музейщики придумали еще один способ заработка. У Вуди Аллена получили разрешение на использование названия «Полночь в Париже» для тематических элитных пати на заказ. Представляете, на винтажном Rolls-Royce подкатываете к подсвеченному бассейну под музыку Кола Портера, и седой, очень на кого-то похожий бородач в смокинге подносит на серебряном подносе высокие стаканы с дайкири или мохито. А еще очень востребованы свадебные церемонии на музейной территории. На них Дейв как ведущий торжественно зачитывает подобающие моменту фразы из «Прощай, оружие!» — там, где про жертвенность любви, про преодоление страха и одиночества. Когда же он произносит ключевую фразу: «Мы умели чувствовать, что мы одни, когда были вместе, одни средь всех остальных», — у него всегда от избытка чувств дрожит голос.

Ки-Уэст — Нью-Йорк