Л. Троцкий. УСЛОВИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Л. Троцкий. УСЛОВИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

После завоевания власти, задача строительства, прежде всего – хозяйственного, встает, как центральная и вместе с тем труднейшая. Разрешение этой задачи зависит от причин разного порядка и разной глубины: во-первых, от уровня производительных сил и, в частности, от соотношения между индустрией и крестьянским хозяйством; во-вторых, от культурного и организаторского уровня рабочего класса, завоевавшего государственную власть; в-третьих, от политической ситуации международной и внутренней: побеждена ли буржуазия окончательно или еще сопротивляется, – имеют ли место иностранные военные интервенции, – саботирует ли техническая интеллигенция и пр., и пр.

По относительной важности эти условия социалистического строительства должны быть расположены в таком порядке, в каком мы их привели. Самое основное из условий – это уровень производительных сил; потом следует культурный уровень пролетариата; и наконец – политическая или военно-политическая ситуация, в какую попадает пролетариат, овладев властью. Но это последовательность логическая. А практически – рабочий класс, взявши власть, прежде всего сталкивается с политическими затруднениями. У нас это были белогвардейские фронты, интервенции и пр. Во вторую очередь пролетарский авангард сталкивается с затруднениями, вытекающими из недостаточности культурного уровня широких рабочих масс. И только в третью очередь его хозяйственное строительство упирается в пределы, поставляемые наличным уровнем производительных сил.

Свою работу у власти наша партия вела почти все время под давлением потребностей гражданской войны, и историю хозяйственного строительства Советской России за пять лет ее существования нельзя понять, если к ней подходить только с точки зрения экономической целесообразности. К ней нужно подходить прежде всего с мерилом военно-политической необходимости и во вторую уже очередь – с мерилом хозяйственной целесообразности.

Экономическая разумность вовсе не всегда совпадает с политической необходимостью. Если на войне мне угрожает опасность нашествия белой гвардии, я взрываю мост. С точки зрения отвлеченной экономической целесообразности – это варварство, а с точки зрения политической – это необходимость. И я буду глупец и преступник, если вовремя не взорву моста. Хозяйство наше в целом мы перестраивали, в первую очередь, под давлением необходимости военного ограждения власти рабочего класса. Из элементарной школы марксизма мы знаем, что из капиталистического общества нельзя попасть в социалистическое одним прыжком, и никто из нас не истолковывал в таком механическом смысле известные слова Энгельса о прыжке из царства необходимости в царство свободы; никто не думал, что, овладев властью, можно в одну ночь переделать общество. Энгельс на самом деле имел в виду целую эпоху революционных преобразований, которая во всемирно-историческом масштабе означает действительный «прыжок». Но с точки зрения практической работы это не прыжок, а целая система взаимно связанных реформ, преобразований, иногда очень детальных мероприятий. Совершенно очевидно, что с хозяйственной точки зрения экспроприация буржуазии оправдывается постольку, поскольку рабочее государство способно организовать эксплуатацию предприятий на новых началах. Та массовая поголовная национализация, которую мы проводили в 17 – 18 г.г., совершенно не отвечала только что указанному условию. Организационные возможности рабочего государства чрезвычайно отставали от суммарной национализации. Но суть-то в том, что эту национализацию мы производили под давлением гражданской войны. И нетрудно показать и понять, что, если бы мы захотели действовать более осторожно в экономическом смысле, то есть производить экспроприацию буржуазии с «разумной» постепенностью, то это было бы с нашей стороны крайней политической неразумностью и величайшей неосторожностью. При такой политике мы не имели бы возможности праздновать пятилетнюю годовщину в Москве в обществе коммунистов всего мира. Нужно воспроизвести в своем сознании все особенности нашего положения, как оно сложилось после 7 ноября 1917 г. Да, если бы мы вступили на арену социалистического развития после победы революции в Европе, у нашей буржуазии душа была бы в пятках, и справиться с ней было бы очень просто. После захвата власти русским пролетариатом она не смела бы и шевельнуться. Мы могли бы в этом случае спокойно прибирать к рукам одни лишь крупные предприятия, предоставляя средним и мелким существовать до поры до времени на частно-капиталистических началах; потом перешли бы к средним предприятиям, строго сообразуясь с организационными и производственными возможностями и потребностями. Такой порядок бесспорно отвечал бы экономической «разумности», но, к несчастью, политическая последовательность событий не считалась с нею и на этот раз. Нужно вообще напомнить, что революции сами по себе являются внешним выражением того, что миром отнюдь не управляет «экономическая разумность»; социалистическая революция еще только имеет своей задачей установить господство разума в области хозяйства, а тем самым – и во всех других областях общественной жизни.

Когда мы пришли к власти, капитализм еще стоял на ногах во всем мире (да и по сей день стоит), но наша буржуазия не хотела ни за что верить, что Октябрьский переворот – всерьез и надолго: во всей Европе, во всем мире у власти буржуазия, а у нас, в отсталой России – пролетариат!?.. Ненавидя нас, русская буржуазия не хотела нас брать всерьез. Первые декреты революционной власти встречались насмешливо: с ними не считались, их не выполняли. Даже газетчики – уж на что трусливые души! – и те не хотели брать всерьез основные революционные мероприятия рабочего правительства. Буржуазии казалось, что все это трагическая шутка, недоразумение. Как же иначе можно было научить нашу буржуазию и ее лакеев уважению к новой власти, как не отнятием у ней собственности? Другого пути не было. Каждая фабрика, каждый банк, каждая контора, лавка, приемная адвоката – были крепостью против нас. Они давали воинствующей контрреволюции материальную базу и органическую связь. Банки в тот период почти открыто поддерживали саботажников, выплачивая жалованье бастовавшим чиновникам. По этому-то мы и подошли к вопросу не с точки зрения отвлеченной хозяйственной «разумности» (Каутского, Отто Бауэра, Мартова и других политических импотентов), а с точки зрения потребностей революционной войны. Нужно было разгромить врага, отнять у него источники питания, независимо от того, в какой мере поспевала за этим организационная хозяйственная работа. В сфере хозяйственного строительства мы вынуждены были в тот период сосредоточивать свои усилия на самых элементарных задачах: материально поддерживать, хотя бы впроголодь, существование рабочего государства, накормить и одеть Красную Армию, отстаивавшую это государство на фронтах, накормить и одеть (это уже во вторую очередь) ту часть рабочего класса, которая оставалась в городах. То примитивное государственное хозяйство, которое – худо ли, хорошо ли – разрешало эти задачи, и получило впоследствии название военного коммунизма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.