Русский коммунизм Управление.
Во всяком обществе имеет место управление людьми. В коммунистическом обществе оно приобретает особое значение, ибо оно становится здесь главным средством объединения людей в группы и в целое общество, а также регулирования их повседневной жизнедеятельности.
Система управления коммунистического общества грандиозна. Уже на уровне клеточек образуется огромное число начальников и обслуживающих их лиц. К этому числу присоединяются руководители и члены руководящих органов различных общественных организаций — партийных, комсомольских и других. Число прочих граждан, так или иначе вовлеченных в систему руководства, огромно. И сократить это число ниже некоторого минимума в принципе невозможно. Можно устранить некоторые официальные учреждения и должности, но они так или иначе восстановятся явочным порядком (неофициально). Причем система управления здесь превращается в нечто самодовлеющее. Увеличение числа начальников и руководящих учреждений, обусловленное потребностями управления усложняющимся обществом, порождает дополнительный и автономный процесс увеличения системы управления самой по себе, уже безотносительно к управляемому обществу. Управление становится способом жизнедеятельности и вообще образом жизни для пятой части населения, если не больше.
Надо различать два аспекта управления: 1) управление конкретным делом; 2) управление людьми независимо от того, каким делом они заняты. В первом случае я буду говорить о деловом управлении, во втором — о коммунальном. В реальности они настолько тесно связаны, что их трудно разделить даже в абстракции. Деловое управление исходит из интересов дела как такового, не зависящего от особенностей людей. Коммунальное управление имеет дело с массой людей как таковых, каким бы делом они ни были заняты. Второе в коммунистическом обществе доминирует над первым.
В нормальном состоянии общества достигается какой-то компромисс, крайности в ту или иную сторону сглаживаются и удерживаются в определенных рамках. Но в СССР эти рамки были нарушены настолько, что скрыть назревавший тут конфликт уже было невозможно. Деловое управление приобрело такую силу, что его представители почти открыто обвиняли коммунальное управление в препятствовании прогрессу общества. Отсюда исходил один из источников назревавшего кризиса общества (по линии системы управления).
Имеется, далее, два аспекта во взаимоотношениях системы управления и управляемого ею общества: 1) система управления приспосабливается к управляемому обществу; 2) общество приспосабливается к своей системе управления. В коммунистическом обществе доминирует второй аспект. Здесь интересы управляемости становятся в конечном счете главным фактором в жизни общественного организма. Они лимитируют все основные аспекты ее, становятся одним из внутренних ограничителей сил и возможностей коммунизма.
В силу внутренних потребностей и ситуации в мире советское общество вынуждалось на такое развитие, что число управляемых объектов неуклонно росло и усложнялась «техника» управления ими. Сложившаяся система управления перестала удовлетворять потребности управления, становилась тормозом прогресса. Отсюда исходил еще один источник назревания кризисной ситуации в стране.
Всякая система управления страной характеризуется степенью централизации. У коммунистической системы эта степень стремится к максимуму. Это порождает безынициативность, бесхозяйственность, бессмысленные потери средств, застой в производительности труда и многие другие отрицательные явления, которые хорошо известны. Вместе с тем в этом есть и свои достоинства, которые тоже известны: увеличивается степень плановости, возможно сосредоточивать большие средства на решение крупных проблем (особенно в войне) и т. п. К тому же мера добра, привносимого децентрализацией, сомнительна. Она заметна в малых масштабах. Но в масштабах общества в целом она может привести к еще большим трудностям, чем те, которые возникают без нее. И кстати сказать, эксперименты в этом духе предпринимались в Советском Союзе, но безуспешно.
В Советском Союзе в брежневские годы наметилась сильная тенденция к децентрализации управления. Руководители предприятий и целых отраслей требовали большей свободы деятельности и явочным порядком добивались в ряде случаев или получали ее в привилегированных исключениях (например, в особо важных сферах атомной физики, электроники, космических полетов). Территориальные власти во многом фактически стали неподконтрольными Москве. Причем стремление к суверенитету в ряде районов страны перерастало в сепаратизм. Это, естественно, добавляло свою долю в нарастание кризиса.
Есть два способа и два аспекта воспроизводства системы управления: 1) отбор кандидатов и назначение на посты сверху; 2) выборы путем голосования из числа кандидатов, выдвигаемых снизу. Для коммунистического общества характерным является первый способ. Второй играет роль подчиненную, санкционируя предрешенные результаты первого и маскируя его. При отборе кандидатов на посты в соответствующих инстанциях аппарата власти, контролирующих эти посты, рассматривается не один подходящий человек, а многие. И отбираются если не лучшие, то и не худшие, а адекватные задаче и условиям управления лица.
Какими бы качествами ни обладали кандидаты на посты, они, будучи назначены или выбраны на эти посты, должны затем исполнять свои функции по законам власти и управления, а не в соответствии с какими-то лозунгами и прекрасными намерениями. Это особая профессиональная работа. И она не сводится к речам на митингах и собраниях. Если допустить, что на все посты в системе власти в результате подлинно демократических выборов избраны самые честные, самые умные и самые деловые граждане, приступив к работе, они с необходимостью превратятся в таких же бюрократов, консерваторов, карьеристов, стяжателей, взяточников, какими изображались работники системы управления. Изображались справедливо. Но дело тут не в субъективных качествах людей, отобранных в систему управления, а в качествах всего человеческого материала, из которого они отбираются, и в условиях их деятельности.
Коммунистическая система управления раздирается противоречиями, как и все живое. К приведенным выше могу в качестве примера привести еще такое. Работники этой системы, с одной стороны, стремятся к мелочному контролю за всем, что происходит с управляемыми объектами, а с другой стороны, они стремятся избавиться от всякой ответственности за ход дел и пустить все на самотек. Главным для них становится не состояние управляемых объектов, а то, как они сами выглядят в глазах начальства. Правила функционирования в системе управления начинают доминировать над правилами управления объектами в интересах этих объектов. В результате разрастается видимость управляемости и сокращается фактическая управляемость объектов. Общество становится все более фиктивно управляемым, что можно было наблюдать в Советском Союзе.
Государство. Часть сферы управления образует то, что принято называть политической системой, политической властью, государственностью, государством. Она есть явление коммунального аспекта.
Коммунистическое общество принадлежит к такому типу больших человеческих объединений, которые организуются в единое органическое целое главным образом сверху, т. е. усилиями системы власти, развитой формой которой является государственность (государство). В этом обществе государство не есть нечто внешнее обществу и стоящее над ним, не есть некая надстройка над неким базисом, как полагал марксизм. Оно здесь есть внутренняя форма и средство самоорганизации множества людей, само есть базис этой самоорганизации. Оно вырастает здесь не как следствие раскола общества на враждебные классы, а из потребности обеспечить существование страны как единого социального организма, вырастает как система учреждений, функцией которой является сохранение целостности общества и управление им как единым целым. Оно здесь само является источником разделения людей на различные социальные категории. Так что марксистская теория возникновения государства оказалась ложной в отношении государства коммунистического.
Не сбылось и марксистское предсказание отмирания государства при коммунизме. Коммунистическое общество без государства в такой же мере возможно, в какой возможен сложный и развитой биологический организм без центральной нервной системы. Государство при коммунизме не исчезает, а, наоборот, превосходит прошлые формы государства как по размерам, так и по роли в обществе. Оно тут превращается в сверхгосударство.
Впрочем, если «отмирание государства» интерпретировать не просто как исчезновение всякой системы власти и управления, а замену той ее формы, какую считали государством в XIX веке и в начале XX века, новой формой, то возникновение коммунистического сверхгосударства можно истолковать как своего рода «отмирание» государства путем поглощения его сверхгосударством. И тогда не так уж нелепо будет выглядеть утверждение советских идеологов об отмирании государства путем его укрепления.
Коммунистическое сверхгосударство превращается в своего рода сверхобщество, живущее за счет общества, в которое оно погружено и которое оно обслуживает. Тут отношение меняется на противоположное. Тут не столько государство служит обществу, сколько общество становится ареной и материалом деятельности государства, сферой приложения его сил, средством удовлетворения его амбиций и потребностей. Государство тут становится монопольным субъектом истории. Его жизнь со всеми его официальными спектаклями навязывается обществу в качестве всеобщего жизненного спектакля, в котором прочим членам общества отводится роль исполнителей воли, почитателей и восторженных зрителей функционирования системы правителей и их слуг.
Коммунистическое государство выполняет функции общие ему с государствами иного типа и специфически коммунистические. Общими функциями являются такие, как поддержание общественного порядка, отношения с другими странами, оборона страны, денежная система, средства коммуникации и другие. Специфической задачей коммунистического государства является обеспечение жизнедеятельности общества как органического целого. В этом обществе для каждого коллектива и каждого более значительного объединения коллективов должны быть определены его положение в стране, деловые функции, отношения с другими коллективами, внутреннее строение, доля в производимом продукте и в получаемом вознаграждении. Здесь государство присвоило себе все те функции, какие в западных странах выполняют частные предприниматели и их конторы, банки и всякого рода негосударственные механизмы самоорганизации.
В сферу внимания коммунистического сверхгосударства входят все аспекты жизни страны, включая политику, экономику, культуру, спорт, идеологию, быт и отдых людей, воспитание и образование детей. Если что-то выпадает из-под контроля сверхгосударства, то это происходит как отклонение от принципа тотальной подконтрольности, а не в силу добровольного отказа сверхгосударства от этого принципа.
Важнейшим проявлением рассмотренной фундаментальной функции государства являются планирование и контроль за исполнением планов. Планирование деятельности всех частей общественного организма есть чисто коммунистическое средство сохранения единства общества, ограничения коммунальной стихии и хаоса, неизбежного без этого в большом скоплении людей.
Планы определяют статус коллективов и их объединений в обществе в целом, а выполнение плана является основным показателем их деятельности.
Коммунистическому государству принадлежит также функция реформаторства и прогресса. Это обусловлено самим положением и ролью руководства. Руководство не просто захватывает эту функцию из каких-то эгоистических соображений, а вынуждается на это всей организацией жизни общества. Здесь все значительные преобразования осуществляются как решения свыше. Кроме того, руководство здесь выполняет функцию прогресса не из любви к прогрессу как таковому и не из желания облагодетельствовать массы граждан, а из соображений самосохранения и сохранения общества, в котором они занимают привилегированное положение. Ведь и короли стремились сохранить свои королевства не из любви к подданным, а из желания сохранить свою корону. Наконец, в коммунистическом обществе даже для сохранения данного состояния требуется производить какие-то улучшения во избежание деградации. Поэтому здесь борьба против тенденции к деградации принимает форму насильственных реформ сверху. При этом властям приходится преодолевать косность и инертность масс населения.
Я обращаю внимание читателя на то, что дело тут не просто в увеличении мощи государства сравнительно с обществами другого типа, а в качественно новой роли государства в организации и функционировании общественного организма. Тут все общество оказалось сформированным по принципам организации государственности или применительно к ним. Крах государственности в Советском Союзе означал с необходимостью и автоматически крах всего общества, ибо никакого общества вне системы государственности тут вообще не существовало.
Партия. Стержень, основу и объединяющую силу коммунистического государства в том виде, как оно сложилось в Советском Союзе к концу сталинского периода, образовало то, что называли словом «партия». Это слово вводит в заблуждение. Во-первых, под именем «партия» смешивают различные социальные объекты, так что специфика КПСС пропадает. В частности, отождествляют КПСС с национал-социалистской партией Гитлера и фашистской партией Муссолини, хотя первая отличается от вторых по всем основным параметрам — по идеологии, по структуре, по месту в системе власти. Партия в коммунистической стране, стоящая у власти, не есть политическая партия в собственном смысле слова или по крайней мере в смысле политических партий Запада. Партия там есть добровольное объединение людей, не зависящее от социальной структуры общества. Члены партии объединяются независимо от того, в каких коллективах они работают. Должности партийных функционеров не являются должностями в государственном аппарате. Если партийные функционеры как-то попадают в государственные учреждения, то они там занимают должности, не совпадающие с их ролью в партии. Пришедшая к власти партия не становится элементом государственного устройства и социальной организации предприятий и учреждений. Партия же в коммунистической стране этим требованиям не удовлетворяет. Во-вторых, игнорируются различные исторические периоды в истории партии и различная роль партии в системе власти и в обществе в различные периоды. Одно дело — партия коммунистов до революции 1917 года и другое дело — после революции. Дореволюционная партия была лишь одним из условий КПСС, а КПСС не была всего лишь дальнейшей эволюцией дореволюционной партии. Это — качественно новое явление. Одно дело — КПСС в системе сталинской организации власти, и другое дело — КПСС в системе государственности послесталинского периода. В первом случае это орудие надпартийной власти Сталина, во втором — ядро и стержень государства. В-третьих, КПСС вырывается из связи с другими социальными явлениями, совместно с которыми она образует специфическое социальное целое, и рассматривается в отрыве от системы государственности, от социальной организации общества, его экономики и идеологии. Наконец, рассматривается лишь организация партии и ее работа, тогда как характер человеческого материала, из которого она была построена, игнорируется совсем или рассматривается лишь как материал для обличения и дискредитации партии. А между тем тут имеет место взаимная зависимость. От характера организации зависит то, какой человеческий материал в нее отбирается. А от характера наличного человеческого материала зависит то, какой вид примет организация и как она будет функционировать. Нарушение имеющего тут силу закона адекватности материала и организации ведет к ослаблению и кризису второй. Именно так и случилось с КПСС.
КПСС явилась результатом великого исторического творчества. Это качественно новое, ранее нигде и никогда не существовавшее явление не только в системе власти и управления обществом, но и во всей социальной организации огромных масс людей в единое целое. Она распадалась на множество автономных партийных организаций в первичных коллективах и практически независимый от них партийный аппарат. Первые суть элемент социальной организации населения, второй же есть часть государственного механизма. Вместе с тем она была единым целым социальным образованием, благодаря которому система управления обществом органически врастала в управляемое общество и вырастала из него.
Партийный аппарат. Партийный аппарат был частью системы государственности, причем частью особой. Во-первых, он был стержнем, остовом всей системы власти. Во-вторых, он был такой частью власти, которая управляла всей остальной властью, т. е. властью над самой властью, властью второго уровня. Вся система власти и управления обществом находилась под контролем партийного аппарата, являлась фактически продолжением и разветвлением его. В обратном направлении она так или иначе сходилась в партийном аппарате и отражалась в нем. Так что включение в Конституцию при Брежневе статьи о руководящей роли КПСС отражало фактическое строение коммунистического государства.
Партийный аппарат состоял из совокупности комитетов партии, начиная от низших (районных и на правах районных) и кончая высшим. Выражение «комитет партии» двусмысленно. Оно обозначает совокупность членов комитета, избранных на соответствующей партийной конференции. Эти члены комитета не образовывали комитет как особое учреждение. Большинство из них работало в каких-то других учреждениях. В качестве членов данного партийного комитета они функционировали только в периодических собраниях (пленумах) комитета. Лишь часть из них становилась постоянными сотрудниками данного партийного комитета как особого делового учреждения. Во втором смысле выражение «партийный комитет» обозначало такое постоянно действовавшее учреждение (деловую клеточку), в котором работали не только упомянутые члены комитета в первом смысле, но и лица, таковыми не являющиеся. Более того, большинство сотрудников партийного комитета как учреждения не являлось членами комитета в первом смысле.
Совокупность партийных комитетов в первом смысле (т. е. периодически выбираемых и переизбираемых партийных органов) образовывала своего рода законодательный аспект власти, а совокупность комитетов во втором смысле — исполнительный. Имела место иерархия комитетов с отношением начальствования и подчинения. Несколько комитетов объединялись в целое путем создания комитета более высокого уровня, которому они подчинялись. Хотя между этими комитетами имели место отношения координации и внеаппаратные отношения их членов, главными являлись отношения субординации с вышестоящими и нижестоящими комитетами.
Выборы делегатов на партийные конференции и съезды, а также выборы партийных органов на них могли быть прямыми и многоступенчатыми, открытыми и тайными, из нескольких кандидатов, индивидуальными или по списку и т. п. Но это нисколько не меняло сути организации партийного аппарата по принципу сверху вниз с точки зрения его формирования и работы. Процедуры, идущие снизу вверх, лишь формально узаконивали власть сверху. В высших инстанциях заранее намечали кандидатов в делегаты и на ответственные посты в аппарате, а партийным организациям и собраниям делегатов предлагалось узаконить это путем формального избрания. Высший орган аппарата самовоспроизводился путем сохранения и преемственности фактически правившего ядра из высших руководителей партии.
Профессиональные партийные работники (работники партийного аппарата) отбирались из активистов первичных партийных организаций (парторгов, членов и секретарей партбюро), из активистов и функционеров других организаций (советов, профсоюзов, комсомола), из начальников внепартийной части системы управления, из деятелей науки и культуры. Отбираемые лица, как правило, имели образование, включая институты и университеты. Многие затем учились в партийных школах. Отбор производился тщательный — это была святая святых воспроизводства системы власти. Отбор производился многими ответственными лицами и учреждениями и по многим параметрам. Именно поэтому отбирался самый средний и заурядный человеческий материал, так что партийный аппарат оказывался средоточием вопиющей серости и посредственности.
Основная масса работников партийного аппарата выходила из средних, причем наименее интеллектуальных и наименее творческих слоев населения. Дети представителей высших и творческих слоев предпочитали более интересную и менее обременительную работу. А для работы в аппарате (а тут приходится действительно работать!) были более удобны молодые люди, которые были хуже образованны и не имели высоких амбиций, зато были работящи, исполнительны, послушны, мелочно сообразительны, скрытны, хитры и т. п. — одним словом, обладали данными чиновников.
Я утверждаю, что именно такой человеческий материал являлся более адекватным системе власти, чем множество людей с выдающимся интеллектом и талантами. Интеллектуальный уровень системы не сводится к интеллекту ее отдельных представителей. В системе закрепляется коллективный ум множества посредственностей. Главным для системы является то, как она организована, кто и как отбирается в нее, как распределены функции ее частичек, какие выработаны правила работы и как они соблюдаются. И аппарат КПСС в послевоенные годы пошел именно по этому пути, постепенно превращаясь в хорошо работающий механизм организации системы власти и управления. Однако одновременно стали нарастать факторы противоположного порядка. Стали чаще нарушаться принципы отбора кандидатов на партийную работу, принципы продвижения по служебной лестнице. Интересы карьеры оттеснили на задний план интересы управляемых объектов, и ловкие карьеристы стали играть все более важную роль в аппарате. В аппарат все более и более стали вовлекаться люди из кругов интеллигенции, совершенно непригодные к работе в аппарате и привносившие в него элемент легкомыслия и безответственности под видом борьбы с неким консерватизмом. Происходило «размягчение» партийного аппарата изнутри, что вносило свою значительную долю в назревание кризиса советского общества.
Номенклатура. Одним из важнейших средств, с помощью которых партийный аппарат держал в своих руках всю систему власти и управления обществом и включался в нее, являлся способ назначения начальников всех сортов и рангов на все более или менее важные посты — номенклатура партийного аппарата. Партийное руководство — прежде всего подбор руководящих кадров, контроль за ними и руководство ими.
Выше я уже говорил о номенклатуре сталинского периода. В послесталинские годы изменились условия руководства, изменилось руководимое общество, изменился и характер руководителей. От руководителей стало требоваться образование и более или менее узкая профессионализация, а также более высокий уровень компетентности в руководимом деле или районе страны. Номенклатурой стали называть важные должности вне партийного аппарата, назначение на которые контролировалось и утверждалось партийным аппаратом. Это посты, а не люди, назначаемые на них. Категория номенклатурных работников, профессия которых — быть в номенклатуре, практически исчезла как элемент структуры власти. Кроме того, в номенклатуру стали включать профессиональных партийных работников и вообще лиц, попавших в высшие привилегированные слои. Слово «номенклатура» стало многосмысленным и неопределенным, утратило смысл социологического понятия. В западной пропаганде оно стало одним из словесных фетишей, имевших целью создание извращенной картины советского общества.
Монополия КПСС. Рассмотренная структура власти сложилась не потому, что будто бы одна партия захватила власть и установила однопартийную систему, как это преподносит западная идеология. КПСС вообще никакую власть не захватывала, она сложилась после захвата власти кем-то другим, сложилась именно как явление государственности — с одной стороны (со стороны аппарата) и как явление социальной структуры клеточек — с другой стороны (со стороны первичных партийных организаций). Сложилась как результат специфически коммунистического, послереволюционного творчества. И надо признать, это было, пожалуй, самым замечательным изобретением в системе государственности и в социальной организации населения.
Коммунистическое общество вообще не является однопартийным, оно является, по сути дела, беспартийным. Если в нем и допускались какие-то партии, кроме партии в рассмотренном смысле, то это была пустая формальность или дань пропаганде. Включение в Конституцию СССР при Брежневе пункта о руководящей роли КПСС было шагом вперед в легализации фактического государственного статуса партийного аппарата. Но этот шаг был половинчатым. Аппарат КПСС не был признан основой и стержнем системы государственности, еще считался руководством партии в привычном смысле слова. И эта половинчатость сыграла в горбачевские годы негативную роль в разгроме КПСС и всей социально-политической системы советского общества.
Советы. Советы сначала мыслились как стержневая власть общества, а партийный аппарат — как их помощник. Но положение оказалось противоположным. Это произошло не случайно. Помимо обстоятельств чисто исторического характера, тут сыграли роль объективные закономерности самого коммунизма и организации огромного механизма власти. Советы работали под контролем партийных органов. На высшем уровне они выполняли законодательные функции, но при том условии, что соответствующие законы, решения, постановления уже были одобрены партийными органами.
Русский коммунизм
Идеологическая сфера. С самого начала возникновения на исторической арене коммунисты рассчитывали на некие добрые прирожденные качества в людях. И даже марксисты, объявившие материальное производство базисом общества, рассчитывали на высокий уровень сознания и нравственности людей при коммунизме, считали это непременным условием реализации принципа «по потребности» и установления идеальных отношений между людьми. После революции 1917 года в России проблема воспитания «нового человека», необходимого для реального коммунизма, и воспроизводства такого человеческого материала в массовых масштабах встала перед творцами нового общества как проблема первостепенной важности.
Они в беспрецедентных масштабах развернули работу по воспитанию, образованию, просвещению и идеологической обработке широких слоев населения всех возрастов и сословий, и молодых поколений в первую очередь. Для руководства этим грандиозным процессом и для его организации с поразительной быстротой сложилась «религия» и «церковь» коммунизма — единая государственная идеология и единый механизм идеологической обработки населения.
Идеология. Идеология, или идеологическое учение, есть совокупность слов, текстов, статей, книг, речей. По содержанию это в советской идеологической сфере есть особое учение о мире, о человеческом обществе, о человеке, о познании мира человеком, об истории человечества, о будущем, короче говоря, обо всем том, что считается важным для осознания человеком самого себя и своего природного и социального окружения.
Слово «идеология» употребляется в широком и узком смысле. В широком смысле в идеологию включают и религию и говорят о религиозной идеологии. В узком смысле идеологию отличают и даже противопоставляют религии. Советская идеология является таковой в узком смысле. В этом узком смысле буду употреблять это слово и я.
Советская идеология была государственной, обязательной для всех советских граждан. Отступления от нее и тем более борьба против нее считались преступлением и карались.
Официально считалось, что советская идеология была марксизмом-ленинизмом. Это верно в том смысле, что марксизм и ленинизм послужили основой и исторически исходным материалом для нее, а также образцом для подражания. Но неверно сводить ее к марксизму-ленинизму. Она сложилась после революции 1917 года. В разработке ее приняли участие тысячи советских людей, включая Сталина и его соратников. В нее вошла лишь часть идей и текстов марксизма XIX века, причем в основательно переработанном виде. Даже из сочинений Ленина в нее вошло не все буквально в том виде, как оно возникло в свое время. Ленинизм вообще вошел в нее в значительной мере в сталинском изложении. Отражение жизни человечества и интеллектуального материала XX века заняло основное место в советской идеологии. Естественно, она сложилась как отражение и осмысление опыта реального коммунизма в Советском Союзе и других странах планеты, как феномен общества коммунистического. История не дала ей достаточно времени стать полностью адекватной своей роли в этом обществе, но в тенденции она стремилась к этому.
Советская идеология декларировала себя как науку. Эта ее претензия обусловлена причинами историческими (марксизм возник как претензия на научное объяснение всего на свете), а также условиями ее существования в современном советском обществе. Среди последних можно назвать роль науки в обществе, высокий уровень образованности населения, необходимость контролировать влияние науки на идеологическое состояние общества и использовать достижения науки в своих интересах. Но дело не только в этом. Идеология по самой своей сути есть продукт познания реальности, а оно теперь немыслимо без науки.
Надо различать науку как таковую и сферу науки как множество людей, организаций и учреждений, занятых добыванием, хранением, обработкой и предложением научных знаний, а также подготовкой соответствующих специалистов. Эта сфера есть часть общества, функционирующая по общим социальным законам. Это сфера жизнедеятельности людей, в которой они добывают средства существования, добиваются успеха и делают карьеру. И достижение истины тут есть лишь один из стимулов деятельности, причем далеко не всегда главный. Научные истины добываются не в чистом виде, а в массе заблуждений, ошибок и извращений. Вместе с наукой родилась, постоянно рождается вновь и приобретает все большее влияние на людей идеология. Сфера науки стала в наше время главным поставщиком материала для идеологии и ее опорой. Причем на Западе это имеет место в гораздо большей мере, чем это было в Советской России. Более того, советская идеология сама тут не изобрела ничего, она все заимствовала на Западе.
Фактическая роль идеологии. Трудно назвать тему, которая не была бы в сфере внимания советской идеологии. Но ядро ее составляли такие три раздела: 1) диалектический материализм (философия); 2) исторический материализм (социология); 3) учение о коммунистическом обществе (его называли «научным коммунизмом»).
Марксистская философия не стала наукой о мире, о познании мира и о мышлении по причинам как идеологического, так и вне-идеологического характера. Однако это нисколько не умаляет ту роль, какую она фактически сыграла в советском обществе. Она возглавила колоссальную просветительскую работу, какую до того не знала история. Через нее и благодаря ей достижения науки прошлого и настоящего стали достоянием широких слоев населения. В антисоветской критике обратили внимание на отдельные случаи, когда советская философия играла консервативную роль (отношение к теории относительности, генетике, кибернетике и др.), и раздули эти случаи так, что они заслонили собою все остальное. Но они на самом деле затронули незначительную часть прозападно настроенной интеллигенции, которая мало что понимала в этом. Причем они привнесли с собою новые виды идеологической фальсификации достижений науки.
Надо признать, что массы советского населения почти совсем не оценили то, что они получали с философией даром и в изобилии. Не оценили именно потому, что это предлагалось им как нечто не имевшее никакой ценности, а главное потому, что навязывалось им принудительно. При этом понятия и утверждения философии, с одной стороны, оставались слишком трудными и непонятными для непрофессионалов, а с другой стороны, в практике преподавания и пропаганды они вульгаризировались настолько, что становились материалом для насмешек. Например, отношение материального и идеального, которого до сих пор толком не понимает подавляющее большинство специалистов, объяснялось на примере отношения столов, стульев и прочих видимых вещей и их зрительных образов в головах людей. Общая философская часть рассуждений приводила людей в состояние отупения, а примеры, их поясняющие, создавали впечатление, что преподаватели суть круглые идиоты. Одним словом, великое добро воспринималось как зло, а высоты культуры низводились до уровня пошлости. Историческая трагедия принимала шутовские одежды.
В сфере общественных явлений советская идеология ощущала себя полным монополистом. Она была искренне уверена в том, что она одна давала подлинно научное понимание общества. И она имела для этого основания. Все то, что делалось вне марксизма в отношении понимания общества с точки зрения уровня и широты понимания, нисколько не превосходило то, что было сделано в марксизме. В современной науке об общественных явлениях вздора не меньше, чем в идеологии, а узость и мелочность результатов не тянет на уровень общей социологической теории. В современной науке об обществе нет не только приличной общесоциологической теории, но нет даже теорий, относящихся к отдельным типам обществ. А марксистско-ленинское социальное учение, хотя и не являлось научной теорией в строгом смысле этого слова, все же претендовало на объяснение исторического процесса в целом и на объяснение основных участников этого процесса — капиталистической и коммунистической систем.
Основной целью коммунистической идеологии в некоммунистическом обществе было обоснование путей превращения данного общества в коммунистическое, каким последнее представлялось, а именно как обобществление всех средств производства, ликвидация классов частных собственников и предпринимателей (капиталистов и помещиков), захват политической власти коммунистической партией, централизация всей системы власти и управления и т. д. И то, что говорила идеология на этот счет, есть не ложь и не чепуха, а в высшей степени серьезное дело. Это была установка для действия, отражавшая какой-то аспект реальности. Это был интеллектуальный аспект социально-политической борьбы.
Основной целью коммунистической идеологии в сложившемся коммунистическом обществе была апологетика этого общества, обоснование путей его сохранения и укрепления, обоснование наилучшей тактики и стратегии его отношений с внешним миром. И опять-таки это была не ложь и не чепуха. Когда советская идеология, например, говорила об отсутствии классов капиталистов и помещиков в СССР, об отсутствии антагонистических противоречий между рабочими и крестьянами, о руководящей роли партии, о расколе мира на две системы, о борьбе народов мира за освобождение от колониализма и т. д., она не лгала. Она просто констатировала некоторые очевидные факты реальности и давала им свое истолкование.
Идеология с первых дней существования коммунистического общества стала практически орудием деятельности генерального руководства обществом. Когда руководители Советского Союза говорили, что они действовали в соответствии с учением марксизма-ленинизма, они не обманывали и не лицемерили. Марксизм на самом деле был для них руководством к действию. Но не буквально, а через определенную систему истолкования, как это и следовало делать в отношении идеологических текстов. Идеология в данном случае ставила перед руководителями общества общую цель, которая, независимо от ее достижимости или недостижимости, играла организующую роль и указывала основные пути движения общества в направлении этой цели. Идеология давала общую ориентацию процессу жизни общества и устанавливала общие рамки и принципы деятельности его руководства.
В качестве апологетики реального коммунизма марксизм стал враждебен всякому серьезному научному анализу общества, каким бы беспристрастным он ни был. Он отвергал даже такую защиту советского общества, которая исходила не из его положений, а из объективного социологического исследования. Он не терпел здесь ни малейшего намека на конкуренцию. Это стало одной из причин того, что марксизм утратил адекватность реальности, необходимую для влияния на умы.
Райский коммунизм. Учение о высшей стадии коммунизма (о «полном коммунизме») образует своего рода райскую часть марксизма. Здесь этот рай спущен с небес на землю. И обещается он хотя и в неопределенном будущем, но все же не после смерти всех людей, а при жизни наших потомков. В принципе этот рай земной можно откладывать бесконечно, так что практически все равно получится, что он наступит после того, как на Земле не останется ни одного человека. Но это уже логические тонкости, не отменяющие земную природу рая.
Не марксизм изобрел этот земной рай. Еще Т. Мор в своей «Утопии» описал общество всеобщего благоденствия, справедливости и счастья, в котором обобществляется имущество, отмирает государство с его атрибутами, чиновники становятся слугами народа, воцаряется подлинная свобода, всестороннее развитие получают все лучшие качества человека, все потребности людей удовлетворяются и т. д. Но лишь марксизм-ленинизм заявил претензию на то, что он якобы открыл объективные законы развития общества к коммунизму и обосновал пути достижения этого идеального во всех отношениях общественного устройства.
Райский коммунизм идеологии — не просто прекрасная сказка. Он выполнял определенные идеологические функции. Людям свойственно мечтать о лучшем будущем. Мечтать — не значит верить. Мечтать можно и без веры. Мечта сглаживает неприятности реальной жизни и приносит некоторое облегчение. Идеология удовлетворяла эту потребность людей с избытком, причем все варианты таких мечтаний. Разные люди представляли себе райский коммунизм фактически по-разному. Одним он представлялся в виде общества, где между людьми будут душевные отношения, другим — как изобилие предметов потребления. Одним — как возможность самоотверженно трудиться, другим — как возможность столь же самоотверженно бездельничать.
Райский коммунизм играл роль идеала, к которому должно стремиться общество как целое. И дело тут главным образом не в изображении идеала, а в самом факте его существования, в его формальной организующей роли. То, что цель была недостижима, играло роль второстепенную. Цель играла роль не научного предсказания, а ориентировочную и организующую массовое сознание. Страна жила с сознанием великой исторической миссии, что оправдывало все трудности и несчастья, обрушивавшиеся на нее. Возникновение такой эпохальной цели не являлось случайностью для коммунистического общества. Она была необходимым фактором его жизни как органического целого. Она придавала исторический смысл его существованию.
Идеологический механизм. Второй компонент идеологической сферы — идеологический механизм, состоящий из совокупности людей, учреждений и средств, с помощью которых создается, разрабатывается, сохраняется, распространяется и навязывается людям идеологическое учение, осуществляются идеологическая обработка поставляемой людям информации и контроль за всеми аспектами общественного сознания.
Идеологический механизм советского общества в основных чертах сложился еще в довоенные годы. Но высшего состояния он достиг в послевоенные годы, в особенности после смерти Сталина. Это его разрастание и непомерное усиление связаны с именем Суслова.
В задачу идеологического механизма входило следующее. Во-первых, сохранять идеологическое учение в том виде, в каком оно канонизировано в данное время. Охранять его от ересей, расколов, ревизий, чуждых влияний. Содержать учение в состоянии актуальности. Принимались важные партийные и государственные решения. Вожди произносили длинные речи. В мире происходили важные события. Так что идеологам постоянно приходилось «подновлять» учение хотя бы свежими примерами к старым догмам. Осуществлять истолкование всего происходящего в мире в духе идеологического учения и в его интересах. Во-вторых, осуществлять тотальный идеологический контроль за всей «духовной» сферой жизни общества. В-третьих, осуществлять идеологическую обработку населения, создавать в обществе требующееся идеологическое состояние, пресекать всякие отклонения от идеологических норм.
Идеологическая обработка. Идеологическая обработка людей (идеологическое «оболванивание») была основой, сущностью, стержнем процесса формирования человека коммунистического общества и сохранения его в этом качестве. Этот процесс начинался с рождения человека, продолжался всю его жизнь и заканчивался лишь с его смертью.
Идеологическая обработка охватывала все слои общества и все сферы жизни людей — их трудовую и общественную деятельность, времяпрепровождение в нерабочее время, отдых, развлечения, семейные отношения, дружбу, любовь и даже болезни и преступления. Она включала в себя идеологическое образование, идеологическое воспитание и вовлечение в идеологические действия.
Идеологическое образование есть ознакомление людей с идеологическим учением и развитие навыков идеологического мышления о явлениях, с которыми так или иначе приходится сталкиваться людям (навыков идеологического «понимания» явлений действительности), а также ознакомление людей с событиями в стране и в мире, с достижениями науки и техники и т. д., истолкованными в духе идеологии. Само по себе это не было оглуплением людей. Идеологически образованный человек не становился глупее аналогичного ему во всех прочих отношениях неидеологизированного человека. Он приобретал точки опоры и ориентиры в океане информации, обрушивавшейся на него.
Идеологическое образование играло важную роль в профессиональной подготовке работников системы власти и управления, особенно партийного аппарата. Через идеологию они получали какую-то более или менее правильную и даже научную информацию о человеке, человеческом обществе, о своем обществе и об окружающем мире и т. д., короче говоря, узнавали о том, что играло какую-то роль в их деятельности правителей общества и надсмотрщиков.
Задача идеологического воспитания — привить людям определенные качества, проявляющиеся в их социально значимых поступках, в их поведении, важном с точки зрения признанных норм поведения в данном обществе. Не следует думать, что идеология стремилась привить людям отрицательные качества — эгоизм, карьеризм, двуличность, продажность, ненадежность. Идеология стремилась привить людям самые что ни на есть лучшие качества. И это не было лицемерие. Если бы идеология к этому не стремилась и не выполняла это на самом деле, жизнь в обществе превратилась бы в сплошной кошмар и стала бы практически невозможной для масс людей. Стремление идеологии прививать людям положительные личные качества (честность, отзывчивость, скромность, правдивость, самоотверженность, ответственность перед коллективом и пр.) выражало лишь стремление общества к самосохранению.
Советская идеология стремилась воспитать идеального, высоконравственного человека в массовых масштабах. Это считалось необходимым условием построения «полного коммунизма». Идеология исходила из ложной предпосылки, будто человек есть «совокупность общественных отношений» и из любого человека можно воспитать своего рода коммунистического ангела. Этот эксперимент не удался. Природные качества людей и те качества, которые вырабатывались у них в опыте практической жизни и под влиянием всякого рода негативных воздействий, оказались сильнее прививаемых искусственно. Тем не менее прививавшаяся советским людям система высших ценностей и моральных качеств в какой-то мере сдерживала развитие качеств негативных, держала массы людей в некоторых терпимых рамках.
Третий основной аспект идеологической обработки населения — вовлечение людей в идеологические действия. Задача этого вовлечения — сделать всех граждан общества соучастниками и даже сообщниками мероприятий, затеваемых на высшем уровне, возложить на всех людей ответственность за совершаемое и прививать людям сознание ответственности за судьбы общества в целом. Это выражалось в том, что все социально активное население страны принимало участие в бесчисленных общественных мероприятиях — собраниях, демонстрациях, выборных кампаниях, так называемой общественной работе и т. д.
Русский коммунизм
Идейное состояние общества. Идейное состояние людей и общества в целом складывается под воздействием многих факторов, а не только идеологии. И главным из них является опыт их повседневной жизни.
Советские люди знали недостатки своего общества не хуже, чем западные наблюдатели. Более того, они их испытывали на своей шкуре. Потому состояние недовольства было обычным для них на всех уровнях, начиная от уборщицы, которая была недовольна тем, что трудящиеся плевали и бросали окурки на пол, и кончая Генеральным секретарем КПСС, который был недоволен тем, что трудящиеся не переставали пить водку, не хотели укреплять трудовую дисциплину и повышать производительность труда, без чего общество не могло так быстро идти к «полному коммунизму», как хотелось бы. Однако лишь в определенных условиях это всеобщее недовольство было направлено против коммунистического социального строя и сыграло роль одного из факторов его (строя) краха.
В послесталинские годы в советской идеологической сфере стала нарастать кризисная ситуация. В порождении ее сыграл роль комплекс факторов как внутреннего, так и внешнего характера.
Советское общество вступило в стадию зрелого коммунизма («развитого социализма»). Советские люди на своем опыте и на основе здравого смысла убедились в том, что никакого райского коммунизма, какой им обещали классики марксизма, не будет. Они поняли следующую фундаментальную истину нашей эпохи: то, что они имели, и было настоящим коммунизмом. Идеологическая картина советского общества стала восприниматься людьми как вопиющая ложь, как жульническая маскировка неприглядной реальности. Деморализующий эффект от этого оказался сильным не потому, что люди осознали недостатки реального коммунизма (они стали привычными), а потому, что реальность не оправдала обещаний руководителей и идеологов общества.
Этот процесс созревания реального коммунистического общества и обнажения его природы совпал по времени с нарушением принципа соответствия интеллектуального уровня руководства обществом и интеллектуального уровня руководимого им населения. Последний вырос колоссально, а первый остался почти тем же, что и в сталинские годы. В лице Брежнева советские люди видели на вершине власти маразматика с непомерно раздутым тщеславием. Многие чувствовали себя оскорбленными тем, что вынуждены подчиняться такому глупому и аморальному руководству. Именно это чувство толкнуло лейтенанта Ильина на покушение на Брежнева — на символ развитого социализма. Пренебрежительное и даже презрительное отношение массы советских людей к своим руководителям стало важным элементом идеологического состояния советского общества. Это отношение охватило все слои общества снизу доверху. Ядовитые анекдоты на этот счет можно было услышать в самых высших слоях общества, порою даже в кругах, лично близких к самим высмеиваемым деятелям партии и государства. Ничего подобного не было и не могло быть в классические сталинские годы не только из-за страха репрессий, но также и потому, что еще не сложилось такое вопиющее расхождение в интеллектуальном уровне руководства и общества в целом.
В хрущевские годы и первые годы брежневского правления, далее, началась всесторонняя критика сталинизма во всех слоях советского общества. Эта критика постепенно переросла в критику советского коммунистического строя вообще. Это происходило внутри советского общества, можно сказать, для внутренних нужд. То, что вырвалось наружу и получило известность на Западе, составляло лишь незначительную долю этой критической эпидемии. Крайним проявлением этой эпидемии явились диссидентское движение, «самиздат» и «тамиздат». Критике подверглась и сталинская «вульгаризация» идеологии, которая постепенно переросла в пренебрежительное отношение к идеологии вообще. Даже в кругах самих идеологов и партийных деятелей, занятых в идеологии, стали стыдиться апеллировать к идеологии и ссылаться на нее. Появились бесчисленные статьи и книги в рамках идеологии и в околоидеологических сферах, в которых, однако, идеология третировалась или игнорировалась совсем, в лучшем случае от нее отделывались несколькими ничего не значащими цитатками и упоминаниями. Даже бывшие ярые сталинисты оказались захваченными этой эпидемией, зачастую опережая «новаторов» (из конъюнктурных соображений, конечно). В область идеологии устремились толпы всякого рода «теоретиков», т. е. неудачников, графоманов и карьеристов из различных наук, которые буквально заполонили идеологию модными идейками и словечками. И все это делалось под соусом творческого развития марксизма. Причем сами эти творцы в своих узких кругах издевались над развиваемым ими марксизмом. Они воображали, будто делают духовную революцию, лишь в силу необходимости прикрываясь интересами марксизма. На самом деле они ничего другого, кроме безудержного словоблудия, производить не могли. Однако они наносили ущерб идеологии, имея за это награды и похвалы.
Как я уже говорил, в Советском Союзе прилагались титанические усилия к тому, чтобы внушить советским людям определенные представления о Западе и выработать у них иммунитет по отношению к «тлетворному влиянию Запада». Это «тлетворное влияние» — не выдумка советской пропаганды и КГБ. Оно было реальным фактом советской жизни, причем фактом в высшей степени серьезным. В послесталинские годы Запад начал оказывать огромное влияние на идеологическое состояние советского общества, причем влияние именно тлетворное, деморализующее, ослабляющее советское общество изнутри. Нужно особое исследование для того, чтобы выяснить, какую пользу Советский Союз извлек из общения с Западом после поднятия «железного занавеса» и какой ущерб ему нанесло влияние Запада. Но уже сейчас, бесспорно, следующее. Запад стал постоянно действующим фактором повседневной жизни советского общества. Советская идеология впервые столкнулась с серьезным противником, угрожавшим ее власти над обществом. Когда советские руководители, допуская мирное политическое сосуществование с Западом, исключали мирное идеологическое сосуществование, они тем самым адекватно оценивали опасность западного влияния на идеологическое состояние советского общества. Одними лишь мерами репрессий эту опасность нельзя было преодолеть. Советской идеологии предстояло показать, насколько она была способна своими собственными средствами одолеть болезнь «западнизма», уже глубоко проникшую в советское общество.
Но главный фактор, породивший тенденцию к кризису в идеологической сфере, — «холодная война», начавшаяся сразу после окончания Второй мировой войны и являющаяся в основе своей войной идеологической.
Запад всегда занимал существенное место в советской идеологической жизни, т. е. в ее идеологическом учении, в работе всей системы идеологической обработки населения и в идеологическом состоянии населения страны. В идеологическом учении это прежде всего ленинское учение об империализме как высшей и последней стадии капитализма и о неизбежности победы коммунизма во всем мире. Советские партийные деятели и профессиональные идеологи «развили» ленинское учение далее, учтя факт образования социалистического лагеря и раскол мира на непримиримые социальные системы. Сделали они это в строгом соответствии с канонами идеологии: словесно препарировали современность так, что она стала выглядеть подтверждением ленинских предначертаний, а само учение обрядили в словесные одежды, придавшие ему видимость непреходящей актуальности. Тут мы имеем характерный пример идеологического отношения к реальности: последняя не прямо отражается в сознании некоторой категории людей, занятых в идеологии или поглощающих ее, а через искусственную словесную сетку. Задача этой идеологической сетки — очернить противника, облагородить себя.
В брежневские годы Запад обрушил на советское общество мощнейший поток информации (скорее дезинформации) о жизни на Западе, западной культуры (скорее массовой псевдокультуры), идеологии, пропаганды западного образа жизни и критики образа жизни советского. И надо сказать, что он нашел тут благоприятную ситуацию. Советский идеологический аппарат оказался не в состоянии ему противостоять. Никакие усилия советской контрпропаганды и карательных органов (в том числе глушение западных радиостанций и аресты) не могли остановить это наступление Запада на души советских людей. Последние, в особенности образованные и привилегированные слои, испытали такое влияние Запада, какого до сих пор не знала не только советская, но и досоветская русская история. Оказалось, что советские люди не имели защитного иммунитета против такого влияния.
Бесспорно, западная пропаганда, имея целью идейное и морально-психологическое разложение советского общества, приносила и обширную просветительскую информацию о Западе и мировой культуре. Но она тонула в общем потоке западной идеологии, играла роль в гораздо большей степени разрушительную, именно тлетворную.
Запад, по многочисленным каналам ворвавшись во внутреннюю жизнь советского общества, нанес ему такой психологический и идеологический ущерб, с каким советскому обществу пришлось столкнуться впервые. Запад нанес удар по фундаментальным принципам идеологии насчет преимуществ советского строя и образа жизни перед западным. Запад способствовал смещению интересов людей в сторону чисто материальных потребностей и соблазнов. Запад в огромной степени способствовал расцвету коррупции в правящих слоях общества, вплоть до самых высших.
Негативные явления реального коммунизма стали объектом грандиозной антикоммунистической пропаганды на Западе и в Советском Союзе со стороны Запада. Капитализм не сошел со сцены истории, как предрекали Маркс и Ленин, а укрепился и на данном отрезке истории вроде бы выиграл соревнование с коммунизмом. В Советском Союзе наметился экономический спад, тогда как на капиталистическом Западе наступило неслыханное процветание. Советские люди стали видеть там обещанный коммунистами земной рай. Система высших духовных и моральных ценностей, которую советская идеология стремилась привить советским людям, оказалась неадекватной реальным качествам людей и условиям их бытия. Система западных ценностей, подкрепляемая соблазнами западного образа жизни, обрушилась с неслыханной силой на человечество, включив в сферу своего воздействия и советских людей. И они из одной крайности бросились в другую, став самым податливым объектом идеологически-психологической атаки со стороны Запада.
Запад в воображении советских людей стремительно превращался в величайший соблазн. Они стали видеть обещанный коммунистами земной рай (общество изобилия, благополучия, свободы и т. п.) на Западе. Хочу обратить внимание на два фактора (помимо сказанного выше), которые сыграли в этом важную роль. Первый из них — убожество профессиональной информации о Западе. Советский Союз имел на Западе тысячи своих профессионально подготовленных представителей в лице дипломатов, журналистов, шпионов, ученых и т. п. В самом Советском Союзе были многочисленные учреждения с сотнями и тысячами сотрудников, занятых изучением Запада. Но советские люди и в этой сфере работали так же плохо, как и в других. По сути дела, вся эта гигантская армия «специалистов» оказалась сбродом халтурщиков, паразитов, невежд, тупиц и хапуг. Весь Запад был буквально завален общедоступной информацией обо всех аспектах жизни общества. Десяток образованных, способных и добросовестных исследователей даже за несколько лет смогли бы создать достаточно полную, объективно точную и практически полезную для руководства страны картину Запада гораздо лучше, чем десятки тысяч паразитов, стяжателей, карьеристов и халтурщиков. Но таковых не нашлось. Советская социальная система и идеология не допустили их появления.
Второй из упомянутых факторов — советские люди, допущенные до непосредственного знакомства с Западом, были поставлены в исключительные условия. Им не надо было добывать средства существования на Западе, искать работу, приобретать жилье, думать об образовании и будущем детей, трудиться в условиях западных предприятий и учреждений и т. д. У них было гарантированное положение у себя дома. Они имели какие-то деньги от своего государства, а также в виде подачек от западных учреждений и подарков знакомых и родственников. Они эти деньги могли тратить, не думая о том, что на них надо жить в будущем. А если они тратили свои деньги, они их с лихвой окупали, покупая дефицитные в Советском Союзе вещи. Им не надо было платить на Западе налоги, не надо было тратиться на медицинское обслуживание и всякого рода страховки. Они на Западе были в положении гостей и зевак, паразитов и спекулянтов. Они видели то, что могли и хотели видеть в качестве таковых, а именно изобилие вещей в магазинах, свободу передвижения из одной страны в другую, прекрасное обслуживание. Они все сравнивали с тем состоянием, в каком находились их соотечественники дома. Чувство гражданской ответственности перед своей страной и своим народом напрочь отсутствовало у них. Причем все эти люди принадлежали к обеспеченным слоям. Склонность к критическому отношению ко всему своему, зависть ко всему чужому, а также ненаказуемость бесчисленных поступков, так или иначе наносивших ущерб советскому обществу, довершили комплекс причин, сделавших идеологический и морально-психологический кризис советского общества неотвратимым.
Распределение. В коммунистической идеологии считается, будто в коммунистическом обществе на первой стадии действует принцип «от каждого по способности — каждому по труду», а на высшей стадии — «от каждого по способности — каждому по потребности». Первая часть этих принципов якобы регулирует то, как члены общества отдают свои силы обществу, а вторая регулирует распределение жизненных благ. Эти принципы являются идеологическими пустышками. Они допускают различную интерпретацию. И при любой интерпретации они на самом деле не являются специфическими закономерностями реального коммунизма.
Рассмотрим первую часть этих принципов. Выражение «по способности» можно истолковать в житейском вульгарном смысле, будто каждый будет развивать все заложенные в нем способности, проявлять их и использовать. Ясно, что в таком смысле этот признак никогда не будет осуществлен хотя бы по следующим причинам. Не любые способности индивида приемлемы для окружающих индивидов и для общества в целом. Не любые способности представляют интерес. У индивида просто не хватит сил и времени развивать все его потенциальные способности. Индивид может вообще не догадываться о том, на что он способен. В большинстве случаев вообще невозможно установить заранее, какие способности заложены в данном индивиде. Как, например, установить, способен такой-то младенец к руководящей работе в партийном аппарате?! И судьи кто?! Кто определяет наличие и отсутствие способностей?!
Но это выражение можно истолковать и иначе, например, так: 1) общество устанавливает, что считать способностями данного индивида в его данной социальной позиции; 2) в среднем и в тенденции индивиды, допущенные обществом к исполнению данных функций, исполняют их в меру своих средненеобходимых способностей. Этот принцип касается не потенциальных, а актуальных (реализующихся) способностей людей. Если подходить к проблеме способностей с массовой точки зрения, то потенциальные способности массы людей в данных условиях реализуются в их актуальных способностях — последние суть показатель первых. Для отдельных людей тут может иметь место несовпадение. Однако и в отношении отдельных людей совершенно бездоказательны утверждения об их якобы загубленных талантах. О загубленных талантах есть смысл говорить лишь тогда, когда человек обнаружил свой талант заметным для окружающих образом и затем как-то потерял возможность его развивать далее и использовать (Мусоргский, Лермонтов, Есенин, Маяковский). Но это исключения из общего правила. Как правило, подавляющее большинство людей среднеспособно или среднебездарно. В таком практически трезвом понимании этот принцип реализуется во всяком большом и сложном обществе, а не является спецификой коммунизма.
Конечно, от способностей зависит то, какое место в обществе занимают отдельные люди. Но этот фактор — не единственный, влияющий на судьбу этих людей. А когда речь идет о десятках и сотнях миллионов среднепосредственных людей в сложном обществе с разнообразными профессиями, социальными позициями, должностями, способами добывания средств существования и т. д., распределение людей по ячейкам общества, по должностям, по профессиям и прочим точкам приложения их сил осуществляется совсем по другим принципам. Природные же способности используются лишь как одно из средств занять наилучшее положение в жизни и урвать для себя как можно больше жизненных благ. При этом гораздо большую роль играют преимущества рождения в определенном слое и способности устраиваться и делать карьеру с самыми примитивными способностями. Бескорыстные служители истины и муз существуют как редкие исключения в идеологических сказках, в воспоминаниях хапуг и карьеристов. Главными являются не способности как таковые, а возможности их реализовать и использовать для карьеры и обогащения.
Обратимся ко второй части рассматриваемых принципов. Допустим, вы решили педантично следовать принципу «каждому по труду» при вознаграждении работников за их деятельность. Если люди заняты одинаковой деятельностью, еще можно сравнивать их труд по их результатам. Но как быть, если люди заняты разнородной деятельностью и сравнивать их труд по результатам деятельности оказывается невозможным? Как сравнить труд начальника и подчиненного? Имеется единственный общественно значимый критерий сравнения труда в таких случаях — это фактические социальные позиции людей. Средненормальное осуществление деловых функций человеком в данной его социальной позиции соответствует его труду, отдаваемому обществу. Практически принцип «каждому по труду» реализуется как принцип «каждому по его социальному положению». И реальные люди в реальном коммунистическом обществе прекрасно это понимают на своем опыте. Следствием действия этого принципа является ожесточеннейшая борьба миллионов людей за улучшение своей социальной позиции.
Кроме того, на этой основе развивается система коррупции и использования своего служебного положения в корыстных целях. Она фактически становится дополнительным средством распределения и перераспределения жизненных благ. В практической реализации для огромной массы людей рассматриваемый принцип распределения превращается в принцип «каждый урывает для себя максимум того, что позволяет ему его социальное положение».
Выражение «по потребности» тоже допускает различные интерпретации, по крайней мере такие: 1) будет достигнуто изобилие жизненных благ; 2) любые потребности людей будут удовлетворены; 3) общество будет решать, что считать потребностью человека. Очевидно, что во втором смысле принцип «по потребности» никогда реализован не будет. Изобилие же — понятие относительное, исторически определенное. Тот жизненный уровень, который в прошлые века мыслился как изобилие, в Советском Союзе мы имели для огромного числа людей. Число людей, живших у нас по потребности в этом «скромном» смысле, было больше, чем все население России до революции. Тем не менее это не устранило неравенство, недовольство своим положением, зависть, жажду иметь больше. Я вообще считаю, что рост благосостояния населения стал одной из причин краха нашего русского коммунизма. Он усилил расслоение общества и материальное неравенство. Жажда иметь росла быстрее и сильнее, чем возможность ее удовлетворять. На этой основе возникло другое, чисто обывательское истолкование принципа «по потребности» — как удовлетворение желаний современных людей. А желания эти возросли настолько, что даже официальная идеология Советского Союза отодвинула исполнение этого принципа в неопределенное будущее. Советские люди уже представляли себе изобилие коммунизма по крайней мере в виде высокого жизненного уровня некоторых западных стран. Основатели учения марксистского коммунизма вряд ли подозревали о холодильниках и телевизорах как предметах первой необходимости, вряд ли думали, что автомобиль станет заурядным транспортом. Но советский обыватель уже не мыслил себе коммунизма без многокомнатной квартиры со всеми удобствами, без телевизора и холодильника, без личного автомобиля и без дачи.
Официальная идеология Советского Союза почувствовала опасность, которая кроется в таком истолковании весьма неосторожного заявления классиков марксизма, и стала говорить о разумных потребностях, контролируемых и регулируемых обществом. А это была лишь замаскированная форма выражения фактического положения вещей, а именно того факта, что потребности человека в коммунистическом обществе определены возможностями их удовлетворения. Советская идеология невольно стала склоняться к третьему, к социологическому пониманию потребностей: не всякое желание человека есть потребность, а лишь такое, которое общество признает в качестве потребности этого человека. А это значит, что предполагается некоторый общезначимый уровень удовлетворения нужд человека на данном уровне социальной иерархии, т. е. некоторая норма потребления. Иметь по потребности — значит иметь в рамках этой нормы, а иметь не по потребности — значит превышать или не достигать нормы. Реализация принципа «по потребности» не устраняет на деле экономического и тем более социального неравенства людей.
Большинство советских людей жило, как говорится, «от получки до получки», имея незначительные накопления или не имея их совсем. Но некоторая часть населения накапливала значительные богатства и передавала их по наследству. Это представители высших слоев, а также лица, имевшие возможность безнаказанно грабить государственную собственность, спекулянты, деятели теневой экономики, члены уголовных мафий и др. К концу брежневского периода произошло сращивание этого криминального слоя с правящими слоями.
Накопленные материальные богатства являются при коммунизме личной собственностью. Они проживаются (тратятся), передаются по наследству, используются для карьеры и устройства детей. Но они не используются как средство приобретения новых богатств, т. е. как капитал. Это делается в порядке исключения и нелегально.
Главными источниками жизненного успеха при коммунизме являются образование, квалификация, личные способности, личные связи (протекция) и карьеристская ловкость. Со временем все большую роль стало играть социальное положение родителей. Основное богатство человека коммунистического общества — его положение на лестнице социальной иерархии, его социальное положение, занимаемая им должность (пост). Вокруг этого основного богатства крутятся самые сильные интересы и страсти. Деньги, конечно, играют роль, но иную и иначе, чем в обществе капиталистическом. Имея хороший пост, имеешь и деньги, а многое имеешь и без денег, используя возможности, какие предоставляет пост. Деньги, приобретенные без поста, суть либо продукт преступления, либо исключение.
Преимущество коммунистического богатства перед прочими формами состоит в том, что его не захватят грабители, не украдут. С ним не потерпишь банкротство и не разоришься. В большинстве случаев оно гарантировано. Оно автоматически растет с каждым шагом карьеры. Вся основная борьба за богатство здесь происходит в сфере делания карьеры, причем по правилам карьеры, т. е. по правилам коммунальности, которые люди постигают чуть ли не с пеленок и которые легко усваиваются и даже открываются вновь даже самыми безнадежными тупицами. Неизбежным следствием этого является низкая (сравнительно с Западом) деловая активность и тенденция к экономическому застою.
В коммунистическом обществе распределение жизненных благ оторвано от их производства, лишь в незначительной степени зависит от последнего. Причем в социальном отношении распределение доминирует над производством, так что это общество можно назвать распределительским. Государству приходится прилагать огромные усилия, чтобы поддерживать и развивать производство. Коммунистическое неравенство создается в силу принципов распределения, порождаемых законами коммунальности. Если бы было возможно такое, что в общество из некоего рога изобилия текли бы все необходимые предметы потребления, так что отпала бы надобность в производстве их, все равно общество структурировалось бы по принципам коммунальности (главным образом власти, управления, порядка), и принципы распределения сохранили бы силу.
Социальная структура населения. Процесс социального структурирования советского населения еще не успел завершиться в смысле стабильности различных категорий (групп, слоев, классов и т. п.) и их количественных характеристик. Еще росли одни из них и сокращались другие. Еще сильна была вертикальная динамика, т. е. переходы в более высокие слои и опускания вниз. Еще колебались уровни благосостояния. Однако в качественном отношении структура населения определилась достаточно явно.
Чтобы дать достаточно полную и точную картину советского общества с этой точки зрения, требуется профессиональное социологическое исследование. Тут нужны эмпирические измерения. Например, нужно измерить, каков процент рабочих разных степеней квалификации, мастеров, техников, инженеров, управленческого персонала и т. д. в промышленности, причем сделать это нужно во времени, чтобы судить о динамике и тенденциях. Сделать это нужно для десятков категорий граждан и для многих срезов во времени. Выполнить такую работу способны лишь сотни профессионально подготовленных людей. Кое-какие исследования такого рода проводились. Но данные их не публиковались. Практически они были секретны. Так что я вынужден удовольствоваться теми наблюдениями, какие были доступны любителю-одиночке.
Сделаю предварительное методологическое замечание. Категории социальной структуры населения разделяются на логические и социологические. Первые суть категории классификационные. При этом выделяются какие-то признаки объектов, и по ним образуются логические классы (множества), причем независимо от того, каковы отношения между этими объектами в реальности. Например, таким путем люди зачисляют в один класс женщин (класс женщин), в другой — мужчин, в третий — преступников. Социологические категории структуры населения предполагают, помимо сходных признаков людей, также какие-то взаимоотношения между ними. Например, выделяя класс пролетариев, социологи прошлого предполагали не только то, что они существовали исключительно за счет продажи своей рабочей силы, но также их какие-то объединения именно на основе этого признака. Обычно логические и социологические категории смешиваются, что отнюдь не способствует ясности понимания. Например, в советском обществе существовали классы рабочих, крестьян и служащих в логическом (классификационном) смысле, но таких классов не было в социологическом смысле. Если представители этих логических классов как-то объединялись, то это происходило совсем на иной основе. В частности, в профсоюзы на заводах входили все работники, а не только рабочие в традиционном смысле слова. Аналогично партия и комсомол были организации неклассовые. Хотя им и пытались придать характер организации классов «трудящихся», в это уже не верил никто. Трудно сказать, каков был процент карьеристов в партии, не имевших ничего общего с рабочими и крестьянами. Но он был высок. И в партии они играли роль более важную, чем «трудящиеся».
Население коммунистической страны структурируется по многим линиям, если даже ограничиться лишь социальным аспектом и не принимать во внимание другие (например, национальный, религиозный, территориальный, родственный и т. п.). Я хочу выделить в переплетении этих линий то, что является в них определяющим, и их суммарный эффект.
Определяющим для коммунизма является различение людей не по отношениям собственности, не по сферам занятости, не по профессиям, а по социальному положению в коллективах и в обществе в целом. В основе социального структурирования населения коммунистической страны лежит то, что я называю социальным статусом. Последний характеризуется следующими параметрами: положение на иерархической лестнице социальных позиций, престижный уровень профессии, размер заработной платы, наличие или отсутствие привилегий, характер привилегий, возможности использования служебного положения, образование и культурный уровень, бытовые условия, доступ к жизненным благам, сфера общения, перспективы улучшения положения и устройства детей. Лишь совокупность этих параметров определяет социальный статус человека, а не каждый по отдельности.
По социальному статусу население коммунистической страны разделяется на несколько множеств слоев, в простейшей классификации — на высшие, средние и низшие слои. Грани между ними не абсолютны. Многие люди переходят из одних слоев в другие или занимают промежуточное положение. Внутри каждого множества имеют место свои подразделения и иерархия уровней. Тем не менее это разделение ощущается достаточно отчетливо.
Понятие «слой» является довольно неопределенным. Тут переплетаются признаки логической классификации и признаки социологической группировки людей, соответствующие их реальным личным связям. Но классификационный аспект тут преобладает.
К высшим слоям на районном уровне принадлежат высшие лица аппарата власти, начальники наиболее значительных предприятий и учреждений, подконтрольных районным властям, и сравнительно неопределенная категория лиц, так или иначе связанных с руководящими лицами района, входящих лично в районную правящую и привилегированную клику. На более высоком уровне (город, область) в высшие слои входят не все представители высшего слоя района, а лишь основные. На этом более высоком уровне в высшие слои входят высшие лица аппарата власти этого уровня (города, области), начальники наиболее значительных предприятий и учреждений городского или областного значения, а также целый ряд привилегированных лиц, связанных с областным начальством, имеющих высокий социальный престиж. Высшие слои этого уровня, таким образом, не есть сумма представителей высших слоев районов. Это есть более широкое и вместе с тем более высокого ранга множество привилегированных лиц. Такая иерархия высших слоев образуется вплоть до масштабов всей страны.
Высшие слои страны в целом включают в себя часть представителей высших слоев более низких уровней.
Но ядро их образует множество высших лиц центральной власти и системы управления, а также множество лиц, обладающих высоким престижным уровнем в масштабах страны (привилегированные директора, ученые, писатели, музыканты, художники).
Представители высших слоев имеют самый высокий жизненный стандарт. В их распоряжении все блага, достижимые в данной стране. Причем они имеют все почти без денег или за условную плату. Их богатством являются не деньги, а социальное положение. На всех уровнях они связаны служебными и личными отношениями, круговой порукой, взаимными услугами. Они образуют правящие клики, принимающие мафиозный характер и зачастую перерождающиеся в уголовные. Мощный аппарат власти и идеологии охраняет их привилегированное положение.
К низшим слоям относятся рабочие всех типов, работники сферы обслуживания, не занимающие постов, лица, занятые на подсобных работах в различных учреждениях, служащие контор и канцелярий, низший медицинский и научный персонал, воспитатели детских учреждений, рядовые милиционеры и прочие лица, выполняющие непосредственные деловые функции на низших ступенях социальной иерархии. К этим слоям относятся также начальники самых низших категорий. Социальная активность низших слоев близка к нулю. Они раздроблены, имеют самый низкий образовательный уровень, легче всех поддаются манипуляциям властей. Их солидарность ограничивается бытовыми отношениями асоциального характера. Их интересы представляют официальные общественные организации, администрация и органы власти. Их материальное положение в основном зависит от общих условий в стране и от политики руководства.
Средние слои образуют сотрудники системы власти и управления среднего уровня, директора и заведующие обычных предприятий и учреждений, преподаватели высших учебных заведений, деятели культуры, научные работники, короче говоря, основная масса служащих и начальников среднего уровня иерархии, а также творческая и интеллектуальная часть населения. К этим слоям относятся также многочисленные деятели спорта и других непроизводительных профессий. Эти слои самые разнообразные по составу. Их положение является двойственным. В одних отношениях они тяготеют к высшим слоям. Многие их представители обслуживают высшие слои, имеют с ними контакты и переходят в них. Для некоторой их части это вообще есть лишь этап на пути в высшие сферы. В других отношениях и в других частях они близки к низшим слоям, разделяют их судьбу, зависят от произвола властей.
Эволюционный перелом
Люди не понимают масштабов и сущности происходящего эволюционного перелома. Подавляющее большинство вообще не способно понять. Многие могли бы понять, но не хотят. Боятся истины. Боятся, что другие могут понять, и мешают им в этом. Создается всеобщий страх истины.
Человечество породило величайшие жизненные блага и способность воспроизводить эти блага. Об этом знают все, об этом неутомимо кричат все мощнейшие средства массовой информации. Продление жизни и сохранение жизненных функций до ста лет, а в ближайшем будущем — до ста тридцати. Лечение почти от всех болезней, еще недавно бывших смертельными. Сказочный бытовой комфорт. Неограниченные средства наслаждения и т. д. и т. п. Все это общеизвестно. Все это стало величайшим соблазном, перед которым невозможно устоять.
Но доступны ли эти жизненные блага всем? Доступны ли они людям в одинаковой мере? Конечно, нет. Можно установить иерархию этих благ по степени их стоимости, важности, объему, доступности. Соответственно складывается и иерархия людей с точки зрения долей этих благ, какие им достаются. Складывается социальный механизм распределения этих благ, обусловленный распределением людей в системе жизнедеятельности. В результате действия этого механизма складывается иерархия потребления жизненных благ в диапазоне от минимума, близкого к нулю, до максимума, близкого к полному изобилию. Лозунги коммунистов «по потребностям» и об изобилии фактически реализуются, но не для всех и не в одинаковой мере, а лишь для части людей, причем в разной мере.
Всегда шла, идет и будет идти ожесточенная борьба огромных масс людей за жизненные блага. Эволюционный перелом, о котором идет речь, означает формирование социальной организации человечества, которая должна навечно закрепить механизм воспроизводства, распределения и потребления жизненных благ в сложившихся на планете условиях.
Пропагандируя достигнутые жизненные блага как потенциально доступные всем и создавая социальную организацию, исключающую такую доступность фактически, правящие силы человечества обрекают на непреходящие страдания подавляющее большинство людей и превращают тех, кому перепадают достаточно большие доли благ, в гнусных тварей, пожирающих эти блага и охраняющих свои привилегии. Достижения гуманизма прошлых веков превращаются в орудия идеологического оболванивания упомянутого большинства в интересах благополучного меньшинства. Последнее выделяется из массы людей и возвышается над нею в качестве сверхлюдей. Эволюционный перелом есть этот качественный «скачок» в эволюции живой материи, в результате которого образуется новый уровень — уровень сверхлюдей, сверхчеловечества.
Думаю, что он будет закреплен не только социально, но и биологически.
Русский коммунизм
Советский период. В западной идеологии и пропаганде после 1985 года советский (коммунистический) период российской истории рассматривается как черный провал, а брежневский период — как застойные годы. Россию даже окрестили империей зла. Я считаю это не просто заблуждением, а умышленной фальсификацией реальности. Коммунистическое общество, как и всякое другое, имеет свои недостатки — идеальных обществ вообще не существует. Зла человечеству западная цивилизация причинила в тысячи раз больше, чем коммунизм. На Западе в свое время тревогу породили отнюдь не черный провал и не застой в советской истории, а, наоборот, беспрецедентные успехи Советского Союза во всех сферах жизни и заразительный пример коммунизма для сотен миллионов людей на планете. Нужно быть просто циничным негодяем, чтобы отрицать то, что было достигнуто и сделано в этот период именно благодаря коммунизму. Потомки, которые более справедливо отнесутся к этому времени, будут поражены тем, как много было сделано в эту эпоху, причем в тяжелейших исторических условиях.
Уже сейчас миллионы русских людей с тоской вспоминают о том, что они потеряли, став сообщниками разрушения своего социального строя.
Брежневские годы не были годами некоего застоя. Словечко «застой» — идеологическое клише в языке реформаторов и их западных наставников. В эти годы произошли огромные перемены в стране сравнительно с предшествовавшими годами. Было построено огромное число новых предприятий. Необычайно усложнились хозяйство, культура и бытовая жизнь людей. Вырос образовательный уровень населения. Улучшились бытовые условия. Размах жилищного строительства для рядовых граждан превзошел все то, что имело место в странах Запада. Были достигнуты огромные успехи в науке и технике. Достаточно упомянуть об успехах в космосе и в военной промышленности. Были подготовлены в большом числе первоклассные специалисты в самых различных сферах науки и культуры. Обо всем этом еще не так давно писались бесчисленные книги на Западе, авторы которых вовсе не были коммунистами.
Тот факт, что одновременно в стране происходило наращивание экономических и бытовых трудностей, а также усиление морального и идейного разложения общества, ничуть не противоречит сказанному выше. Это свидетельствует лишь о сложности и противоречивости исторического процесса.
Несмотря на пресмыкательство перед Западом, в советский период выработалась вполне реалистичная концепция исторической стратегии. Основные ее пункты таковы. Первый пункт — идти своим самостоятельным путем, не тягаться с Западом в экономике, развивать социальный аспект общества (социальные права и гарантии), прививать людям свою систему ценностей (коммунистическое воспитание). Второй пункт — воздействовать на отсталые и эксплуатируемые народы мира не только своим примером, но и оказывая им помощь в их национально-освободительной борьбе. Третий пункт — развитие военной промышленности, укрепление вооруженных сил, мировая активность с опорой на военную мощь. И вряд ли кто будет оспаривать тот факт, что Советский Союз добился грандиозных успехов, став второй сверхдержавой планеты.
Хочу обратить внимание читателя на одно в высшей степени важное обстоятельство. Коммунистическое общество, сложившееся в советский период, не было случайным нагромождением разнородных и независимых друг от друга явлений. В нем различные его части, органы, ткани, сферы и т. п. были скоординированы, соответствовали друг другу, обусловливали друг друга, короче говоря, находились в органическом единстве, образовывали органическое целое. И как бы мы ни относились к нему, независимо от наших субъективных оценок оно объективно было целостным социально-биологическим организмом. Сложилась устойчивая организация многомиллионных масс населения и многих сотен тысяч предприятий и учреждений. Даже маленькие изменения в этом гигантском объединении зависели от бесчисленного множества факторов. А всякое значительное преобразование, которое само по себе (т. е. взятое изолированно) казалось разумным и возможным, на деле могло оказаться вообще невозможным или могло привести к негативным и даже катастрофическим последствиям. Советская история давала бесчисленные примеры на этот счет.
Высшее советское руководство доперестроечного периода, опиравшееся на практический опыт проб и ошибок многих десятилетий, отдавало себе отчет в том, о чем я только что сказал. Оно проявляло вполне объяснимую осторожность и даже явный консерватизм в отношении радикальных преобразований. Дело тут было не в субъективных качествах правителей, не в отдельных бюрократах, которые якобы не хотели изменений. Дело тут было в совокупной системе социальных отношений, вынуждавших становиться консервативными бюрократами всех вовлеченных в нее людей. Напомню, что будущие реформаторы сами были членами этого руководства. Они не меньше, а скорее всего больше других старались в этом духе, ибо усерднее и лучше других служили консерваторам-начальникам. Более того, рассматриваемый консерватизм был вполне естественной самозащитной мерой против изменений, угрожавших самим основам советского общества.
Я думаю, что западные стратеги «холодной войны» в отличие от советских реформаторов понимали сущность и важность консерватизма доперестроечного советского руководства, а именно понимали, что этот консерватизм был важнейшим условием стабильности и живучести советского общества. Западная пропаганда начала педантично вбивать в головы советской правящей и идеологической элиты мысль, будто «дальше так жить нельзя», будто «нужно что-то делать». И она добилась выдающегося успеха. В России до сих пор не могут избавиться от этого наваждения. До сих пор люди не могут признаться себе в том, что эта идейная установка была началом всех последующих бед. В ситуации тех лет надо было набраться терпения и сделать все зависящее от людей, чтобы не делать ничего радикального.
Идеологией «нужно что-то делать» заразились молодые карьеристы из партийного и идеологического аппарата, начавшие успешную карьеру еще в сталинские годы и прошедшие школу сталинского волюнтаризма. Что именно нужно делать, они не знали. Зато это отлично знали их западные наставники и дирижеры. Последним сильно повезло: дорвавшиеся в 1985 году до высшей власти реформаторы сделали неизмеримо больше того, на что рассчитывали на Западе. Как говорится, заставь дураков богу молиться, они рады лоб расшибить!
Общий жизненный уровень в Советском Союзе в брежневский период был сравнительно высокий, думаю, что самый высокий за всю историю России. А в некоторых районах он был выше, чем даже в западных странах (например, в Грузии). Когда теперь западная и прозападная пропаганда в странах бывшего Советского Союза вопит о том, что будто бы население было нищим, особенно в национальных республиках и областях, то это наглая ложь.
Анализ социальной структуры советского населения и образа жизни различных слоев убедительно говорит о том, что в стране почти никто (за редким исключением) не думал ни о каком переходе от социализма (коммунизма) к капитализму. Даже жулики не думали об этом, поскольку они были советские жулики, т. е. имели возможность наживаться нечестным путем именно за счет условий советского общества.
Идеи перехода к капитализму. Перестройка началась не с них. Горбачев в начале своей деятельности в качестве главы власти клялся в верности социализму и грозился усовершенствовать его.
Бесспорно, в Советском Союзе было много недовольных. Фактически недовольны были все слои. Все мечтали о чем-то своем — о более высокой зарплате, о свободе творчества, о заграничных поездках и заграничных вещах и т. п. Но это, повторяю и подчеркиваю, не означало желания поломать свой социальный строй и установить вместо него капитализм. Идея смены общественного строя пришла уже в ходе перестройки, когда стало ясно, что ее замыслы провалились. Эта идея возникла на высотах власти под давлением Запада и оттуда была спущена в массы как новая установка. И тогда свора советских ловкачей и приспособленцев ринулась выполнять эту установку, стараясь урвать для себя от нее как можно больше. Это была советская, т. е. коммунистическая, реакция на распоряжение власти, а не созревшая в глубинах общества потребность. Класс частников начал создаваться искусственно, причем в основном из уголовников и как класс уголовников. Уголовные элементы советского общества стали опорой реформаторов лишь на основе рассматриваемой установки, но они не были значительным социальным слоем, стимулировавшим эту установку.
Исторический перелом. Что на самом деле стало происходить в России после 1985 года, если попытаться пробиться через оболочку идеологической лжи, опутывающей все важнейшие события современности, и углубиться до сущности реального эволюционного процесса? Ответить на этот вопрос не так-то просто даже при искреннем желании говорить правду, только правду и всю правду. События в России — неотъемлемая часть мирового и эпохального процесса. Но это такая часть, в которой сконцентрировались, сфокусировались все основные черты этого процесса.
В том, что стало происходить в России после 1985 года, переплелись воедино две взаимоисключающие и вместе с тем взаимообусловливающие линии. Одна из них имеет источники во внутренних условиях советского (российского) общества, а другая — в его взаимоотношениях с Западом. Главным по первой из упомянутых линий было созревание всестороннего кризиса советского общества и стремление высшего руководства страны перейти от брежневистского типа управления к сталинистскому.
Главным в эволюции по второй линии было поражение Советского Союза в «холодной войне» с Западом, капитулянтская и предательская политика высшего руководства страны и насильственная ее западнизация. Результатом совокупного действия этих линий явилось разрушение всех основ советского и затем российского общества и установление в стране режима, который сочетает в себе самые различные, зачастую взаимоисключающие черты общества, находящегося в состоянии деградации, разложения и колонизации.
Назревание кризиса. Советская идеология, настаивая на неизбежности кризисов при капитализме, считала коммунистическое общество бескризисным. Это убеждение разделяли даже критики коммунизма. Не было сделано ни одного исследования, результатом которого явилось бы предсказание кризиса коммунизма или хотя бы вывод о его возможности. Были бесчисленные «предсказания» гибели коммунизма в Советском Союзе и других странах, но они не имели ничего общего с предсказанием именно кризиса. Он произошел неожиданно для политиков, специалистов и масс населения. Его стали осознавать как кризис лишь после того, как он разразился во всю мощь, да и то не в адекватной ему форме.
Хотя кризис назрел уже в брежневские годы, даже Горбачеву еще не приходила в голову мысль о нем. Он начал свои маниакальные реформы в полной уверенности в том, что советское общество покорно подчинится его воле и призывам. Он сам больше, чем кто бы то ни было, способствовал развязыванию кризиса, не ведая о том.
Когда на факт кризиса уже стало невозможно закрывать глаза, его осознали в извращенной форме, а именно как некое обновление и выздоровление общества, как некую «перестройку».
В советском руководстве и его интеллектуальном обслуживании не нашлось ни одного человека, кто посмотрел бы на реформоманию как на характерный признак именно кризиса. Вместо выяснения сущности и реальных причин кризиса все бросились искать виновников нарастающих трудностей и козлов отпущения. И нашли их в том, на что указали западные наставники, — в лице Сталина, Брежнева, консерваторов, бюрократов, органов государственной безопасности, в партийном аппарате и, само собой разумеется, в идеологии.
Кризисы суть обычное явление в жизни всякого общества. Переживали кризисы античное, феодальное и капиталистическое общества. Нынешнее состояние западных стран многие специалисты считают кризисным. Кризис общества не есть еще его крах. Кризис есть уклонение от некоторых норм существования общества. Но не всякое уклонение есть кризис. Уклонение от норм может быть результатом природной катастрофы, эпидемии или внешнего нападения. В 1941–1942 годы Советский Союз был на грани гибели. Но это не был кризис коммунизма как социального строя. Наоборот, именно в эти тяжелые годы коммунизм обнаружил свою жизнеспособность. Кризис является таким уклонением от норм, которое возникает в результате действия внутренних закономерностей общества, причем в условиях его нормальной и даже успешной жизнедеятельности.
Каждому типу общества свойствен свой, характерный для него тип кризиса. Для капиталистического общества свойствен так называемый экономический кризис, который проявляется в перепроизводстве товаров, избыточности капиталов и дефиците сфер их приложения. Коммунистический кризис очевидным образом отличается от него. Он заключается, коротко говоря, в дезорганизации всего общественного организма, достигая в конце концов уровня дезорганизации всей системы власти и управления. Он охватывает все части и сферы общества, включая идеологию, экономику, культуру, общественную психологию, нравственное состояние населения. Но ядром его становится кризис системы власти и управления.
Ставя вопрос о причинах кризиса, надо различать по крайней мере такие факторы, играющие различную роль в его возникновении: 1) механизм потенциального кризиса; 2) условия, в которых возможность кризиса превращается в действительность; 3) толчок к кризису. Механизм потенциального кризиса образуют те же самые факторы, которые обеспечивают нормальную жизнедеятельность общества. Они органически присущи коммунистическому социальному строю. Они действуют всегда, порождая тенденции отклонения от его норм. Постепенно накапливаясь и суммируясь, эти отклонения создают предпосылки для кризиса. Чтобы описать механизм кризиса конкретно, нужно по мере описания общества в его нормальном («здоровом», идеальном) состоянии в каждом пункте описания указывать, в чем именно заключается отклонение от норм и почему оно происходит, т. е. закономерность самого нарушения норм. Например, плановая экономика неизбежно порождает элементы хаоса и незапланированности, без которых вообще невозможно осуществление планов. Единство системы власти и управления порождает распад ее на враждующие группировки, причем мафиозного типа. Прогресс экономики, культуры и прочих аспектов общества порождает расхождение между потребностями управления и возможностями их удовлетворения. Тотальное идеологическое оболванивание порождает идеологический цинизм и ослабление иммунитета против влияния враждебной идеологии. Общество вынуждено постоянно принимать меры против таких отклонений от норм, чтобы удерживать их в терпимых пределах. Но это удается лишь частично и до поры до времени.
Условия кризиса суть нечто внешнее для сущности коммунизма как такового. Они способствуют созреванию кризиса и его наступлению, но сами по себе они не порождают его. Кризис мог произойти при других условиях, даже при противоположных. Он мог не произойти и при данных условиях.
Условия кризиса не обязательно суть нечто неблагоприятное для общества и неудачи. Это могут быть и успехи, и благоприятные обстоятельства. Среди условий рассматриваемого кризиса следует назвать то, что в послевоенные годы, особенно в годы брежневского правления, в стране произошел колоссальный прогресс сравнительно со сталинским периодом. Это не были годы черного провала и застоя. Среди условий кризиса следует упомянуть прирост населения. Население увеличилось более чем на сто миллионов человек. Никакая западная страна не выдержала бы такую нагрузку, не впав в кризисное состояние из-за одной этой причины. Прирост населения сопровождался возрастанием доли непроизводительного населения и непомерным ростом его аппетитов в отношении материальных благ.
Надо, далее, различать возможность кризиса, которая постепенно усиливается в течение многих лет, но до поры до времени остается скрытой, и превращение этой возможности в действительность. Последнее происходит взрывообразно, сравнительно со временем накопления кризиса внезапно. Те факторы, которые приводят к такому кризисному взрыву, образуют толчок к кризису. В брежневские годы накопились предпосылки для кризиса, созрел потенциальный кризис. Но в действительность он превратился с приходом к высшей власти Горбачева и с началом «перестройки». Горбачевское руководство развязало кризис, дало толчок к нему. Горбачев своей политикой «нажал на кнопку», и бомба кризиса взорвалась. Возможно, у горбачевцев было искреннее намерение улучшить положение в стране, но оно реализовалось в таких мерах, которые ускорили и углубили кризис. Процесс вышел из-под контроля властей, превратив их в своих марионеток и навязав им форму поведения, о какой они не помышляли ранее.
Дело обстояло не так, будто в обществе начался кризис, вынудивший власть на определенную политику реформ, а наоборот — власть начала проводить определенную политику, мотивируясь соображениями, ничего общего не имевшими с интересами предотвращения надвигавшегося кризиса (об этом вообще не думали), и будучи уверенной в том, что общество будет продолжать жить под ее контролем и следовать ее предначертаниям. Расчет власти оказался ошибочным. Общество, созревшее для кризиса, реагировало на политику власти неожиданным и нежелательным для нее образом. Превратившись в марионеток неуправляемого процесса, власть сделала хорошую мину при плохой игре: стала изображать роль сознательного реформатора общества.
Исторический враг коммунизма. В западных массмедиа тот процесс, который начался в Советском Союзе в 1985 году, изображается как результат исключительно внутренних советских причин, главным образом как результат банкротства коммунистического социального строя. Эту позицию усвоили и советские (российские) интеллектуалы и реформаторы, используя ее как оправдание своей роли в этом процессе. Но это вопиющая идеологически-пропагандистская ложь. Можно признать, что в созревании кризиса в Советском Союзе решающую роль сыграли причины внутренние (хотя не одни они), но в развертывании кризиса и в последующем крахе страны решающая роль принадлежит причинам внешним. Советский Союз и Россия были разгромлены в ожесточенной борьбе с превосходящими силами внешнего врага, имя которого — Запад.
«Холодная война». Коммунизм с первых же шагов на исторической арене выступил как явление антикапиталистическое. Естественно, он не мог вызвать симпатий у носителей и апологетов капитализма. А после Октябрьской революции 1917 года в России ненависть к нему и страх перед ним стали непременным элементом западной жизни. Советский Союз стал заразительным примером для многих народов мира. В самих западных странах стало угрожающе расти коммунистическое движение. Реакцией на это явилось возникновение национал-социализма в Германии и фашизма в Италии и Испании, которые на время остановили угрозу внедрения коммунизма на Западе.
Первая военная атака Запада на коммунизм в России имела место уже в 1918–1920 годы. Она провалилась. Лидерам западных стран удалось в ходе Второй мировой войны направить агрессию Германии против Советского Союза. Но попытка разгромить его военным путем и руками Германии не удалась. В результате победы над Германией Советский Союз навязал свой строй странам Восточной Европы и колоссально усилил свое влияние в мире. Усилились коммунистические партии в Западной Европе. Советский Союз стал превращаться во вторую сверхдержаву планеты с огромным и все растущим военным потенциалом. Угроза мирового коммунизма стала вполне реальной.
Но было бы ошибочно сводить взаимоотношения Запада и коммунистического мира исключительно к противостоянию социальных систем. Россия задолго до революции 1917 года стала сферой колонизации для западных стран. Революция означала, что Запад эту сферу терял. Да и для Гитлера борьба против коммунизма («большевизма») была не столько самоцелью, сколько предлогом для захвата «жизненного пространства» и превращения живущих на нем людей в рабов нового образца. Победа Советского Союза над Германией и расширение сферы его влияния в мире колоссальным образом сократили возможности Запада в отношении колонизации планеты. А в перспективе над Западом нависла угроза вообще быть загнанным в свои национальные границы, что было бы равносильно его упадку и даже исторической гибели.
В этой ситуации идея особого рода войны против наступающего коммунизма — идея «холодной войны» — возникла как нечто само собой разумеющееся.
Обычно выражение «холодная война» употребляют как обозначение конфликта между коммунистическим и западным мирами, особенно между США и Советским Союзом, начавшегося сразу после окончания Второй мировой войны. Его назвали «холодным», поскольку не были вовлечены вооруженные силы во всю мощь и непосредственно в отношениях между противниками. По единодушному признанию политических и идеологических лидеров Запада, «горячая война» с использованием современного оружия была бы безумием. Она привела бы к гибели обоих противников и сделала бы планету вообще непригодной для жизни. К тому же сложилось убеждение, что коммунистические режимы свергнуть военным путем невозможно. Так что «горячая война» ограничилась «малыми» войнами и участием в войнах между другими странами.
Фактически «холодная война» вышла далеко за рамки просто послевоенного конфликта между США и СССР. Она явилась продолжением антисоветской политики лидеров Запада в период между мировыми войнами и войны Германии с ее союзниками против СССР в 1941–1945 годы. По своему размаху она охватила всю планету и все сферы жизни человечества — экономику, политику, дипломатию, идеологию, пропаганду, культуру, спорт, туризм. Использовались все средства воздействия на людей: радио, телевидение, секретные службы, конгрессы, дискуссии, культурный обмен, подкуп, паблисити. Использовались любые поводы, любые уязвимые точки противника, любые человеческие слабости: национальные разногласия, религиозные предрассудки, любопытство, тщеславие, корысть, зависть, критические умонастроения, страх, склонность к приключениям, эгоизм, любовь и т. п. Одним словом, это была, пожалуй, первая в истории человечества глобальная и всеобъемлющая война нового типа.
«Холодная война» не ограничилась сдерживанием советского проникновения в Европу. Она превратилась в борьбу против расползания коммунизма по всей планете. Целью ее стало вообще полное разрушение Советского Союза и всего блока коммунистических стран. Разумеется, это облекалось в идеологическую фразеологию освобождения народов от ига коммунизма, помощи в овладении западными (в первую очередь американскими) ценностями, борьбы за мир и дружбу между народами, за демократические свободы и права человека.
«Холодная война» была войной особого типа, первой в истории человечества «мирной» войной. Хотя противники обладали вооружением, каким ранее не обладала ни одна армия, они не пустили его в ход непосредственно друг против друга. Общепринятое объяснение этого факта — применение современного оружия привело бы к гибели обоих противников и мировой катастрофе. Но когда это было, чтобы в смертельной схватке опасения последствий останавливали врагов?! Американцы все-таки сбросили две атомные бомбы на Японию! Конечно, страх последствий имел место, и он всячески раздувался искусственно. И это само по себе было оружием «холодной войны». Гонка вооружений и политика на грани «горячей войны» были со стороны Запада войной на истощение противника. Советский Союз и его союзники вынуждались на непосильные траты.
Главным оружием в «холодной войне» были средства идеологии, пропаганды и психологии. Запад бросил колоссальные людские силы и материальные средства на идеологическую и психологическую обработку населения Советского Союза и его сателлитов, причем не с добрыми намерениями, а с целью деморализовать людей, оболванить, пробудить и поощрить в них самые низменные чувства и стремления.
Организаторами и исполнителями «холодной войны» ставилась задача атомизировать советское общество идейно, морально и политически. Расшатывать социальные и политические структуры. Лишать массы способности к сопротивлению. Разрушать идейно-психологический иммунитет населения противника. В качестве средства использовалась мощная пропаганда, отвлекавшая внимание людей от социальных проблем на секс, интимную сферу кинозвезд и гангстеров, на преступность, извращенные формы удовольствия. Провоцировались и раздувались национальные и религиозные чувства, создавались и навязывались ложные мифы и кумиры.
В эту работу были вовлечены многие десятки (если не сотни) тысяч специалистов и добровольцев, включая агентов секретных служб, университетских профессоров, журналистов, туристов. Работа велась с учетом опыта прошлого, особенно геббельсовской пропагандистской машины, а также достижений психологии и медицины, особенно психоанализа. Перефразируя слова одного западного социолога, можно сказать, что в «холодной войне» победил не капитализм, а лучшие средства оболванивания людей, действовавшие от его имени.
Некоторые уроки «холодной войны». Опыт «холодной войны» разрушил целый ряд предрассудков, столетиями владевших умами людей. Считалось, например, что народ надолго обмануть невозможно. «Холодная война» дала блестящий пример того, что с современными средствами идеологической обработки людей и манипулирования массами народ легче обмануть, чем отдельного человека, причем обмануть надолго, на любое время, пока есть смысл и средства для этого.
Педантично используя идеологически-психологическое и экономическое оружие в течение сорока лет, не скупясь на баснословные траты, Запад (и главным образом США) полностью деморализовал советское общество, и прежде всего его правящие и привилегированные слои, а также его идеологическую элиту и интеллигенцию. В результате вторая сверхдержава мира капитулировала в течение поразительно короткого времени.
Принято считать, будто поражение Советского Союза и его сателлитов в «холодной войне» доказало несостоятельность коммунистического социального строя и преимущество строя капиталистического. Я считаю это мнение ложным. Поражение коммунистических стран обусловлено сложным комплексом причин, среди которых сыграли свою роль и недостатки коммунистического строя.
Но это еще не есть доказательство нежизнеспособности и несостоятельности коммунистического типа общественного устройства. Победа капиталистического Запада точно так же обусловлена сложным комплексом причин, среди которых сыграли свою роль и достоинства капитализма. Но это еще не есть доказательство преимуществ капитализма.
Запад использовал слабости Советского Союза, в том числе дефекты коммунизма. Он использовал также свои преимущества, в том числе достоинства капитализма. Но победа Запада над Советским Союзом не была победой капитализма над коммунизмом. «Холодная война» была войной конкретных народов и стран, а не абстрактных социальных систем. Можно привести примеры противоположного характера, которые можно истолковать как «доказательство» преимуществ коммунизма перед капитализмом. Это, например, молниеносная индустриализация Советского Союза, реорганизация промышленности в ходе войны с Германией и победа над ней, а также ситуация в коммунистическом Китае сравнительно с капиталистической Индией. Но и эти примеры ничего не доказывают сами по себе.
Реальное коммунистическое общество существовало слишком короткое время, причем в крайне неблагоприятных условиях, чтобы делать категорические выводы о его несостоятельности. «Холодная война» даже не отвечает условиям лабораторного эксперимента. Чтобы сделать вывод о том, что тут капитализм победил коммунизм, нужно было, чтобы противники были одинаковы во всем, кроме социального строя. Ничего подобного в реальности не было. Запад просто превосходил Советский Союз по основным факторам, игравшим решающую роль в «холодной войне».
Последующее развитие событий показало, что понимание сущности исторического процесса в период «холодной войны» как борьбы двух социальных систем — капитализма и коммунизма — было поверхностным и в конечном счете ошибочным. Тут за сущность процесса приняли его историческую форму. По сути дела, это была борьба Запада за выживание и за господство на планете как необходимое условие выживания. Коммунистическая система в других странах была средством защититься от этих претензий Запада. Коммунистические страны переходили сами к нападению. Но инициатива истории исходила не от них, а от Запада. Она пряталась в глубинах исторического потока, порой скрывалась умышленно. Историческая инициатива не есть программа партий и правительств. Она редко осознается людьми в адекватной ей форме. Коммунизм стал объектом атаки со стороны Запада, поскольку сопротивляющийся Западу и отчасти атакующий его мир принял коммунистическую форму. Он мог сопротивляться и даже временами побеждать лишь в такой форме. Поэтому именно на коммунизме сосредоточилось внимание. Кроме того, борьба против коммунизма давала Западу оправдание всему тому, что они предпринимали на планете в эти годы.
Но самый важный, на мой взгляд, урок «холодной войны» состоит в том, что обнаружилась самая глубокая цель Запада в этой войне — разрушение Советского Союза и России с любым социальным строем. Коммунизм был удобным предлогом и прикрытием сути войны. Кроме того, коммунизм был настолько органичен для России, настолько прочно вошел в образ жизни и психологию русских, что разрушение коммунизма было равносильно разрушению России и русского народа как народа исторического. Почти с полной откровенностью об этом было сказано в «Законе о порабощенных нациях», принятом конгрессом США в 1959 году: в нем прямо говорилось о борьбе с русским империализмом, причем на территории исторического государства Российского, которое существовало в своей последней форме как Советский Союз. Одним словом, целились в коммунизм, а убивали Россию.
Русский коммунизм
«Теплая война». С окончанием «холодной войны» не прекратилась борьба Запада против Советского Союза. Наоборот, она усилилась и вступила в новую фазу, которую я назвал «теплой войной». Она охватила прежде всего сферу идеологии.
В течение всей советской истории советским людям со стороны государственной идеологии прививалась негативная картина Запада. Ничего преступного и аморального в этом не было. Это обычное дело в реальной истории. Ведь и на Западе даже без единой государственной идеологии массам населения прививались и прививаются с удвоенной силой идеологически тенденциозные и ложные представления о Советском Союзе и о коммунистическом обществе вообще.
Теперь же произошел беспрецедентный перелом в отношении к Западу даже в сфере официальной идеологии. Она ринулась в другую крайность, причем с ведома высшей власти страны, по ее приему и по ее указаниям. Были сняты запреты на преклонение перед Западом. Советским людям стали с неслыханной силой навязывать позитивный образ Запада и западофилию. В идеологическом оболванивании советского населения в прозападном духе приняли активное участие многочисленные перевертыши, ранее ревностно проводившие установку на западофобию: работники идеологического и пропагандистского аппарата; советские средства массовой информации; советские эмигранты на Западе; советские деятели культуры, добивавшиеся популярности на Западе; советские граждане, побывавшие на Западе и привезшие оттуда дефицитные вещи; представители высшего советского руководства. Свой огромный вклад в это внесла западная пропаганда. Ей не только перестали чинить препятствия, но стали всячески помогать. Многие лица, занимавшиеся активной антисоветской и антикоммунистической пропагандой, стали почетными гостями в Советском Союзе. Их стали печатать в советской прессе. На них стали ссылаться как на авторитеты, причем даже высшие лица руководства. К ним стали обращаться за советами, какие меры надо принимать, чтобы быстрее разрушить все советское и уподобиться Западу.
Советская официальная идеология обнаружила полную неспособность отстаивать положительные достижения своего общественного строя и критиковать дефекты западного, оказалась не подготовленной к массированной идеологической атаке со стороны Запада. В стране началась идеологическая паника. Появились идеологические дезертиры, предатели, перевертыши. Идеологические генералы начали перебегать к противнику. Началась беспримерная оргия очернения всего, что касалось советской истории, советского социального строя и коммунизма вообще.
Идеологический перелом не ограничился сферой сознания. Новая идеология («новое мышление») стала внедряться в практику. Начав с серии бессмысленных насильственных реформ и потерпев на этом пути банкротство, советские реформаторы встали в конце концов на путь насильственной западнизации страны, стали перестраивать советское общество по западным образцам. При этом они игнорировали тот факт, что западные образцы не являются универсальным благом для всего человечества. Эти образцы дали хорошие результаты только для небольшой части человечества, а именно лишь для народов западных стран. Для подавляющего большинства народов планеты они были и остаются чужеродными. Не являются на этот счет исключением и народы Советского Союза.
Подчеркиваю искусственный и насильственный характер этих преобразований. В Советском Союзе до этого не созрели и не могли созреть в принципе никакие предпосылки для перехода к капиталистическим социальным отношениям и к соответствующим им политическим формам. В массе населения не было никакой потребности в переходе к капитализму. Об этом мечтали лишь преступники из «теневой экономики», отдельные диссиденты, скрытые враги и часть представителей привилегированных слоев, накопившая богатства и хотевшая их легализации. Начавшийся позднее энтузиазм по поводу ломки всего советского был результатом новой антисоветской и антикоммунистической пропаганды и массового помутнения умов, а в верхах власти просто желанием угодить западным хозяевам, без поддержки которых они давно были бы выброшены на помойку истории.
Кризис. Послужив толчком к развязыванию кризиса, горбачевская политика «перестройки» сама стала главным источником кризиса и его самым сильным проявлением. Начавшись с идеологии и морального состояния общества, кризис углубился до самых его основ, охватив систему власти и управления и социальную организацию населения.
Был нарушен фундаментальный принцип владения. Поощрение форм владения, приближающихся к форме частной собственности, в огромной степени способствовало разрушению коллективистских оснований коммунизма. Нарушилась стабильность социальной структуры населения и механизм ее воспроизводства. Произошла та самая дестабилизация общества, о которой так долго мечтали на Западе. Усилилась сверх меры ненадежность социального положения людей, ослабли гарантии удовлетворения минимальных потребностей. Ослабла заинтересованность массы людей в делах и интимной жизни их деловых коллективов. Произошло ослабление и порою даже разрушение прикрепленности граждан к деловым коллективам, а также ослабление власти коллектива над индивидом. Произошло вопиющее нарушение принципов вознаграждения за труд и распределения жизненных благ.
Кризис власти (государства) проявился прежде всего в том, что стало невозможно сохранять ее как единое и слаженное целое. Во власти постоянно происходила борьба группировок. Но вовне власть всегда выступала как единое целое. Теперь она раскололась на всеобщее обозрение, и внутренние конфликты стали предметом всеобщего достояния. Группировки проявили непримиримую вражду по отношению друг к другу. Высшая власть утратила прежний контроль над нижестоящими подразделениями. Стержневая часть утратила прежний контроль над прочими разветвлениями власти. Органы порядка перестали выполнять свои функции на должном уровне. Милиция оказалась неспособной бороться с ростом преступности. Органы государственной безопасности оказались бессильными бороться против нарастающих антигосударственных и антикоммунистических умонастроений и действий.
Власть сама усилила этот аспект кризиса, реабилитировав прежних диссидентов и присвоив себе разоблачительские функции диссидентов. Заигрывания с Западом породили серию либеральных жестов, поощрив тем самым бунтарские, антигосударственные, антипартийные и антикоммунистические силы в стране. В том же направлении действовали разоблачения сталинизма и брежневизма. Расчеты власти на завоевание популярности не оправдались. Наоборот, она потеряла авторитет в глазах населения. Разоблачения сталинистов и брежневистов фактически наносили удар по власти вообще. Начались такие массовые нападки на власть, каких не было за всю советскую историю. Они приняли откровенно антикоммунистический характер.
В самой сильной степени кризис власти затронул ее стержневую часть — партийный аппарат. Он утратил былой контроль за системой власти и оказался изолированным от управляемого общества. На него взвалили главную ответственность за то, в каком положении оказалась страна. Все нападки на представителей власти, обвинения их в коррупции, бюрократизме и консерватизме относились прежде всего к работникам партийного аппарата.
Антипартийные и фракционные выступления членов партии и даже представителей органов власти стали обычным делом. За них никто не наказывался ощутимым образом. Многие стали демонстративно выходить из партии. Антикоммунистические выступления и неподчинение властям перестали даже удивлять. На выборах в советы кандидаты партийных органов стали терпеть сокрушительное поражение. Допущение формы выборности в отношении невыборной, по существу, власти поставило всю профессиональную власть на грань катастрофы.
Политика гласности углубила и расширила идеологический кризис. Началось безудержное и бесконтрольное словоблудие, мазохистское саморазоблачение, оплевывание всех святынь советской истории, очернение советской реальности. Все истины марксизма-ленинизма были подвержены осмеянию. Всякая защита даже бесспорных истин его рассматривалась как признак реакционности и отсталости. Короче говоря, с марксизмом-ленинизмом обошлись чуть ли не как с враждебным идеологическим учением. Одновременно началось столь же безудержное заимствование идей из западной идеологии.
Неверие в марксистские идеалы и отказ от марксизма-ленинизма как от руководства к действию захватил самые верхи правящего слоя. Дискредитация идеологии стала стимулироваться сверху. И это несмотря на то, что многие положения марксизма-ленинизма могли бы как никогда послужить путеводной звездой в современной запутанной ситуации в мире. Коммунисты предали марксизм-ленинизм именно тогда, когда на нем стоило настаивать особенно упорно.
Была потеряна эпохальная цель общества — его ориентация на «полный коммунизм». Доминирующим стало состояние беспросветности. Идейные интересы заглохли или оттеснились куда-то на задворки человеческих душ. Разрушилось также сознание исторической миссии советского народа и сознание внешнего эпохального врага. Советские люди стали видеть коммунистический идеал на Западе. Все то, что советская идеология и пропаганда с полным основанием утверждала о реальном капитализме и о Западе, стало восприниматься как идеологическая ложь, а идеологическая ложь и дезинформация, идущая с Запада, — как святая правда.
Социальный кризис особенно ощутимо проявился в сфере экономики. Подчеркиваю, это не экономический кризис, а именно проявление социального кризиса в экономике. В основе его лежат сами принципы организации общества — системность, плановость, единое и централизованное управление, социальная организация людей. Внешними проявлениями кризиса является усиление обычных экономических трудностей сверх всякой меры. Но сущность его заключается в отступлении от коммунистических методов в экономике и в стремлении преодолеть экономические трудности капиталистическими методами. Нет надобности перечислять эти отступления, они общеизвестны.
В обществе сложилась ситуация, которую можно было бы назвать революционной, если бы в реальности назрели предпосылки для настоящего революционного переворота. Но таких предпосылок не было. И массы устремились не вперед, не в будущее, а назад, в прошлое. Псевдореволюционная ситуация могла породить только одно: попытку контрреволюции по отношению к революции, в результате которой возникло коммунистическое общество. С точки зрения эволюции коммунизма массы выступили как сила глубоко реакционная. Естественно, и вожди масс, отражающие их умонастроения, выступили с лозунгами, которые нисколько не считались с внутренними закономерностями и возможностями страны. Все идеалы ими были заимствованы в дореволюционной России, которую они идеализировали, и на Западе, причем не в западной реальности, которую они плохо знали и совсем не понимали, а в западной идеологии и пропаганде, рассчитанной на дураков из коммунистических стран.
Перестройка. С первых же шагов перестройки стало очевидно, что ее позитивные намерения (если таковые были на самом деле!) — поднять страну на уровень богатейших стран Запада путем некоего ускоренного развития — в принципе неосуществимы в существующих условиях. Вместо ускоренного прогресса начался стремительный регресс во всех основных аспектах жизни общества. Естественно, стали искать не объективные причины этого ухудшения, а виновников, якобы препятствовавших осуществлению замечательных планов горбачевской клики. И нашли их в сталинистах, брежневистах, одним словом, в неких консерваторах. Вот если бы не эти наделенные всеми мыслимыми недостатками исчадия сталинизма, то с молниеносной быстротой Советский Союз приобщился бы к высотам мировой цивилизации!
Зато разрушительная часть перестройки пошла чрезвычайно успешно. Остановлюсь кратко на основных, на мой взгляд, «достижениях» на этот счет.
Теперь принято считать, что «холодная война» закончилась и что основная заслуга в этом принадлежит Горбачеву и его сообщникам. Но при этом помалкивают о том, в чем именно заключалась эта «заслуга». Пройдут годы, и потомки оценят роль горбачевской клики по достоинству, а именно как беспрецедентное в истории человечества предательство интересов своей страны и своего народа. Я не знаю в истории другого такого случая предательства, который по масштабам и последствиям можно было бы сопоставить с этим. Период Второй мировой войны дал много примеров предательства, но они просто детская забава в сравнении с тем, что удалось сделать горбаческой клике в мирное (в обычном смысле) время. Если бы лидеры Запада назначили на пост главы Советского государства своего собственного политика, убежденного антикоммуниста, он не смог бы нанести такой ущерб Советскому Союзу и советскому народу, как это сделал Горбачев со своей кликой. Они действовали как опытные партийные аппаратчики, со знанием дела, используя всю мощь власти, какой обладало коммунистическое государство. Явление поистине поразительное, никак не укладывающееся в рамки здравого смысла: могучее коммунистическое государство использовалось как орудие разрушения общества, которому оно обязано своим существованием и охранять которое было его священным долгом!
Результатом окончания «холодной войны» явилось то, что распался советский блок в Европе и Советский Союз утратил свою роль второй сверхдержавы планеты. И главную роль в этом сыграли не мудрость и мужество лидеров Запада, а предательская внешнеполитическая стратегия советского руководства. Оно по своей инициативе, добровольно капитулировало перед Западом, само приползло на коленях к противнику со слезными мольбами принять добровольную капитуляцию. На Западе не ожидали такого щедрого подарка. Это было сделано с поистине русской щедростью. Это была своего рода антиатака на Запад: мол, возьмите все, что мы имеем, причем даром, даже с приплатой. И этот уникальный идиот правитель и уникальный предатель в приступе маниакального тщеславия вознамерился тем самым начать «перестройку» всей планеты, всего человечества. Ему было невдомек, что Запад сам уже начал перестройку планеты, но по своим, западным, планам и что в этих планах Запада ему, Горбачеву, отвели соответствующую роль — роль разрушителя советского общества.
Горбачев начал свою деятельность в качестве реформатора в условиях коммунистического социального строя. Никаких намерений разрушать его у него не было. А если они и были в тайниках сознания, он их не выражал явно. Наоборот, он клялся в верности марксизму-ленинизму и партии, клялся охранять и укреплять завоевания советской истории. Общеизвестно, чем кончилась его перестройка. Она потерпела полный крах в позитивном смысле, зато преуспела в смысле негативном, т. е. в смысле разрушения всех основ советского общества и позорной капитуляции в «холодной войне» с Западом. Именно за эту разрушительную для Советского Союза деятельность Горбачев был вознагражден на Западе званиями «Человека года» и «Человека десятилетия», Нобелевской премией мира и многими другими наградами.
Горбачевизм начался как стремление насильственно навязать стране сверху (по инициативе ЦК КПСС, как постоянно подчеркивал сам Горбачев) реформы и создать для этого аппарат сверхвласти вне партийного аппарата и над ним, т. е. практически ослабив партийный аппарат, подчинив его личной власти нового вождя. В пропаганде, однако, это изобразили как борьбу против сталинизма и «застоя». Тем самым маскировалась суть перестройки, завоевывались одобрение советских людей и похвалы со стороны Запада. Что получилось на деле, это уже не зависело от первоначальных намерений.
Повторяю и подчеркиваю, все преобразования высших органов власти, происходившие по инициативе Горбачева, вели в одном направлении — в направлении создания аппарата сверхвласти, находящегося вне партийного аппарата и подчиняющего его себе. Самыми значительными шагами в этом направлении были, во-первых, создание президентской системы правления и, во-вторых, исключение из Конституции пункта о руководящей роли КПСС, низведение КПСС до статуса просто партии, допущение других политических партий (многопартийности) и лишение КПСС монополии на власть. Это произошло на чрезвычайном съезде народных депутатов в марте 1990 года.
В июле 1990 года состоялся XXVIII съезд КПСС. На нем консерваторам во главе с Лигачевым было нанесено окончательное поражение, они были выброшены из руководства партией. Путь к реализации амбиций Горбачева, казалось, был расчищен. Но новая организация органов власти, удовлетворив амбиции Горбачева в отношении его личного положения в них, оказалась непригодной для задуманных преобразований и вообще для управления страной нормальным образом. Получилась аморфная структура власти, заполненная к тому же дилетантами. Дабы компенсировать слабость новой власти, начались бесконечные горбачевские требования чрезвычайных полномочий. И он их получал. Став Генеральным секретарем ЦК КПСС, Председателем Президиума Верховного Совета СССР и главой Вооруженных Сил, Горбачев тем самым с самого начала своего правления получил в свои руки всю полноту власти. Казалось, что еще нужно? А между тем вся история его правления состояла в том, что он просил и требовал предоставить ему ту самую полноту власти, которую он, казалось, имел изначально. В чем тут дело? Дело в том, что власть Горбачева в любом ее обличье была властью кризисной — он, как и вслед за ним Ельцин, впал в иллюзию, будто все проблемы страны можно было решить путем махинаций с системой власти. Полнота власти тут приобреталась формально, а не практически. Она была достаточно сильна, чтобы производить разрушительные действия, но слишком слаба, чтобы делать что-то позитивное, созидательное. Она все время казалась недостаточной, поскольку ее нельзя было употребить в дело должным образом, поскольку сам факт предоставления полномочий не делал подвластных покорными без применения орудий реальной власти, которая разрушалась. Если бы Горбачев был наделен полномочиями императора или даже фараона, суть дела от этого не изменилась бы.
Уже в горбачевские годы внешние факторы стали играть доминирующую роль в деятельности власти Советского Союза. Горбачев перешел грань, отделявшую деятельность в рамках советской государственности от деятельности по ее разрушению вообще. Вместо сталинистского типа коммунистической власти стал получаться политический урод, сочетавший в себе элементы, имитирующие западную демократию, и обломки разрушаемой коммунистической системы.
В республиках бывшего Советского Союза, включая Россию в первую очередь, сложились так называемые президентские системы власти, ничего общего не имеющие с президентской системой США или Франции, а именно диктаторские режимы, по сравнению с которыми брежневский режим выглядит как вершина либерализма. Рухнули прежние структуры профессиональной системы управления. На их месте возникли дилетантские структуры, не имеющие достоинств прежних, но зато усилившие их недостатки. Новые правители с удесятеренной силой сравнительно с предшественниками ринулись удовлетворять свои хищнические аппетиты. К ним присоединилось огромное число (если не большинство) прежних чиновников партийного и государственного аппарата, молниеносно изменивших свою политическую ориентацию. Гигантский хамелеон советской власти лишь изменил свою окраску применительно к новым условиям. Под другими названиями и в ухудшенном виде в республиках возродились тоталитарные режимы, обрядившиеся в оболочку антикоммунизма и национализма и утратившие черты прежней законности.
Вместо обещанного сокращения и удешевления аппарата власти произошло противоположное — он стал неумолимо разрастаться, а расходы на него увеличились за несколько месяцев в несколько раз сравнительно с прежними. Новые властители первым делом увеличили себе зарплату и прибрали к рукам все привилегии прежних работников власти. Они стали пользоваться внеочередностью везде и во всем, летали бесплатно на самолетах. В их распоряжении оказались лучшие гостиницы и санатории, бесплатные автомашины, заграничные паспорта, специальные больницы и т. п. Трудно назвать депутата-демократа, который не побывал бы несколько раз на Западе и не привез бы оттуда дефицитные в Советском Союзе вещи, которые продавались затем за огромные деньги. Даже западные газеты с удивлением писали о том, что новые советские правители в огромном числе открыли себе счета в западных банках. Демократы завладели закрытыми распределителями продуктов, им доставалась львиная доля строившихся квартир.
Демократы устроили злобную травлю бывших работников партийного аппарата КПСС, заполнив этим все средства массовой информации, включая органы самой КПСС. Одним словом, получилась не демократия западного образца, лишь ее имитация в советском духе, лишь вывернутая наизнанку прежняя система. Работало лишь то, что как-то осталось от прошлого, только много хуже, чем раньше.
Было бы удивительно, если бы в таких условиях не стали появляться шарлатанские и шизофренические планы преобразования. И они стали появляться, причем один глупее другого. Все рекорды на этот счет побил план «500 дней». Согласно этому плану, Советский Союз в течение пятисот дней должен был превратиться из коммунистической страны в страну капиталистическую, причем на уровне передовых западных стран. На Западе этот план хвалили, ибо понимали, что претворение его в жизнь привело бы к молниеносному краху советского общества. Горбачевцы от этого плана отказались, поскольку абсурдность его была очевидна даже им. Но они не отказались от идеи введения «рыночной экономики» и приватизации, которая стала витать в их сознании как панацея от всех бед. В результате в стране стала стремительно деградировать старая экономическая система, уступая место экономике криминальной.
Вместо разрушенной коммунистической (плановой и командной) экономики возникла не рыночная экономика, к какой призывали новые лидеры и хозяева страны, не имевшие ни малейшего понятия о механизме реальной рыночной экономики западных стран, а лишь ее карикатурная имитация. По существу же, эта экономика явилась лишь легализацией преступной («теневой») экономики брежневских лет, а также расцветом мафиозной экономики, грабящей страну совместно с представителями экономической интервенции со стороны Запада. Началось разбазаривание всего ценного, что было создано трудом, умом и талантом народа за годы советской истории. Жизненный уровень масс населения стремительно снизился сравнительно с брежневскими годами, которые теперь стали вспоминаться как «золотой век» русской истории. От всего этого выгадало ничтожное меньшинство населения — преступники, нажившие в считанные дни баснословные богатства. Но возникли эти богатства не за счет подъема экономики и роста производства, а за счет ее упадка и краха производства, т. е. путем ограбления масс рядовых граждан и накопленных ранее ресурсов страны.
Результатом политики горбачевских реформ явилось не новое устойчивое состояние общества, а его дальнейшая дестабилизация, превысившая всякие допустимые границы. Плохо ли, хорошо ли, но общественный механизм до этого как-то работал. Его детали были как-то скоординированы. Реформаторская же суета разрегулировала его окончательно. Горбачевцы вели себя подобно некомпетентным в технике авантюристам, которые хаотически заменяют устаревшие детали в устаревшей машине новыми деталями, игнорируя принципы работы машины как целого.
Прибегая к другому образному сравнению, горбачевское руководство оказалось подобным обезумевшему капитану, который направил свой корабль в минуту опасности на гибельные рифы.
Но самый страшный результат того, что произошло после 1985 года в нашей стране, — это моральное, психологическое и идейное разложение основного населения страны. Люди уже не могут сознаться в том, что совершили эпохальную глупость, добровольно поддавшись влиянию реформаторов и их западных наставников. Теперь они в отчаянии от того, что произошло. Но в России просто нет авторитетных для них сил и вождей, которые могли бы указать им приемлемый выход из катастрофического положения и за которыми они могли бы пойти.
Объективные и субъективные факторы. Если в созревании кризиса в Советском Союзе в доперестроечные годы главную роль сыграли факторы объективные, то в той катастрофе, которая произошла в 1985–1991 годы и завершилась контрреволюцией 1991 года, решающую роль сыграли факторы субъективные: глупость, тщеславие, готовность пойти на предательство, идейный цинизм. Эти факторы действовали и ранее, и в годы до «перестройки». Они сыграли решающую роль в том, что кризис советского общества перерос в его крах и в антикоммунистический переворот.
Планируемая история
Прежде всего надо изменить понимание субъективного и объективного факторов исторического процесса. До сих пор их явно или неявно противопоставляют. Субъективное понимается как нечто такое, что является результатом воли и произвола людей, что не подвержено действию объективных закономерностей. Объективное понимается как нечто такое, что не зависит от воли и сознания людей, что происходит в силу закономерностей. На самом же деле объективные социальные законы суть законы, в соответствии с которыми происходит множество сознательных и волевых поступков людей и их объединений. Объективный фактор истории есть прежде всего совокупность таких сознательно-волевых действий людей. А в своих субъективных действиях люди не только подвержены действию тех же объективных социальных законов в массе своей, но и руководствуются знанием каких-то исторических закономерностей. Так что различение субъективных и объективных факторов является относительным, а в большинстве случаев вообще потеряло смысл.
В непосредственной связи с проблемой субъективного и объективного стоит проблема стихийного и сознательного. Стихийным считается то, что никем не осознается, не планируется заранее, происходит помимо воли и желания. Сознательным и преднамеренным считается то, что планируется заранее и осуществляется в результате волевых решений. В современном мире все значительное делается искусственно, сознательно планируется и делается в соответствии с планами. Теперь история не происходит по своему капризу, стихийно. Она теперь делается сознательно, можно сказать — по заказу сильных мира сего. Это не субъективный идеализм прошлого. Это объективная реальность. В связи с тем что теперь в эволюционный процесс вовлекаются гигантские массы людей и гигантские ресурсы, все субъективные факторы эволюции человечества приобрели гораздо большее значение, чем раньше. Возросла степень запланированности, изученности и осознанности социальных явлений и поведения людей, возросла степень контроля за ходом процессов и следования планам. Неимоверно усилились средства манипулирования массами людей и коммуникации, а также средства решения проблем большого масштаба. Возникли бесчисленные проблемы, которые в принципе не могут быть решены сами по себе, без участия огромных интеллектуальных сил и без использования огромных материальных средств (экологические и демографические проблемы, например). Все это в совокупности дало новое качество в самом характере эволюции человечества. Степень непредвиденности и неожиданности исторических событий резко сократилась сравнительно с резко возросшей степенью предсказуемости и запланированности. А «холодная война» Запада, возглавляемого США, против коммунистического Востока, возглавляемого Советским Союзом, была с самого начала грандиозной запланированной операцией, по затратам, размаху и результатам самой грандиозной операцией людей глобального масштаба. В ней было много незапланированного, непредвиденного, неподконтрольного, что неизбежно даже в мелких операциях. Но в целом, в главном, в определяющих ход процесса решениях она была именно такой, как я сказал выше.
Пару слов скажу о контролируемом и неконтролируемом в историческом процессе. Тут тоже история преподнесла нам урок. Казалось, что чем грандиознее и сложнее социальные объединения, тем меньше оно контролируемо, тем больше в нем неконтролируемых явлений. Такое убеждение сложилось потому, что не принимали во внимание следующие факторы: 1) прогресс средств сбора, обработки и передачи информации; 2) прогресс средств коммуникации; 3) прогресс средств манипулирования людьми, надзора за ними, пресечения массовых движений; 4) влияние массовой культуры на стандартизацию образа жизни людей. А в результате совокупного действия этих и других факторов степень контролируемости исторического процесса резко возросла.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК