Пол Макоули Брюс Спрингстин

^{Иллюстрация Евгения КАПУСТЯНСКОГО}

— Мне нравятся ваши философы, — сказал инопланетянин. — Хотя они главным образом строили из себя шутов гороховых, причем совершенно непреднамеренно, некоторым удалось кое-что подметить. Бодрийяру[29], например.

Я ответил, что незнаком с трудами мистера Бодрийяра.

— Его рассуждения о знаках, заменяющих несуществующие вещи, были относительно сложными. Возможно, когда-нибудь вы их одолеете. И мы обсудим, насколько его идеи укладываются в спектр теории симулякров.

Я сказал, что это было бы любопытно.

— Вы держитесь так вежливо, поскольку выслушивать излияния чужеземцев вас отчасти заставляет профессиональный долг. Но вы ведь не понимаете, о чем я говорю, не так ли? Впрочем, неважно. По преимуществу я несу ерунду. Так сказать, свободно общаюсь. А виноват этот занятный напиток.

— Еще стаканчик?

— Действие прежнего еще не закончилось.

Стакан с небольшой дозой неразбавленного виски «Сигрэм» стоял на верхнем донышке его цилиндра. Согласно уверениям инопланетянина, некий крошечный демон воздействовал на пространство-время, невероятно увеличивая исчезающе малую вероятность диффузии парящих над бокалом молекул внутрь цилиндра. Не столько алкоголя, сколько того, что он называл дополнительными ингредиентами. Инопланетянин ловил кайф от сложных ароматических соединений, придающих виски его неповторимый вкус.

Он, конечно же, был из! Ча. Они явились людскому роду около пяти лет назад — вторая раса, с которой мы познакомились после того, как джекару отворили нам ворота к звездам. Буквально еще вчера на Первой опоре не было никаких чужаков, кроме нескольких посланников джекару; а сегодня повсюду кишмя-кишат! Ча, задающие вопросы, требующие — небесплатно — рассказывать им наши истории и отвечающие на них фантастическими и невероятными повествованиями о предшествовавших нам и давно вымерших нечеловеческих цивилизациях, их империях, войнах и инопланетных версиях Искупления.

Этот вот, как ни в чем не бывало, заявился в казино придорожной гостиницы и двинулся мимо игорных автоматов, видеопокера и карточных столов. Народа в четыре пополудни считай что и не было — несколько завсегдатаев у автоматов да пара дальнобойщиков, резавшихся в очко. Вряд ли кто из них заприметил черный приплюснутый цилиндр на тонких костяных ножках — ни дать ни взять уэллсовская марсианская машина в миниатюре, — направлявшийся к моему бару «Последний водопой» в дальнем конце коридора. Дневная манагерша Ли Ху подлетела к! Ча и сообщила, что заведение угощает, а потом бросила на меня красноречивый взгляд: дескать, вот тебе задача, и решай ее как хочешь.

Я уже видел уйму! Ча вокруг Мамонтовых Озер, однако разговаривать с ними пока не доводилось. Это существо назвало себя Бесполезной Красой и объявило, что коллекционирует проявления человеческой глупости.

И теперь вещало мягким баритоном:

— Среди ваших философов я предпочитаю Доктора Сьюза[30] и Сэмуэла Беккета[31]. Оба они великолепно уловили абсурдность жизни.

— Я знаю доктора Сьюза.

— Он очень забавен, но Беккет еще забавнее. Особенно та его вещица, где двое обездоленных дожидаются пришествия третьего, который должен принести им избавление. Персона эта так и не появляется. И олицетворяет собой то, что им недоступно. Весьма забавно. — !Ча крутанулся на табурете и удивительно человеческим жестом похлопал себя по сочленению одной из ножек. — Одна из ваших клиенток курит. Интересное правонарушение.

— Подождите минутку: я скажу, чтобы она погасила сигарету.

Нарушительницей оказалась загорелая блондинка в возрасте от тридцати до пятидесяти, в синем жакете и синей же юбке, причем блузка под жакетом балансировала на грани между полной и частичной прозрачностью, оставаясь все же на стороне благопристойности. Она, бесспорно, потрудилась над своим ртом и глазами, а груди наверняка имели не вполне естественное происхождение. Красотка появилась почти сразу после того, как! Ча пристроился перед стойкой, заказала буравчик на водке, спросила, можно ли завести здесь счет, а когда я объяснил, что на нашем диком фронтире это не заведено, пожала плечами и расплатилась наличными.

Теперь, как только я попросил затушить сигарету, она тут же ткнула ею в блюдце и улыбнулась.

— А я все гадала, каким образом выманить вас из общества этого очаровательного создания?

— Задумка сработала, мэм. Но не повторяйте ее. Навлечете неприятности на нас обоих.

Мы умолкли, поскольку! Ча отцепился от табурета и направился к выходу. На краткий момент распахнувшаяся дверь пропустила луч солнца, затем придорожное заведение вновь погрузилось в привычный полумрак. Женщина наклонилась ко мне, предлагая для обозрения существенную часть груди и окутывая облачком духов. Прочитав имя на бейджике, она сказала:

— Меня зовут Рейчел. Расскажи мне о своих бедах, а я поведаю о своих.

* * *

Мне хватило десяти минут, чтобы сообщить Рейчел, как я прибыл на Первую опору два года назад, сшивался в Порту Изобилия, был мойщиком окон, ловцом креветок, частным охранником и завершил свой путь у Мамонтовых Озер — в придорожной гостинце и казино «Дедвудское ущелье».

На нижней точке своей карьеры.

Гостиница располагалась на окраине, предоставляя желающим не то первый шанс — слегка потратиться на пути к Мамонтовым озерам, не то последний — убраться из этой западни. Большинство машин пролетало мимо. Хозяин собирался продать заведение и лицензию какой-нибудь крупной фирме. Половину персонала составляли пьяницы и поставившие на себе крест неудачники; другие, и я в их числе, пытались скопить из мизерной зарплаты и редких чаевых некую сумму, чтобы найти работу на побережье.

Рейчел допила свой буравчик. На вопрос, нет ли желания повторить, она протянула мне купюру в пять юаней, на которой губной помадой был написан номер.

— Это моя комната, — сказала она. — Я остановилась в мотеле «Звездная пыль». Когда ты освобождаешься?

Вот так оно все и вышло.

Не могу сказать, чтобы я любил ее, но какая-то искра проскочила между нами с самого начала. Что-то завязалось. Дело было вовсе не в том, что в мой бар заявился инопланетянин и потребовал дозу канадского виски. Конечно, повлияло и это, но главное — Рейчел действительно была в моем вкусе и ничуть не стеснялась, что старше меня лет на пять или десять. Приятное развлечение, решил я. Оживит меню из кухарок и официанток.

Ночь мы провели в ее комнате. За сексом, разговором и снова за сексом. За пиццей и бутылкой водки. В конце концов я уснул, а когда солнечные лучи пронзили насквозь жалюзи и полосками устроились у меня на груди, понял, что на работу сегодня не выйду. Приятная перспектива. Рейчел лежала рядом и, подперев голову рукой, рассматривала меня своими зелеными глазами. Такими же, как самая дорогая травяная лужайка на далекой Земле.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

И тут я понял, что знаю только ее имя и глубокую симпатию к музыке Брюса Спрингстина[32]. Мы допили водку с теплым апельсиновым соком и за этим завтраком для чемпионов познакомились поближе.

Рейчел сказала, что не так уж любит Спрингстина, чтобы терять голову от его песен, — просто они помогли ей понять Америку, когда она туда переехала. Хотя в ее произношении Калифорния звучала почти как Австралия, она оказалась британкой, прожившей десять лет в Нью-Йорке. Там она торговала антиквариатом, потом выиграла в лотерею, поднялась и удвоила состояние, причем не один раз, а дважды.

Имея связи в Нью-Йорке и Лондоне, она организовала супервыгодную торговлю инопланетными артефактами, но потом совершила ошибку: вышла замуж, а ее муж сошелся с бухгалтершей, они обобрали ее и профукали украденное на тупых земельных сделках. Она начала все заново и занялась раскопками так называемого Города Мертвых, нескольких сотен квадратных миль древних гробниц, расположенных на юге, в американской зоне. И сколотила приличную сумму, в основном на тех приятных на ощупь скульптурках, которыми теперь торгуют повсюду. Это свое состояние она вложила в дилерство и потеряла, когда партнер с большой выгодой для себя вышел из дела, прихватив уникальную находку, одну из тех, что способны привести к созданию новой индустрии, — как пара связанных электронов в сердце кьюфонной системы.

— Ну, вот так я и угодила сюда, в твое общество и комнату мотеля на убогой окраине заштатного городишка. Мы с тобой, как два персонажа из песен Спрингстина. Оба явились сюда ради перспектив новой жизни, а оказалось, что от себя-то, увы, не уйдешь… от таких, как мы есть.

— И кто же мы есть?

— Ты — симпатичный бродяга. А я — женщина, везучая в бизнесе, но не в любви, — проговорила Рейчел и расхохоталась, когда я намекнул, что во всех испробованных нами позах она была вполне хороша. Расхохоталась таким простым и здоровым смехом. — Это секс, мой дорогой, а не любовь. Но мне кажется, что на пару мы можем кое-что провернуть. Согласен на авантюру?

Она рассказала о Мемориальном музее Генри By, чья система безопасности невозможно слаба, поскольку народ полагает, что красть там вообще нечего.

— Однако там хранится одна вещица, которая много для меня значит. Из тех, что я выкопала в начале своей изыскательской карьеры. Она может подарить нам целое состояние.

— А при чем тут я?

— А почему бы нет?

Пальцы Рейчел пробежали вниз по моему животу, она улыбнулась моей реакции, и мы покатились по простыне.

* * *

Думаю, вы, понимаете, что я сказал: да. И не только потому, что мне хватило тупости вообразить между нами какую-то там любовь. Скорее, она заставила подняться на поверхность кое-что памятное. Голод и надежду, которых я не ощущал с того мгновения, как узнал, что выиграл лотерейный билет на отлет с Земли и передо мной открывается целое поле новых возможностей.

К тому же я вообразил, что дело окажется легким.

Мы взломали дверь музея в полночь, а через два часа уже летели из города по прибрежному шоссе. На границе с американской территорией проехали КПП, и эта рутинная заминка вселила в меня куда меньший ужас, чем можно было предположить. Позади оставались два трупа, Рейчел пригревала на коленках столь нужную ей вещицу, я выжимал всю возможную скорость из арендованной машины, а Брюс Спрингстин распевал со стереоайфона, переходя от одного громкоголосого трека к другому.

Уже рассвело, огромное оранжевое солнце с полоской пятен вдоль экватора вползало на небо. Я где-то читал, что оно много меньше земного — старый и уже дряхлый красный карлик.

Поскольку здешнее светило было прохладнее Солнца, Первая Опора, выбранная в качестве обитаемой зоны, располагалась близко к звезде, и маленькое красное солнце казалось в восемь раз больше, чем земное.

Свет вывел Рейчел из оцепенения. Она спросила, не засыпаю ли я за рулем. Я ответил, что нет, и если закрою глаза, тут же снова вижу, как все происходило.

— Что было, то прошло. Приходится принимать это как данность, — ответила она, словно бы речь шла о каком-то пустяке: каблук, понимаешь, у нее отвалился.

Она выключила музыку, повозилась с настройкой и нашла утренние новости.

В самом конце нас информировали об ограблении музея Генри By: двое неизвестных убили двоих охранников.

— Насколько я понимаю, копы не установили наши личности, — заметил я. — Возможно, удача повернулась к нам лицом.

— Не стала бы рассчитывать на это, — отозвалась Рейчел.

И умолкла надолго. Сидела рядом со мной, оглаживая проклятый камень, ради которого мы убили двоих… гладкий, черный, овальный. Впрочем, рано или поздно она скажет, куда мы направляемся и что ждет нас в этом самом «куда», когда мы там окажемся. Ну а я радовался, что сижу за баранкой. И пока ее не вырвали из моих рук, все было в порядке. Даже при наличии двух мертвых тел. С каждой новой милей они становились все дальше от нас. А впереди лежала дорога, нацеленная в пустую сердцевину континента. Человечество лишь царапнуло самый край этого мира. Он предлагал множество мест, где можно было укрыться, — нанесенных и не нанесенных на карту.

Промелькнул знак, предвещавший стоянку для отдыха. Рейчел решила, что пора освежиться, и попросила притормозить. Стоянка оказалась пустой, если не считать пикап, припаркованный неподалеку от столика, за которым завтракала молодая пара. Кузов был забит мебелью и картонными коробками, под хромированным скотоотбойником лежала немецкая овчарка, привставшая, когда, ощущая холодную тревогу, я проследовал к паре следом за Рейчел. Мужчина вскочил, завидев в ее руке пистолет, пес с волчьим рычанием бросился навстречу, и она пристрелила собаку.

Я отыскал в бардачке пикапа катушку упаковочной ленты, и мы связали молодых людей. Парню пришлось дать по голове, когда он отказался выставлять вперед руки, но больше никаких хлопот они нам не доставили. Мы погрузили их в кузов среди коробок и мебели, подожгли арендованную машину и отъехали в пикапе. За руль села Рейчел. Она гнала еще быстрее, чем я, и выстроившиеся вдоль дороги странные деревья, похожие на грибы, молнией отлетали назад.

Проехав несколько миль, Рейчел свернула на проложенную между деревьев и скал грунтовку и направилась к горке, увенчанной выводком микроволновых тарелок за проволочной оградой. Там мы оставили пленников, наделив их парой бутылей воды. Парень все еще был в отключке; женщина что-то ворчала сквозь кляп. Вернувшись на шоссе, мы погнали дальше. Тени становились короче, солнце карабкалось по темно-синему небу между редких дневных звезд. Из опущенных окон веяло прохладой. Пел Спрингстин.

Однажды я его видел. На одном из последних концертов, когда он давал гастроли в поддержку климатологических исследований — еще до войны и появления джекару, что лишило всякой актуальности сокращение ледников и участь белых медведей.

Было это в Милуоки. На концерт меня взял отец. Через год, наверное, после того как он окончательно порвал отношения с мамой. Мне тогда исполнилось двенадцать. Отец был бухгалтером. Был? Не сомневаюсь, что он и до сих пор таковым является, если только сумел пережить обычный кризис среднего возраста, включающий в себя роман с молодой сотрудницей, покупку мотоцикла и дорогой кожаной куртки, употребление впечатляющих сортов виски и прослушивание через наушники старых сидюшек — с киванием головой в такт, неровным отбиванием ритма на ручке кресла и нестройным подпеванием обрывков текста. Я не злился на него, скорее жалел. А после того как он съехал от нас, понял, что люблю болтаться в его простой холостяцкой квартирке.

Теперь о концерте. Вот сажусь я, рядом опускается в кресло отец — в своей отличной итальянской кожаной куртке и джинсах Nudie, положив руку на плечи своей девицы, а на широкой сцене Спрингстин и Е-Street Band вкалывают в лучах прожекторов. Но не для меня. Если бы меня спросили школьные приятели, я бы сказал, что стою за трансхоп, хотя на самом деле я тогда ничуть не интересовался музыкой. Тем не менее уровень громкости и вспышки света постепенно проняли и меня. Я словно попал в поток. Хочешь не хочешь, а приходится следовать за ним. Центром всего этого был жилистый старый чудак у микрофона, обливавшийся потом, заходившийся в песне и рубивший по струнам своей гитары. Струйки пота текли по его лицу. Когда он тряс головой, брызги пота разлетались видимым в свете софитов облачком.

Не помню, что он пел, в памяти остались только хрипотца и то, как он выкрикивал свое «Хюх!», пробуждая барабаны и заставляя оркестр следовать его примеру. Помню, блеск глаз отца и дурацкую счастливую улыбку на его лице. Мои знания о Спрингстине примерно этим и ограничивались, пока меня не просветила Рейчел и не объяснила, что он воплощал ту Америку, которая была вокруг нас, но которой не было видно и слышно из-за воплей Clear Channel[33] и еще десяти тысяч каналов кабельного телевидения, транслирующих всяческую голимую попсу. Что он воплощал в своих песнях страхи и надежды людей, запертых в капканах собственных жизней. Что он пел о маленьких личных восстаниях — взрывавшихся, но ни к чему хорошему не приводивших, о том, как людям приходится жить на руинах своих надежд и выживать в стране, где мечта о победе является первой, последней и единственной наградой…

Продолжая эту тему, она гнала по четырехполосному шоссе, змеей выползшему из гор и уже по прямой стремившемуся через великую пустынную равнину. Должен признаться, в словах ее я не усматривал особого смысла.

Я понимал, что Рейчел безумна, да и сам я свихнулся. Во мне что-то переломилось. Я вырвался из капкана, которым была для меня та самая придорожная гостиница и казино. Я был на свободе — в чужом мире, под чужим солнцем. Беглецом, со своей женщиной и загадочным предметом у нее на коленях. Я не имел представления, ценная это вещь или нет и приведет ли она нас к загадочным инопланетным сокровищам. Мне было все равно. Главное, что она, эта вещь, была в наших руках. Впрочем, я не мог забыть и того, какой ценой она нам досталась.

Надеюсь, именно об этом и пыталась говорить Рейчел, объясняя мне, что значил для нее Спрингстин. Иных сожалений о содеянном она не выказывала.

* * *

В музей мы вломились в полночь. Тщеславный проект архитектора — перевернутый вверх тормашками свадебный торт, битком набитый изделиями нечеловеческих рук. Ничего ценного там не было. Карманные чиновники китайской мафии, фактически распоряжавшейся в Мамонтовых Озерах, вынудили Генри By распрощаться со своим казино; лучшие предметы из его коллекции похитили, а остальное оставили пылиться в похожем на белого слона здании. Оно было закрыто для посещения и назначено к сносу, поскольку занимало видное место на Полосе, но окончательное решение застопорилось в затяжной судебной тяжбе между властями и семейством By. Вот музей и застрял в каком-то чистилище, пока вокруг него росли и благоустраивались Мамонтовы Озера.

Мы пробрались через разгрузочный блок, большая скользящая дверь которого Запиралась на простой висячий замок, и дождались появления охранника, пришедшего отключить сигнал тревоги. Старик, которому мы предъявили наши пушки, немедленно поднял руки и сказал, что не хочет неприятностей. Однако его напарник, молодой и смышленый, выстрелил в Рейчел на повороте главного пандуса, но промахнулся; она ответила, ранив его в ногу, по кровавому следу пробежала к пульту с сигналом тревоги и там уже добила — как раз перед большим прозрачным цилиндром, где в мутной жидкости плавала кривая костяная арматурина, найденная на дне одного из озер.

Помню, как кровь текла по неровному бетонному полу быстрыми красными ручейками. Еще помню, как в туалете срывал с головы обрезок колготок, которые Рейчел извела на маскировку, и склонялся над раковиной, пока не прошел приступ рвоты. Она нарисовала тигровую маску тушью для ресниц и помадой прямо на моей морде, и когда я глянул на себя в зеркало и через силу улыбнулся, ухмылка выглядывала из-под красных и черных полос. Тут и вошла Рейчел. С той самой вещицей. И сказала:

— Теперь твоя очередь.

* * *

Дорога шла под уклон, виляя между серыми сланцевого цвета склонами, перелетая глубокие ущелья по бетонным мостам. Мы обгоняли автопоезда в три или четыре прицепа, перед которыми пыхтел громадный тягач с хромированными, похожими на печные трубы глушителями по обе стороны кабины, такими же хромированными, свирепо скалящимися решетками на капотах и названиями, выведенными на дверях краской из баллончика: «Большой Боб», «Мне нетрудно», «Мак в Атаке».

Рейчел приметила одно из них — «Живу в Будущем». И сказала, что так называется одна из песен Спрингстина. Добрый знак.

Солнце стояло над головой, а дорога, оставив за спиной горы, бежала просторной равниной. Песчаные наносы на дороге и по обе ее стороны, сухие песчаные и каменистые пустоши, мертвые с виду деревья — и так до самого подрагивающего от жары горизонта. Вскоре мы въехали на окраины некрополя инопланетян. Города Мертвых.

Могильников поначалу видно было немного, да и те казались скоплениями глыб и грудами камней. Покосившиеся, полузасыпанные песком, заросшие кольцами колючих кустов. Затем протянулся ряд квадратных, сложенных из глыб плосковерхих гробниц размером с дом на земном ранчо, и я заметил руины Строительного Конструктора, подобно мыльным пузырям протянувшиеся к вершине невысокого гребня.

Рейчел указывала на гробницы, как бы сложенные из обломков колонн, на лабиринты, окружавшие входы в подземелья, и все нянчилась со своим черным камнем, поглаживая его, словно младенца. Я сидел за рулем, ощущая приятную усталость, и был готов буквально ко всему.

Солнце садилось. Впереди замаячили искорки электрического света. Небольшой поселок посреди пустыни, на перекрестке дорог. Уголок Джо. Мы въехали на стоянку мотеля, называвшегося «Вперед, на запад!», взяли ключ у администраторши-индианки, вместе полезли под душ, неспешно и всласть возлегли на королевской ширины кровати под включенный телевизор. Местные новости чередовались с земными. Рейчел из-под меня поглядывала на экран, а когда мы кончили, продолжала смотреть, привалившись спиной к мягкой спинке кровати, голая, вспотевшая и лохматая. Тот черный камень лежал на ночном столике.

Кража и двойное убийство в музее уже сползли в самый подвал новостей. О костре, устроенном нами на стоянке для отдыха, также не было сказано ни слова, и когда она вышла в сеть с айфона, там тоже не нашлось ничего опасного.

— Вроде бы погони нет, — проговорил я.

— Пока нет, — ответила Рейчел и начала одеваться.

Я спросил, куда она собралась.

— Сперва пицца. Потом видно будет.

Камень она прихватила с собой, отяготив переброшенную через плечо сумку. Пистолет лежал там же. Свой я засунул за брючный ремень, прикрыв свитером. Так делают в кино.

Как пара приличных клиентов, мы расплатились за пиццу в подъездном окошке киоска в виде летающей тарелки, и Рейчел повезла меня на окраину городка, на холм, возвышавшийся над Городом Мертвых. Небо уже было усыпано звездами, на фоне которых на северо-западе вырисовывались зубастые горы. И я подумал, узнаем ли мы когда-нибудь, что лежит за ними.

Рейчел заговорила о звездах. О том, что мы находимся в тысячах и тысячах световых лет от Земли. О том, как трудно работать в пустыне, где невесть откуда налетают пылевые смерчи, за полминуты разносящие вдребезги твой лагерь. Где ульевые крысы набрасываются на тебя всем роем, едва ты сделаешь хотя бы шаг по их территории. Где в гробницах обитают призраки и привидения. Где пуста и безмолвна земля, отягощенная весом несчетных веков непостижимой инопланетной истории. До нас джекару дарили этот мир по крайней мере дюжине разных рас. И все они исчезли. Выродились, преобразились, отправились дальше, и нам о них почти ничего неизвестно. Мы видели лишь то, что они здесь оставили, ровным счетом ничего в этом не понимая. Мы стали последним экспериментом в долгой серии, сказала Рейчел, и я, конечно, тут же подумал о! Ча, Бесполезной Красе. Я спросил, не была ли она с ним знакома, и Рейчел ответила, что впервые увидела его у стойки бара за разговором со мной.

— Но я не обратила на него особого внимания, — сказала она. — Поскольку была занята тобой.

— Очень мило.

— В самом деле. Я заметила в тебе нечто особенное. Нечто знакомое.

— Ага.

— Мы были знакомы еще до того, как встретились, — так она и сказала.

Мы смотрели на звезды. Их свет инеем просыпался на равнину, на небольшие посреди необъятного простора руины. И я спросил ее о камне. Почему он так важен. Она объяснила, что это один из артефактов, украденных ее прежним партнером. Поначалу она не сознавала его значимости. Отличный образчик обработанных камней, каких полно вокруг гробниц, и ничего кроме. Ценой не более сотни долларов. Их были тысячи, и все отбитые от одной единственной жилы на каком-то астероиде внутреннего пояса.

— Не помню, откуда я его взяла, но он со мной разговаривал. А потом его украли вместе со всем прочим. Главное, я начисто позабыла о нем, пока не приехала в Мамонтовы Озера. А быть может, он сам притянул меня сюда. Не знаю. Но камень определенно затащил меня в музей. К витрине, посреди которой он восседал в компании сотни таких же. Только все остальные были мертвыми и молчали, — проговорила Рейчел, погладив выставившийся из сумки бочок камня. — Я этого не понимала, пока не увидела его. И не узнала. У меня хорошая память. Я помню все свои находки.

— И что же он сказал, когда заговорил с тобой?

— Ты считаешь, что я сошла с ума?

— Не ты одна.

Рейчел смотрела сквозь ветровое стекло на освещенный светом звезд некрополь. Я ждал, пока она заговорит. Откровенно говоря, меня не слишком заботило, почему мы здесь очутились. И куда направимся. Я только понимал, что мне хорошо здесь. В данный момент. В краденом, пропахшем пиццей пикапе. С пистолетом, врезающимся в поясницу. При полной свободе и полном неведении относительно будущего.

Наконец, Рейчел проговорила:

— Мы называем их одушевленными камнями. Мы считаем, что они обладают некоей квантовой структурой, которая генерирует привидения. Если забрать из гробницы все одушевленные камни, которые удастся найти, привидений станет меньше. Они не исчезнут, там действует еще что-то, но число сократится.

— Привидения — это умершие? Мертвые инопланетяне?

— Мы не знаем наверняка. Это могут быть своего рода прислужники, изображающие усопших. Остатки неведомого погребального обряда. Отпечатки чьих-то воспоминаний. Вещи, оставленные чужими, мы толкуем по-своему, но истина, скорее всего, так и останется неизвестной. Что они представляют на самом деле, чем были для тех, кто их изготавливал, владел ими, как ими пользовались…

— Но ты знаешь, что он хочет вернуться.

— Мы освободимся, когда покончим с этим. Сможем делать все, что захотим.

— Вероятно, ничем хорошим это для нас не кончится.

— Есть такая песня — «Небраска». Знаешь ее?

— По правде сказать, из его песен только она мне и нравится. В ней есть некий подтекст. Хотя, возможно, я имею ввиду другую песню… из другого альбома.

— В этой рассказывается о Чарли Старквезере, который перебил кучу народу, чтобы произвести впечатление на свою подружку. Подлинная, между прочим, история. По ней сняли фильм — неплохой, кстати. Сначала в песне излагается киношная версия истории, но потом идет продолжение. Кончается тем, что Чарли спрашивает у судьи, нельзя ли его подружке посидеть у него на коленях, пока его будут привязывать к электрическому стулу.

— У отца был такой сидюшник. В исполнении Крисси Хинд.

— Мне нравился ее вариант.

— И даже больше, чем оригинал, — проговорил я.

* * *

Мы вернулись в мотель. Посмотрели телевизор. Улеглись в постель. С ноткой отчаяния во всем этом. Уснули. Утром сгоняли на небольшой базарчик. Купили в минимаркете картофельных чипсов и кое-чего еще и заказали завтрак в забегаловке.

Рейчел внимательно вглядывалась в подъезжавшие к стоянке автомобили. Едва у лавки сувениров, пристроившейся в самом конце небольшого рядка магазинов, остановился фургон, она велела заканчивать с кофе.

Когда мы подошли, водитель фургона уже поднял железные шторы и отпирал дверь. Средних лет полноватый тип с зачесанными на лысину волосами, шевелившимися под горячим ветром. Он улыбнулся Рейчел и спросил, при деле ли она теперь.

— Нашла себе нового партнера, — сказала Рейчел.

— Вижу.

Тип оглядел меня с ног до головы. Я улыбнулся. Во рту стало сухо. А в голове раздавалось ленивое гудение.

Рейчел похлопала по сумке и сказала: у нее есть, что показать.

— По твоей специальности?

— Конечно.

— Если тебе нужна правильная цена, ты пришла в нужное место.

— Так может, ты откроешь внутреннюю дверь и поговорим в лавке?

Как только этот тип открыл дверь, она шагнула за ним и выстрелила в затылок.

Крови практически не было: пуля застряла в черепе. Он рухнул вперед. Переступив через труп, она разбила рукояткой пистолета стеклянный верх прилавка, тянувшегося вдоль всего тесного магазинчика.

— Помогай, — приказала она. — Разбрасывай вещи. Пусть будет похоже на ограбление.

— А разве не так?

Рейчел разбросала по полу пригоршню небольших белых камешков и протянула руку за новой.

— Это диверсия.

Мы потратили несколько минут на беспорядок. Выхватывали инопланетные вещицы из шкафов и разбрасывали по полу. С умеренным шумом завалили витрину с шанцевым инструментом. Побросали лагерные принадлежности и тенниски, раздавили несколько деревянных рельефов, изображавших гробницы. Побили снежные шары с пластиковыми модельками гробниц в воде.

Уходя, Рейчел включила сигнал тревоги. Мы отправились под его звон. Возле стеклянной панели забегаловки выстроились люди, разглядывавшие нас.

Рейчел погнала машину на север по двухполосной асфальтовой дороге, потом свернула на грунтовку, поднимавшуюся на невысокий гребень и пересекавшую руины Конструктора.

За какой-то час мы оставили позади все следы цивилизации, проезжая по колеям и ложбинам, по покрытым ветровой рябью песчаным полосам, мимо небольшой флотилии похожих на полумесяцы дюн.

Все глубже и глубже погружаясь в недра Города Мертвых.

Я не стал спрашивать, за что она убила владельца лавки. Быть может, он помог бывшему партнеру надуть ее или что-то подобное когда-то проделал сам. Я сказал себе, что это не мое дело. Что я просто сопровождаю ее в дороге, помогая в нужную минуту. А когда она закончит свою историю, мы отправимся к новым приключениям.

Мы ехали почти целый день. Крутили и поворачивали. Останавливались там и сям, чтобы взглянуть туда, где только что были, и проверить, нет ли погони. Ели и пили за рулем. Солнце невыразимо пекло и слепило. Заканчивалась вода, и это меня тревожило. На исходе был и бензин, и я поставил кондиционер на минимум. Рейчел не возражала, хотя в кабине было так жарко, что пот высыхал прямо на коже. Когда я пересаживался за руль, Рейчел доставала мобильник, что-то проверяла, потом откидывалась назад, прикрыв лицо козырьком позаимствованной в сувенирной лавке бейсболки, и только указывала, куда поворачивать, или напоминала, что надо обогнуть очередную из нечасто попадавшихся зеленых полянок, служивших огородами крысам. Заехав на такой участок, сказала она, мы немедленно увязнем по самые ступицы, а солдаты-крысы вскроют пикап, как консервную банку.

Примерно в середине дня я услыхал вдалеке шум вертолета. Через пару минут я заметил кружащую в пустынном синем небе стрекозу. Мы остановились под пологом коралловых деревьев, простиравших алые чешуйчатые сучья над руинами гробниц, чем-то похожих на окаменевшие ульи. Рейчел отошла в сторонку, а я все следил, как кружит вдалеке вертолет. Наконец, он направился по пологой прямой к восточному горизонту, и мы продолжили путь.

Темнело. Пустыня пробуждалась. Под одним из кустов я заметил длинную и тощую восьминогую тварь с длинным, узким и усыпанном зубами рылом. Лютый волк, пояснила Рейчел. Из дырки в земле повалила стая местных летучих мышей, похожих на мятые комки оберточной бумаги, и струйкой закурилась в воздухе. Нечто вроде сороконожки, правда величиной с хорошего питона, продвигалось между кустов с внушающим почтение спокойствием.

Наконец, автомобиль, ведомый Рейчел, перевалил через небольшой гребень, охватывавший узкое U-образное сухое русло, посреди которого внутри сложенной из камня спирали возвышалась гробница. Рейчел съехала по склону, затормозила возле обрушившегося участка стены, и мы выбрались в сухой раскаленный сумрак. Она держала в руке фонарь на четыре батареи и казалась какой-то сонной, хотя на вопрос, как она себя чувствует, ответила легкой улыбкой.

— Мы почти закончили, — сказала она.

Я следовал за ней по узкому, извилистому и открытому сверху коридору. Пологий спуск уводил к черному колодцу под заросшим кустарником куполом. Пеньки у входа поросли молодыми побегами. Тут же, посреди всякого мусора, валялись сломанная лопата и выбеленная солнцем пластиковая канистра.

Рейчел включила свой большой фонарь и черенком лопаты поворошила кусты. Убедившись, что там никто не притаился, она раздвинула ветви и прошла вперед. Я следом за ней спустился в сухое квадратное помещение. Из черного крупного песка там и сям торчали отвалившиеся от потолка каменные блоки.

Рейчел повела фонарем, и вокруг нас заметались тени. Некоторые из них продолжали двигаться и после того, как луч света уходил. Из углов и трещин в каменных блоках полезли небольшие фигурки ростом примерно с паукообразную обезьяну, которую я видел в зоопарке Милуоки во время еще одной, уже менее вдохновляющей вылазки с отцом после его развода с мамой. Со звуком, подобным далекому шепоту, призраки начали обступать нас. Они были бледными, как сигаретный дым. Подталкивали друг друга, выворачивали ладони. Полоски крохотных черных глазок над похожими на сфинктеры ртами таращились на Рейчел, шедшую между ними словно королева. Они пристально наблюдали, как она достает одушевленный камень и опускает на землю. Когда она отступила на шаг, призраки столпились вокруг камня, протягивая к нему ручки, но не прикасаясь.

Их вдруг как бы стало больше, однако трудно сказать — насколько. Их чуть фосфоресцирующие силуэты теснились друг к другу, подрагивали, соприкасались, затекали друг в друга и снова отодвигались. Мне представились кормящиеся кошки.

— Вот оно, — проговорила Рейчел. Под невысоким сводом голос звучал ровно и негромко.

— То есть? Это что? Инопланетное сокровище?

— Совсем другое.

Мы смотрели друг на друга.

Я сказал.

— Хочу быть с тобой. Вдвоем против всего мира. И никаких разговоров о сокровищах. Хорошо?

— Эта история близится к развязке, — проговорила Рейчел. На лице ее вновь проступило сонное выражение, но слова звучали отчетливо и уверенно: — Камень вернулся туда, где ему хотелось быть.

— Поэтому мы можем идти.

— Да.

Примерно на половине пути по спиральному коридору лабиринта Рейчел указала вверх, на полоску темного неба, зажатую между стенами. Я поднял глаза, и тут она оглушила меня. Тяжелый удар фонаря пришелся позади уха, а когда я осел, она еще разок добавила сверху. И что-то сказала при этом. Хочется думать, что попросила прощения. Удаляющиеся шаги проскрипели по песку и гравию.

И я впал в забытье.

* * *

Мужчина смолк. Он сидел на койке, прикрепленной к стене тесной камеры смертника. На нем был оранжевый комбинезон, а бледная кожа выбритой головы щетинилась темной порослью.

— Полагаю, все остальное вам известно.

— Меня интересуют все подробности вашей истории, — проговорил! Ча.

Множество флуоресцентных светильников, встроенных в стальной потолок и стальные стены, отражалось в черной поверхности цилиндра. Теней при таком освещении не видно, не считая одной, небольшой, забившейся под койку.

— На самом-то деле эта история не моя, а ее. Да, я присутствовал, да, сопровождал, да, сделал то, что сделал. Этого я не отрицал. И не собираюсь. Что сделано, того не воротишь, — произнес мужчина с внезапным вызовом. — Я застрелил того старика, охранника. И виноват в гибели парнишки. Оставляя их, мы расчитывали, что они освободятся, но мой удар оказался слишком сильным. Произошло кровоизлияние в мозг. Он впал в кому и так из нее и не вышел. Это тоже висит на мне. И что я был рядом с ней, когда она убивала, но не пытался ее остановить.

— Тем не менее здесь вы, а не она.

— Я ведь говорил, что расскажу свою повесть при условии, что мне будет позволено задать пару вопросов. Вот первый. Ваш друг — Бесполезная Краса, это он подвиг ее на это дело?

— Недруг.

— Возможно, вы — это он. Все эти ваши баки похожи, как две капли воды… Остается только называть себя разными именами. Невозможные Миры, говорите?

— Я называю себя Невозможными Мирами, потому что по прибытии сюда принял это имя. Бесполезная Краса — мой соперник. Мы с ним конкуренты.

— Как угодно. Но он оказал воздействие на Рейчел, верно?

— Нет. Эта история уже была внутри нее. Одушевленный камень просто нашел ее и использовал.

— Правильно. А вы просто наблюдали.

— Нечто вроде того, — отозвался инопланетянин по имени Невозможные Миры.

— Она вообразила себя Чарли Старквезером. Ну, понятно… на свой лад… да и не так уж важно, кому она подражала, раз камень вернулся на место.

— Полагаю, для вас как раз это и важно.

— Ну да, я-то думал, что меня ждет уйма приключений, прежде чем нас настигнет закон. Я надеялся, что мы будем вместе до самого конца…

Мужчина погрузился в раздумье.!Ча выжидал. Он обладал безграничным терпением и оплатил тюремной администрации все время, которое ему могло понадобиться. Заметив, что мужчина вновь поднял голову, он сказал:

— Но ведь ваша история не заканчивается на том месте, когда она оставила вас возле гробницы.

— Ага, значит мы уже дошли до этого места? Ладно, я расскажу, что было дальше, если и вы кое-что мне сообщите.

— Таковы условия сделки.

— Всю правду. Без уверток.

Мужчина потер ежик за левым ухом, где виднелся небольшой белый шрам.

!Ча напомнил:

— Итак, она ударила вас по голове. Вы потеряли сознание. Очнулись…

— Я услышал шум вертолета. Должно быть, он и привел меня в чувство. Тяжкий такой грохот. Я потерял довольно много крови и еще не совсем пришел в себя, но сумел найти выход из лабиринта. Понял, что Рейчел угнала пикап. Почти на ощупь проковылял по его колее на вершину гребня и увидел, что вертолет следует за фарами пикапа. Она гнала быстро, окруженная облаком пыли. Вертолет висел у нее на хвосте. Невысоко, высвечивая прожектором. Должно быть, она смотрела в зеркало заднего вида и потому не заметила появившихся сбоку фар. А может, и заметила, только ей уже было все равно…

Мужчина на мгновение снова углубился в себя, а потом продолжил.

— Она позвонила шерифу, еще когда мы ехали к гробнице. Когда отошла в туалет. Шериф уже разыскивал ее по делу об убийстве хозяина магазинчика и вызвал вертушку.

А потом она снова позвонила ему после того, как оглушила меня: он ведь знал, где меня искать.

— И он застрелил ее.

— Должно быть, вы хотите знать мое к этому отношение. Я его не виню. Она стреляла, что ему оставалось делать? Он врезался сбоку в пикап, и она начала палить сквозь разбитое стекло. Я видел вспышки. Она расстреляла целый магазин за полминуты. Он ответил огнем, и все было кончено. Я понял это, потому что вертушка села возле машин и почти сразу взлетела и взяла курс на гробницу. Я бросился внутрь. Не знаю почему. Я вдруг решил, что там, внутри — сокровище, хотя понимал, что это не так. Или же в тот момент за меня кто-то думал… что скажете?

— Вы в это верите?

— Хотелось бы, — ответил мужчина. — Я забрался внутрь, начал грозить призракам. Пару раз выстрелил… но им-то что, бестелесным. Выскочил наружу, схватил ту старую лопату и принялся колотить одушевленный камень. Бил-бил его, пока не расколол.

Призраки как будто взбесились. Кружили вокруг, словно подхваченные ураганом. Но вертолет уже висел над головой, я слышал его грохот и видел свет. На полу валялись осколки, я подобрал кусочек и проглотил. Зачем, не знаю.

— А потом?

— Призраки опустились и попрятались, — ответил мужчина. — Они наблюдали за мной. А я не ощущал в себе никаких изменений. Никаких откровений. Никаких видений. Голос с вертолета приказал мне бросить оружие и выйти с поднятыми руками. Какую-то секунду мне хотелось обстрелять их. Но это желание тут же ушло. То, что было во мне, что командовало и повелевало мной, исчезло. И я вышел под свет прожекторов с заложенными за голову руками, и на этом все кончилось.

— Не совсем, — напомнил инопланетянин.

— Вы имеете в виду моего маленького друга, — проговорил мужчина, прищелкнув пальцами.

Тень выбралась из-под койки, словно застенчивый или угрюмый ребенок, дымный двуногий силуэт, съежившийся под резким светом; полоска его поблескивающих глазок была обращена к! Ча.

— Вот он, — проговорил мужчина. — Привязался ко мне, бедняжка. А я вот здесь, в этой камере. Жду, когда меня отправят следом за Рейчел… Вот и вся история.

— Хорошая история. Мой соперник будет посрамлен.

— Да? А его почему нет здесь?

— Он не понял, что ваша история более важна, чем история женщины. Она не выстроена по чужому шаблону и не пробуждена куском камня. Она — ваша.

— А теперь ваша.

— Теперь мы разделяем ее.

— Ученые говорят, что какое-то вещество из того обломка соединилось с моей нервной системой. Вот почему мой маленький друг последовал за мной из гробницы. Я соединился с камнем, и он соединился со мной. Как по-вашему?

— Это и есть ваш вопрос?

— В зависимости от того, сумеете ли вы на него ответить.

— Об этих призраках я знаю не больше вашего. А может, и меньше, — сказал! Ча.

Прозрачный человечек, устроившийся возле голых ног мужчины, следил за их разговором.

— Некоторые говорят, что внутри этого вашего бака плавает косяк мелких рыбешек. Другие утверждают, что вы представляете собой не более чем галлон мыслящей воды. Я как раз гадал, кто из них прав. Нет-нет, это еще не вопрос. Всего лишь любопытство.

— Вы играете со мной.

— Мы играем друг с другом.

— Ваше бытие началось с подобия рыбы в чреве вашей матери, — проговорил инопланетянин. — И большую часть вашего тела составляет вода. Истина в том, что мы не так уж отличаемся друг от друга.

— Все мы любим истории. И считаем их важными.

— Я чрезвычайно высоко ценю вашу повесть и горжусь, что вы ею со мной поделились. Прошу вас, задайте свой вопрос, я отвечу самым истинным образом.

— Быть может, в другой раз, — сказал мужчина.

— У вас осталось немного времени.

— Пусть так. Но, может быть, я хочу уйти, зная, что вы в долгу передо мной. То есть я уйду не с пустыми руками, понимаете?

— Я подумаю и попытаюсь понять. — Инопланетянин поднялся на три ноги, постучал в дверь, вызывая охранника, и проговорил: — Вы не всегда понимаете собственные истории. Именно об этом часто рассказывают песни мистера Спрингстина. О людях, не понимающих те повести, в которых оказались. Джекару считают, что это приведет вас к падению. Мы полагаем, что это станет частью вашей славы. Не понимая собственных повестей, вы пытаетесь докопаться до их смысла и иногда оказываетесь способными на нечто другое. На нечто совершенно новое, И совершенно удивительное. Как сделали вы, разбив этот камень и проглотив его малую частицу.

— Но разве это помогло мне? Знаете, как меня зовут, когда выводят в коридор? Ходячий мертвец.

— Вы могли выбрать смерть еще в пустыне. И тогда ваша повесть скончалась бы вместе с вами. А теперь она живет и будет жить. Быть может, та часть вашей личности, которая связана с призраком, уцелеет и увидит, кто прав. Мы или джекару.

— Это было бы великолепно, — ответил живой мертвец с тенью улыбки на лице.

Перевел с английского Юрий СОКОЛОВ

© Paul McAuley. Bruce Springsteen. 2012. Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's» в 2012 году.