Уроки Гитлера {3}
Уроки Гитлера {3}
Мыслящая часть населения нашей страны прекрасно сознает сегодня альтернативу: только русская национальная Россия может покончить с колониальным де-факто статусом России. В соответствии с этим мыслящие люди раскололись на два лагеря. Для одних невыносимой является сама мысль о русской России, а идея России-колонии является если не желанной, то приемлемой. Для других — все наоборот: они приемлют любое будущее для России, кроме колониального. Первые выражают, при всей своей агрессивности и сплоченности, устремления небольшой части населения. Вторые — абсолютного большинства. Стремительный рост националистических настроений, фиксируемый опросами, характерен сегодня для всех слоев русского общества.
Реальная политика не может ориентироваться на сантименты и принципы, игнорируя действительные общественные силы, игнорируя волю и потенциал большей части населения. Поэтому ближайшее будущее России, кто бы этому ни пытался воспрепятствовать, несомненно, будет конструироваться в национальном русском ключе.
Первоочередной для историософа в этой связи является задача угадать контуры будущей национальной России и предложить свои коррективы, если эти контуры далеки, на его взгляд, от совершенства.
Всматриваясь в ход нашей экономической и политической жизни, наблюдая русское движение изнутри, я отчетливо вижу одну тенденцию, весьма, как мне кажется, опасную. В связи с явным провалом затеянных еще Ельциным и Гайдаром экономических «реформ» в современном российском обществе усиливаются социалистические настроения и иллюзии. Делая ставку на русский национал-социализм, определенные круги охотно исследуют опыт прихода к власти Гитлера и быстрого превращения под его руководством униженной, разоренной, слабой Германии в одну из наиболее могущественных стран мира. Любители аналогий надеются и верят, что победа национал-социалистического крыла русского движения сотворит такое же чудо с Россией.
Наблюдая такую тенденцию, я чувствую потребность напомнить современникам не об успехах и торжестве немецкого нацизма первых лет гитлеровского правления, а об ужасной катастрофе, которой это правление увенчалось. Катастрофе, разорвавшей надвое Германию, унесшей около 8 млн немецких жизней, подчинившей немецкую политику воле СССР и США, стоившей Германии огромных материальных потерь, сделавшей ее на многие десятилетия данницей своих заклятых врагов — евреев. Нельзя забыть и о колоссальном моральном ущербе, о превращении Германии на полвека в отрицательный пример, в жупел для народов. За Нюрнбергским процессом для немцев наступили десятилетия покаяний, частных и официальных, тайных и публичных, что, разумеется, не прошло даром для национальной психики, породив в ней опасные комплексы. Перспектива развития здорового национализма оказалась надолго утрачена немцами.
Моральный разгром немецкого народа, его всеобщее потрясение были такой силы, что даже те люди, которые возглавляли Рейх и долгие годы претворяли в жизнь идеи национал-социализма, даже они сломались под тяжестью неопровержимых обвинений.
По свидетельству гитлеровского министра вооружений подсудимого Шпеера, на Нюрнбергском процессе «в течение многих месяцев представлялись документы и свидетельские показания, которые должны были подтвердить совершенные преступления. Это было ужасно… И поныне меня преследуют фотографии, документы и приказы, которые были настолько же чудовищными, насколько невероятными, но ни один из подсудимых не сомневался в их подлинности… Даже Геринг, который в начале процесса был настроен очень агрессивно и собирался оправдывать свои действия, в последнем слове говорил о тяжких преступлениях, ставших всем известными… Кейтель уверял, что предпочел бы умереть, чем еще раз дать себя запутать в такие преступления. Франк говорил о том, что Гитлер и немецкий народ взвалили на себя вину. Он предупреждал неисправимых не вступать на „путь политической глупости, который ведет к гибели и смерти“».
В том же духе высказывались и другие подсудимые. Они прекрасно знали, что пощады от союзников не будет, и в неискренности их трудно заподозрить.
В Нюрнберге перед судом предстал 21 человек — недавние вершители судеб страны. Позднее были осуждены и наказаны известные промышленники — Крупп, Флик, Тиссен, директора «ИГ Фарбениндустри», а также высшие чины генералитета. Их вина перед другими народами и странами, особенно перед Россией и русскими, велика и доказана. Но не менее очевидна их ответственность перед немцами и Германией, которых они привели к чудовищной трагедии.
Хотели ли эти люди такого конца? Конечно, нет! Они любили свою страну и свой народ, мечтали об их величии и процветании, не щадили для этого своих сил. Но тем не менее итог их деятельности был таким, каким он был.
Крах немецкого национал-социализма втянул в свою гибельную воронку и фашистскую Италию, пострадавшую исключительно из-за опрометчивого военного союза с Германией, и Венгрию, и Румынию…
«Это хуже чем преступление. Это — ошибка», — обронил однажды Талейран гениальный политический афоризм. Цена, заплаченная за преступные ошибки гитлеровского режима, заставляет сегодня вновь и вновь возвращаться к их осмыслению. Неверные мировоззренческие установки, ложные цели, стратегические просчеты тех, кто 12 лет властвовал Германией, — вот что должны постоянно иметь в виду русские политики, не желающие кончить тем же, что и Гитлер.
О фюрере и его Рейхе написаны тысячи книг. Разумеется, немало было попыток анализа и критики ложных шагов немецкого нацизма. Зачем нужна еще одна?
Дело в том, что мы долгое время судили о Гитлере и нацистской Германии с позиций врага, только врага и притом победившего врага. Карикатурный образ, созданный усилиями Чарли Чаплина, Михаила Ромма, Кукрыниксов и многих других, заполнил общественное сознание, не оставив в нем места объективным исследованиям. А между тем мир и Россия очень изменились за полвека. Сегодня, сами очутившись в ситуации полного разгрома, сходной с той, что царила в Германии после Первой мировой войны, мы на многое смотрим другими, понимающими глазами. Кое-что при этом видится острее и глубже, чем раньше. Многое, как сказано выше, приобрело болезненную актуальность. А иное, казавшееся незыблемым еще десять лет назад, сегодня требует пересмотра. Все это дает мне надежду найти на «отработанном руднике» новую золотую жилу.
Серьга для вождя
Роковая дата, после которой движение Германии к катастрофе стало необратимым, — 1 сентября 1939 г., день нападения на Польшу. Дальше возникает цепь зловещих неизбежностей — война с Англией и Францией, нападение на Россию, оказавшуюся вдруг, со своим гигантским военным потенциалом, в опасной близости от Германии, война с США и, наконец, попытка «окончательного решения» еврейского вопроса, предельно активизировавшая могущественные враждебные нацизму силы. В итоге Германия оказалась в состоянии тотального конфликта чуть ли не со всем миром, что было ей, конечно, не по плечу. 1 сентября — апогей немецкой славы и могущества, с которого она покатилась вниз.
Почему же немцы не удержались в своем наилучшем положении, почему не остановились вовремя? Потому, что к этому времени любой шаг Германии, любой ее выбор зависели уже только от одного человека . Этим человеком был Гитлер.
Отсюда, из России, которой он причинил столько зла, Гитлер выглядит крайне несимпатично. Но многое меняется, если взглянуть на него «немецкими глазами», да и просто объективным взором непредвзятого исследователя.
Гитлер пришел к абсолютной власти и почти до конца сохранял эту власть благодаря мощной волне всенародного обожания, доверия, надежды. С его политикой отождествлялись воля нации и задачи государства. Вот несколько свидетельств тому.
Уильям Ширер, американский журналист, работавший в Рейхе, автор фундаментального исследования «Взлет и падение Третьего рейха»: «Если судить по поведению огромного большинства его соотечественников, он достиг вершины, никогда ранее не достигавшейся ни одним германским правителем. Он стал даже до его смерти мифом, легендой, почти богом»; «Ни один класс, ни одна группа лиц, ни одна партия не может снять с себя вину… за приход Адольфа Гитлера к власти»; «Без Адольфа Гитлера, личности демонической, обладавшей несгибаемой волей, сверхъестественной интуицией, хладнокровной жесткостью, незаурядным умом, пылким воображением и… удивительной способностью оценивать обстановку и людей, не было бы и Третьего рейха». Ширер однозначно признавал за Гитлером гениальность.
Уже цитировавшийся министр вооружений Шпеер вспоминал: «Перед глазами еще и сейчас сцены энтузиазма, связанные с Гитлером, который — со своими заманчивыми призывами и грандиозными планами — был в глазах немцев гигантской личностью».
Б. фон Ширах, глава «Гитлерюгенда», сидя в тюрьме в ожидании Нюрнбергского суда, признал: «Идентичность Гитлера с государством была настолько полной, что нельзя было выступить против одного, не выступив против другого».
Примеры можно множить бесконечно. Лаконичнее и точнее всех высказался К. Г. Юнг, известный психиатр, ученик Фрейда: «Гитлер — это нация».
Многие отмечают особый магнетизм личности Гитлера, его блестящие ораторские способности, позволявшие ему как владеть огромными аудиториями, так и убеждать противников с глазу на глаз. Но одними словами нельзя добиться такого эффекта слияния вождя с народом: нужны дела. И они были.
Всего за пять лет пребывания у власти Гитлер:
— впервые в истории, ликвидировав пережитки феодальной раздробленности, лишив немецкие земли их автономии, по-настоящему объединил Германию;
— восстановил полновластие Германии в Рейнской зоне, вернул ей Судеты, Саар, Мемель, воссоединил ее с Австрией — то есть создал Рейх, возвратив родину многим миллионам немцев;
— «страницу за страницей», по его собственному выражению, уничтожил унизительный и разорительный для Германии Версальский договор, «все 448 статей которого содержали величайшие и самые злодейские притеснения», причем сделал это мирным путем;
— вывел Германию из международной изоляции, заполучив надежных союзников в лице Италии, Венгрии, Испании, Болгарии, Румынии, а впоследствии Японии, вбив при этом клин между противниками и принудив их согласиться на раздел Чехословакии;
— создал мощную армию, авиацию и флот, полностью их перевооружив; за 4 года вместо 7 дивизий их стало 41.
Не менее благотворными для немцев были и внутренние, социально-экономические перемены, достигнутые Гитлером:
— практически было покончено в кратчайшие сроки с 7-миллионной безработицей (напомню, что население собственно Германии составляло тогда, с детьми и стариками, около 65 млн). «Приходилось слышать, как рабочие… после сытного обеда шутили: при Гитлере право на голод отменено» (Ширер);
— все немцы получили важнейшие социальные гарантии: отличное медицинское обслуживание, прекрасно организованный, культурный и здоровый отдых, систему образования и физической культуры;
— с 1932 по 1937 г. национальное промышленное производство возросло на 102 %, а национальный доход удвоился. Это и было подлинное немецкое «экономическое чудо», в отличие от послевоенного, устроенного на американские деньги.
В общем, говоря словами одного исследователя, «этот человек, не отличавшийся знатностью происхождения, превратил безоружную, ввергнутую в хаос и практически разоренную Германию, которая считалась самой слабой из больших государств Европы, в самое сильное государство Старого Света, перед которым трепетали даже Англия и Франция».
Преобразования шли с неслыханной, волшебной быстротой и решительностью, что обеспечило Гитлеру поддержку всех слоев населения начиная с первых же шагов новой власти. Уже в 1933 г. на выборах в рейхстаг за список нацистской партии подали голоса 92 % избирателей в знак одобрения смены курса.
Но, возможно, самым главным достижением Гитлера было достижение нематериальное: немцы почувствовали себя единой нацией, сплоченной и могущественной, талантливой, трудолюбивой, здоровой, организованной, имеющей по заслугам великое будущее. Неподдельный энтузиазм, вызванный этим чувством, стал едва ли не главным мотором преобразований. Как пишет В. Пруссаков: «Нацизм дал многим людям цель и смысл жизни, наделил их чувством принадлежности к чему-то высшему, надличному — экстаз самоотречения». Этот экстаз позволял не только с легкостью приносить личные жертвы под популярным нацистским лозунгом «общие интересы выше личных», но и не переживать, и даже радоваться по поводу утраты демократических свобод. В глазах нации в целом это не было столь уж существенным рядом с тем, что Гитлер обещал и совершил для страны. Колоссальные массы приняли душой доктрину «национального социализма» и поверили в нее.
Конечно, на всех было не угодить. Некоторая (незначительная) часть немецкого народа познакомилась с концлагерями — этим хитроумным английским изобретением. Ну и, само собой, плохо стало евреям. Но что из того? Кого это волновало? Ведь зато немцам стало хорошо. Доктрина национал-социализма ничего другого и не обещала.
* * *
Ошибочно было бы думать, что заслуги Гитлера признала и поддержала его лишь серая тупая масса — рабочие, крестьяне, солдаты, унтер-офицеры, мелкая буржуазия («лавочники»). Так сказать, статистическое большинство. Нет, нет и нет.
Как отметил Д. Толанд, автор наиболее объективной, удостоенной Пулитцеровской премии, биографии Гитлера, сам Ллойд Джордж, один из авторов Версальского договора, побывав в нацистской Германии, был потрясен увиденным и услышанным. В своем отчете, опубликованном в «Дейли Экспресс», он писал, что «Гитлер в одиночку поднял Германию со дна», что он «прирожденный лидер, динамическая личность с решительной волей и бесстрашным сердцем, человек, которому верят старые и перед которым преклоняются молодые».
Симпатизировали германскому нацизму и лично Гитлеру и другие видные европейские мыслители, например, британский драматург Бернард Шоу, норвежский писатель Кнут Гамсун или французский Селин. Что же говорить о национальной немецкой интеллигенции?
Еще в 1931 г. экономический гений Я. Шахт, будущий министр экономики и глава Рейхсбанка, писал Гитлеру: «Не сомневаюсь, что нынешний ход событий неизбежно приведет вас к власти… Ваше движение таит в себе такую силу правды и необходимости, что победа не заставит себя ждать». Шахт обеспечил Гитлеру поддержку национального капитала.
Сразу же после смерти Гинденбурга в августе 1934 г. весь генералитет, а за ним и вся армия присягнули на верность и полное повиновение лично фюреру Германского рейха и народа.
Почти одновременно с этим кабинет министров принял закон об объединении постов президента и канцлера. 19 августа за это проголосовало 90 % немцев. Министр финансов граф Лутц Шверин фон Крозиг, поначалу не доверявший «выскочке», впоследствии признавался: «На заседаниях кабинета нельзя было не выразить восхищения качествами, позволяющими этому человеку искусно руководить всеми дискуссиями, — его безупречной памятью, дающей возможность отвечать на любые вопросы; ясностью его ума, благодаря которой он мог свести самый сложный вопрос к простой… формуле; искусством делать выводы и, наконец, умением подойти к хорошо известной проблеме с новой точки зрения».
Папа римский дал прямое указание всем германским епископам поклясться в верности национал-социалистскому режиму и просил Бога благословить Рейх.
Сочувствовала Гитлеру и его Рейху и немецкая научная и творческая интеллигенция. Большая часть профессоров осталась, после прихода к власти нацистов, на своих местах. В начале нового, 1933/34 учебного года 960 из них, во главе которых стояли такие всемирно признанные ученые, как хирург Зауэрбрух, философ Хайдегтер, искусствовед Пиндер и другие, публично присягнули на верность Гитлеру и новому режиму. Президент Германской ассоциации математиков заявил коллегам: «Мы хотим поддержать дух тотального государства и сотрудничать с ним лояльно и честно. Как и все немцы, мы безоговорочно и с радостью ставим себя на службу национал-социалистскому движению и его лидеру». Помимо Хайдеггера, на активное сотрудничество с нацистами «охотно пошли» (Толанд) известные философы Крик и Боймлер. А знаменитый историософ Освальд Шпенглер, побеседовав полтора часа с Гитлером, выразил согласие с его взглядами и охарактеризовал собеседника как «очень порядочного человека».
Как подчеркивает Ширер, «большинство выдающихся деятелей немецкого музыкального искусства решили остаться в нацистской Германии и, по существу, отдали свои имена и свой талант на службу „новому порядку“. Не покинул страну и один из самых выдающихся дирижеров века Вильгельм Фуртвенглер… Остался и Рихард Штраус, ведущий из современных немецких композиторов. Некоторое время он являлся президентом музыкальной палаты (Штраус, кстати, был в большом восторге, когда Гитлер пригласил его в свою ложу на опере „Кавалер роз“ в Берлине). Известный пианист Вальтер Гизекинг с одобрения Геббельса гастролировал за рубежом, пропагандируя немецкую культуру. Можно было наслаждаться превосходным исполнением оперной и симфонической музыки. Непревзойденными в этом смысле считались оркестры Берлинской филармонии и Берлинской государственной оперы».
Следует отметить, что и театр сохранял лучшие свои традиции, во всяком случае, в постановках классического репертуара.
О Г. Гауптмане, бывшем, несомненно, величайшим из современных немецких драматургов, Ширер вспоминает: «Никогда не забуду сцену по окончании премьеры его последней пьесы „Дочь собора“, когда Гауптман, почтенный старец с развевающимися седыми волосами, ниспадавшими на его черную накидку, вышел из театра под руку с доктором Геббельсом». Между прочим, писатель и ранее недвусмысленно выразил свое отношение к нацизму, вывесив в своем окне флаг со свастикой.
Известно, что Томас Манн покинул Рейх по идейным соображениям. Покинули его по разным соображениям и некоторые писатели ненемецкого происхождения. Но множество немецких литераторов, таких, как поэты Блунк и Биндинг, прозаики Юнгер, Двингер, Кольбенхейер, Вихарт, Гримм, остались и приветствовали нацизм. Послевоенный режим постарался предать эти и многие другие имена забвению, но они были.
Гитлер считал постимпрессионистов и экспрессионистов представителями «дегенеративного искусства» и поддерживал художников романтического, реалистического и неоклассического направлений. Неудивительно, что масса живописцев, графиков, архитекторов, дизайнеров, творцов «стиля Третьего рейха», была на стороне нацистов. (Так, например, блистательный колорист К. фон Труппе создал портрет Гитлера 30-метровой высоты, украсивший Мюнхенский вокзал.) Но даже Эмиль Нольде, гениальный представитель гонимого экспрессионизма, будучи искренним патриотом, сочувствовал национал-социализму.
Суммируя сказанное, можно утверждать, что потрясающие успехи внутри и вне страны, помноженные на всенародную поддержку и любовь, с одной стороны, и на фантастическое везение — с другой, создали для Гитлера ситуацию, безгранично искусительную. И он, к сожалению, этого искуса не выдержал. Как гениальный, но неопытный игрок, он сумел сорвать банк, но, подстегиваемый азартом и непомерной верой в свою гениальность и фортуну, не смог вовремя остановиться и спустил все дотла.
* * *
Шаг за шагом, опираясь на свои достижения, добивался фюрер освобождения от всякого контроля и ответственности. Вначале — в партии, покончив в 1934 г. с Ремом и Штрассером. Потом — в армии, разом упразднив военное министерство, уволив 16 генералов и главкома сухопутных войск, сместив с постов еще 44 генерала. В тот же день, 4 февраля 1938 г., — в правительстве, сменив двух наиболее независимых министров. Назавтра партийный официоз, «Фелькишер беобахтер», вышла с заголовком: «Концентрация всей полноты власти в руках фюрера!» Но и этого ему было мало. В конце декабря 1941 г., сместив Браухича, Гитлер сам занимает пост Главнокомандующего всех вооруженных сил. А в апреле 1942 г. добивается принятия закона о предоставлении ему «всей полноты власти», хотя и так полнее власти уже не бывает.
Все больше и больше полномочий, все меньше и меньше трезвости в оценках людей, ситуаций, себя самого. За 10 дней до рокового нападения на Польшу Гитлер заявил на военном совещании: «Все зависит от меня, от моего существования, от моих талантов как политика. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь будет пользоваться доверием всего немецкого народа в такой же степени, как я, — это факт. Вряд ли когда-либо появится человек, обладающий большей властью, чем я. Значит, сам факт моего существования необычайно важен». Когда война уже началась, он сказал Риббентропу: «У военных атташе мозги не работают. Я решил не считаться с мнением людей, которые десятки раз вводили меня в заблуждение. Отныне я намерен полагаться на собственный ум, который во всех этих случаях оказывался лучшим советником, чем ваши так называемые компетентные эксперты».
Возможность поставить на кон небывало высокую ставку и пойти ва-банк отуманила рассудок фюрера. Готовя своих офицеров к войне с Польшей (а то и к мировой войне), он еще в мае 1938 г. высказался прямо: «Мысль о том, что мы можем дешево отделаться, вызывает опасение… Нам остается только сжечь корабли, и тогда вопрос будет ставиться не „правильно это или нет“, а „быть или не быть 80 миллионам немцев“». Все или ничего: он решил играть так.
Тайная оппозиция, справедливо оценивая замыслы фюрера как опасное безумие, была бессильна что-либо сделать. Заговоры (а их было немало в жизни Гитлера) фатально проваливались один за другим, придавая фюреру сверхъестественный ореол. Как заметил смещенный Гитлером главком Фрич: «Этот человек послан Германии судьбой для добра и зла. Если он шагнет в пропасть, то увлечет в нее всех нас. Мы ничего не можем поделать».
Объявление Англией войны в ответ на вторжение немцев в Польшу выбило Гитлера из колеи, ошеломило. Он до последнего верил, что этого не произойдет, и понял теперь, что заигрался. Тихий, бледный, задумчивый, он сказал Гессу: «Все мое дело рушится».
Однако он быстро оправился, разгромив на пару со Сталиным Польшу, захватив Францию, Норвегию, Данию, Голландию, Бельгию, напав с успехом на Россию; он вновь исполнился непоколебимой самоуверенности, на сей раз маниакальной. 27 февраля 1942 г., уже проиграв битву за Москву, он, как ни в чем не бывало, заявил за столом: «Я себя превосходно чувствую в обществе великих исторических героев, к которым сам принадлежу. На том Олимпе, на который я восхожу, восседают блистательные умы всех времен».
Но мы-то знаем, что Олимп, на который Гитлер взошел сам и возвел свой народ, оказался Голгофой.
* * *
ИТАК, УРОК ПЕРВЫЙ. Сегодня на политическом горизонте России гениев не видно. Нет человека, который, подобно Гитлеру, мог бы своей волей вытащить страну из пучины экономической разрухи, общественного разброда и неорганизованности, унизительнейшей международной зависимости, колониального направления развития. Режиму Путина — Медведева, выражающему интересы иностранного капитала, компрадорской буржуазии и коррумпированной бюрократии, противостоит пока что россыпь политических лидеров разного калибра, за которыми стоят среднего и мелкого масштаба общественные движения.
Это значит, что в лучшем случае, если часть этих движений сможет объединиться, общий лидер будет утвержден не путем естественного отбора, а путем договора, соглашения участников. Конечно, нельзя исключить, что в срок, оставшийся до президентских выборов, вдруг, как метеор, возникнет гениальный лидер и успеет завоевать избирателей. Но в любом случае: будет ли грядущий глава России выдвиженцем коалиции или им станет харизматик, стоящий у руля крупной партии, — ясно одно. Будь он хоть семи пядей во лбу, его возможности решать судьбу страны должны быть ограничены. Образно говоря, в его ухе должна тикать серьга.
Что еще за серьга? А это замечательная идея одного из фантастов: новому президенту некоей страны в процессе инаугурации в ухо вставляется серьга, которую нельзя снять. Президент полностью свободен в своих действиях, но, если однажды он пойдет против воли тех, кто его поставил, серьга, не говоря худого слова, взорвется и снесет ему полголовы. Если бы подобную серьгу немецкие генералы и промышленники, верно оценившие ситуацию, взорвали в ухе Гитлера до 31 августа 1939 г., мир был бы избавлен от кошмара Второй мировой войны, а Германия — от бездны, из которой до сих пор не может вылезти.
Резюме: претенденту на кресло российского президента — серьгу в ухо!
Меньше социализма!
В любом националистическом общественно-политическом движении, приведшем к образованию так называемых «фашистских» или «профашистских» государств (Германия, Италия, Испания, Венгрия, милитаристская Япония и т. д.), отчетливо различаются две силы, два крыла: национал-социалистическое и национал-капиталистическое . Соотношение этих сил определило характер правления и строя каждого из этих государств. В частности, в Германии 1920-х явный перевес имело социалистическое крыло. Социалистическое, то есть выражающее нужды и чаяния рабочих, крестьян, госслужащих — одним словом, простого народа, людей физического, по преимуществу, труда. Но не буржуазиии и не интеллигенции, оптимальная «среда обитания» которых имеет мало общего с социализмом.
В 1920-е г. в Германии на общественном поприще заметнейшую роль играли профсоюзы, коммунисты, социал-демократы. Ибо партийная борьба означала в ту эпоху борьбу за доверие и поддержку широких трудящихся масс. Это диктовалось объективными условиями: рабочий класс был самой активной, решительной, распропагандированной, организованной и численно значительной общественной силой. Игнорировать его интересы, его запросы, его надежды — значило проиграть политическую битву.
Неудивительно поэтому, что в названии партии Гитлера сочетались на равных «национализм» и «социализм». Но не следует думать, что здесь сказался лишь холодный политический расчет: нет, тяжелые годы нужды и лишений, пережитые юношей Адольфом в Вене, несколько лет окопной жизни тесно сблизили его с простыми людьми, научили понимать и ценить их нужды, научили презирать буржуазию и интеллигенцию за их высокомерное невнимание к этим нуждам. Но, конечно, он ясно понимал, что успех всего Движения зависел от того, сможет ли он увлечь своими идеями основную массу рабочих, перевербовать их, отбить их у красных. В те годы интеллигенция, даже в такой культурной стране, как Германия, еще не обладала значительным общественным и политическим весом. До конца дней Гитлер сохранял убеждение в том, что «в борьбе между умом и силой последняя всегда побеждает. Социальный слой, у которого есть только голова, как бы чувствует, что у него совесть нечиста. И когда действительно начинаются революции, он не отваживается встать в первых рядах. Сидит на мешке с деньгами и дрожит от страха». Нет, именно люди физического труда: вот была главная ставка, ключ, обладание которым в те далекие годы открывало путь к власти.
Свидетельствует Г. Пикер, некоторое время служивший в Ставке Гитлера и записывавший застольные разговоры: «Сегодня за обедом шеф рассказывал о своей политической борьбе. Уже в начале политической деятельности он заявил, что главное не в том, чтобы привлечь на свою сторону жаждущее лишь порядка и спокойствия бюргерство, чья политическая позиция продиктована прежде всего трусостью, но в том, чтобы воодушевить своими идеями рабочих. И все первые годы борьбы ушли на то, чтобы привлечь рабочих на сторону НСДАП». Средства для этого использовались самые примитивные, грубые, но действенные: на митинги нацисты приходили без галстуков и воротничков, скромно одетые, удаляли своих противников из зала вульгарным мордобоем, разгоняли митинги других партий, провоцируя драки и потасовки. И, надо сказать, весьма и весьма преуспели!
Под стать контингенту была и первая, оглашенная в 1920 г. в мюнхенской пивной, партийная программа: пункт 11 гласил об отмене нетрудовых доходов; пункт 12 — о национализации трестов; 13 — о дележе прибылей крупных промышленных предприятий с государством, 14 — о ликвидации земельной ренты и спекуляции землей; 18 — о смертной казни изменникам, ростовщикам и спекулянтам; 16 — о сохранении «здоровой буржуазии», но притом передаче универмагов в общественную собственность и в аренду мелким продавцам по низкой цене.
Однако уже в том самом 1920 г. Гитлер выразил свое согласие с тезисом Людендорфа: «Политика национал-патриотов не должна быть ни коммунистической, ни капиталистической». И в дальнейшем, размышляя над проблемами строительства партии, нации, государства, Гитлер неуклонно расширял свою социальную базу. Его идеология развивалась адекватно. Уже в 1922 г. Гитлер охарактеризовал свое Движение как «союз рабочих физического и умственного труда для борьбы с марксизмом», но при этом подчеркивал: «Если мы хотим покончить с большевизмом, необходимо ограничить власть капитала». Так постепенно выкристаллизовывалась идея корпоративного государства, идея классовой гармонии.
В соответствии с этой идеей, возглавляемое Гитлером движение «ломало все социальные перегородки и привлекало самых разных людей — интеллектуалов, уличных драчунов, люмпенов, фанатиков, идеалистов, принципиальных и беспринципных, простолюдинов и аристократов. В его партию шли негодяи и люди доброй воли, писатели и художники, чернорабочие и лавочники, зубные врачи и студенты, солдаты и священники (то есть нация как таковая. — А. С. ). Он апеллировал и к самым широким слоям общества и был настолько великодушным, что принимал… всех, кто готов был бороться против „еврейского марксизма“ и отдать жизнь за возрождение Германии» (Толанд).
Движение не меняло названия, в нем по-прежнему фигурировал «социализм». Но какой?! В речи от 28 июня 1922 г. Гитлер заявил: «Тот, кто готов рассматривать цели нации как свои собственные в том смысле, что для него нет более высокого идеала, чем благосостояние нации; тот, кто понимает наш государственный гимн „Германия превыше всего“ в том смысле, что для него нет в мире ничего выше его Германии, народа и земли, тот является социалистом» .
Каждый, кто интересовался этим вопросом, признает, что с классическим социализмом эта формула не имеет абсолютно ничего общего.
* * *
Между тем, по мере того как Движение росло, ширилось, наступало время политических дивидендов. На Гитлера и его партию обратил внимание крупный национальный капитал, в помощи которого фюрер чрезвычайно нуждался. Беспощадная борьба Гитлера с международным, в частности еврейским, капиталом и с коммунистами уже обеспечила ему в высоких немецких предпринимательских кругах добрую репутацию. Но этого было недостаточно. Нужны были и другие гарантии. В конце концов, социализм для капиталиста немногим слаще коммунизма. Никто не станет финансировать собственного могильщика.
И вот в 1930 г. воротилы немецкого делового мира уговорили В. Функа, редактора влиятельной и информированной финансовой газеты «Берлинер берзенцайтунг», вступить в НСДАП и стать посредником между партией и ними. На Нюрнбергском процессе Функ показал: «В то время руководство партии высказывало самые противоречивые, путаные взгляды на экономическую политику. Выполняя свою миссию, я пытался лично воздействовать на фюрера и партию, убедить их, что частная инициатива, уверенность деловых людей в своих силах, творческие возможности свободного предпринимательства и так далее должны быть признаны фундаментом экономической политики партии. В беседах со мной и с ведущими промышленниками, которых я ему представлял, фюрер неоднократно подчеркивал, что он — враг государственной экономики и так называемой плановой экономики, что свободное предпринимательство и конкуренцию он считает абсолютно необходимыми для достижения максимально возможного уровня производства».
Еще более мощным, влиятельным посредником, нежели Функ, был Яльмар Шахт, всемирно признанный финансовый гений, чье дружеское письмо Гитлеру приводилось в предыдущей главке.
Эволюция Гитлера в сторону понимания истинных основ общества и государства шла быстро.
В 1930 г. он с большим самомнением говорил (не для печати) журналисту Р. Брейтингу: «Мне не нужна буржуазия; буржуазия нуждается во мне и моем движении. Я дал миру концепцию национал-социализма, и я буду претворять ее в жизнь… Я хочу, чтобы каждый человек понимал, что общественное должно преобладать над частным. Государство должно сохранять контроль; каждый собственник должен чувствовать себя слугой государства; его обязанность не использовать свое имущество во вред государству или против интересов соотечественников».
Однако в том же 1930 г. произошел эпизод, заставивший Гитлера демонстративно и круто повернуть направо. Влиятельный партийный деятель и журналист Отто Штрассер активно и публично поддержал забастовку рабочих-металлургов. Промышленники потребовали от Гитлера столь же публично отмежеваться от Штрассера, если он и дальше хочет получать субсидии. По приказу Гитлера Отто Штрассера и его сторонников выкинули из партии, несмотря на большой скандал и недоумение многих искренних партийцев.
Возможно, «правый поворот» был в какой-то мере вынужденным для Гитлера. Однако это только подтолкнуло его к более глубокому пониманию феномена нации как единого целого, укрепило стремление к обществу классовой гармонии. Фюрер понял: «Мне сначала предстоит создать нацию , а уж потом двинуться к поставленной цели».
Как пишет Толанд, «он не натравливал класс на класс, объединял, заставляя немцев испытывать неведомое им доселе чувство — чувство национального единства». Откликаясь на призыв этого чувства, в НСДАП, как еще раз следует подчеркнуть, шли не только рабочие, крестьяне, средний класс, но и интеллигенты, представители социальной элиты, аристократы. Весной 1930 г. членом партии стал даже сын кайзера Вильгельма Август. Но главным приобретением партии был прочный альянс с национал-капиталистами. Оба течения немецкого движения возрождения Германии слились воедино.
Вскоре после того, как Гитлер, выступая в 1931 г. перед членами «Промышленного клуба», заявил, что в новой, радикально измененной экономической программе НСДАП во главу угла ставится свобода предпринимательства и ликвидация профсоюзов, 39 самых влиятельных промышленников и финансистов Германии направили письмо президенту Гинденбургу с просьбой назначить Гитлера канцлером. Они окончательно поняли, что «социалистическая» демагогия фюрера — не более чем ширма для умного человека.
По мере приближения решающей схватки за власть альянс партии и национал-капиталистов становился все более тесным. 20 февраля 1933 г. во дворце председателя рейхстага Геринга собрались два десятка наиболее крупных магнатов Германии. Выступая перед ними, Гитлер впервые сформулировал самое заветное положение фашизма: «Частное предприятие нельзя вести в условиях демократии». Тем самым была манифестирована диктатура национального капитала. Ответом были три миллиона марок, пожертвованных в партийную кассу в тот же час. Эти деньги и новые поступления обеспечили успех предвыборной кампании. 31 июля 1933 г. на выборах национал-социалисты получили рекордные 230 мандатов. Стало ясно, что на их сторону встали не только их прежние избиратели, но и все зажиточные и богатые слои населения (кроме части католиков).
Как только Гитлер сосредоточил в своих руках достаточную власть, он начал стремительно претворять в жизнь программу своего «социализма» (в кавычках).
* * *
Первым шагом был сокрушительный разгром коммунистов и социал-демократов в марте 1933 г. Кто бы ни поджег Рейхстаг на самом деле, Гитлер на славу воспользовался этим предлогом: с «левыми» было покончено.
Одновременно на первой же сессии нового рейхстага Гитлер поклялся уважать частную собственность.
Председателем Рейхсбанка стал Я. Шахт. Он обещал Гитлеру столько денег на программу общественных работ и вооружения, сколько нужно, «чтобы убрать с улицы последнего безработного».
Следующий шаг «социалиста» Гитлера — такой же сокрушительный разгром профсоюзов и установление партийно-государственного контроля над рабочим движением .
В мае 1933 г. вместо всех прежних форм объединения трудящихся был утвержден «Немецкий трудовой фронт» во главе с партайгеноссе доктором Р. Леем. Отныне забастовки запрещались. А все вопросы регулирования коллективных договоров и соблюдения «трудового мира» возлагались на особых уполномоченных по труду, назначавшихся лично фюрером. Р. Лей публично заявил, что обещает «вернуть абсолютное господство на предприятии его естественному руководителю, то есть работодателю… Многие предприниматели в течение ряда лет спрашивали: кто хозяин дома? Теперь они знают, что снова становятся „хозяевами дома“».
С другой стороны, Гитлер лично обещал рабочим, что в лоне Трудового фронта они обретут полную защиту своих прав. Как показало время, это не было пустым обещанием.
Антисоциалистический негласный переворот потихоньку продолжался. 1 июня того же года Гитлер создает «Фонд для немецкого бизнеса», присвоив ему свое собственное имя. Новый орган должен был координировать политику НСДАП и стратегические интересы национал-капиталистов.
22 июня объявляется вне закона социал-демократическая партия (верхушка коммунистов уже давно сидела). Закон 14 июля провозгласил Германию однопартийным государством.
За неделю до этого, обращаясь к соратникам, основная масса которых исповедовала социалистические идеалы и требовала продолжения революции в соответствии с программой 1920 г., Гитлер сказал: «Революция не есть наше перманентное состояние, и нельзя допускать, чтобы она стала состоянием постоянным. Революционный поток, вызванный к жизни, следует направить в безопасное русло эволюции… Поэтому мы не должны отталкивать предпринимателя, который хорошо ведет дело, даже если он и не стал еще национал-социалистом… В коммерции единственным критерием является умение человека вести дело». Практически же партийные функционеры, отвечавшие за экономическую политику НСДАП, уже заменялись Гитлером на представителей действующего капитала.
Авторитет Гитлера в партии был из ряда вон выходящим. Но даже он был не в силах одними речами остановить «социалистический» маховик, раскрученный всем предыдущим ходом Движения. Представители левого нацистского крыла рвались к контролю над работодателями, требовали национализации крупного капитала, участия в прибылях, отмены рентных доходов и «кабальных» процентных ставок, ликвидации крупных универмагов. «Тысячи алчных функционеров нацистской партии насели на управляющих фирм, которые не помогали Гитлеру. В одних случаях они угрожали им конфискацией имущества, в других — домогались теплых мест в директорате» (Ширер). Над банкирами нависла и угроза ликвидации (аннулирования) сельских долгов. В деловых кругах началась тихая паника.
Гитлеру предстояло сделать решающий выбор, чтобы определить будущее страны. Выбор был не из легких. Защищая интересы национального капитала, он должен был пойти против большей части соратников по партии. Мало того, ударным отрядом этого крыла партии были штурмовые отряды (СА), недооценивать силу которых было опасно. Большинство штурмовиков состояло из люмпенов, вышло из среды обездоленных и озлобленных масс, всей своей судьбой поставленных в положение естественных врагов капитализма. Во главе СА стоял бывший офицер, старый партийный боец и товарищ Гитлера Эрнст Рем. Истинные национал-социалисты требовали теперь, после националистического переворота, — «второй революции», революции социалистической.
Гитлер, Геринг и Гиммлер весь год собирали силы и готовились к удару по своим ложно ориентированным друзьям и соратникам. Беспощадная чистка 30 июня 1934 г. унесла жизни 77 человек — в основном лидеров СА, в том числе Рема. Это официальная версия. Неофициальная, эмигрантская, называет цифру 401 человек. На Мюнхенском процессе 1957 г. количество погибших предполагалось уже «более 1000». Так или иначе, социалистическая оппозиция внутри НСДАП была обезглавлена, терроризирована, загнана в подполье. Гитлер с блеском вывернулся из-под пресса «социализма».
«Ночь длинных ножей», как принято именовать эту дату, явилась подлинной кульминацией революции. Но не национал-социалистической, как было обещано и как принято считать, а национал-капиталистической, как стало ясно по ее задачам и результатам.
* * *
А результаты таковы.
Ни один пункт «неизменной» партийной программы 1920 г., из числа тех, что пугали бизнесменов, не был реализован. (Кроме запрета на спекуляцию землей.) Доходность тяжелой промышленности выросла с 1926 по 1938 г. в три с лишним раза. Законы всячески поощряли вкладывать прибыль в собственное дело, и предприятия активно развивались. Так же государство поощряло крупные картели, стремилось к образованию новых, к совершенствованию системы промышленных и торговых ассоциаций. Поддержав сельских производителей, Германия сумела поднять самообеспечение продовольствием до неслыханной цифры 83 %. Заботами лично Гитлера вся страна покрылась белой сетью бетонированных дорог — автобанов, а железные дороги разных земель Германии были переведены на единую колею, вошли в унифицированную систему. Таким образом, вечная проблема бизнеса — транспортировка сырья и продукции — оказалась радикально решена за государственный счет.
Провозглашенный в 1936 г. курс «опоры на собственные силы» закрыл дорогу импорту, подрывавшему позиции отечественного производства, и способствовал развитию текстильной, сталелитейной, нефтеобрабатывающей, химической промышленности. Заводы и фабрики росли как на дрожжах, обеспечивая работой и заработками миллионы трудящихся, а предпринимателей — стабильными доходами. Рос промышленный немецкий экспорт. К 1939 г. в немецкой внешней торговле заключалось до 40 000 сделок ежедневно. Правда, число мелких фирм заметно поубавилось, но средний и крупный капитал явно переживал подъем. Расцвел и рынок ценных бумаг.
Но главное преимущество Рейха, с точки зрения капиталистов, состояло в обуздании рабочего движения. Ушли в прошлое такие осложняющие жизнь капиталиста вещи, как профсоюзы, коллективные договоры, забастовки. Размер зарплаты отныне определялся предпринимателем, хотя и контролировался «Немецким трудовым фронтом». Целью Фронта согласно закону было «создание истинно социального и производительного сообщества всех немцев», чтобы каждый «был способен выполнять максимум работы».
Свобода перехода рабочих с места на место была резко ограничена, а с 1938 г. каждый немец был обязан трудиться там, куда его направило государство, под страхом штрафа и тюрьмы.
* * *
Что же осталось от социалистических мечтаний раннего периода нацизма? Как ни странно, довольно многое: гарантия сохранения работы, разнообразный и дешевый отдых и досуг, резкое улучшение условий труда и т. п. Значительно снизились детская смертность, травматизм, заболеваемость. Улучшилась экология производства. Надо отметить, что так называемая «Рабочая хартия» (закон от 24 января 1934 г.) обязывала предпринимателя заботиться о благополучии рабочих и служащих. Абсолютное большинство трудящихся было вполне довольно произошедшими переменами.
Словом, Гитлеру дано было воплотить в жизнь идею национального корпоративного государства, в котором в должной мере учитывались интересы разных и даже антагонистических слоев, а притом всех членов сообщества связывали между собой единые глобальные интересы и цели.
В завершение этой темы — два высказывания Гитлера, ярко рисующие перспективы развития идеи:
«Молодежь должна научиться мыслить и действовать по-германски. Мы выбьем из нее дурь классового сознания и прочую чушь»;
«Каждый немец должен быть так воспитан и воспринимать как нечто само собой разумеющееся, что какой-нибудь совсем юный подмастерье и распоследний ломовой извозчик, если они принадлежат к его нации, ближе ему, чем самый знаменитый английский лорд».
* * *
Еще одна сторона экономической политики Гитлера, генетически связанная с его ранними социалистическими идеями: партийно-государственный контроль над частным бизнесом. Да, Германия осталась капиталистической державой, лобовой атаке социализма был дан отпор. Но это не значит, что частный бизнес получил полный простор для эгоистического процветания. Интересы страны и нации были по-прежнему превыше всего и должны были соблюдаться в каждом конкретном случае. Еще в 1933 г. были созданы продовольственное управление Рейха, фонд Гитлера для германского бизнеса, а также государственное управление торговли и ремесел, на которое были возложены функции Германской торгово-промышленной палаты. Все эти учреждения управлялись нацистами. Воля партии, а значит — Гитлера, стала высшим экономическим законом страны. И это не случайность, а логическая необходимость. Ибо национал-капитализм повсеместно исторически расшифровывается как госпарткапитализм. До тех пор, пока Гитлер не решил все силы экономики бросить на ее милитаризацию, то есть до 1937 г., такое положение было благотворно; начиная с этого момента — гибельно. Единовластие фюрера и здесь сыграло свою роковую роль.
* * *
Данный текст является ознакомительным фрагментом.