Глава 5.

Глава 5.

Зачёты и экзамены – дело серьёзное. Строевая подготовка в училище. Первая курсантская весна и первый отпуск.

Путь познания мира курсантами, подобно руслу реки, у её истоков, постепенно наполнялся ручейками знаний отдельных изучаемых предметов, и, образуя их течение, устремлялся далее в избранном направлении, преодолевая искусственные преграды в виде зачётов и экзаменов.

Товарищи Антона успешно окончили первое полугодие учёбы в училище, и тёплое дыхание весны вплотную приблизило их к годовым зачётам и экзаменам, завершающем обучение на первом курсе.

Курсанты, прослушав курс гидрометеорологии и астрономии, уже с интересом наблюдали за капризами и течением изменяющейся погоды, и, устремляя свои взоры к звёздам, мечтали.

Кораблевождение и навигация уносили их в заманчивые плавания по морям и океанам, основы картографии и географии открывали им необъятные просторы Земли и склоняли курсантские головы в почтительном поклоне уважения к подвижническим подвигам наших предков.

Значительный объём приобретённых знаний и полученный практический опыт обучения, стимулировали курсантскую находчивость в поиске надёжных гарантированных дорожек для получения зачётов и успешной сдачи экзаменов.

Ещё Козьма Прутков высказал общее умозаключение, что нельзя объять необъятное. Они упорно «вгрызались» в гранит науки, но для концентрации усилий требовались экзаменационные билеты. Тактику «волчьей стаи», применяемую немецкими подводниками на океанских просторах во второй мировой войне, курсанты позаимствовали на свой лад.

Они всем классом наваливались на преподавателя: вначале «бросали в бой» самых подготовленных и его, уже изнурённого, дружно «добивали» все остальные отвагой неубывающей активности. Под неослабевающим напором курсантской изворотливости, подсовывая журнал учёта успеваемости вспотевшему, потерявшему ориентировку преподавателю, удавалось получить зачёты для всего класса, в том числе и для отсутствующих курсантов по уважительным причинам.

Этот приём срабатывал не всегда. «Немочка» Фатеева, перешедшая от классных лекционных занятий к факультативной работе, ставила зачёты индивидуально. В специально выделенные часы, она заслушивала курсантов - их чтение и перевод текста – несколько тысяч знаков на немецком языке. Как назло в день этих часов Антон и Володя Овчинников отсутствовали по причине заступления в наряд дежурной службы. «Железный закон моря» лишал права увольнения в город любого курсанта, имеющего «хвост» по зачётам. Тут уж «быть или не быть» решал сам курсант, проявляя собственную инициативу по избавлению от «чёртовых» хвостов.

Кафедра иностранных языков размещалась в угловом крыле учебного корпуса училища на третьем этаже. Обширный коридор, устланный широкой мягкой ковровой дорожкой посредине, одним концом упирался на трап – лестницу с боковым туалетом, другой – выводил в центр здания. Стены коридора украшали хорошие копии полотен известных художников – маринистов.

В ожидании Фатеевой, согласившейся принять у них зачёты в неурочное время, Антон и Володя «патрулировали» дверь иняза, уже в который раз делая «концы» по ковровой дорожке коридора. Безрезультатная ходьба подвела их к картине «Девятый вал» и они, от безделья уставились на неё, поражаясь много раз виденному, но не надоевшему мастерству художника. Мягкий ковёр скрадывал шаги проходящих мимо курсантов и Володя не заметил отлучившегося Антона по надобности в туалет. Не заметил он шагов и подошедшей Фатеевой, которая остановилась рядом, завороженная любопытством созерцания картины курсантом. Полагая, что рядом стоит Антон, Володя потянулся, дружески положил руку на плечо женщины и предложил: - Пошли, пописаем, что ли….

Близоруко щурясь, поражённая бесцеремонным предложением, Фатеева замерла, потеряв дар речи.

Не менее озадаченный тишиной и молчанием товарища, Володя, повернув голову, ещё успел спросить: - Ну то как, пошли… - и обмер по причине увиденной картины уже наяву!

Антон, выйдя на площадку трапа ещё успел заметить, как за Фатеевой захлопнулась дверь кафедры и, мелькнувшие каблуки «гадов», убегающего в другом конце коридора, Володи.

Повременив, он всё же зашёл на кафедру, покрасневшая Фатеева расхохоталась, взяла журнал, против фамилий Антона и Володи вывела «зачтено» и расписалась.

Освободившаяся от снега стараниями весны центральная площадь училища, стала местом «экзекуции» курсантского люда, осуществляемой под именем строевой подготовки.

Если говорить о весе и значении изучаемых наук, то нужно сказать, что в недалёком прошлом, строевая подготовка в Военно-Морском флоте находила место в числе второстепенных дисциплин.

Наш уважаемый, выдающийся полководец маршал Советского Союза, в то время Министр Обороны Жуков Г.К., Флот не то, чтобы не любил – он просто не хотел, именно, не хотел уяснить возрастающее значение и место Флота в Вооружённых Силах страны. По разумению Маршала, для «отрезвления» и приведения «в чувство», зарвавшегося и «разболтанного» рода Вооружённых Сил нужно и должно «напустить» на ВМФ дисциплинирующую панацею в виде муштры – основного содержания строевой подготовки. Посему строевую подготовку он провозгласил превалирующей дисциплиной обучения будущих офицеров Армии и Флота.

В это время для курсанта весь божий свет сосредотачивался в рамках дисциплины просвета, образованного высотой поднятого «гада», в строевом шаге его владельца. Преподаватели кафедры строевой подготовки деловито бегали под ногами курсантов с линейкой в руках, измеряли высоту этого просвета, добиваясь высочайше утверждённого стандарта: не больше и не меньше!

Военморы понимали, что у Кремлёвского курсанта чётко печатающий шаг и высота поднятого носка сапог являются основой его достояния, но для вождения кораблей по морям и океанам нужны не ноги, а голова – голова умная и соображающая. Если все знания в эту голову будут вкладываться исходя из стандарта «просвета», то вместо толкового, грамотного, инициативно мыслящего морского офицера на выходе получим оловянного солдатика.

Размышления по этому поводу были совсем заглушены с назначением на должность заместителя начальника училища по строевой части Героя Советского Союза полковника Катанова. Заслуженный герой войны умел мастерски вести в бой свой батальон и побеждать врага. Но вот обучать курсантов был абсолютно не приспособлен. «- Не царское это дело!» - можно было сказать, оценивая его роль в ситуации.

С появлением Катанова в училище команды: «Ать-два!», «Ать-два!», стук взлетающих к плечу карабинов, гром отбивающих такт барабанов преследовали курсантов постоянно, а ночью во сне их ноги, судорожно вскидываясь, тянули носок.

На строевых занятиях новый заместитель начальника училища лично обходил строи, прицеливался в линии шеренг курсантов и делал замечания.

- А почему «маленькие шинелки», - так он называл матросские бушлаты – не подпоясаны ремнями? – Дайте команду устранить замечание! – обращался он к командирам подразделений.

Курсанты снимали ремни с брюк и подпоясывали ими свои бушлаты.

- Вот теперь другое дело! Смирно! Строевым… шагом! Марш! – командовал он.

Курсанты подхватывали, свои освобождённые от ремней, сползающие штаны, и, выполняя команду, двигались вперёд.

- Это, что за шаг, кто мне скажет!? – недовольно вопрошал он.

- Штаны слетают, - внутренним голосом гудел Валера, продолжая движение.

- Стой! – наконец звучала команда.

- Почему разговариваете в строю? – продолжал выяснять полковник. – Кто сказал «слетают штаны».

Совсем сбитые с толку курсанты в строю молчали. На выручку подбегал командир роты и в стороне тихо что-то объяснял недовольному начальнику. Затем по команде курсанты бежали в баталерку, хватали хлопчатобумажные брючные ремни и, подпоясанные ими, продолжали муштру.

При училищном дворе, откормленные щедрыми подачками доброхотов, миролюбивой стайкой жили несколько собак. Они удивлённо таращили глаза на марширующих бес толку курсантов, чинно и тихо сидели по облюбованным углам. Катанов продолжал выискивать недостатки в строевой выправке ребят и, увлёкшись, громко «распекал» очередную жертву своей требовательности. Собаки не выдержали такого издевательства над своими благодетелями и, громко рыча, кинулись на обидчика. Полковник попятился соображая, что ему делать далее. В дополнение ко всему, на подмогу собратам выскочил сам вожак – здоровенный, лохматый псина и вцепился в полковничий сапог.

Неустрашимый в боях, не раз под пулями заглядывающий в глаза смерти, мужественный офицер дрогнул и «дал дёру» в открытые двери парадного входа в училище. Оттуда он сгоряча приказал: - Собак убрать! Расстрелять их!

Курсанты отловили своих защитников и без шума выдворили их за пределы входных ворот училища. Совсем уж тайно они раздобыли маленького симпатичного цуцика. Его накормили и рано утром, с табличкой на собачьей грудке с надписью: «Всех не перестреляешь!» аккуратной ленточкой закрепили на ручке входной двери кабинета строгого начальника.

Антон так и не узнал, как разворачивались события далее: собачку курсанты больше не увидели, не показывался на плацу и сам полковник.

Эхо более крупных событий, происходящих в огромной стране, достигнув стен училища, неминуемо затрагивало и, как в волшебном зеркале отображало его воздействие на общий уклад, так и отдельные картинки эпизодов курсантской жизни. Антон не мог дать полную оценку судьбоносных поступков людей, стоящих у вершин власти государства. Он только учился и, как песчинка, подхваченная результативным ветром политики этих людей, составляя единое целое с мириадами себе подобных, начинал понимать, что именно они являются исходным материалом постройки здания общественных отношений государства.

Правда, многое…, уж очень многое зависело, именно, от государственных деятелей стоящих у власти и «ветров», исходящих от них: ветра созидания или разрушения; ветра сбывшихся надежд или горьких разочарований; ветра войн, насилия или живительного взаимопонимания равноправного и свободного народа.

Независимо от режима правления, на всех этапах обозримого историей развития общества людей, вершин пирамиды власти достигали отдельные его личности при помощи силы.

Вся остальная мишура, сопровождающая развитие и становление государств и общественных отношений людей, служила ширмой в виде законов и закономерностей. Знание и провозглашение их позволяло отдельным кланам, группам и командам любого окраса грабить народ, незаконно пользоваться плодами его труда. Критический разбаланс в распределении материальных благ и ценностей, осознанный вконец обнищавшим обществом, заставлял его народ сметать властвующих тиранов, выдвигать и избирать на свою голову новых господ и правителя. Пришедшие к власти господа, с пользой для себя, периодически изобретали и «совершенствовали» на свой лад правила и теорию режима правления.

Сеть же государства всегда оставалась неизменной – это была, есть и будет машина насилия, управляемая в конечном итоге волей одного человека. Искусство управления государством для этого человека заключалось в его умении поддерживать в равновесии распределение материальных благ между народом, затратами на содержание самой государственной машины и кучкой сотрапезников-создателей режима.

Политический момент, который пытался уяснить Антон, характеризовался противостоянием двух личностей достигших вершин пирамид власти в СССР. В то время это были министр обороны Советского Союза Жуков Г.К. и первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв – люди, которые по авторитету и положению в стране, по своему характеру жёстких лидеров работать рядом в одной упряжке органически не могли – победить должен сильнейший.

Жуков Г.К. – гениальный полководец, обладающий даром побеждать внешних врагов страны Советов используя силу Армии, в вопросах стратегии её применения при окончательном принятии решения постоянно подавлялся волею вождя – И.В. Сталина.

Сталин уничтожил физически всех военачальников Армии способных оказывать малейшее сопротивление его воле. Армия, намертво стреноженная цепями пристального повседневного наблюдения политработниками и КГБ, представляла собой мощнейшую боевую машину даже не помышлявшую о возможности своего выступления на арене борьбы за власть в Кремле. Это была «Ахелесова пята» Советских Вооружённых Сил, сознавая её сущность Жуков бездействовал. Хрущёв же, опираясь на всеобъемлющее руководящее влияние КПСС в стране, терпел Жукова, пытаясь использовать его авторитет для укрепления своей личной власти. Понимая неизбежность поражения, Г.Жуков открыто выступить против Н.Хрущёва не посмел и в конечном итоге был смещён с поста Министра Обороны государства. Знаменитый маршал вручил своей стране победу в Великой Отечественной войне. Дать ей что-нибудь большее в послевоенный мирный период он не мог и не умел.

Между тем, поступью лёгких неслышных шагов пришла весна и осенила землю зеленью благоухающих цветением садов, весёлым озабоченным гомоном прилетевших птиц, тихим мерцанием знаменитых белых ночей Ленинграда. Ей не было никакого дела до копошившихся партийных бонз в Кремлёвском замкнутом пространстве или курсантов, тянувшим носок ботинок в строевом шаге на площади в училище. Весна принесла радость пробуждающейся жизни для всех людей одинаково, независимо от их общественного положения в стране. Полноводная Нева, осаждённая гранитными набережными, не смогла осилить монолитную высоту рукотворного сооружения, неторопливо и величаво несла свои воды в Финский залив. На поверхности её водного зеркала деловито сновали многочисленные малые кораблики. Большие морские суда, прибывшие со стороны залива, замерли в ожидании когда в прозрачном воздухе белых ночей, сквозь строй разведённых мостов откроется путь их дальнейшего следования вверх по реке.

Под воздействием хмельного весеннего дыхания жизни ленинградцы и прибывшие гости города, пленённые очарованием белых ночей, толпами заполняли его улицы и набережные. Любуясь богатством красок торжествующей природы, они не уставали поражаться строгой красотой самого города – прекрасного создания рук человеческих.

В выходные дни жители этой Северной Пальмиры на всех видах транспорта устремлялись за город, чтобы вкусить запах пробуждаемой живой природы, и в цветении многообразия её творений ощутить единство происхождения всего живого на Земле.

Старики, оставшиеся в городе, рассаживались во дворах на лавочках, неторопливо вели дружеские беседы, «забивали» доминошного козла, играли в шахматы. Дети шумными ватагами носились между них, гоняли футбол, играли в прятки. Девочки подпрыгивали со скакалками или резво приплясывали по размеченным на асфальте мелком классикам. Мальчишки по инерции ещё продолжали играть в войну. Молодёжь постарше устремлялась в городские парки отдыха.

Переполненные людьми зелёные острова парков отдыха заманивали их блеском труб упоительно играющих оркестров. Весенним хмелем вращения «чёртовых» колёс и каруселей они вскружали головы ленинградцам. Вихрем танцующих пар, весенним магнитом чувств восторженной юности они знакомили, опьяняли любовью и сближали молодое поколение города. Во всём этом действе людей и природы чувствовался интерес и спокойствие удовлетворённостью, может быть, материально не богатой жизни сейчас, но гарантированной уверенностью в благополучии дня жизни будущего в СВОЕЙ Советской стране.

Ограниченные в свободе передвижения периметром стен училищного забора, расслабленные ощутимым теплом долгожданной весны, курсанты проникали во внутренний клубный дворик, образованный в виде коробки стенами клуба и основного учебного корпуса, снимали тельняшки и подставляли свои белые тела под ласкающие лучи яркого солнышка. Антошкин класс, как и большинство классных помещений для самостоятельных занятий курсантов, окнами выходил именно в это замкнутое пространство. В солнечные дни окна в этих помещениях курсантами открывались. Спуститься вниз по лестнице и через запасной клубный выход попасть в дворик для любого курсанта было делом минутным.

- Ишь ты, как Пётр Козлов пригрелся под солнышком! – ни к кому не обращаясь, благодушно вслух размышлял Подколзин.

- А Коля Суриков, лёжа на травке рядом, закрыл глазки и прямо мурлычет от удовольствия! – поддержал его размышления «Овен».

- Посмотрите, как они все тяжело дышат! Им, наверно, жарко! – сочувственно добавил «Хина».

- Да, мужики, явно, вспотели…, - уточнил ситуацию наблюдательный Жора Шевцов.

- Где, кто, кому? – просунул в окно свою хитрую рожу «Лярва». – Сейчас будет кино, - уже на ходу, выбегая из класса, пообещал он.

Минут через десять, пригибаясь под тяжестью позаимствованной из пожарного щита двухвёдерной ёмкости заполненной водой, он проследовал к окну.

- Але! Загорающие! Вам привет от тёти Моти! От неё – родненькой принимайте средство предохраняющее от солнечного удара! – провозгласил «Овен».

Загорающий народ лениво приподнял головы и, особо не вникая в смысл сказанного, продолжал принимать проникающее излучение солнечных лучей. Холодный душ настиг их – беспечных почти врасплох. Визжа, под хохот многочисленных зрителей аудитории открытых окон всех четырёх этажей, мокрые курсанты убежали в укрытие сводов запасного выхода из клуба.

Воодушевлённые успехом шутки «Лярва» и «Овен» притащили новую порцию «душа» и застыли с ведром на подоконнике в готовности его опрокинуть.

В это время начальник факультета капитан 1 ранга Цыганков С.Г. в белом кителе, проходя мимо, увидел толпу притихших мокрых курсантов, сосредоточенно заглядывающих куда-то вверх. Заинтересовавшись, он спросил:

- В чём дело? – и для лучшего обзора пространства сделал шаг во дворик.

Настороженное ведро опрокинулось из рук, не успевших оценить обстановку, курсантов….

Под воздействием холодного душа Цыганков присел, поражённый его неожиданной наглостью. Вдвойне его сразила сама мысль:

- Как посмели! Его – начальника факультета окатили водой свои же подчинённые курсанты!? Как гончая взявшая след, в стуке закрывавшихся окон, он приметил и окно откуда пролилась вода. Мокрый офицер отряхнулся и с завидной скоростью побежал по трапу вверх к классу виновников происшествия. Тех, как ветром сдуло! Злополучное ведро они водрузили мигом на пожарный щит и вместе с другими курсантами рассредоточились по кафедрам зарабатывать «алиби». Переодевшись и подстыв, начальник факультета проинформировал всех слушателей о водяном душе на общем построении факультета. С виновниками его «купания» он отправился в помещение их класса для более предметной беседы.

Начал он с Валеры:

- Товарищ курсант, где вы были в часы самоподготовки?

Подкозин, как всегда, своим заученным жестом руки ткнул себя в грудь кулаком и переспросил:

- Я…?

- Да, вы!

- На кафедре….

- Какой?

- Марксистской….

- Чего – чего? – Нет у нас такой кафедры!

- Доцентской….

- Вы что, смеётесь? – начал выходить из себя начальник факультета. – Не морочьте мне голову!

- Я запутался! Дайте подумать! – уже вспотевший, Валера действительно пытался вспомнить, выскочившее из головы, истинное название кафедры.

Начальник кафедры диалектического материализма доцент Штофских – прямой и неподкупный, как штык, в курсантских кругах был известный, как фашиствующий фон Штофф, маскирующийся под диалектического большевика. Уж он то курсантской кровушки «попил» немало!

- Так на какой кафедре вы были? Отвечайте! – повысив голос, наступал Цыганков.

- Да забыл я! А если скажу, что был на кафедре у фон Штоффа! – Вы мне поверите?

- Это мы сейчас проверим!

- Позвоните на кафедру диамата и спросите, был ли там курсант Подколзин, - приказал старшине класса начальник факультета.

Да, слава – хорошая и плохая распространяется быстро и стаёт доступной как низам, так и верхам. Весь класс, не удержавшись, начал похохатывать. Поняв, что попался Цыганков улыбнулся сам и поспешил закончить разборку инцидента. Уходя, он всех пожурил и сказал, что нас прощает, но для должной оценки ситуации одновремённо представляет время в виде 10 суток без берега для всего класса. Он тут же добавил, что это не наказание, а обязательная для исполнения рекомендация.

Представляете, каково весной, в самую чудесную пору года молодым парням треть месяца сидеть в стенах училища без права выхода в город!? Глядя на виноватого «Лярву», каждый из них подумал:

- Ну и нафига нам было устраивать этот фестиваль «кино»? Особенно тащить на «бис» повторно злополучное пожарное ведро с водой! Ведь пожара-то не было, а мы всё равно погорели!

- Да мужики, как говорят у нас в Одессе, что вылить десять кружек киселя за шиворот курсанту Сергачёву и два ведра воды на голову начфака – не одно и то же!

- Это две большие разницы. Результат налицо и довольно убедительный! – подвёл итог размышлений своих товарищей Овчинников Володя.

Училище в воскресный день увольнения, выпустив своих питомцев в город, затихало и напоминало огромную, освободившуюся от хмельного пива, пустую бочку. Любой стук, отражаясь гулом многократного эха, создавал иллюзию волны свежего воздуха, которая, перекатываясь по опустевшим аудиториям училища, вентилировала и готовила их для очередного цикла использования по прямому назначению.

Наши «возмутители спокойствия», бездельничая, коротали заработанный срок отсидки без берега в своей комнате отдыха. Кто-то из них «тренькал» по клавишам рояля, другие читали книги. Кто-то играл в шахматы, а некоторые предпочитали «стучать» фишками домино по гулкой столешнице.

- От такой жизни запьёшь горькую, - безнадёжно прогудел Микулин Володя.

- Мужики, а ведь в сложившейся обстановке наркомовские сто граммов были бы даже очень и очень кстати! – уже заинтересованно, как предложение высказал Саня Щепкин.

- Так в чём дело? Гоните по рублику – хватит и на выпивку, и на колбаску для всего класса, - мгновенно сделал подсчёт Марк Роб.

Вскоре, собранные 25 рублей, они передали товарищу из соседнего взвода, уходящему в город, для закупки по списку выпивки и продуктов. В условленное время делегация курсантов во главе со Щепкиным неторопливо спустилась по трапу к камбузным воротам. Здесь через щель, образованную воротами и разбитым, проезжающими автомобилями, асфальтом, должна была состояться процедура передачи – приёма всего закупленного ассортимента продуктов и водки для запланированного банкета. Но увы! Улыбка судьбы не дремала….

Роковой «Полтора Ивана», с повязкой дежурного по училищу на рукаве кителя, как поплавок, заброшенный в реку событий неподвластной случайностью, неожиданно вынырнул из-за угла и, пока ещё ничего не подозревая, направился к группе курсантов стоящих у ворот.

Саня, как положено, упреждая опасность, прошептал:

- Атас! Полундра! – и вся группа его товарищей, не засветившись личностями, «смылась» с места происшествия.

Предупреждающие – «Атас! и Полундра!», заглушенные громыханием проходящего трамвая, до адресата за забором не дошли и тот, в виде первой порции «товара» просунул через щель бутылку водки.

Хитрый «Полтора Ивана» сообразил, что «процесс» только начался. В полной уверенности в своей руководящей роли данного процесса, как истинный рыбак, он спрятался за выступающий угол здания спального корпуса училища и, выжидая, приготовился сделать решающую подсечку, когда вся добыча окажется у его ног. Обеспокоенный тишиной адресат – то бишь «карась», решил осмотреться и сквозь щель ворот заметил притаившегося дежурного офицера. Курсантская смекалка сработала мгновенно: он просунул руку и забрал назад невостребованную водку! От огорчения «Полтора Ивана» затопал ногами и задёргался, ну точно, словно подпрыгивающий на волнах рыбацкий поплавок удочки с крючка которой сорвалась шустрая, увесистая рыба.

- Стой! Отдай, сукин сын! – ещё успел прокричать он в след неторопливо удаляющемуся курсанту, который направлялся осуществлять запасной вариант передачи закупленного угощенья. Действительно, вскоре из окна третьего этажа спального корпуса «заказчики» опустили шпагат и через открытую форточку подняли вместе с чемоданчиком закупленные продукты и водку.

Принятыми мерами наблюдения, курсантами было установлено: «Полтара Ивана» понял, что проиграл и выше головы через железные ворота не прыгнешь! В раздумье о превратностях жизни он сидел в комнате дежурного по училищу, дальнейших розыскных действий не предпринимал и происшедшего случая не обнародовал.

Соблюдая все меры предосторожности, ребята выкушали свои сто граммов водки, поели колбаски. Вечером они посмотрели в клубе кинофильм и перед отбоем, собравшись в умывальнике дружно хохотали, представив себе лицо и позу одураченного дежурного офицера.

Личностей пристрастных к водке среди товарищей Антона практически не было, однако, по многим причинам уже тогда можно было сказать, кому из них, при определённых условиях, не устоять под натиском зелёного змия. Саня Щепкин, по возрасту самый старший из курсантов, поступивший в училище из рядов действительной службы на Флоте, к алкоголю был явно не равнодушный. Уже будучи старпомом на подводном крейсере, флотская жизнь устроила Антону мимолётную встречу с бывшим однокашником. Ни о семье, ни о своих товарищах, ни о ходе службы Щепкина Антон ничего нового не узнал. Саня мог говорить только о водке….

Когда срок «великого сидения» истёк и курсанты, наконец, оказались за воротами училища в увольнении, Щепкин предложил отпраздновать это событие выпивкой. Чувство стадности и ложного товарищества не позволило им от предложения отказаться. В то время набережную Обводного канала одевали в гранит и стройка напротив дома культуры имени Ногина вдоль канала была ограждена специальной выгородкой.

Повторив приём по закупке водки и закуски, вся дружная компания молодцов проникла за эту выгородку. Было жарко, курсанты спешили по своим делам. Пить и есть никто не хотел и половина закупленной выпивки оставалась нетронутой. Проблему, что делать с этими остатками неудачного пира очень просто решил Дробатов Валера. Он нашёл лист фанеры и под общее одобрение товарищей кусочком смолы написал: - Водка, колбаса и батоны качественные! Кто найдёт, пусть смело откушает во здравие моряков-подводников! Рядом, прикрыв газеткой, курсанты разместили угощение.

Около 23.00 час., возвращаясь из увольнения в училище в хорошем настроении, но голодные как волки, товарищи Антона вспомнили о своём, может статься, невостребованном подарке. Посещение места трапезы их призрачных надежд не оправдало: ни водки, ни колбасы, ни батонов там не оказалось. Правда, разочарование курсантам несколько скрасила надпись на другой стороне фанеры: - Спасибо! Выпили, закусили, не отравились!

Не теряя времени, на Балтийском вокзале в дежурном магазине ребята купили три огромных тридцатикопеечных батона. Уже в стенах училища, обсуждая приключение, они с завидным аппетитом, запивая водой из кранов, их слопали. Событие стало традицией и память Антона всегда, когда был голодным, дразнила его аппетит запахом и вкусом чудесных изделий пекарей Ленинграда.

По пятам за весной шло лето. Всхожесть семени наук, заложенных в курсантские головы, пристально проверялась именно в этот период времени существующей в училище системой зачётов и экзаменов. Не выдержал испытаний экзаменами по высшей математике курсант Медведев Б. и был отчислен из училища. Хороший товарищ с мечтательным поэтическим складом характера, он остался в памяти однокашников ощущением потери щемяще запоминающейся.

Если все зачёты, экзамены и люди, стоящие за ними, были вполне принятными и предсказуемыми, то диамат и недремлющий фон Штофф тревожил и побуждал инициативу курсантов в поиске путей, гарантирующих положительный счёт в их пользу при встрече с ним на зачётном испытании.

- Вы посмотрите, преподаватель по высшей математике Канн – сугубо гражданский человек, выполняя нашу просьбу, перед экзаменами продиктовал все 60 контрольных вопросов по дифференциальному и интегральному исчислению, - как факт резюмировал Коля Суриков.

- А чего стоит его исчерпывающий, изящный ответ на наши назойливые уточнения – « В каком порядке эти 60 вопросов будут стоять в экзаменационных билетах?»

- Согласно порядку, мной продиктованного их перечня! – Коротко и ясно! Человек он честный и откровенный, ожидающий, что мы свои знания на экзамене утаивать не будем!

- Хм, а чем хуже начальник кафедры навигации? Он без лишних разговоров нам выдал 15 вариантов экзаменационной прокладки! Мы, как проклятые, три дня «парились» на кафедре, прокладывая крюйс-пелеги, учитывали дрейфы и течения, вслушивались в эфир радиопеленгов маяков. По высотам и азимутам небесных светил вычисляли своё место по морям и океанам в 15-ти вариантном сочетании условий плавания корабля. Но!… – на экзаменационной прокладке троек не было! – в свою очередь напомнил недавнее событие Овчинников Володя.

- Да чего там рассуждать, - продолжил воспоминания Лёня Позолотин – полковник Быков, начальник кафедры строевой и стрелковой подготовки и тот, в нескольких словах, выдал тайну секрета получения отличных оценок:

- Бойцы, не бэ! Все ваши пятёрки сидят на кончике носка ботинка на ноге, вытянутой в строевом шаге, на тридцатисантиметровой высоте от асфальта. Поняли!?

- А помните? – Наш главный гидрометеоначальник? – тот сразу же, не колеблясь, на один час выдал билеты и сказал:

- Можете переписать. Вопросы билетов помогут вам сконцентрировать усилия на ключевых разделах изучаемого предмета. Я полагаю, что, в целом, на погоду Земли это событие никакого влияния не окажет! – поспешил замолвить хорошее слово о полюбившемся преподавателе Слава Овёс.

- До чего уж строгий начальник кафедры морской практики и тот на консультации «случайно» оставил портфель с билетами, а сам более получаса перекуривал с курсантами на площадке входного трапа. А этот «фон Штофф» кроме своего: «всё вертится и крутится, и ничего на месте не стоит», ни черта нам не предлагает! – подвёл итог разговора Марк.

- Есть план, - сказал старшина класса Саня Щепкин, - будем крутиться! – Нужны четыре быстро пишущих добровольца – один из них хороший гимнаст. Вы помните, как весь класс сидел «без берега»? Дабы не повторять ошибок, в детали предстоящей «операции» будут посвящены только эти товарищи.

Курсанты уже начали сознавать, что секреты дурных вопросов не терпят, посему седели и помалкивали.

Далее события развивались согласно разработанному плану. Его сценарием предусматривалось во время подготовки к экзамену незаметно открыть шпингалеты на одном из окон второго этажа кафедры диамата. По пожарному водяному стволу, опущенному из окна третьего этажа классных помещений, гимнасту предстояло спуститься на второй этаж именно к этому окну и, проникнув через него в помещение кафедры, изнутри открыть французские замки входных дверей и впустить своих товарищей.

Кафедра была не секретной, под охрану не сдавалась, злополучные билеты лежали в ящике стола её начальника. Максимум через час всё приводилось в исходное положение: переписанные билеты занимали своё место в ящике, окно и двери закрывались. Затем «диверсанты» подымались на третий этаж уже по лестнице, выбирали пожарный рукав и вместе с товарищем, поставленным на «шухере», уходили спать.

Всё произошло бы именно так, если б не вмешался роковой непредвиденный случай. Бдительная старушка – дворничиха из соседнего через улицу дома, имеющая опыт отлавливания диверсантов ещё во время войны, в призрачном свете белых ночей заметила человека, проникающего в училище. Не подымая шума, обо всём увиденном она сообщила дежурному по училищу.

Дежурный офицер по тревоге поднял боевой взвод и те с оружием в руках, выполняя приказание, стали ломиться в дверь класса, где у пожарного ствола бдел Боря Македон. Он успел подать сигнал тревоги, переписчики экзаменационных билетов сумели успешно замести следы и «унести» ноги. Поняв, что против силы не попрёшь Македон сдался на милость победителей, но хранил молчание и соучастников не выдавал. Дознание отложили до утра. Арестованный Боб сидел в дежурке. Утром ему предложили альтернативу: рассказать всё, как было или не быть ему курсантом.

В связи с патовым положением Щепкин «со товарищи» посыпали головы пеплом и пошли сдаваться. Повинную голову, как известно, меч не сечёт, но задница, «отдуваясь» за дурную голову, получила сполна! Решением начальника училища непосредственные виновники происшествия получили по 10 суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте, но в училище остались.

В конечном итоге одноклассники Антона благополучно сдали все экзамены, избрали новым старшиной класса своего замечательного товарища Микулина Володю и в августе уехали в первый курсантский отпуск. Правда, «погоревшим» курсантам пришлось сначала покушать «баланду» в течение 10 суток на «губе» и только после этого воспользоваться отпуском.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.