Глава 2.

Глава 2.

Конец лагерного сбора. Переезд в Ленинград. Посвящение в курсанты. Новые знакомства. Начало учебного процесса.

Тёплое и желанное лето кончалось. Близкий приход осени чувствовался во всём: и в солнышке, которое ещё светило ярко, но так, как прежде землю уже не согревало; и в укороченных, особенно по утрам, туманных днях; и во всей живой природе, которая готовилась во всеоружии встретить, вплотную приближающихся, осень и зиму.

Ещё зелёная, переполненная солнечной энергией листва леса, под порывами достаточно прохладного ветра, то там, то тут обнажала взору тяжесть зрелых плодов – ягод, шишек и другого семени, готовых упасть на землю и дать начало новой жизни.

Всё живое, что ходило, летало и ползало, пополнилось откормленным, подросшим, шумно следовавшим за родителями молодняком, готовым вступить на путь самостоятельной жизни.

Годовой цикл планеты приближался к завершению своего очередного витка движения во всеобщем потоке времени. Зрелость лета состоялась и курсанты – дети живой природы, припрятанные среди осеннего леса, ощущали щемящий внутренний зов потребности поиска своей половины – женского начала.

С возрастом Антон отметил, что группа собравшихся пообщаться нормальных мужиков, тематику разговора начинали с «травли» о женщинах, затем – вопросы о службе, в последнюю очередь – выпивка и всё прочее, включая опять-таки женщин. Как поётся в песне: «Чтобы жизнь начиналась и кончалась тобой» - в мужском обществе, и в жизни в целом, женщины занимали по праву первые места.

Тяготение и интерес к прекрасному полу свидетельствовали о том, что из мальчиков, обожавших своих матерей и сестёр, курсанты становились мужчинами, готовыми полюбить чужую неведомую женщину.

То ли взводу крупно повезло с составом коллектива, то ли время было такое, но в тайные помыслы о девушках товарищи Антона посвящали только самых близких друзей. Общие разговоры о женщинах были невинно-корректными, исключающими вульгарность сексуальной нечистоплотности любого проявления.

Не избалованные жизнью, выросшие в тесном общении с природой, большинство юношей послевоенного поколения ещё не были отравлены официальной пропагандой уродливого секса. Секса – отвратительно-извращённого, продажно-дешёвого, покупаемого ради минутного удовольствия встречи частенько с задницей инфекционно-заразного голубого Эроса. Это позже – гораздо позже население СССР – пленники холодной войны получили срок заключения в уголовных, условно-независимых государствах. Они, вкупе с насаждаемой верой, и богом под именем «деньги», вкусили полной мерой всю «прелесть» своего нового существования. Именно существования, ибо жизнью под флагом беззакония «прав человека» в руках наглого, развращённого пороком вседозволенности покупной способности денег «дядюшки Сема», кроме кучки «неприкасаемых», сотворившим себя и законы «под себя», это безобразие назвать жизнью нельзя.

Раболепные «мужи» этих стран, лишённые гражданского достоинства, безучастно созерцали, как многотысячные толпы наших когда-то любимых и обожаемых женщин, в виде дани новому змею Горынычу с головами «доллара» и «евро», отправлялись курсом следования в Европу. Женщины, скрюченные нуждой, там пополняли бордели или, в лучшем случае, выполняли за гроши самую унизительную работу.

Во времена фашизма в Европу отправлялись сотни эшелонов с подневольными рабами. Теперь же, провозгласив «курс в Европу», некоторые продажные правительства с президентами во главе хотят протащить туда целые народы с их государствами. Спрашивается, в качестве кого? – Равноправных партнёров? – Нет! Не тот уровень жизни, мышления и оценки истин бытия. В качестве бедных родственников? – Так же нет! Белорусов, украинцев и россиян с народами Западной Европы история никогда не роднила. Запад постоянно воевал с ними и тому свидетельство многочисленные войны, в том числе, две последние мировые войны. Славянские народы бывших Союзных республик, территориально располагаясь на Европейском континенте, в историческом контексте «европейцами» никогда не были. Это были самодостаточные народы белорусов, украинцев и россиян со своими особенностями развития национальной культуры и государственности.

Украинцы, белорусы это не россияне, но и, тем более, не европейцы, они никогда ими не станут и не ненужно! Правда, их территории уж больно привлекают израсходовавшую собственный сырьевой ресурс старушку Европу наличием именно этого элемента. Заветная мечта ослабить Россию и создать буфер-заслон наступающей Азии, и доныне не даёт покоя денежным мешкам «евро» и начавшему дряхлеть «доллару».

Если бы в то время об этих невероятных реалиях будущего кто-нибудь рассказал Антону, то он посчитал бы их, в лучшем случае, плодом фантазии сумасшедшего человека. Пока же реальностью было то, что к курсантам из соседнего лагеря отдыха одного из учебно-производственных объединений Ленинграда приехала делегация девчат с приглашением прибыть к ним на дружеский чай для знакомства и установления контактов. Начальство поездку благосклонно разрешило и выделило два автобуса для обеспечения визита к девушкам в воскресный день – в то время на рабочую неделю был только один выходной.

Есть любопытный рассказ о солдате русской армии времени Суворова:

- Прибывшую роту солдат, расквартировали на ночлег по домам деревни. Стояла зима и мороз лютовал. Озябший солдатик, непослушными руками постучал в окошко невзрачной хаты вдовы, указанной старшиной села. Из темноты, разбавленной бликами подслеповатого света зажженной лучины в глубине комнаты, послышался голос:

- Чего нужно?

- Чагой, чагой! Солдат я, старостой определён на ночлег. Открывай дверь!

- Вот и иди к старосте! Знаем мы, пусти вас в дом – приставать начнёте!?

- Да ты что?! Глянь-кось, я весь окоченел сосулькой, еле ружьё держу. А ты – приставать!

Задребезжал засов, из образовавшейся щели приоткрытой двери высунулась голова ещё не старой вдовицы. Она оценивающе-вопросительно присматривалась к солдату. Вид промерзшего воина вызвал в её душе сострадание. Буркнув «проходи», хозяйка посторонилась, пропуская служивого.

Припав к тёплой печке, не выпуская из рук ружьё, солдат молча оттаивал. С его обвисших усов сошла изморозь и они, молодцевато задрав кончики, упруго распрямлялись. Волна тепла, проникая внутрь, пробуждала его тело к активной жизни. Солдат обвёл взором нехитрый скарб вдовьего жилья и увидел, что хозяйка, вытащив из печи горшок, наливала в миску борщ.

- Откушай, служивый, чем бог послал, - предложила она угощение.

Не торопясь, солдат вкусил борщ, уже отогретый и сытый, заинтересованно, более пристально оглядел хозяйку. Распрямив грудь, он похвалил вдову за вкусный ужин и, развивая успех ситуации, как бы невзначай, заметил:

- Так, что ты там, хозяюшка, говорила насчёт того, что кто-то пристаёт?

Курсанты, подобно отогретому солдату, пообвыкнув и на новый лад притерпевшись к непривычным тяготам воинской службы, осмотревшись, увидели, что мир прекрасен и, приоткрыв дверь, приглашает следовать далее по манящей, переполненной разнообразностью страстей, дороге жизни человека.

- Двигайте вашими мускулистыми костями для встречи с прекрасным полом! Позаботьтесь освоить умение топать ножками и шевелить попами в такт с музыкой на первом балу курсантов 3 взвода. Не забудьте приготовить «смокинги». Научитесь элегантно, не громыхая «гадами», шаркать ножкой - балагурил Вовка «Овен».

- Я совсем не умею танцевать, - констатируя, как печальный факт, грустно с вздохом сожаления проинформировал своих товарищей Володя Сергачёв.

- А кто умеет? – скорее обобщая, чем, вопрошая, подвёл итог сложившейся ситуации небезызвестный «Артист» - Подколзин.

- Подтяните свои животы, откройте глаза и слушайте в уши: за два оставшихся вечера, я – Вова Овчинников, на площадке перед палаткой открываю ускоренные курсы обучения современному танцу. Обещаю, что все бульвары моей горячо любимой Одессы, совместно с благородными одесситами позавидуют туче пыли, поднятой вашими танцующими «гадскими» ножками. Иначе – пусть вся эта пыль падёт на мою умную голову покровом балаболки – пообещал он.

В последний вечер был устроен дотошный смотр курсантских достижений - умения танцевать румбу, твист и старый романтичный вальс. Дамы – из числа тех, кто уже имел необходимые навыки танца, были заранее определены и выступали в роли инструкторов.

Самый старший по возрасту, Саня Щепкин небрежно подкидывал и ловил налету увесистую дубинку. На флотском, перекинутым через его плечо ремне, подмаргивая тёмными вмятинами, висел медный тазик, временно позаимствованный из камбуза. Этот своеобразный ударник вместе с Сашей и был единственным, неповторимым в самобытном воплощении оркестром.

- Главное в танце – оседлать ритм, а далее ноги сами понесут! – убеждённо говорил он, чётко отбивая этот самый ритм на медном тазу.

Зрители – ребята из соседнего взвода, они же судьи и болельщики, удобно расселись на банках ближайшей курилки. В ожидании представления, передавая из рук в руки после затяжки, они докуривали последнюю сигарету. «Овен», критически осмотрел собравшийся контингент участников, и дал команду:

- Внимание! Приготовились! Оркестр – твист! Кавалеры, приглашайте дам – пошли!

Стенка «кавалеров» дрогнула, самые смелые двинулись в направлении толпы неторопливо беседующих «девушек».

- Серго, не подкрадывайся, как орёл на Казбек! Иди свободно, ты приглашаешь девушку к танцу, а не умыкаешь невесту к свадьбе.

- Петя… Чугунов! Не при тараном, как танк перед рейхстагом!

- Марк, не разбрасывайся глазами. Денег у тебя нет. Ты всего лишь приглашаешь, а не покупаешь партнёршу.

- Жора, не мельтеши взгляд тоненькими ножками! Затяни шнурки – потеряешь «гады».

- Козлов… Пётр! Не подымай волну пыли на одном месте. Топчись смелее к цели!

- Фу! Наконец-то…. Поклонились, предложили руку даме. Стали в круг, начали танцевать!

Общими усилиями, оправдывая пословицу, что компанией и батьку легко побить, цель была достигнута – они танцевали! Конечно, мягко говоря, курсанты танцорами были посредственными, но ритм и «хвост морковкой» держали успешно.

После ужина в воскресенье, сопровождаемые своими старшинами, под руководством «бати» они уселись в два автобуса.

Вымытые в бане, сверкая надраенными бляхами ремней и начищенными до блеска яловыми ботинками, подстриженные и благоухающие одеколоном «Шипр», курсанты блистали, как новенькие монетки.

Тётя Зина и тётя Маша – пожилые официантки столовой, заботясь о престиже Флота и желудках своих подопечных, кроме выданных сухим пайком продуктов взамен вечернего чая, положили в их рюкзаки, выпеченные ими булочки и коржики.

Юркие автобусы, неслышно перекатываясь колёсами по мягкой грунтовке лесной дороги, благополучно доставили пассажиров в лагерь гостеприимных соседей. Их хозяйство было обустроено добротно: деревянные домики, живописно разбросанные среди могучих сосен, группировались вокруг просторного строения – местным клубом с административным блоком, выходящего фасадом на заасфальтированную площадку. Вот туда-то хозяева и пригласили приехавших гостей.

Продолговатый зал клуба был переполнен, в основном, представительницами прекрасного пола с некоторой примесью мужского вкрапления. После краткой официальной части, где был провозглашён договор о «дружбе и сотрудничестве» гостям сказали «добро пожаловать» и пригласили в столовую на чай.

Монолитные курсантские ряды были моментально разрушены, разобравшими их по своему усмотрению, смышлёными симпатичными созданиями. Сражённые блеском их глаз, мельканием стройных девичьих фигурок и улыбками милых мордашек, курсанты, с открытыми ртами, как немые рыбы, извлечённые из привычной среды обитания, молча последовали за ними вкушать спасительный сладкий чай.

Стараниями очаровательных хозяек, с добавлением курсантских продуктов, накрытые длинные буквой «П» столы были хороши! Львиную, центральную часть столов занимали, отсвечивая румяной, хлебной свежеиспеченной корочкой, три больших пирога с аппетитно пропёкшимися полосками черничного варенья. Горки глянцевых булочек и, посыпанных сахаром перед выпечкой коржиков, красовались рядом. Три вместительных медных самовара с фарфоровыми чайниками сверху, пофыркивая паром, были готовы пролить из носиков прозрачную янтарную влагу чая, настоянную на витаминном брусничном листе и других травах дарованных осенним лесом. Кусочки рафинированного сахара, розовеющее малиновое варенье, разложенное в вазочки, стояли ближе к краю столов и, чередуясь со стаканами, завершали это чайное великолепие.

Привыкшие садиться за столы по команде, хлопцы немного замешкались, но увлекаемые резвыми хозяйками расселись, и с задором восхитительной молодости начали дружное застолье чаепития. Присутствие хорошеньких девушек, их обаяние, аромат выпитого чудного чая, кружили хмелем восторженности головы юношей и, порождая находчивость, делали разговоры интересными, весёлыми, содержательными.

Шумной толпой они вывалились на танцплощадку, где из динамиков, распространяясь многоголосым серебром лесного эха, изливалась энергичная мелодия модного тогда фокстрота «Рио-Рита». Под задорную музыку танца начали танцевать все.

Щупленький москвич Жора отхватил довольно-таки упитанную дивчину и, опасаясь от избытка чувств выскользнуть из своих тяжёлых «гадов», оставил их в малоподвижном покое вместе со ступнями ног. Но зато своим тощим задом он выписывал такие замысловатые кренделя, что вскружил ей голову раз и навсегда.

Петя Козлов, стараясь заинтересовать тоненькое создание с серыми глазами, уверенно под музыку протаптывал тропинку к её сердцу и как мог, развлекал её разговорами:

- Боже мой, до чего же вы молодцы – чай превосходен. В чае особую роль играет вода – чистая, сладкая, как в местном озере. Вы представить себе не можете, сколько её я выпил, сдавая зачёт в заплыве на 400 метров!

Не менее разговорчив был и Коля Суриков в диалоге с, возвышающейся на голову над ним, весьма подвижной партнёршей.

Она: - Извините, следуя ритму танца, я невольно наступила вам на ногу. Не могли бы вы двигаться быстрее?

Он: - Для вас – всё что угодно! Не извиняйтесь, меня все подгоняют. Но успех уже наметился – вы бы посмотрели, как я бегаю на дистанции пятикилометрового кросса!

Липовецкий Антон ритмичных афро-американских танцев не любил, уж больно они были крикливо чувственными в своём сексуальном бесстыдстве. Славянская душа их не понимала и не принимала. Другое дело вальс, - рождённый гениями, навеянный музыкой окружающей природы воспевающей торжество жизни, он побуждал в душах людей всё светлое и чистое – те чувства, которые вдохновляли людей на дальнейшее её продолжение.

Кружась в упоительном танце под музыку вальса, восхищаясь прекрасными юными представительницами рода человеческого, он прислушивался к сердцу, ожидая знака о встрече со своей единственной, предназначенной судьбой, половинкой.

Довольные и умиротворённые – есть такое состояние равновесия чувств человека, когда на душе хорошо и светло, курсанты возвращались уже по-осеннему прохладным тихим вечером домой. С надеждой встречи – уже в Ленинграде, вослед им помахали платочками подружки удавшегося чаепития. Под звуки мирного урчания автобусов, в тумане расплывчатых мечтаний, полусонные юноши были доставлены домой, и улеглись спать.

Пробуждение холодноватым утром было подогрето новостью, что для подготовки спального помещения училища к началу учебного процесса взвод Антона отправляется в город Ленинград. Остальные – примерно 250 человек первокурсников трёх факультетов в последнюю завершающую неделю лагерного сбора, разделённые на «красных» и «синих», будут играть в войну. Для этого уже завезли и поскладировали в палатке с часовым запас холостых патронов, взрывпакетов и разных прочих безопасных взрывающихся и дымящих штучек. Шлюпки были готовы к высадке учебного десанта. Наши старшины – морские пехотинцы, готовились показать высший класс выучки ведения и руководства совремённым боем. Но всё это уже было не для Антона.

В оставшиеся сутки его товарищи свернули жилые палатки, собрали немногочисленные личные вещички, перекинули через плечо ремни поблёскивающих штыками за спиной карабинов и, выстроенные в две шеренги, слушали напутственные инструкции. Тепло попрощались со старшинами – первыми начальниками, ставшими курсантам не только командирами, но и товарищами морского содружества.

Провожаемые прощальным шорохом веток и покачиванием верхушек деревьев удаляющегося леса, они благополучно прибыли в Ленинград. Ворота училища, поглотившие взвод, откроются им для выхода в город только после принятия присяги, то есть – окончательного утверждения в звании курсанта Высшего училища.

Под руководством мичмана, из состава штатных инструкторов училища временно назначенного старшиной первокурсников, они поднялись на третий этаж спального корпуса в закреплённое за ними жилое помещение. Новое жилё – основное спальное помещение с застывшими рядами коек и тумбочек по обе стороны прохода, было светлым и просторным.

Центральный проход, образованный двумя рядами поддерживающих потолок колонн, отсвечивал коричневатую желтизну дерева и мастики плашек паркетной палубы.

Далее, отражаясь в зеркалах блестящим никелем кранов, белизной фаянса раковин и кафеля стен, размещались чистенькие умывальник и туалет. С противоположной стороны белые двери вели в бытовую комнату с зеркалами, столами для утюжки одежды и подставками для чистки обуви. Эта комната через промежуточную дверь сообщалась с отдельным помещением для просушки обуви и одежды. С другой стороны спального помещения размещались комнаты ротного воспитателя и старшины роты – курсанта выпускного курса училища. Напротив – баталерка для хранения формы одежды и чемоданов с личным имуществом их владельцев.

Коридор упирался в просторную комнату отдыха с поблескивающим чёрным лаком концертным роялем, мягкими диванами, стульями и столами. Далее, гэ-образно поворачивая, коридор образовывал закрытый внутренний переход в учебно-административные корпуса и столовую. В тупичке выгородки, перекрытой запирающейся железной решёткой, стояли пирамиды с ячейками под карабины, рядом – столы для чистки оружия. В месте стыка коридоров, позволяющем просматривать всё жильё, стоял двух тумбовый стол дневального по роте с телефонами, красными флажками и фонарями внутри тумбочек. Рядом на стенке висела обширная доска с обязательным атрибутом инструкций, схем и объявлений.

С двух сторон жилого комплекса помещений имелись выходы на лестничные площадки трапов выходящих наружу во двор центральной площади училища.

- Да, «Крепка броня и танки наши быстры!» - изрёк свои впечатления на перекуре Виктор Дробатов.

- Вот тебе и трубка, вот тебе свисток! – согласился Володя Сергочёв. – Тут продумано и предусмотрено всё. Жить можно.

- Подмечено верно – тут вы будете жить на протяжении всех лет учёбы в училище, - подтвердил подошедший мичман. – А пока, выставить дневального, вымыть окна, подмести и протереть пыль во всех помещениях, получить и разместить на койках матрацы, подушки, одеяла и постельное бельё. В бытовую комнату получить утюги, одёжные и сапожные щётки, сапожный крем, нитки, иголки, туалетное мыло, веники, совки, швабры, вёдра – всё согласно утверждённого начальником училища перечня имущества и инвентаря, находящегося в училищного интенданта, мичмана Стродта П. П. Назначить старших и временно и закрепить ответственных за ключевые участки работы. Вы, - ткнув пальцем в сторону Щепкина, - назначаетесь моим заместителем. Через 10 минут прибыть ко мне для дальнейшего инструктажа.

Курсанты уже начали понимать и ещё раз убедились, что тут «веники не вяжут, а если вяжут – то фирменные», так что свои «сопли» они будут подтирать самостоятельно.

Не теряя времени военморы, объявив аврал, рассредоточились, и целеустремлённо принялись за работу. В поте лица своего Антон трудился в спальном помещении, акустика которого удивляла чистотой распространения звука. Приступив к мытью второго ряда окон на солнечной стороне, он, зачарованный глубиной голубизны бездонного неба, вспомнил свою светлую далёкую Украину, набрал полную грудь бодрящего воздуха и запел: «Дывлюсь я на небо, тай думку гадаю…». Родная мать и певучая природа земли Родины наделили его богатым тембром звучания, приятным голосом. Техники пения он никогда не обучался, да и пел не часто. Однако здесь, то ли особое стечение обстоятельств, то ли день был такой певучий, но голос, воспевающий знаменитые слова песни, подхваченный переливами акустики помещения, буквально очаровал прекративших работу его товарищей и подходивших слушателей. Песня закончилась звенящей тишиной из которой прозвучало:

- Ну, ты даёшь! Да с таким голосом нужно было выбирать дорогу не сюда….

Кто может похвастаться, что прочитал заблаговременно хотя бы одну страницу книги своей судьбы? Мы сами избираем путь по жизни, но конечные результаты наших трудов заранее никому неизвестны.

Бархатный месяц август подходил к концу. Трудами товарищей Антона помещение жилого этажа сияло чистотой и порядком в полной готовности к приёму нового пополнения его обитателей. Училище наполнялось шумом, прибывающих из отпусков старшекурсников, и напоминало улей гулом, переполненных впечатлениями, вернувшихся с медосбора, занимающих свои ячейки пчёл. С прибытием двух взводов ракетного факультет с лагерного сбора, всем первокурсникам выдали новенькую форму одежды курсанта Военно-морского училища. Они стали обладать комплектом парадной формы – синей суконной и хебешной белой голландками, суконных чёрных брюк, бушлата и шинели, шапки и бескозырки с надписью на ленте – Высшее Военно-Морское училище подводного плавания.

Повседневная форма одежды состояла из суконных брюк и бязевой голландки, брюк и голландки хебешных, погон с якорями, трёх тельняшек, рядом других вещей и фурнитуры атрибутов курсанта Военно-морского училища.

В учебном корпусе ракетчики заняли учебные классы с конторками и доской, предназначенные для самостоятельных занятий и лекций по общеобразовательным дисциплинам. Получили толстые тетради и канцелярские принадлежности – всё подписали. Из курсантов выпускников училища им назначили взводных старшин, был избран староста класса и секретчик. Курсантов расписали по объектам приборок и закрепили ответственными за соответствующими помещениями.

Таким образом, малая училищная военно-морская машина была приготовлена к действию, запущена и потихоньку набирала обороты.

На следующий день первый курс курсантов принимал военную присягу. Выстроенные в три ротных колонны, в парадной форме с белыми перчатками на руках, с оружием у ноги, переполненные сознания важности события, они трепетно ожидали выноса Знамени училища. Первокурсники уже назубок знали текст присяги, но особого смысла её содержания не понимали и не видели, что скрыто за её строками. Большинство из них, в том числе и Антон, воспринимали её, как торжественное обещание, давать которое было привычным делом. Подобные обязательства они брали при вступлении в ряды октябрят, пионеров, комсомольцев, так что принцип – «всегда готов», казалось, в их отношении к жизни ничего не менял и в предстоящем событии. Но изменилась сама жизнь и они, может не совсем осознанно, чувствовали её первые шаги в твёрдой поступи ассистентов у развёрнутого Знамени части, в восприятии по-новому особенно торжественно-могучего звучания гимна Советского Союза. Всё это ломало привычные стереотипы, врываясь новым измерением в сознание курсантов, перехватывало дыхание, туманило глаза скупыми каплями мужских слёз признательности и преданности Отчизне.

Приняв присягу, первокурсники прошли торжественным маршем и разошлись по подразделениям. Начались годы учёбы – будней и торжеств новой жизни в стенах училища.

Новая жизнь чётко регламентировалась воинскими уставами и предписывала пунктуальное выполнение распорядка дня, расписаний лекций и занятий. С целью врастания в ритм учёбы и воинской службы для первокурсников предусматривался двухнедельный организационный период.

Утром в шесть ноль-ноль голосом дежурного по училищу звучала команда: «Подъём!». Подхваченная дежурными по факультетам и курсам, она получала дальнейшее развитие в последовательности озвучивания и исполнения команд суточного курсантского уклада жизни, вплоть до заветной – «отбой». В сознании курсанта эти команды, плотными рядами кирпичиков воинской необходимости и порядка, закладывали фундамент незыблемости дисциплины их исполнения, на котором строилось здание офицерской карьеры каждого из них. Утренняя физзарядка, малые приборки утром и вечером, занятия, приёмы пищи, послеобеденный «адмиральский» час, самоподготовка, вечерний чай, прогулка и вечерняя поверка отпечатались в головах будущих подводников и стали такими же обыденными, как воздух, которым дышим и не замечаем его, когда он есть.

К концу оргпериода достаточно хорошо освоив, чтобы не плутать, размещение всех кафедр, библиотек, спортивных залов, переходов и тупичков, а так же других помещений всевозможного предназначения, первокурсники в своём классе собрались на самоподготовку и бегло обменивались первыми впечатлениями учёбы в училище.

- Генацвале! Вай-вай…, я выпал в осадок от вида черноглазой красавицы в библиотеке художественной литературы. Талия, ручки, ножки – закачаешься! – закатывая под лоб глаза, на одном выдохе, восхищённо выпалил Серго.

- Ага, твой осадок был бы гораздо круче и качался бы ты - с мокрыми штанами до сей поры, если бы вовремя осмотрелся по сторонам! Облокотившись на библиотечный стол, не видя раскрытой книги, устремив свой жаркий влюблённый взгляд на предмет твоего восхищения, там постоянно заседает здоровенный курсач с четырьмя «галочками» на рукаве, – охладил его пыл Подколзин.

- Э-э-эх…, скажу я вам – наша «немочка» Феоктистова тоже ничего: всё при ней и совсем ещё не старая, - продолжил тему разговора Шевцов.

- Ну, да от неё на три версты воняет табачищем. Она смолит беломор так же часто и со смаком, как ты ребёночком сосал у мамки титьку. Берегись, дыхнёт на тебя, Жора, и нет военмора, - выдал каламбур Щепкин.

- А мне через окно на противоположной стороне Красноармейской улицы улыбнулась та-кая симпатюжка и бирочку показала, мол, смотри: я Таня! – жестикулируя руками, пытался передать увиденное Гриша Фомочкин.

- Размечтался…. Если эта «партизанка» Таня возьмёт тебя в оборот, то твои пышные щёчки сразу же поникнут. Своё имя, на заранее заготовленной табличке, она показывает всем курсантам вторую пятилетку подряд, - гогоча хором, весь класс констатировал достоверность информации – такого рода сведения распространяются быстро.

- Что вы всё о девушках, да о девушках! У меня вот «завал» с конспектом по высшей математике. Этот чокнутый Канн так быстро стучит мелком по доске, выписывая свои дифференциалы, что я успеваю заметить только его руку с тряпочкой стирающей написанное, - поделился своими проблемами Коля Суриков.

- Тебе легче, - заявил Медведев. – Я вообще без понятия, что он там пишет.

- Ничего, ребята, вот тут имеется всё, что нам нужно. Если заглядывать сюда почаще, то зачёты и экзамены сдадим успешно, - похлопал по толстой книге – «Курс высшей математики», написанной в соавторстве того же Канна, Овёс Слава.

- До зачётов и экзаменов ещё о-го-го – времени предостаточно! Я слышал, что при хорошей организации, в случае, когда иного выхода нет, кроме, как запеть «Варяга», риск использования «шпор» себя оправдывал, - заметил Боря Македон.

- А билеты, их же предварительно нужно где-то достать? – взвешивая, сколько эта затея будет стоить, скорее самому себе, задал вопрос Марк Роб.

- Зачем же тогда существуют лаборантки? Знаете: цветы, духи и прочее… - при умелой осаде любая крепость падёт! – для непонятливых втолковывал Борис, осматривая заинтересованные рожи остальных курсантов. – Имейте ввиду, что для этого дела нам нужно назначить добровольцев уже сейчас.

- Крутить бычка за хвост скоро наступит конец! – вмешался в разговор «Овен». – Как говорят у нас в Одессе: «Т-р-р, т-п-ру приехали, здрасте – я ваша тётя!». В конце семестра, уже в первом полугодии наша учёба будет дополняться несением караульной службы, дежурства в составе расходных, пожарных, боевых и прочих подразделениях. Так, что приготовьтесь: «Хочешь тепло и сытно жить – шуруй уголёк лопатой!». А «угля» на нашу голову будет предостаточно, - утвердительно спрогнозировал он.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.