Обязательная сцена
Бреши в прогрессивном усложнении становятся все шире, барьеры становятся все круче, чтобы убедить нас, что герой способен их преодолеть. Но все это будет работать вхолостую, если в конце герой и антагонист не схватятся в решающей схватке. И герой не докажет нам, что он стоит наших волнений и наших надежд.
Эта сцена обязательно должна произойти здесь, сейчас, на наших глазах. Поэтому она и называется обязательная сцена. К ней все идет. Ее нельзя сделать и сыграть где-то под столом ногами. Мы хотим ее увидеть, чтобы испытать полную меру волнений за героя, которому уже отданы наши сердца.
Обязательная сцена вырастает в конце прогрессии усложнений как решающая схватка героя и антагониста, как самое эмоциональное событие фильма. Она выражает коренную идею фильма. В ней сталкиваются тема и контртема в своем максимальном развитии. Она следует сразу после кризиса. Рай победы и ад поражения в обязательной сцене предельно сближены. Победил – и ты в раю, проиграл – ты в аду.
В кульминации «Кукушки» медсестра, придя на работу, быстро и умело наводит порядок в психушке, которой Мак Мерфи придал вид борделя. Она обнаруживает Билли в постели со смущенной шлюхой: шлюху выгнать, Билли привести в порядок.
Но Билли выздоровел! Он больше не заикается! Он освободился от своих страхов! Он уже неподвластен медсестре. Этого медсестра не допустит. Она жестко и умело загоняет Билли обратно в его болезнь, в его мании и комплексы. В отчаянии Билли перерезает себе горло.
И тогда Мак Мерфи в ярости кидается на медсестру, чтобы убить ее. Чтобы избавить мир от этого дьявола! Это и есть обязательная сцена. В течение всего фильма в нас неуклонно росло желание увидеть эту сцену. Каждая победа медсестры над Мак Мерфи заставляла нас все сильнее и сильнее желать, чтобы Мак Мерфи схватился с ней и победил. Медсестра кажется сильнее. Но герой должен в конце фильма встретиться лицом к лицу со своим драконом – победить или умереть. К этому бою он идет, перейдя «точку без возврата».
В обязательной сцене конфликт надежды и отчаяния, позитивной и негативной энергии фильма достигает максимума. Это эмоциальный пик фильма.
Обязательная сцена дает ответ на главный драматический вопрос фильма. Этот вопрос четко возникает во вспышке интереса. Что, собственно, нас интересует? Как все это повернется? Чем закончится? Путь от вспышки интереса к обязательной сцене – это путь главного драматического вопроса. Все должно концентрироваться вокруг него.
Непредсказуемость.
Трудность обязательной сцены состоит в том, чтобы она оказалась непредсказуемой и вместе с тем соответствовала ожиданиям зрителей. Один из лучших мастеров сценарного дела Уильям Голдвин сказал:
«Зритель должен получить то, что хочет, но совсем не так, как он этого ожидает».
Если же обязательная сцена предсказуема и все происходит примерно так, как вы и предполагали, то у вас возникает смутное ощущение, что вас кормят едой, которую вы уже однажды съели и переварили. Надо писать, как называется такая еда?
Чтобы этого не произошло, профессиональный процесс работы страхует вас. С самого начала, прежде всего остального, вы должны придумать обязательную сцену. И после этого, имея ее в голове, выстроить развитие усложнений так, чтобы только вы знали, чем оно обернется, а никто другой не смог бы догадаться. Это уже не так сложно, когда главное придумано.
Взаимодействие вспышки интереса, развития усложнений и обязательной сцены – это зерно, из которого вырастает история.
Напряжение в фильме возникает, когда зритель вовлекается в конфликт главных персонажей в первом поворотном пункте.
(«Кто-то пролетел над гнездом кукушки») Как персонал психушки и главный враг героя – медсестра Рейчет обломают несгибаемого Мак-Мерфи?
Как Гамлет установит справедливость и накажет злодеев?
Смогут ли Ромео и Джульетта просто жить, любя друг друга?
Избежит ли Раневская нищеты?
Эти вопросы и есть скелеты, на которые опираются мышцы фильма.
Зрительское вовлечение создает драматическую историю в любом формате.
Муравьи трудолюбивой вереницей строят муравейник. И вдруг какая-то струя воздуха тянет их назад. Это огромный муравьед втягивает их в свой хобот. Они гибнут один за другим. Как эти муравьи справятся со смертельной опасностью? Этот вопрос задаем вначале – ответ получаем в обязательной сцене в конце истории. Муравьи объединяются в большой шар. Этот шар затыкает хобот муравьеда. Он задыхается и гибнет.
В 30-секундном драматическом рассказе есть
ясная экспозиция
драматическая ситуация героя
конфликт с непобедимым антагонистом и
драматическая перипетия, которая приводит муравьев к победе
в обязательной сцене.
Вокруг льдины с беззащитными пингвинами кругами ходит огромная акула. Что будет с малышами? Акула опрокинет их в воду и съест? Нет! Пингвины скопились на краю льдины, а другой край поднялся над водой – акула врезалась в льдину и застряла в ней.
Победа над акулой – это обязательная сцена. Она возникла в конце цепочки экспозиция – драматическая ситуация – конфликт – перипетия в обязательной сцене.
В любой грамотной пьесе, сценарии, фильме рост напряжения – главная забота автора. От этого роста зависит не только успех у зрителей. Получат ли актеры добротный материал для создания характеров?
Создают ли конфликты нерасторжимую цепочку, где каждый последующий конфликт вытекает из предыдущего?
Эта цепочка начинается в первом поворотном пункте и движется к обязательной сцене. Мы получаем ответ на все главные драматические вопросы.
Когда этот вопрос задан вначале, мы сможем полтора часа с растущим волнением следить: какой будет ответ?
Плохой парень проявляет максимум подлости, жестокости, коварства и вынуждает героя проявить максимум отваги, риска, мужества и ловкости. Все это выявляется в серии конфликтов, доведенных драматическими перипетиями до максимума. На мой взгляд, эти моменты, когда герой, за которого я волнуюсь, лупит коварного и сильного врага, прекрасны. Ребенок, который, кажется, давно заснул во мне, в эти минуты просыпается и кричит: «Дай ему! Еще!!»
А если мы вспомним Пушкина – «Поэзия должна быть, прости Господи, немного глуповата» – и умнейшего Бернарда Шоу – «Слова смущают? Слушайте музыку», – вам становится понятно, почему мы имеем право с доброжелательным презрением смотреть на ироничных головастиков с тощим тельцем недоразвитых эмоций. Они уверяют нас, что их занудные повествования несут многозначительную тайну.
Сомневаюсь. Шифруют пустоты безжизненных пещер. Поэты драмы – те, кто делает увлекательные боевики, триллеры и сериалы мыльных опер. Это кажется мусором, но именно из этого будущее соберет симультанную картину памяти о нашем времени. А невротики, источающие скуку, не имеют шанса. То, что лишено энергии сегодня, лишено ее навсегда.