Л. Троцкий. КРЕПОСТЬ ИЛИ ТРАНШЕЯ?

Л. Троцкий. КРЕПОСТЬ ИЛИ ТРАНШЕЯ?

Среди многих других идей, выросших вокруг этой войны, особенно в первую эпоху, когда идеология войны занимала много места в общественном сознании, еще неразмолотая в пыль беспощадными жерновами реальности, одной из наиболее популярных, по крайней мере во Франции, была идея «последней» войны: эта война есть война войне, это война за вечный мир. Почему? Этот вопрос не подвергался углублению. Когда напряжение сил так чудовищно, а количество жертв столь неизмеримо, сознание требует большой цели, которая бы все освятила. Вера вытесняет критику.

Но мираж последней войны постепенно тускнел в общественном сознании, а в призванных кругах все чаще ставились вопросы о грядущих войнах и об извлечении для них уроков из нынешней войны. В то время как молодые поколения нашей несчастной Европы подвергают на себе, как на сыром материале, испытанию все военные теории и все технические завоевания предшествующей истории, ученые стратеги из опыта нынешних событий извлекают теоретические предпосылки для военных конфликтов будущих поколений европейского человечества.

Военная наука справляет в некотором смысле свой пир: никогда во всей человеческой истории не имела она перед собою такого широкого поля наблюдений и экспериментов, как теперь. Но зато сколько дорогих ей предрассудков рассыпается прахом!

Военное искусство является в одном отношении крайне революционным фактором истории, в другом – крайне консервативным. Последний довод исторических государств – материальная сила, и в столкновениях военных аппаратов обнаруживается мера технического, социального и политического развития наций. Оттого по каналам милитаризма и проникают прежде всего в отсталые государства новые приемы, методы и идеи. Но, с другой стороны, военные идеи и принципы облекаются в крайне тяжеловесную и дорого стоящую броню. Они материализуются в виде ружей, пушек, броненосцев, крепостей, а эти внушительные предметы не так-то легко поддаются критике чистого разума: нужно новое огненное испытание войны, чтобы пришедший в негодность военный принцип был удален на покой вместе со своим материальным воплощением.

Наиболее решительно и открыто нынешняя война поставила вопрос о судьбе крепостей. Под крепостью люди привыкли понимать что-то очень «крепкое». Между тем оказалось, что крепости, воздвигавшиеся и укреплявшиеся годами и десятилетиями, рушатся, как голубятни, в течение нескольких дней или просто покидаются гарнизоном, как опасные ловушки. Сперва мы наблюдали это в Бельгии и северной Франции, затем в Польше и в западной России. "Люди быстро привыкают ко всему, – писал «Journal de Geneve»,[219] – в том числе и к падению крепостей".

Вместе с крепостями падала вера в них. И хотя новая теоретическая оценка крепостей не совсем одинакова в странах, которые теряют, и в странах, которые овладевают ими, тем не менее можно сказать, что теоретическое разжалование постоянных укреплений совершалось в течение этого года по всей линии. «Банкротство крепости» еще не удостоверено, правда, официальной военной наукой, но популярные военные писатели, – например, сенатор Шарль Эмбер, кандидат в заместители Мильерана,[220] – уже провозгласили его, газеты подхватили, публика быстро усвоила или, по выражению женевского издания, «привыкла» к нему.

Но дело зашло дальше: слишком категорически обобщенная мысль о несостоятельности нагромождений камня и бетона для целей современной войны начинает уже встречать оппозицию, и не только со стороны упрямых стародумов. Полковник Готье посвятил этому вопросу небольшую, но содержательную статью в последней книжке «Revue Hebdomadaire».[221]

Принцип крепости вытекает из потребности, совершенно очевидной, противопоставить в известных местах, через которые вынужден пройти неприятель, как можно больше препятствий к его передвижению (Страсбург, Туль, Брест-Литовск, Перемышль) или как можно дольше охранять от ударов главную массу собственной армии в процессе ее концентрации (Льеж, Намюр). Вытекающий из этой элементарной необходимости принцип особо укрепленных постоянных позиций не может обанкротиться, ибо он вытекает из самой «природы вещей» в военном столкновении масс. Иное дело техническое разрешение задачи. Та система постоянных укреплений, которая была господствующей до сих пор, несомненно капитулировала раз и навсегда, и возрождения ей нет. Дуэль тяжелой пушки и бетона закончилась полной победой пушки. Специалисты, которые занимались за последнее десятилетие взрывчатыми веществами, предчувствовали этот финал, но рутина была слишком могущественна, и государства продолжали ограждать себя высокими валами и фортами, подготовляя узловые пункты для концентрированного действия тяжелой неприятельской артиллерии. Судьбу этих укреплений мы наблюдали в Бельгии и в северной Франции. Но там же мы видим своеобразные укрепления позиции – траншеи, которые держатся с обеих сторон в течение года.

Говорят, что траншея ликвидировала крепость. В каком смысле? Если дело касается господствовавшей системы фортификации, признает Готье, то на этот счет двух мнений нет: она ликвидирована. Но ведь, с другой стороны, именно траншея с неожиданной силой обнаружила значение укрепленных позиций. Все операции на французском фронте имеют характер крепостной или осадной войны. Можно, правда, сказать, что траншея, как метод импровизированных, подвижных укреплений, ликвидировала постоянные укрепления. Но такое утверждение было бы поспешным. Ведь тот же самый французский фронт красноречиво говорит нам, что, даже будучи импровизированной, траншея не обязательно является «подвижной»: она в течение целого года может удерживать дальнейшее движение неприятельской армии в глубь страны. Здесь перед нами такая система укреплений, которая не спасовала перед тяжелой артиллерией. Не напрашивается ли сама собою мысль, что именно эта система должна быть положена в основу постоянных укреплений – с теми же самыми целями, каким служили ныне теоретически разжалованные крепости.

Очищенный от недоразумений и некритических обобщений вопрос, как видим, сводится к альтернативе: временные или постоянные укрепления? Конечно, траншеи по реке Эн не были подготовлены, а созданы самой армией в момент необходимости. Но это не всегда возможно, говорит Готье. Если бы французской армии не удалось приостановить на Марне немецкого наступления, она вынуждена была бы покинуть Париж, так как победоносный неприятель не оставил бы ей, при указанном условии, времени для создания окопов. Траншея – это ров, спереди огражденный колючей проволокой и снабженный по бокам митральезами: ничего сложного. Но у армии не всегда будет возможность разместить и скомбинировать на своем пути эти три основных элемента укреплений нового образца: рвы, проволоку и пулеметы. Следовательно, в критических местах нужно подготовить все это заранее.

"Если бы завтра мы пробили неприятельскую оборонительную линию в Эльзасе и Лотарингии, – говорит Готье, обращаясь к противникам постоянных укреплений, – неужели же вы думаете, что Мец и Страсбург, с той рациональной организацией, которую там необходимо предвидеть, не будут стеснять нашего движения вперед? Не очевидно ли, что придется их маскировать и обходить, а это в ужасающих размерах сузит зону наших операций и вынудит нас броситься на Рейн севером, где мы будем неприятно поражены, застав все главные пункты перехода, мосты, шоссе и железные дороги под охраной Кельна, Майнца и Кобленца. И сколько времени понадобится нам, чтобы взять эти укрепления, относительно которых известно, что немцы в течение нескольких лет несли огромные расходы, особенно в Меце, чтобы организовать вокруг них позиции точно такого рода, как на реке Эн, т.-е. постоянные траншеи.

Но новейшая артиллерия убивает принцип крепости с двух сторон: она не только в течение нескольких дней, если не часов, обращает форты в груды обломков, но и требует колоссального количества снарядов внутри самой крепости. Это значит, что раз только постоянное укрепление, хотя бы и новейшего образца, отрезано от центров страны, его боевые запасы должны истощиться не в течение месяцев, как раньше, а в течение недель, если не дней. Таков один из наиболее победоносных аргументов в лагере ниспровергателей постоянной крепости. Но Готье считает и этот довод несостоятельным. Несомненно, траншейная война требует чудовищного расходования снарядов, но на атакующей стороне. Тяжелая артиллерия должна выбросить апокалиптическое количество чугуна, – это снова обнаружила битва в Шампани, – для того чтобы разрушить неприятельские заграждения и, внеся сумятицу в неприятельские окопы, подготовить условия для атаки. Но постоянные укрепления, которым отводится в стратегическом смысле чисто-оборонительная роль, вовсе не нуждаются в чрезмерном количестве снарядов. Для защиты постоянной позиции нужны все те же, уже знакомые нам, три элемента: хорошо расположенные и удобно сообщающиеся окопы, широкая лента колючих заграждений и достаточное количество ружей и пулеметов. Артиллерия при оборонительной войне играет второстепенную роль. А пули всегда можно иметь в достаточном количестве в подземных складах и постоянных траншейных укреплениях.

Какой вид будет иметь крепость завтрашнего дня?

Вокруг важных стратегических пунктов будут позади широкой сети проволочных шипов расположены несколькими концентрическими линиями узкие траншеи, снабженные связующими их кулуарами. Эти линии будут упрочены всеми средствами строительной техники. В них будут подземные, легко передвигающиеся батареи в хорошо защищенных каналах. Под землей будут надежные убежища, склады, мастерские, электрические станции с многочисленными проводами. Все это будет разбросано на широком пространстве, не открывая тяжелой неприятельской артиллерии сколько-нибудь благодарных пунктов прицела.

Такова крепость будущего: без средневековых фортов, почти невидимая, но тем менее уязвимая, тем более опасная для атакующих. И Готье утешает нас в заключение своим предсказанием, что эти новые крепости, подчиняясь «закону всякого развития», окажутся сложнее и дороже старых…

Из нынешней страшной катастрофы пока что выходит победительницей… траншея: черная яма в земле с металлическими иглами у входа. Торжество траншеи так очевидно, что не только специалисты милитаризма поклоняются ей, но – как это на первый взгляд ни парадоксально – и пацифисты. Один из них, кажется, швейцарец, пришел к счастливой мысли, что войны можно упразднить, если укрепить государственные границы постоянными траншеями и оградить могучим электрическим током. Бедный золотушный пацифист, который ищет приюта в траншее!

Париж, 1 октября 1915 г.

«Киевская Мысль» N 306, 4 ноября 1915 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.