КТО ВЫ, ПАЛАЧИ РОССИИ? СОВОКУПНОСТЬ МОТИВАЦИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КТО ВЫ, ПАЛАЧИ РОССИИ? СОВОКУПНОСТЬ МОТИВАЦИЙ

Кто и зачем заталкивал нашу страну в ВТО на кабальных условиях

Занимаясь проблематикой ВТО с 2001 года, не устаю удивляться поразительному с точки зрения здравого смысла (хотя и обычному для либеральных реформ) сочетанию самоубийственного убожества содержательных аргументов с колоссальной административно-политической мощью продвигающих эти аргументы сил.

С точки зрения формальной логики это естественно: уничтожение страны не может быть оправдано внутри нее, поэтому аргументы в пользу присоединения к ВТО основаны либо на безграмотности, либо на прямом обмане. А невозможность убедить людей по-честному, рождает потребность запутать или запугать их.

Поражает другое: масштаб и эффективность деятельности внутренних сторонников ВТО. Они активно, а часто и вполне сознательно работают на уничтожение собственной страны. Конечно, либеральные реформы, уродуя общество и демонстрируя выгодность его разрушения и разграбления, не могли не породить целую когорту «экономических власовцев», — от реформаторов всех мастей до шустрого мародерского бизнеса, пирующего на необъятном теле СССР, — но уж слишком много оказалось в нашей стране этих успешных и самодовольных паразитов.

По сути дела, присоединение к ВТО на кабальных условиях стало лакмусовой бумажкой, обнажившей глубокую чужеродность для России не только правящей и владеющей нашей страной тусовки, но и значительной части так называемого «национального капитала».

Рассмотрим этих могильщиков России подробней, — просто чтобы не испытывать иллюзий в будущем, по поводу других ключевых событий нашей жизни. Какие группы интересов затягивают нас в ВТО?

Коммерческие интересы: защита импорта против призрака национального производства

Прежде всего, в присоединении России к ВТО — и, в общем, на любых условиях — заинтересованы импортеры. Ведь краеугольным камнем членства в этой организации является отказ от усиления общего уровня защиты национального рынка, то есть отказ от ограничения импорта.

Погруженные в текущую конкуренцию, в битву за сегодняшнего потребителя (да еще и в условиях сжимающегося в условиях глобального кризиса, как шагреневая кожа, спроса) импортеры в принципе не имеют возможности думать об отдаленных последствиях реализации своих текущих интересов. Они борются за сбыт своей продукции «здесь и сейчас» — и им действительно нет никакого дела до того, что выгодное им облегчение импорта, смыв национальную экономику, лишит людей работы, снизит их доходы и, соответственно, в конечном счете, снизит их способность покупать импорт.

Все это будет нескоро, а пока они получат дополнительную прибыль.

Эта позиция объединяет не только крупные фирмы, но и огромное количество мелких компаний, вплоть до групп из нескольких «челноков». Последовательное уничтожение российского производства в рамках либеральных реформ качественно повысило зависимость России от импорта — и, соответственно, политическое влияние импортеров. Не будем забывать, что только за два посткризисных года импорт нашей страны вырос более чем на две трети — со 191,8 млрд. долл, в 2009 году до 323,8 млрд, в 2011.

На стороне импортеров находятся и любящие поговорить о себе как о «национальных производителях» представители разнообразных сборочных производств (прежде всего легковых автомобилей, но далеко не только их). Поскольку подавляющая часть избавленной стоимости их продукции создается за пределами России, эти бизнесмены, по сути дела, являются частным случаем импортеров. Российское государство, в отличие от мировой практики, не прилагает практически никаких заметных усилий для повышения степени локализации (то есть доли продукции, производимой в стране) этих производств, что делает сборочные производства не более чем инструментом ликвидации отечественной промышленности комплектующих и, через это, орудием экономического колониализма.

Развертывание в России сборочных производств посадило нашу экономику «на иглу» импорта комплектов для сборки, а присоединение к ВТО на условиях, не предусматривающих повышения степени локализации, увековечит это положение и не даст нашей стране восстановить производство комплектующих, повысив тем самым свою долю в прибыли сборочных производств.

Понятно, что многие представители сборочного бизнеса бьются за кабальные для страны условия ВТО буквально с пеной у рта.

Не стоит забывать и о том, что, помимо них, в росте импорта кровно заинтересованы и те, кто обслуживает этот импорт на территории нашей страны — в первую очередь многие торговые сети.

Российские производители (за редким исключением) разрознены, производят и поставляют продукцию относительно небольшими партиями, торгуются и, кроме того, находятся под постоянным давлением чиновников разного уровня, что грозит срывом поставок из-за административного произвола и силового рэкета. По вполне объективным причинам они в качестве партнера менее привлекательны для крупной торговли, чем импортеры, поставляющие крупные объемы стандартизированной продукции по отлаженным логистическим схемам, часто оказывающие мощную рекламную поддержку и предоставляющие существенные скидки.

Тесная связь с зарубежным бизнесом, находящимся, в отличие от российского, под защитой своих правительств, создает определенную защиту от бюрократической алчности. Наконец, осуществляемые в ходе импортных операций платежи за рубеж, в том числе и в развитые страны, сами по себе являются некоторой ценностью, так как позволяют выводить из страны средства и нарабатывать в развитых странах крайне важную для сотрудничества с ними (не говоря уже об эмиграции) «кредитную историю».

Понятно, что ориентирующиеся на устойчивые поставки импорта торговые сети объективно оказываются сторонниками присоединения к ВТО на любых условиях, — просто потому, что это присоединение гарантирует как минимум стабильность импорта: его просто нечем будет выдавливать с внутреннего рынка.

Весьма существенным частным случаем импорта является импорт интеллектуальной собственности. При всей необходимости защиты прав первооткрывателей, изобретателей и иных творцов к настоящему времени ее защита выродилась в простое прикрытие и обоснование изуверского злоупотребления корпорациями, в первую очередь глобальными, своим монопольным положением.

Присоединение к ВТО дает глобальному бизнесу еще один эффективный рычаг по давлению на Россию в плане «защиты интеллектуальной собственности», которую он контролируют, и связанного с этим безнаказанного злоупотребления свои монопольным положением. Соответственно, вся юридическая, пропагандистская и коммерческая инфраструктура, развернутая в этой сфере в последние годы, также активно продвигает присоединение России к ВТО как «возвращение в мировое сообщество».

Политические интересы: «Не ссорьтесь с кормушкой!»

В результате длительного проведения невыносимо жесткой финансовой политики в России создана потрясающая экономическая модель, в которой отечественный бизнес вынужден брать взаймы для своего развития и сохранения, по сути дела, те же самые деньги, которые он платит в качестве налогов собственному государству.

Механизм прост: выплаченные в налоги средства не идут на развитие страны, а аккумулируются федеральным бюджетом в Резервном фонде и Фонде «национального благосостояния» и выводятся из страны. Таким образом, средства российских налогоплательщиков тратятся не на их нужды и даже не пропадают без дела, а идут на укрепление финансовых систем их стратегических конкурентов.

Сами же российские предприниматели в условиях искусственно созданного (в том числе и выводом средств из страны) «денежного голода» вынуждены кредитоваться не в России, а за ее пределами (если, конечно, могут это сделать): это существенно дешевле и спокойней. И величина их общей внешней задолженности — с учетом, разумеется, банковского мультипликатора — вполне сопоставима с величиной их налоговых платежей, выведенных российскими либеральными реформаторами из России в финансовые системы Запада.

Таким образом, крупный российский бизнес посажен на «кредитную иглу» западных банков, — и потому в принципе не имеет возможности вызывать неудовольствие глобального и крупного национального бизнеса развитых стран, в том числе и противодействием запихиванию России в ВТО.

Разумеется, примеров прямых репрессий вроде не было (долго противостоявший присоединению к ВТО Дерипаска, по-видимому, сталкивается с проблемами по иным причинам), однако угроза признания того или иного бизнесмена «социально безответственным» или «связанным с коррупцией» является серьезной потенциальной угрозой, висящей над головами даже олигархата, подобно дамоклову мечу.

Игнорировать ее нельзя, — остается подчиняться: «кто платит ужин, тот и танцует девушку».

В первую очередь эта зависимость касается российского финансового капитала. Страховой бизнес сильнейшим образом зависит от западных перестраховочных компаний, у которых он страхует свои собственные риски, а основная часть финансового бизнеса России — банки — получают критически значимую часть своих средств в конечном счете с Запада. Соответственно, противоречить интересам глобального бизнеса они не могли бы, даже если б и захотели, — но слабость российского бизнеса, ориентированного на внутренний спрос, проявляется и в его относительно небольшом значении для банковской системы.

Помимо западных кредиторов, импортеры и экспортеры сырья генерируют значительно большие и более концентрированные финансовые потоки, чем остальные клиенты банков, — а потому они являются наиболее значимыми для них.

Крупный же экспортно-сырьевой капитал, знакомясь с материалами ВТО достаточно поверхностно, полагает, чго его это непосредственно не касается, а кредиты с Запада и его общая доброжелательность категорически необходимы (в том числе и для защиты от административного произвола).

Иллюзии, согласно которым изменение стоимости энергии, правил ведения торговых споров и в целом правил ведения бизнеса после присоединения к ВТО не будут влиять на крупных экспортеров сырья, пока еще не развеяны. Единственный «тревожный звоночек» — сообщение АвтоВАЗа о переходе на импорт автолиста, — но в громоздких штаб-квартирах олигархических корпораций, в которых все решения часто, как и в стране, замыкаются на одного-единственного человека, этот звоночек могли и не расслышать. А если б и расслышали — возможностей вызывать неудовольствие развитых стран у российскою бизнеса по названным выше причинам все равно нет: никуда не денешься.

В аналогичной ситуации находятся представители целых отраслей бизнеса, обслуживающих крупные компании и потому жестко зависящие от них. Это, например, консалтинговый, аудиторский, юридический бизнес: раздражать своих ключевых клиентов недопустимо, и потому представители соответствующих компаний, если и имеют сомнения по поводу ВТО, как разумные люди вынуждены держать их при себе.

Правители России и их обслуга

Практически в этом же положении находится и вся правящая тусовка (по гениальному самоназванию — «офшорная аристократия») со своей псевдоинтеллектуальной обслугой. Критически значимая часть ее активов — от денег до семей — давным-давно выведена в фешенебельные страны. Представители силового и либерального кланов могут ненавидеть друг друга до судорог в покрытых пеной губах, могут насмерть бороться друг с другом и даже сажать друг друга в тюрьмы, — но они бессильны освободиться от своей классовой общности. Как бы они ни ненавидели друг друга, их деньги лежат на счетах в одних и тех же западных банках, их дети учатся в одних и тех же западных университетах, их жены и любовницы живут в одних и тех же престижных на Западе районах.

Надежней любых оков их объединяет образ действия: грабеж советского наследства и легализация награбленного в фешенебельных странах в качестве личных богатств.

Учитывая даже не зыбкость механизмов подобной легализации, а полную зацикленность всего этого образа деятельности на Западе, серьезный конфликт с ним, — в том числе и по поводу присоединения к BТO, — для представителей «офшорной аристократии» невозможен в принципе.

Соответственно, невозможен он и для обширной и разнообразной обслуги этой «офшорной аристократии», кормящейся крошками с ее пиршественного стола.

Прежде всего это, разумеется, разного рода общественные организации и СМИ, хотя значительная часть последних поддерживает ВТО, не вдаваясь в детали, — из общелиберальных убеждений, что «у нас все должно быть, как на Западе», а «отказ от любых международных стандартов облегчает падение в варварство и усугубление зверств силовиков и бандитов».

Общественные организации бизнеса, представляющие предпринимательские интересы перед различными государственными органами, не могут ни противоречить интересам наиболее влиятельных групп предпринимателей (позиция которых по ВТО описана выше), ни раздражать государство «по мелочам» (то есть по большинству вопросов, не грозящих подведомственному им бизнесу немедленным уничтожением). Более того: поддерживая ВТО, они надеются «набрать очки» в глазах чиновников и льстят себя надеждой, что их лояльность будет вознаграждена.

В схожем положении находится огромная масса возникшего за 2000-е годы «третьего сектора» российской экономики. Распространенные представления о том, что последняя (по латиноамериканской модели) состоит из двух секторов — работающих на экспорт и на внутренний рынок — давно устарели. Приток нефтедолларов и рост государственных расходов создал третий, качественно новый сектор: бизнес, паразитирующий на бюджете, в первую очередь на его расходах.

Пресловутая «монетизация льгот» была революцией, осуществленной именно в интересах этого сектора: расходы на социальные нужды выросли, реальная социальная помощь была урезана, а разница пошла на выкармливание разного рода коммерческих паразитов, обслуживающих, разумеется, прежде всего нс себя, а правящую тусовку.

Формы обслуживания достаточно разнообразны и, когда Медведев в бытность свою президентом говорил о триллионе рублей, нецелевым образом расходуемых в рамках госзаказа (то есть уходящие в «откаты» и «распилы»), он описал лишь часть финансовой базы этого «третьего сектора». В конце концов, часть услуг бюджетной сфере он предоставляет вполне добросовестно.

Однако его абсолютная зависимость от государства делает его — при всей его разветвленности и невидимой постороннему глазу, но существенной влиятельности, — послушным слугой правящей тусовки. И обусловленная этой зависимостью позиция представителей «третьего сектора» бизнеса по поводу присоединения к ВТО транслируется его профессиональными лоббистами с тем большей убедительностью, что внешне выглядит абсолютно бескорыстной.

Идеологические интересы

Эти интересы являются последними по значимости, хотя обычно выпячиваются на первый план. Однако бизнесмены (а современные политики, за редким исключением, являются обыкновенными коммерсантами, просто в специфической сфере деятельности) — народ прагматичный, обреченный самим характером своей деятельности стремиться прежде всего к прибыли, рассматривая разного рода «духовные ценности» и «идеологемы» преимущественно через ее призму.

Почему же фраза «ничего личного — только бизнес» все чаще звучит в России как «ничего личного — только ВТО»?

По очень простой причине: в ситуации, производящей впечатление превращения российского государства в коррупционную коммерческую организацию, идеология начинает служить интересам не общества, но коррупционного бизнеса чиновников.

А этому бизнесу, как было показано выше, почти на всех его уровнях нужно запихивание России в ВТО: иначе зарубежные хозяева (как бизнеса, так и самих отечественных чиновников) могут просто «не так понять».

Сажать же отечественных либеральных реформаторов, да и силовых олигархов, есть за что, — и они это знают лучше кого бы то ни было другого.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.