«Туда заходить нельзя!»

Иванна быстро шла к Юльке. Зачем подружка вызвала ее срочной телеграммой?

Цимбалистая жила на квартире, или, как говорят во Львове, «на станции», у одинокой старушки пенсионерки, в прошлом учительницы польского языка, пани Уршули. Маленький домик пани Уршули, окруженный густым боярышником, находился в предместье Кульпарков, поблизости от аэродрома. Гул самолетов нисколько не мешал Юле изучать анатомию и читать учебники по судебной медицине.

Иванна была крайне удивлена, когда ей навстречу вынырнула из-за кустов высокая монахиня. Ставничая сперва не узнала их недавнюю гостью на заручинах, мать Монику, и, вздрогнув, отпрянула в темноту. Монахиня, крадучись, приблизилась к Иванне и прошептала:

— Не бойся, Иванна, то я. Туда заходить нельзя.

Когда они перешли на другую сторону улицы, Моника, показывая на домик учительницы, властно повторила:

— Туда заходить нельзя! Засада! Понимаешь — «пулапка». Меня прислала за тобой игуменья Вера. Пойдем...

— Но ведь я получила от Юльки телеграмму!

— Боже, какое глупое дивча! — пожимая высокими, острыми плечами, выпирающими из сутаны, прошипела Моника.— Телеграмму за ее подписью мог дать любой чекист. Понимаешь? А если ты зайдешь туда,— она показала на домик,— впаднешь. Пойдем скорее...

Запыхавшись, они остановились у кованной железом высокой брамы женского монастыря сестер ордена святого Василия. Моника по-хозяйски дернула за круглое тяжелое кольцо у двери, и где-то в глубине послышался звонок. Изнутри через глазок выглянула дежурная монахиня и, увидя Монику, тихонько раскрыла дверь.

— Игуменья ждет вас, мать Моника,— сказала монахиня, почтительно кланяясь и пропуская их.

Когда, поднявшись вслед за Моникой по скрипучей дубовой лестнице на второй этаж, Иванна вошла в келью игуменьи, она не поверила своим глазам. Игуменья сидела в мягком, удобном кресле, упираясь в его поручни пухлыми, дородными руками, а по комнате расхаживал Герета.

— Ромцю, вы здесь? Что это за комедия? — воскликнула Иванна.

— Я был бы очень рад, если бы все это обернулось только комедией! — торжественно и вместе с тем с наигранной грустью сказал Роман.— Дело куда серьезнее, Иванна!

— Да не томите душу! В чем дело?

— В любую минуту вас могут арестовать! — с еще большей торжественностью заявил Роман.

— Меня? — Иванна засмеялась.— Да что я такого сделала?

— Случилось то, чего мы так опасались. Ваш любезный квартирант не забыл ни скандала, который вы закатили во время обручения, ни резких слов, запальчиво выкрикнутых вами по адресу советской власти. Он написал на вас донос в энкавэдэ. Делу уже дан ход. В квартире Юльки засада: вас поджидали чекисты.

— Чекисты? Но ведь это дитеняда (Сказочка для детей). Они могли с успехом арестовать меня в Тулиголовах, а не вызывать сюда!

— В Тулиголовах ваш арест мог бы вызвать возмущение местного населения. Вас все знают, вы дочь любимого многими пастыря, а здесь, во Львове, все можно сделать шито-крыто!

— Матерь божья! — воскликнула Иванна.— Откуда же вам все это известно?

— Свет не без добрых людей. И далеко не все те, кто кричит сейчас: «Хай живуть Советы!» — любят их...

— Нет... Мне трудно поверить... Ромцю, скажите, вы шутите?

— Такие шутки у них называются антисоветской агитацией,— резко, голосом скрипучим и властным, бросила игуменья.—Так, впрочем, ваш квартирант и иаписал в своем доносе...

— Разве я сказала что-нибудь особенное? Какая же это свобода?!

— Чего еще вы, Иванна, можете ждать от людей, потерявших веру в бога? — мягко сказал Роман.—У них нет благородства, все они черствые материалисты... А вы еще...

— Договаривайте!

— Вы сердце ему открыли и своих же людей выдали!

— Да как вы смеете! Каких это «своих»?

— Ну, хотя бы Зенона Верхолу! — Герета испытующе посмотрел в темные и глубокие глаза невесты.

— Ну, знаете! — возмутилась Иванна.— Это клевета! Мое отношение к этому пройдысвиту (авантюристу, подонку) вам давно известно. Удивляюсь только, как могли вы с ним дружить! Но ничего о нем я капитану не говорила. Ни одного слова! Доносчицей я никогда не была и не буду!

— Вы правду говорите, Иванна?

— Конечно, правду!

— И капитан ничего не расспрашивал вас о Вер-холе?

— Решительно ничего! — отрезала Иванна.—Да он его совершенно не знает!

— Странно...— Роман задумался.— И вы можете присягнуть, что говорите правду?

— Чистую правду! Христом-богом клянусь! — горячо сказала Иванна.

Роман укоризненно покачал головой.

— Не поминайте имя господа бога нашего всуе, ко-хана Иванна. Я вам поверю и так. А веря, предостерег гаю: дело очень, очень плохо. И отцу Теодозию оно сулит большие неприятности. И мне. И вашей подруге Юльце...

Совсем растерявшись, Иванна доверчиво посмотрела на жениха.

— Спасибо вам, Романе... Спасибо... Как же мне теперь поступать?

Тоном приказа Герета сказал:

— Давайте условимся: для всех окружающих вы уехали в Киев. Искать правды и добиваться приема в Киевский университет. Мы немедленно распустим слух об этом. Перед отъездом вы окончательно порвали с отцом, который вас туда не пускал, как и во Львовский университет, и был против вашего отъезда. Это выгораживает отца и спасает его от возможного ареста. Понятно? А вы на ножи пошли с отцом, остро поспорили! И, уехав, никому не оставили своего адреса...

— Позвольте,— перебила его в недоумении Иванна,— я не...

Герета резко махнул рукой, прерывая невесту, и продолжал:

— В остальном положитесь на мать игуменью и сестру Монику и поблагодарите их за спасительное для вас гостеприимство...