Возвращение рая (Вондел и Мильтон)

Возвращение рая

(Вондел и Мильтон)

Есть в Библии слова, как бы брошенные вскользь...

Отец Александр Мень

Библия и литература XVII века

Тысячелетиями слагалась Библия, книги дополняли одна другую, все новые вопросы возникали, все новые ответы давались патриархами, пророками, евангелистами, — наконец, богословами и толкователями Библии. Отцы церкви дополняли друг друга, осененные Божьим гением люди трудились над возведением Христианского Храма. И чем больше находилось ответов на поставленные прежде вопросы, тем больше новых вопросов возникало. В частности: как все-таки смертному уму отличить добро от зла, что есть зло вообще, откуда взялось, куда рано или поздно уйдет. Кто такие, откуда взялись (и возьмутся) носители зла — Сатана и его демоны, наконец, Антихрист. Тщетно искать на страницах Библии ясного и краткого ответа на эти вопросы. Ответы скупы, неоднозначны и рассеяны среди многих тысяч строк, посвященных совсем другому — Богу, Человеку, Спасению. И эти брошенные вскользь слова заслуживают самого пристального внимания, заслуживают творческого осмысления и нового поэтического воплощения. Европейская поэзия нашла эти слова и расположила их в лучшем порядке; случилось это в семнадцатом веке; из множества писателей, отдавших свой дар воплощению темы Зла и Победы над Злом, как горные вершины над холмами выделяются два имени, два писателя, неразрывно связанных веком, темой и творчеством: голландец Йост ван ден Вондел и англичанин Джон Мильтон. Их произведения, написанные на разных языках — но служат одной цели, и сейчас звучат едва ли современней, чем триста лет тому назад.

Отец Александр Мень пишет:

"Многие люди, читая Библию, полагают, что зло пришло с человеком, что до него все было благополучно. Но оказывается, по словам апостола Иоанна, зло уже вошло в мир до человека, и когда человек повернулся в сторону зла, то есть вопреки Богу, он уже имел кем-то проторенную дорогу.

И еще одно. В Библии есть образ, фигурирующий как бы на заднем плане, — это образ гигантского морского чудовища, символ хаоса, символ мятежной стихии, которая все разрушает. Это Сатана". Здесь мы сталкиваемся с неким противоречием: если не говорить о кое-каких в общем-то незначительных перед ликом вечности сектах наподобие сатанистов или пресловутого "Аум СинрикЕ", то как может первовраг рода человеческого и противостоятель Делу Божию, которым именем его ни назови, Сатана, Люцифер или кто угодно — сделаться персонажем произведения истинно художественного, созданного человеком, пребывающим в лоне Церкви Христовой и не мыслящем своей жизни вне ее?

Даже в "Божественной Комедии" Данте Люцифер, помещенный в центре Ада по пояс вмерзшим в некое ледяное озеро — персонаж монументальный, но отвратительный и в конечном счете эпизодический. О его восстании против Бога, о его грехе, предшествовавшем греху человека, Данте почти не говорит, — во всяком случае, прямо. В сознании человека рубежа XIII и XIV веков, человека позднего Средневековья и раннего Возрождения, эта тема не просто была второстепенна, она еще не существовала, и давний спор Блаженного Августина и Пеллагия о свободе воли казался чем-то вполне отвлеченным и схоластическим. Мысль о том, что можно, описывая деяния Сатаны и его позорное поражение, возносить хвалу Господу, принадлежит иному времени -времени Реформации.

Впрочем, первую попытку литературно изложить историю сотворения мира, шести дней, за которыми воспоследовал седьмой день отдыха, историю изначального прихода зла, утраты Рая и все иные столь кратко изложенные в Библии события, предпринял христианский епископ Виенны (древнеримской Виндобоны, — в наши дни этот город называют по-русски Веной) Св.Авит около 500 года после Рождества Христова в наивных латинских гекзаметрах. С тех пор многое произошло в мире: порвали между собой Восточная и Западная церкви, приходили и уходили ереси, иные из них не оставили по себе и следа, из иных выросли легенды, порою поэтичные, порою просто страшные. А потом пришел XVI век, Реформация, Контрреформация, Лютер, Эразм Роттердамский, Кальвин, Генрих VIII, великое разделение европейской Церкви на католиков, лютеран, кальвинистов, англикан и множество меньших конфессий. XVI век подарил миру нидерландскую революцию. Следующий век обозначен в истории катастрофой мирового значения — революцией английской. Эти два века коренным образом изменили христианское сознание, вне зависимости от того, говорим мы сейчас о сознании католика, лютеранина, кальвиниста — или даже о сознании православного, ибо именно на XVII век пришлась в России своя собственная "контрреформация" — раскол и обновление церкви, для России это был век патриарха Никона и протопопа Аввакума.

В это время в протестантских странах стало считаться особенно несчастливым число 13: было замечено, что тринадцатым за столом во время Тайной Вечери сидел Иуда: с тех пор человек даже не верующий старается, чтобы за его столом не собралось одновременно тринадцать человек (впрочем, не без исключений: в католической Италии то же самое число чаще считают как раз числом удачи, то же и в Латинской Америке). В это время с новой силой разгорелся спор о том, есть у человека свободная воля — или нет ее, и всякий ли человек от рождения либо спасен, либо проклят, что ни делай он в жизни. В это время самое пристальное внимание богословов, писателей и ораторов привлек вопрос — откуда взялось зло и кто вообще такой Дьявол. Теоретические споры порождали, с одной стороны, гражданские и межгосударственные войны, с другой стороны — из них возрастала великая поэзия.

От потрясений и религиозных гонений бежали некогда из Антверпена в Кельн родители будущего национального гения Нидерландов, Йоста ван ден Вондела (1587-1679), суровые последователи Менно Симмонса, меннониты — так случилось, что появился Вондела свет на германской земле, в год казни королевы-католички Марии Стюарт (судьбе которой он позже посвятил одну из самых прославленных своих драм). Он происходил из весьма религиозной семьи, некоторое время даже был у меннонитов дьяконом. — но в возрасте пятидесяти лет осознанно перешел в католицизм. В этом же возрасте он пережил и расцвет дарования, — все основное в его огромном по объему творчестве оказалось создано в последующие тридцать лет. Давно отметив свое шестидесятилетие, поэт приступил к драме "Люцифер" — в те самые годы, когда в Англии и в Ирландии шла гражданская война, во главе правительства стоял Оливер Кромвель, лорд-протектор, — его Вондел именовал не иначе как "протектор-вервольф". Отношения между Англией и Нидерландами, постоянно выяснявшими отношения по вопросу владычества над морем, то и дело переходили в войну, а война требовала владения языками противника, по меньшей мере -знания международного языка западных христиан — латыни. Именно "латинский секретарь" в правительстве Кромвеля, Джон Мильтон (1608-1674), стал продолжателем Вондела: он и только он вознес литературную разработку темы Потерянного и Возвращенного Рая на более никогда и никем не достигнутую высоту.

Пьеса Вондела была опубликована в 1654 году, между тем двумя годами ранее Мильтон окончательно ослеп, — благодаря этому печальному событию он избежал казни во времена Реставрации, когда тело "протектора-вервольфа" было вынуто из могилы и посмертно вздернуто на виселицу. Свою поэму Мильтон не писал, он диктовал ее, лишний раз напомнив человечеству, что первый из великих поэтов Европы, Гомер, тоже был слепцом, и как раз слепота открывает перед взором человеческого духа самые сокровенные глубины и тайны бытия. О поэме Мильтона пишет отец Александр Мень: "Сюжет все тот же. Мы его видим на этот раз уже не в драме, а в огромном, грандиозном эпосе". Ослепнув, некоторое время Мильтон готовился к главному делу своей жизни, на слух воспринимая тысячи и тысячи строк старой и новой литературы, — и уже через несколько лет приступил к диктовке огромной поэмы: "Потерянного Рая", которую опубликовал в 1667 году. "Люцифер" Вондела был в то время литературной новинкой, кроме "Люцифера" Мильтону явно была известна и вторая пьеса трилогии, "Адам в изгнании" (1664). "Ной", увидевший свет в год восьмидесятилетия Вондела (1667), видимо, остался ему незнаком. И до наших дней не утихают споры о том — насколько все-таки повлияли пьесы Вондела на поэмы Мильтона. Но это дело теоретиков, читателю же и невооруженным глазом видна связь этих произведений: "Потерянный рай" начинается в точности в том месте, где "Люцифер" заканчивается. Драматический эпос Вондела плавно превратился в эпическую поэму, — вполне независимую уже тем одним, что создавалась она на другом языке, а до осознания поэтического перевода как отдельного жанра у Европы оставалось еще полтора столетия. Эти книги связаны — и не более того. Вондел, сам почерпнув идею в ранней, созданной в 1601 году на латыни пьесе своего друга, юриста Гуго Гроция "Адам изгнанный", дал Мильтону повод и толчок. Кто знает, какую поэму, на какую тему создал бы Мильтон без "Люцифера" Вондела. Мы так или иначе имеем то, что имеем.

В частности — имеем новые русские переводы всех трех драм Вондела, обеих поэм Мильтона. Перевод "Потерянного рая", выполненный Аркадием Штейнбергом, был впервые издан в 1976 году в "Библиотеке Всемирной Литературы". Мой перевод трилогии Вондела — в 1988 году в "Литературных памятниках", по случаю четырехсотлетия со дня рождения автора. Наконец, перевод поздней поэмы Мильтона, "Возвращенный рай", закончен Сергеем Александровским осенью 1999 года. Круг замкнулся, читатель может сам узнать о том, как из совсем немногих строк библейских текстов великие поэты семнадцатого века извлекли исполинскую картину, сопоставимую разве что с "Божественной комедией" Данте. Отдельным изданием на русском языке "Возвращенный рай" не выходил более столетия: даже в не весьма совершенных переводах, выполненных до 1917 года, во времена никогда не отменявшейся при правлении Дома Романовых церковной цензуры, поэму старались не пропагандировать, — хотя комментарий к прозаическому переводу профессора А.З. Зиновьева, опубликованный в 1861 году, не устарел по сей день и использован в нашем издании.

"Возвращенный Рай" — не просто эпическая поэма об Иисусе Христе, это прямое продолжение "Потерянного Рая", где главным героем был все-таки Сатана; именно об искушении Сатаной Иисуса Христа в Его земной жизни рассказывает эта книга. И Сатана в ней иной, импозантность Люцифера Вондела и титанизм Сатаны в прежнем изображении самого Мильтона исчезают; как пишет отец Александр Мень, здесь "Сатана уже полностью лишен черт героизации. <...> Он встречается с Иисусом Христом. Он уже богатый владелец всех соблазнов земли! Он предлагает будущему Избавителю мира пойти по пути славы, силы, удовлетворения всех желаний. Но Иисус побеждает все его искушения, и Сатана отступает. Отступает потому, что у него нет главного — нет величия духа". Интересно добавить к этому, что при советской власти новый перевод, притом перевод блистательный, у "Потеряннного рая" появился — и дважды был он издан. "Возвращенный рай", поэму больше о Боге, чем о Дьяволе, на всякий случай не переводили и не издавали, видимо, по той логике, что о Боге следует говорить как можно меньше: что не существует, о том не говорят, и наоборот: соответственно, лучше не говорить о Боге — а то он возьмет да как-нибудь и засуществует (выражение М.Л.Гаспарова).

Мильтонов "Возвращенный рай" был издан в 1671 году, через четыре года после того, как увидел свет обессмертивший имя Мильтона "Потерянный рай". Однако если наброски первой поэмы, огромной по объему, были сделаны еще зрячим поэтом в 1640-х годах, если уже ослепший — и лишь поэтому оставленный в покое во времена английской Реставрации бывший "латинский секретарь Мильтона" располагал для первой поэмы обширным материалом, почерпнутым как из Библии, так и из пьес Йоста ван ден Вондела, то для "Возвращенного рая" материала у Мильтона было, мягко говоря, мало.

Единственное место, где в Евангелии появляется Сатана собственной персоной — описанное всеми тремя евангелистами-синоптиками "искушение в пустыне", имевшее место во время сорокадневного поста, на время которого удалился в пустыню Спаситель после Своего Крещения. В самом кратком из Евангелий, в повествовании евангелиста Марка, об этом рассказано совсем немного: "Немедленно после того Дух ведет Его в пустыню. И был он там в пустыне сорок дней, искушаемый сатаною, и был со зверями, и Ангелы служили Ему" (Мк, 1;12). Материала для поэта-эпика, как мы видим, маловато.

Значительно более подробно рассказывает ту же историю евангелист Матфей: "Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано, не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Потом берет Его дьявол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего. Опять берет Его дьявол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всЕ это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Тогда оставляет Его дьявол, и се, Ангелы приступили и служили Ему". (Мф, 4; 1-11)

Третий синоптик, евангелист Лука, автор не только собственного текста Евангелия, но и книги "Деяния Апостолов", ученик апостола Павла, совпадает в своем изложении этого события с текстом Матфея почти дословно. Однако его текст все же несколько подробней: "Иисус, исполненный Духа Святого, возвратился от Иордана и поведен был Духом в пустыню. Там сорок дней Он был искушаем от диавола и ничего не ел в эти дни, а по прошествии их напоследок взалкал. И сказал Ему диавол: если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом. Иисус сказал ему в ответ: написано, что не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим. И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то всЕ будет Твое. Иисус сказал ему в ответ: отойди от Меня, сатана, написано: Господу Богу Твоему поклоняйся и Ему одному служи. И повел Его в Иерусалим, и поставил Его на крыле храма, и сказал Ему: если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе сохранить Тебя; и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему в ответ: сказано: не искушай Господа Бога твоего. И, окончив все искушение, диавол отошел от Него до времени". (Лк, 4; 1-13)

Читателю бросится в глаза разве что иной порядок трех искушений, предложенных Спасителю Сатаной, — тот, кто прочел поэму Мильтона, знает, что Мильтон выбрал тот порядок, который изложен апостолом Лукой, — однако закончил поэму хвалой ангелов, упомянутой только у Матфея. Иначе говоря, из совсем небольшого евангельского сюжета, рассказанного синоптиками — в евангелии от Иоанна, в "Евангелии Духа" о нем не упомянуто вовсе, видимо, именно потому, что Иоанн стремился дополнить синоптиков, а здесь было как раз дополнить их нечем — из обмена тремя репликами вывел слепой Мильтон эпическую поэму в четыре главы, объемом более двух тысяч строк. В живописи сюжет "Искушения в пустыне" всегда был популярен, в поэзии — значительно меньше, и редко кто отваживался написать на этот сюжет более чем стихотворение в одну-две страницы.

Нельзя сказать, что Джон Мильтон стремился предстать биографом именно Сатаны. Современные нам сатанисты опираются не на Мильтона, а на свои собственные поделки и подделки, наподобие "Сатанинской библии" Антона Шандора ЛаВея, учредившего "Первую церковь Сатаны". Кстати, именно ему принадлежит постулат о том, что сатанизм не нуждается в вере, но нуждается в изучении. Из чего можно сделать простейший вывод о том, что именно в изучении сатанизм не нуждается. Герой Мильтона монументален и порою привлекателен, но это не более чем отраженный свет утраченного им величия -величия тех времен, когда он сиял ярчайшей среди звезд на небесах. Современник Мильтона, великий зачинатель новой русской литературы протопоп Аввакум сын Петров, в те же 1670-е годы, работая над "Книгой толкований и нравоучений", писал: "И безплотных на небеси не пощадил Бог за гордость и неправду, якоже Иезекииль пророк глаголет — херувим ис среды огня извержен бысть, зане обретошася неправда в нем" ("Толкование на псалом XLIV"). Так что большой честью для Сатаны было — стать героем дилогии Мильтона. Возможно, с точки зрения чисто теологической он и этого не стоит — но Мильтон справедливо предполагал, что он поэт, а не теолог.

"Зло" не антоним "Добра" и даже не антипод его, ибо по сути своей Добру не противостоит, — что невозможно, — но лишь пытается противостоять. Люцифер Вондела после поражения восклицает, обращаясь к Богу: "Ты, кто не укротил, но лишь осилил нас!" Поверженный Сатана Мильтона, объятый жалостью к самому себе и самохвальством, говорит о Боге: "Подальше от Него! Он выше нас / Не разумом, но силой; в остальном / Мы равные". Но и то, и другое -лишь самообольщение врага рода человеческого. Сатана не в силах противостоять Богу, он не в силах противостоять Божьему воинству, после же пришествия Иисуса Христа в человеческой плоти на землю — Сатана не в силах противостоять и Человеку.

Трилогия Вондела завершается спасением праведника Ноя и обещанием пришествия Спасителя для всех грядущих людей. Дилогия Мильтона заканчивается не просто пришествием Спасителя, но Его последним отказом — не только от зла, но даже от беседы с носителем начального зла. Нет лишь Христа во славе, Спасителя торжествующего — но этот образ незримо присутствует за строками всех драм и поэм Мильтона и Вондела: присутствует, ибо грядет со всей неизбежностью, безусловной для всякого христианина. Конечно, пьесы Вондела созданы голландцем-католиком, поэмы Мильтона — англичанином-протестантом, а их русские переводы адресованы русскому же читателю, в большинстве своем православному. Но, как писал Вондел в письме к другу своих поздних лет, кальвинисту Иоахиму Аудану, "Ежели Иисус Христос есть тот центр, вокруг которого обращаются Небо и Земля и все иные вещи, то не надлежит и нам иметь разногласия".