Л. Троцкий. ЧЕТНИЧЕСТВО И ВОЙНА

Л. Троцкий. ЧЕТНИЧЕСТВО И ВОЙНА

"Внутренняя наша македонская организация, – начал Христо Матов, вождь одного из македонских революционных течений, – существует непрерывно с 1893 года. Но в первую эпоху, с 1893 до 1902 года, наша организация оставалась на легальной почве. Впрочем, не думайте, что легально – значит, в рамках законов Турции. Нет. Но члены нашей организации, интеллигенты и крестьяне, оставались на своих обычных местах, не порывали со своими постоянными занятиями и не применяли боевых методов действия. Легальной мы называем их деятельность по сопоставлению с четничеством. Четник – это в большинстве случаев скомпрометировавший себя перед турецкими властями член «легальной» организации: он порывает со своим промыслом, с своей семьей, и с ружьем за плечами уходит в горы. Но четничество возникло лишь позже. В 1903 году у нас, как помните, произошло массовое восстание.[86] После разгрома восставших селян развилось четничество, деятельность которого заполняет четырехлетие 1904 – 1908 г.г. Под влиянием восстания и четничества Турция вынуждена была приступить к финансовой реформе в Македонии, а Европа пришла к ревельскому соглашению.[87] Это была наша огромная моральная победа. Международная дипломатия начала серьезно считаться с нами. Но тут разразилась турецкая революция. Четничество прекратилось. Почему? Многие из македонских деятелей верили, что турецкая конституция даст возможность легальной и мирной борьбы за широкие реформы в Македонии. Я и мои ближайшие друзья этому не верили. Но другие верили. Санданский верил.[88] Чернопеев верил.[89] Большинство чет сошло с гор. Я сказал тогда же двум своим воеводам, Петру Ацеву и Петру Чаулеву: «Возвращайтесь в горы, удержите остальных и сохраните в ваших руках ружья». Они поднялись, но было уже поздно, пришлось и им вернуться. Тогда мы сказали: нужно хоть легальную организацию сохранить. А сила наша всегда была не в четах, а в массовой организации селян и отчасти горожан. Четы – только небольшие боевые дружины, набирающиеся из массовой организации.

Недовольство младотурками обнаружилось уже очень скоро. Но тут произошла абдул-гамидовская контрреволюция,[90] а затем, в апреле 1909 года, новая победа комитета,[91] при открытом содействии македонцев. Младотурки сказали нам: «Погодите, дайте срок, мы введем в Македонии реформы». Я по-прежнему оставался при своем недоверии. Но нельзя было не сделать опыта. Наши чорбаджии, богатеи, поддерживали нас и раньше только из-под палки; теперь они первыми пошли навстречу младотуркам. С ними вместе – многие наши интеллигенты. Верили и многие революционеры, что на этом пути возможен успех. Сделали опыт: приступили к созданию легальных македонских клубов. Одни – с полной верой, мы – скрепя сердце. Не пойди мы на это, мы восстановили бы против себя широкие круги населения. Четы упразднились совсем. За время с 1908 года до весны 1910 года чет в Македонии не существовало совершенно. Воеводы и четники вошли в клубы, или просто отстранились, выжидая.

Но и в клубах мы оставались верны своей программе. Чорбаджии и вообще умеренные искали соглашения с младотурками во что бы то ни стало. Они готовы были до крайности урезать требования. Мы же не верили в практические завоевания при младотурецком режиме и политику компромиссов отвергали. Мы выставили в клубах программу полного самоуправления Македонии. Главная наша забота при этом была – воспитать население в недоверии к младотуркам, разрушить иллюзии, революционизировать македонцев. Так и вышло. Требование автономии сразу настроило младотурок враждебно против нас. Стало ясно, что соглашение невозможно. В таком случае и клубы теряли в наших глазах свое значение. Мы собрали конгресс делегатов от клубов и решили: легальная работа ничего не дает, младотурецкий комитет нас игнорирует, болгарское правительство нас игнорирует, население разочаровано, – распускаем клубную организацию, переходим снова на революционный путь. Но тут пришло известие, что турки хотят принять закон, воспрещающий национальные организации. Тогда мы перерешили: клубов не распускать, а заставить самих младотурок распустить, – хороший урок для умеренных! Вы верили, господа, в новый режим, так вот же вам ваша легальная работа!

После перерыва в 15 месяцев мы снова стали на старый путь: стали укреплять сельские организации и восстановлять четы.

Формы организации у нас уже были выработаны в эпоху до турецкой революции. По этому типу мы и строили. В селах и городах восстановились комитетские бюро, по возможности выборные, по крайней мере, от лучших, надежнейших элементов населения. Выборы производятся по соглашению с четами. В некоторых местах воссозданы были сверх того судебные бюро, арбитражные комиссии – для разбора всяких недоразумений и тяжб между самими македонцами. До 1908 года такие комиссии существовали у нас во всех местах. А затем – во всяком селе милиция: воевода, подвоевода, 10 – 25 душ парней. Прежде у нас все милиции были вооружены. Но младотурки, как вы знаете, производили разоружение населения: у одних отнимали ружья, другие сами отдавали. С оружием у нас поэтому были затруднения. Но все же сохранились округа, почти сплошь вооруженные. Теперь о четах. Во всяком участке казы (уезда) 1 – 2 – 3 четы. Норма для четы: 5 – 10 человек. Но за последние годы многие члены нашей «легальной» организации скомпрометировали себя перед властями, – одни бежали в Болгарию, другие ушли в четы. Пришлось состав чет расширить. Четники, конечно, все вооружены.

– В чем состояла деятельность чет до войны?

– Приступивши в 1910 к восстановлению нашей боевой организации, мы сказали себе: нам нет нужды начинать сначала, как это было в 1893 г., – за нами почти двадцатилетнее прошлое, за нами первый период мирной работы, за нами восстание 1903 г., за нами – четырехлетняя работа чет. Восстание заставило Турцию провозгласить финансовую реформу, которая была в принципе началом автономизирования Македонии. Четничество привело дипломатию в Ревель. Это все наш капитал. Нам не приходилось поэтому начинать с подготовительной работы. Опираясь на наше прошлое, мы могли сразу начать с боевых действий. Но так как для больших массовых выступлений мы не были готовы, то решили начать с мелких партизанских актов. Цель наша при этом состояла в том, чтобы снова приковать к себе внимание Европы и Болгарии, напомнить миру, что мы живы, и что ничто не изменилось. Ближайшая задача была – вызвать новое дипломатическое вмешательство. Я напомню вам некоторые действия четников за это время.

В 1910 году был взорван поезд между Кумановым и Скопьем; путь разворотило, вагоны стали ребром. Были тогда же произведены еще 3 – 4 атентата, более мелких.

В 1911 г. был разрушен зимою поезд около Доеране; в Кичевом взорван был хекумат (правительственный дом), в Солуни – банк; в Велесе – вокзал и пр.

Летом 1912 года снова начинается ряд атентатов. Между Велесом и Скопьем разрушено 17 вагонов; чтобы восстановить движение, турки вынуждены были провести параллельную линию. В Солуни разрушены: сперва австрийская почта, затем – трамвайное депо. В Крушевом – хекумат. И так далее.

Нас обвиняли, что своими атентатами мы вызвали резню в Щипе и Кочанах, от которой, ведь, и настоящая война получила свой последний толчок. На самом деле в Щипе произошло вот что: четник нес заведенную на известный час бомбу в хекумат, а дом оказался заперт. Остановить механизм четник не умел. Вот он и занес бомбу в турецкую лавку: «взвесьте, говорит, посылку, а я пока за осликом схожу». Убило 3 – 4 человека, лавку разнесло. Отсюда и резня.

– Верно ли, что македонское население стало последние годы враждебно относиться к четам?

– Нет, не верно. Сейчас у нас война, дело пошло в открытую, прихорашивать действительное положение нет у меня оснований. И я вам говорю: население в массе своей приветствовало возрождение четничества. Чет, как я уже говорил вам, не существовало 15 месяцев, в медовую пору турецкой конституции. И приступили мы к их воссозданию с опаской: а как отнесется народ? – И что же оказалось? Крестьяне стали укорять нас: «Зачем скрываетесь? Разве мы предатели?» Пришлось четникам открыться населению. Тому была, впрочем, и еще одна причина. В каждом селе есть 2 – 3 чорбаджия, которых революционные селяне опасаются: как бы не донесли. Этих чорбаджиев приходится насильственно вводить в организации, связывать с нею круговой ответственностью. Делается это просто: приходит чета в дом к чорбаджию и – хочет он или не хочет – ночует у него… Так за один месяц открылись четники почти всему населению…

Когда чета приходит на время в село, ее встречает местная милиция и, под руководством одного-двух четников, караулит. В случае турецкой погони милиция обязана сражаться заодно с четой… Мы думали, что крестьяне за время перерыва отвыкли, пожалуй, от обращения с оружием. Оказалось нет: бывали за последнее время случаи, что милиция из 5 – 6 человек успешно сражалась с целым турецким отрядом, разумеется, из-за прикрытия.

Говорят, крестьянам солоно приходилось от чет в материальном отношении: турки выжигали села за укрывательство оружия, а четы, мол, налагали на селян большие денежные штрафы за выдачу оружия туркам. Конечно, многое бывало. Однако, неверно, будто четы оказались македонцам в тягость. Наоборот: как раз экономические интересы заставляли крестьян искать четников. До турецкой революции крестьяне у нас, благодаря организации, стали полными хозяевами в чифликах, т.-е. в имениях турецких помещиков, беков. Беки повально бежали в город, опасаясь за свою жизнь. Какой урожай крестьяне беку покажут, тем он и должен был удовлетворяться. А после конституции и упразднения чет, беки, в полном сознании своих прав, вернулись в чифлики и установили свои порядки. В 1908 г. я сам наблюдал такой случай. В село Трубарево (это в Скопском) вернулся бек и зажил припеваючи; для развлечения пригласил он в село музыкантов-цыган и цыганок с бубнами, а квартиры им отвел у своих крестьян. «Были четы, – говорили мне селяки, – бек и сам сюда четыре года не показывался; исчезли четы – он и цыган к нам привел на постой».

Четничество заставляло беков продавать свои поместья, – и никому другому, – боялись, – а своим же крестьянам.

Под охраной чет крестьяне сами нередко откупали тяжкий налог, десятину, – за половину той суммы, которая прежде налагалась на их село.

Бегликчия, т.-е. счетчик мелкого скота, на который в Турции особый налог наложен, так называемый беглик, должен был заносить в свои записи столько овец, сколько ему указывали сами крестьяне.

Автономия Македонии для массы крестьян – лозунг отвлеченный. Другое дело – экономические выгоды и защита от произвола беков и администрации. А это им давало четничество.

Исчезли в 1908 г. четы, исчезли все эти выгоды. Прежде беки продавали свои земли македонцам, а тут стали продавать младотурецкому правительству, которое сделало попытку заселять их мухаджирами, т.-е. мусульманскими переселенцами из Боснии, Кавказа, Болгарии и других мест.

А когда восстановились в 1910 г. четы, стало восстановляться и прежнее положение в чифликах…

– Какова роль чет в нынешней войне?

– На этот вопрос, я, по вполне понятным причинам, могу ответить лишь в самых общих чертах. Мы действуем заодно с болгарской армией. Не только в ее интересах, но и под руководством ее командиров.

Не в интересах дела было бы, разумеется, поднимать восстание в местах, далеко отстоящих от театра военных действий: ничего, кроме резни, это не принесло бы. Тут милиционеры под руководством четников будут вести только конспиративную разрушительную работу: перерезать телеграфные провода, где возможно, снимать рельсы и пр.

В местах же, где развертываются военные операции, четы поступают в непосредственное распоряжение военачальников. Они неоценимы для рекогносцировок, отдельных разрушительных работ и партизанских предприятий. Когда была объявлена мобилизация, четами между болгарской границей и Кочанами были разрушены два шоссейных моста, крайне важных для турецкой артиллерии. До войны же был разрушен мост в Крестенском проходе у Джумайи. Из Кочан бригадный командир послал четников в Шип – перерезать проволоку. Это действует на отдельные турецкие гарнизоны и отряды крайне деморализующим образом: изолированные одним ударом от своих штабов, они нередко сдают значительные позиции без боя. Четы будут также отрезать турецкие обозы и явятся постоянной опасностью для турецкого тыла. Во главе боевых македонских дружин стоят такие испытанные воеводы, как Ефрем Чучков, Кристо Булгарията, Мишель Герджиков и др. Эти имена вы еще не раз услышите во время войны.

К чему мы стремимся: к автономии Македонии или к ее соединению с Болгарией? Вопрос совершенно естественный. И если бы вы задали его мне до войны, я не усомнился бы ответить вам. Но теперь, когда мы боремся в союзе с Сербией и Грецией, я попрошу позволения не отвечать на ваш последний вопрос. Желательно ли вмешательство России? И на этот вопрос я считал бы затруднительным ответить вам".

Македонский революционер, динамитчик, показал мне тут свое другое лицо: лицо дипломата. На первый взгляд может показаться, что психология четника, который пытается разрешить сложнейшую политическую проблему подкладыванием адских машин в хекуматы, не может иметь никаких точек соприкосновения с психологией приспособления к политике дипломатических канцелярий… Но это совсем не так. Национальные революционеры, в противоположность социальным, всегда стремились сопрячь свои заговорщические действия с действиями династий или дипломатий, своих или чужих. Когда дело идет о территориально-государственном самоопределении молодой нации, тогда нетерпеливое карбонарство нередко лишь вызывает, дополняет и подгоняет медлительные попытки династически-дипломатических сил и при первой возможности передает этим последним политическую инициативу. Так было с Маццини и Гарибальди[92] в классическом примере борьбы за объединение Италии. Старый республиканец-карбонарий Джузеппе Маццини, признававший только народ и бога, вынужден был в решительную минуту посторониться, чтоб оставить между народом и богом место для савойской династии. И если венгерец Кошут[93] и итальянец Маццини апеллировали так же часто к народу, как и к европейской дипломатии, то тем непосредственнее такая тактика навязывалась революционерам маленькой и культурно-отсталой Македонии, стоящей в центре пересечения международных интересов. Македонские революционеры и в минуты своих наибольших успехов не могли самообольщаться мыслью, что Македония fara da se. Венцом их усилий являлось всегда привлечение внимания европейской дипломатии и болгарского правительства. Варварские аграрные отношения и такие же способы «управления» толкали македонцев на путь отчаянных восстаний и четничества. А совершенно явная невозможность разрешить судьбы Македонии собственными силами заставляла их эмпирически разбираться в вожделениях великих и малых держав и в каждый данный момент выбирать линию наименьшего сопротивления. В консульствах и посольствах эти заговорщики были в такой же мере своими людьми, как и в горах, среди профессиональных боевиков. Заготовляя адскую машину, они заранее и притом весьма недурно ориентировались, какое эхо она найдет в «руководящей» европейской печати и кто из дипломатических алхимиков превратит их динамит в новую «македонскую» ноту. Так выработался этот двойственный тип отчаянного динамитчика и дипломата себе на уме, сочетающего заговорщическую конспирацию с канцелярской тайной.

Война растворяет в себе македонского революционера. Она посылает «анархиста» Герджикова срезать телеграфные провода, а старому заговорщику Гьорджио Петрову поручает ведение интендантства в македонском легионе. Как бы война в дальнейшем не шла, и чем бы она ни закончилась, она, во всяком случае, раз навсегда уничтожит психологические предпосылки практики и идеологии македонского четничества. После этой колоссальной по напряжению и жертвам попытки разрубить старые балканские узлы никого нельзя будет увлечь на путь подкладывания адских машин в македонские хекуматы. Четничество окончательно изжило себя. Христо Матов и его друзья представляют собою вымирающую политическую породу.

«Киевская Мысль» N 293, 22 октября 1912 г.