История третья. Убийство президента Франции

6 мая 1932 года в Париже президент Франции Поль Думер приехал в особняк Ротшильда, чтобы участвовать в благотворительной продаже книг писателей, участников первой мировой. К президенту прорвался человек высокого роста в теплом пальто и выхватил пистолет. Он всадил пять пуль в президента прежде, чем полицейские его разоружили.

Пули попали президенту в голову, шестидесятисемилетний Поль Думер был смертельно ранен. Он умер 8 мая, не понимая, за что его убили. Президентом он стал всего год назад. Четверо его сыновей погибли на фронте в первую мировую.

Убийцей оказался Павел Горгулов, казак станицы Лабинской на Кубани. Он называл себя главой русской национал-фашистской партии зеленых. Он хотел устроить новую мировую войну, которая поможет свергнуть большевиков. Горгулов был антисемитом, считал, что Франция, как и Англия, является оружием в руках жидомасонов и представляет опасность для Европы. Поэтому французского президента надо убить.

Эмигрант Лев Дмитриевич Любимов, сын сенатора, описывал убийцу президента:

«Изуродованное русское лицо, русский выговор. А в глазах, едва видных из-под кровоточащих отеков, — мелькающая быстрыми вспышками глупая, безумная, жуткая гордость. Выше ростом державших его полицейских, он стоял передо мной, словно какое-то чудовище, грозно и неумолимо наседающее на всех нас, слушающих его в оцепенении».

В 1921 году Павел Горгулов оказался в Чехии. Первый президент страны Томаш Масарик был русофилом, он приютил многих эмигрантов, дал им возможность получить образование. Горгулов поступил в Русский институт, получил диплом гинеколога. За подпольные аборты лишился права заниматься медицинской практикой.

В эмиграции он несколько раз женился. В последней раз на швейцарке, которая истратила все свои деньги на издание его книг — он сочинял романы и поэмы под псевдонимом Павел Бред. Многие просто сочли его сумасшедшим.

25 июня 1932 года начался суд.

«Преступление было совершено исступленным, отчаявшимся эмигрантом, находившимся на грани безумия, — рассказывал писатель Илья Григорьевич Эренбург, присутствовавший на процессе в качестве корреспондента «Известий». — Три дня я глядел на Горгулова, слушал его страстные и нелепые выкрики. Передо мною был человек, которого мог бы выдумать в часы бессоницы Достоевский.

Горгулов был высокого роста, крепок; когда он выкрикивал путаные, сбивчивые проклятия на малопонятном французском языке, присяжные, по виду нотариусы, лавочники, рантье, испуганно ежились…

Он кончил в Праге медицинский факультет и работал по своей специальности в небольшом городке Моравии. Это было удачей — сколько русских эмигрантов стали чернорабочими или попросту нищенствовали. Но Горгулов был человеком, неспособным приладиться к скромному существованию в чужой стране. Повсюду ему виделись подвохи, унижения. Он считал, что чешские коллеги его затирают, начал пить, буянить, внес в быт чинного города разгул русского кабака.

Да и медицина его не увлекала. Еще в Ростовском университете он посещал литературный кружок. Он занялся поэзией. Одна немолодая, но экзальтированная чешка, с которой он случайно познакомился, поверила в его талант и дала деньги на издание книги. Горгулов выбрал многозначительный псевдоним — Бред. Я читал его книги; кажется, способности у него были, но работать он не умел…

Вначале он считал себя социалистом, даже объяснял одному из министров Чехословакии, как отстоять демократию. Потом его увлек фашизм; он основал «национальную крестьянскую партию»; членов в ней не было… После нескольких скандалов чехи лишили Горгулова права врачебной практики, и он перекочевал в Париж; здесь он познакомился с Яковлевым, который торговал дамскими чулками и выпускал газету «Набат».

Успехи Гитлера в те годы вдохновляли многих. Яковлев, Горгулов с десятком единомышленников по воскресеньям собирались в рабочем кафе Бильянкура, подымали руки вверх и кричали:

— Русь, пробудись!

Вскоре Горгулов рассорился с Яковлевым и выпустил программу новой партии. Он придумал также религию «натуризм», предлагал быть добрыми, любить природу. Одновременно он призывал вырезать всех коммунистов и евреев. Денег у него не было; он тайком лечил знакомых казаков, заболевших гонореей…

Французская полиция узнала, что Горгулов незаконно принимает пациентов; у него отобрали вид на жительство. Он уехал в Монако. Сначала он попробовал выиграть в рулетку. Потом решил, что необходимо освободить Россию от большевиков…

Он ненавидел французов за то, что они ведут переговоры с большевиками, а его, честного казака, верного союзника, выслали из Франции. Где-то он прочитал, что Колчака «предали французы». На стене его комнаты висел портрет Колчака. Горгулов написал на портрете две даты: день смерти русского адмирала и день предстоящей смерти французского президента…

Горгулов приехал в Париж с двумя револьверами; пошел в собор, молился; потом выпил литр вина; опасаясь полиции — ведь у него нет вида на жительство, — выбрал третьеразрядную гостиницу, где сдают номера на ночь или на час, для отвода глаз взял с собой проститутку, вскоре ее отослал и всю ночь писал: проклинал коммунистов, чехов, евреев, французов. Потом вышел из гостиницы и убил Думера».

15 сентября убийцу президента казнили на гильотине.

Для русской эмиграции эта история была тяжким ударом. Отношение французов к русским изменилось. Выяснилось, что профашистски настроенных эмигрантов хоть отбавляй. Эта идеология казалась соблазнительной.

В 1923 году в Мюнхене появился эмигрантский союз под названием «Молодая Россия». Его возглавил Александр Львович Казем-Бек, потомок персов, перебравшихся в Россию в ХIХ веке. Казем-Бек бежал из России в 1919 году. Он восхищался Адольфом Гитлером, только начинавшим свою политическую карьеру, и Бенито Муссолини, уже добившимся успеха в Италии. Казем-Бек ездил в Рим и добился приема у Муссолини. Вернулся восхищенный.

«Молодая Россия», как и немецкие национальные социалисты, провозглашала лозунги борьбы против масонов и мировой плутократии (сейчас бы сказали: олигархов). Младороссы позаимствовали у немецких и итальянских фашистов символы и ритуалы — носили похожую форму, только цвет рубашек был синий. Они приветствовали Казем-Бека поднятием правой руки, обращаясь к нему, говорили:

— Глава!

В сентябре 1933 года Александр Казем-Бек поехал в Германию, но быстро убедился, что немецкие фашисты русских фашистов не жалуют. Нацисты руководствовались не идеологическими, а расовыми критериями. Русские фашисты ненавидели евреев, а немецкие фашисты — и евреев, и русских. К славянам относились с презрением, считая их неполноценной расой.

Казем-Бек пришел к выводу, что ему больше нравился Сталин. В советском режиме он увидел олицетворение своих идеалов.

Интересно, как сложилась дальнейшая судьба Казем-Бека.

В 1942 году он переехал в Соединенные Штаты. Преподавал русский язык и литературу в Коннектикутском женском колледже. А в сентябре 1957 года Казем-Бек, оставив в Америке жену и сына, вернулся в Советский Союз. «Правда» 16 января 1957 года поместила его покаянное письмо. Он выступал на радио, работал в «Журнале Московской патриархии». Его использовали в антиамериканской пропаганде. В двух номерах «Литературной газеты» (от 28 февраля и 27 апреля 1957 года) была опубликована статья Казем-Бека «Америка без прикрас». Свою главную мысль Александр Казем-Бек сформулировал так: «Соединенные Штаты так и не создали самобытной, подлинно национальной культуры». Эта мысль, подхваченная другими, греет душу многих националистов, ненавидящих Америку.

После прихода нацистов к власти в Германии появилась эмигрантская организация «Российское Объединение Народно-Державников», которым руководил прибалтийский немец Генрих Петрович Пельхау. Вся семья после революции перебралась в Германию. Его братья вступили в штурмовые отряды, он стал членом НСДАП в 1926 году. В какой-то момент назвал себя Андреем Светозаровым и собрал группу эмигрантской молодежи, которую пышно именовал Российским освободительным национальным движением. Он пропагандировал национальный социализм и подражал штурмовикам — его отряды маршировали в белых рубашках, черных галифе и сапогах. Он кричал на митингах:

— Я верну вас в Россию! Я верну вам родину! Я сделаю нашу страну великой!

Потом организацию запретили.

В 1932 году появилось «Российское национальное и социальное движение». Его создал самозванный генерал Павел Рафаилович Бермондт, экспансивный авантюрист, склонный приврать. В царской армии он дослужился до полковника. В 1919 году возглавил Западную добровольческую армию. Тридцатипятилетний командующий был усыновлен грузинским князем Павлом Михайловичем Аваловым и стал именовать себя князем Бермондт-Аваловым. В том же, 1919 году, произвел себя в генерал-лейтенанты. В эмиграции женился на принцессе Мекленбург-Шверинской, двоюродной сестре великого князя Кирилла Владимировича.

Дотошные немцы так и не выяснили, то ли он и в самом деле деле был внебрачным сыном князя Михаила Авалова, то ли он просто заплатил князю за право пользоваться титулом. После прихода к власти Гитлер, который лично знал генерала, разрешил ему воспитывать эмигрантскую молодежь в духе национального социализма.

Нацисты Авалова распевали «Хорст Вессель», кричали «Хайль Гитлер!» и получали от немцев кое-какие деньги. На собраниях звучали такие речи:

— Мы преклоняемся перед личностью вождя германской нации Адольфа Гитлера и видим в нем, как и в его союзнике Бенито Муссолини, духовного вождя мировых сил света, спасающих человечество от кромешной тьмы большевизма. Не деньгами купил Адольф Гитлер наши сердца, а силой своего духа и правдой своей идеи.

Но вмешалось имперское министерство иностранных дел, которому не нравилась излишняя активность эмигрантских групп. В октябре 1933 года движение распустили. На его базе Бермондт-Авалов создал новую организацию «Немецко-русский штандарт». В нее вошли примерно шесть тысяч человек. Принимали всех, кто демонстрировал «национально-социалистическое мировоззрение», разумеется, «кроме евреев и масонов».

В августе 1934 года Бермондта-Авалова арестовала немецкая полиция за присвоение пятидесяти тысяч марок. Его посадили на три месяца, затем выслали из Германии. Он обосновался в Риме, где пытался создать группу русских фашистов, но безуспешно…

В мае 1933 года группа белых эмигрантов в Америке создала Всероссийскую национально-революционную трудовую и рабоче-крестьянскую партию фашистов, которую обыкновенно именовали Всероссийской фашистской организацией. Ее возглавил Анастасий Андреевич Вонсяцкий, отец которого был начальником жандармерии в Варшаве. Когда мальчику было двенадцать лет, полковника Вонсяцкого застрелил один из его агентов. В гражданскую Анастасий Вонсяцкий состоял в Добровольческой армии, в марте 1920 года эвакуировался из России. На следующий год в Париже он познакомился с богатой американкой Мэрион Стефенс, которая была вдвое его старше. Ему еще не исполнилось и двадцати двух лет, ей было сорок четыре. Брак избавил его от необходимости думать о хлебе насущном. В Америке он стал именовать себя графом фон Сяцкий-Вонсяцкий, увлекся дорогими спортивными автомобилями и футболом.

Создав собственную партию, Вонсяцкий стал выпускать еще и газету с простым названием «Фашист». Его соратник сочинил партийный гимн:

Рубашки черные, готовьтесь к бою!

Железный фронт фашистов мы сомкнем

И на врага, вперед, железною стеною

Бесстрашно, как один, мы все пойдем.

В 1934 году он попытался объединить свою группу с Русской фашистской партией Константина Владимировича Родзаевского, крайне энергичного молодого человека, который в Харбине в девятнадцать лет вступил в одну из первых фашистских групп. В мае 1931 года в Харбине Родзаевский создал собственную партию. Он получал деньги от японской разведки — в оккупированной японцами Маньчжурии это была главная сила.

Казалось, Константин Родзаевский объединит вокруг себя всех русских фашистов. Но они с Вонсяцким быстро поссорились — никто не хотел уступать другому первенства. После начала второй мировой на территории Соединенных Штатов все нацистские организации были запрещены. Вонсяцкий провел в заключении три с лишним года…

Кто имел глаза, видел, что происходит в нацистской Германии, и понимал, как нацисты относятся к России. Вот живое свидетельство. Анатолия Штайгера мальчиком вывезли из Советской России. Семья жила в Париже, потом Штайгеры как швейцарцы получили гражданство Швейцарии.

5 июля 1935 года Анатолий Штайгер писал Зинаиде Алексеевне Шаховской:

«Третий Рейх произвел на меня впечатление сумасшедшего дома — язычество, выводы, делаемые из расизма в науке, законодательстве и быту, — и военного лагеря. У меня были старые связи в очень разных кругах, что помогло мне ориентироваться: немцы — все — войны хотят и пойдут, даже рискуя погибнуть в общей катастрофе. Я видел Хитлера, Геринга, Фрика, Геббельса. Хитлера обожествляют…

Ко всему русскому — культуре, литературе, национализму — отношение оскорбительное: и первый удар, конечно, будет на Восток. Только и речи, что об Украине».

Что же заставляло выходцев из России поддерживать Гитлера, восхвалять нацизм? Только одно — совпадение идей.

Известный эмигрантский писатель Роман Борисович Гуль уже после войны написал полное горечи письмо столь же известному в тех же кругах философу Ивану Александровичу Ильину. Теперь Ивана Ильина широко издают в России. 3 октября 2005 года его останки (вместе с прахом генерала Антона Ивановича Деникина) были перезахоронены в Донском монастыре в Москве.

Гуль и Ильин были давно знакомы — еще до революции студент юридического факультета Московского университета Гуль слушал лекции Ивана Ильина. В 1916 году Гуль пошел в армию, был произведен в прапорщики и воевал на Юго-Западном фронте. Дворянин Гуль не принял революцию, с первого дня служил в Добровольческой армии.

После Гражданской войны оказался в Германии, где начал писать. Летом 1933 года нацисты его арестовали и отправили в концлагерь Ораниенбург. Правда, его вскоре освободили, сказав, что арестовали «по недоразумению». Гуль уехал во Францию — в гитлеровской Германии он жить не захотел. И в отношении к нацистам он разошелся со многими русскими эмигрантами, в том числе и с Ильиным.

«В эмиграцию, — писал Роман Гуль своему бывшему профессору Ильину, — Вы приехали «православным националистом». Перемены Вашего духовного лица я старался понять. Но вот к власти пришел Гитлер, и Вы стали прогитлеровцем.

У меня до сих пор среди вырезок имеются Ваши прогитлеровские статьи, где Вы рекомендуете русским не смотреть на гитлеризм «глазами евреев» и поете сему движению хвалу! Признаюсь, этого изменения Вашего духовного лица я никак не понимал и не понимаю. Как Вы могли, русский человек, пойти к Гитлеру? Заметим в скобках, что категорически оказались правы те русские, которые смотрели на Гитлера «глазами евреев»… Вы говорили вещи, которые вызывают во мне непреодолимое духовное отвращение. Так, например, Кравченко для Вас оказался «чекист и жид». А когда я Вам сказал, что Кравченко и не чекист, и не еврей, то Вы категорически это «опровергли» тем, что Вы видели его фотографию и для Вас этого вполне достаточно…

Конечно, Ваше утверждение отдает антисемитизмом самого дурного вкуса. Но еще хуже то, что Вы говорили о епископе Иоанне Шаховском. Сославшись на авторитет какого-то Вашего друга, православного иерарха, Вы назвали его «жиденком», потому что у него мать еврейского происхождения.

Мне это глубоко отвратительно. Я уверен, что если б этот Ваш иерарх увидел бы даже живого Христа, то не нашел бы для него иного названия… Для Вас, как Вы сказали, «раса, кровь, наследственость» незыблемы. И посему епископ Иоанн Шаховской «жиденок». Но ведь по этому самому и Вы, Иван Александрович, окажетесь не очень-то русским!

Ваш старый друг, москвич, хорошо знающий всю историю Вашей семьи (и Вас, и Вашего брата) говорил мне, что Ваша матушка была немецкого происхождения. И вот получается, что в идеологе русского национализма и православном философе чисто русской крови не очень уж много? Может быть, Ваш подчеркнутый русизм имеет под собой именно эту «ущемленность»?