Глава 4 Господин Президент
Глава 4
Господин Президент
Недавно мне в Фейсбуке попалась на глаза картинка, составленная из двух фотографий Петра Порошенко.
Президент летом 2014 года, вскоре после инаугурации.
Он же летом 2015-го — после Иловайска, двух Минсков, потери Дебальцево…
На второй фотографии Президент (в сентябре 2015 года ему исполнилось 50) лет на пять старше.
Когда работаешь с человеком бок о бок каждый день, эта эволюция не так заметна.
Помню, как утром 10 февраля 2015 года Президенту доложили, что россияне обстреляли из реактивных установок наш штаб в Краматорске. Один из залпов накрыл жилой квартал. 17 погибших, в основном мирных жителей, почти 50 раненых, пятеро из них — дети.
Президент не мешкая вылетел на место событий. С ним был французский философ и писатель Бернар-Анри Леви. Картина после обстрела: тела на улицах, накрытые простынями или лежащие так, как застала их смерть, мать, закрывшая ребенка от осколков своим телом, хвост ракеты, пробившей асфальт, раненые в тускло освещенных помещениях госпиталя.
На встречу «нормандской четверки» в Минске Петр Порошенко отправился после бессонной ночи, с почерневшим лицом. Там его ждали 19 часов непрерывных — и крайне тяжелых — переговоров. Результатом вторых Минских договоренностей стало замораживание боевых действий на Востоке. Из Минска Президент отправился на встречу с лидерами Евросоюза в Брюссель, где убедил их в необходимости усиления санкций против России. Сомневаюсь, что те, кто упрекает Президента в уступках Москве и сепаратистам, справились бы с этой ношей лучше.
* * *
Петр Порошенко принял самое активное участие в Революции достоинства. Его победа в первом же туре выборов говорит о том, что избиратели увидели в нем Президента, способного объединить страну. Думаю, люди оценили тот факт, что Порошенко — один из наиболее подготовленных украинских политиков. Он хорошо знает украинскую власть с самых разных сторон, работал и в парламенте, и в правительстве, и в президентской вертикали. Он был председателем ключевого, бюджетного, комитета в Раде, секретарем Совета национальной безопасности и обороны, руководил министерствами иностранных дел и экономического развития.
Быть Президентом в стране с таким количеством угроз, с которыми в 2014–2015 годах столкнулась Украина, и при этом еще в парламентско-президентской республике — мягко говоря, непросто. Подобрать правильный стиль управления, удерживать одновременно десятки очень проблемных направлений, внутренних и внешних, — сложнейшая задача, и Президент с ней справляется, пусть и за счет сверхусилий.
Президента упрекают в микро-менеджменте. Он действительно старается вникать во множество деталей и проектов. Но когда страна на переломе, когда старый аппарат перестал работать, никакая мелочь не кажется «лишней» — тем более если речь об армии или внешней политике.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого что в кузнице
Не было гвоздя.
Президент эволюционирует. Меняются его оценки происходящего, уточняются (по многим вопросам — становятся более радикальными) подходы к управлению страной.
Президента часто критикуют за то, что он не избавился от своего кондитерского бизнеса — корпорации «Рошен» и Пятого телеканала.
«Рошен» был выставлен на продажу сразу после победы Петра Порошенко на выборах. Продать компанию, пусть и успешную, в стране, где идет война, не просто. В 2015 году Forbes оценил состояние Петра Порошенко в $750 млн. Двумя годами раньше, по данным того же издания, оно равнялось $1,6 млрд. Хорошо понимаю собственника, который не спешит продавать за бесценок то, что, по его мнению, имеет существенную ценность.
Отдельная история — входящая в «Рошен» кондитерская фабрика в Липецке. Она толком не работает: российские власти регулярно находят поводы парализовать ее деятельность. Президент с радостью избавился бы от этого «актива», который с таким удовольствием используют его политические оппоненты. Слышал даже о сумасшедшей идее подарить предприятие российской оппозиции, чтобы у той появился источник финансирования. Не удивлюсь, если фабрика будет просто закрыта.
Политические оппоненты пытаются поймать Порошенко на противоречии. Сохраняя в собственности «Рошен», он призывает ускорить приватизацию. Мол, своим дорожит, а государственное спешит раздать за бесценок.
Не вижу здесь противоречия. Государству принадлежат объекты, которые и сейчас можно продать по хорошей цене. Это подтвердил аукцион, на котором в феврале 2015 года разыгрывались лицензии на мобильную связь третьего поколения. Ни ожесточенные боевые действия на Востоке, ни паника на валютном рынке не помешали трем мобильным операторам выложить за лицензии почти девять миллиардов гривен, или 400 с лишним миллионов долларов. Наверняка мы увидим хороший спрос и на приватизационном аукционе по Одесскому припортовому заводу (интерес к нему проявляют транснациональные компании) или «Центрэнерго» — одной из крупнейших энергогенерирующих компаний Украины. Там же, где государство не может получить такую хорошую цену, приватизация в большинстве случаев все равно остается лучшим выходом — в отсутствие эффективного собственника сотни государственных предприятий и так доведены до банкротства.
В случае с приватизацией дело не только в деньгах. Приход частных инвесторов станет концом коррупционных схем, которыми, как паутиной, опутан наш государственный сектор. Что же касается объектов помельче, то от них и сейчас государству больше мороки, чем пользы. Впрочем, подробнее о приватизации — в другом месте.
Отдельный пункт претензий к Президенту — отказ продавать Пятый телеканал. «В одних руках сконцентрировано богатство, медиа и власть, — утверждают наши противники. — Вот она, олигархия, в чистом виде». Что ж, по форме верно, по существу — издевательство.
Структура украинского телевизионного рынка крайне искажена. Это рынок, на котором невозможно зарабатывать деньги. В телевизионном пространстве доминируют четыре медиагруппы — Виктора Пинчука, Рината Ахметова, Игоря Коломойского и Дмитрия Фирташа. Совокупная доля аудитории семи крупнейших украинских каналов, входящих в эти группы, превышает 55 %. Доля Пятого канала — менее 1 %[24].
Все олигархические телеканалы глубоко убыточны: рекламный рынок слишком мал, чтобы прокормить такую ораву, поэтому владельцы ежегодно субсидируют свои каналы на сотни миллионов долларов. Ни один вменяемый инвестор не станет вкладывать деньги в телевизионный рынок Украины, пока на нем невозможно зарабатывать. Это означает, что выставленный на продажу 5-й канал достанется, скорее всего, одной из олигархических групп. Усилит ли это плюрализм в эфире? Не думаю. А вот одну из олигархических групп — точно усилит.
* * *
У нас с Петром Порошенко давний опыт нахождения компромиссов. В 2007 году UMH Group приобрела у него 50 % сети радиостанций «Радио 5», вещавшего в нескольких десятках городов. После переформатирования убыточной сети в «Ретро ФМ» она стала приносить прибыль.
В 2011 году мы упрочили наше партнерство, приобретя на паритетных началах компанию KP Media, которая владела самым популярным в стране общественно-политическим еженедельником «Корреспондент» и одноименным новостным сайтом — лидером в своей категории. На оформление и подписание акционерного соглашения у нас ушло около двух месяцев. В результате наши деловые отношения не были омрачены какими-то проблемами. И когда они подошли к концу, мы остались довольны друг другом.
В чем мое отличие от других партнеров Петра Порошенко? Я никогда не был его младшим партнером: в совместных проектах наши доли были 50 на 50, я управлял, он контролировал. В отношениях с ним у меня не было неискреннего пиетета, я всегда называл вещи своими именами и настаивал на решениях, которые считал правильными. Часто удавалось его убедить.
Считаю одной из важнейших своих обязанностей как главы Администрации Президента всегда высказывать свою точку зрения, если что-то мне кажется неправильным. Правда, это не всегда удается физически: не обо всем можно сказать телеграфно, а со временем и у меня, и у Президента беда.
Особенность моего положения в администрации с самого начала заключалась в том, что я не стремился на эту должность. От государственной службы мне не требуется никаких материальных и нематериальных благ, поэтому со мной сложно разговаривать на том языке, на котором привыкли разговаривать многие наши государственные деятели.
Некоторые мои предшественники исповедовали в отношениях со своими боссами такой подход — держать Президента «в теплой ванне», не выпускать его из зоны комфорта. В случае с Петром Порошенко это невозможно. Президент погружен в большое количество информационных потоков, и легко заметит фальшь, если кто-то попытается выдавать желаемое за действительное.
Со своей стороны Петр Порошенко создает атмосферу, в которой возможно глубокое рассмотрение новых идей. Осенью 2014 года мое предложение формировать Кабинет Министров по технократическому принципу, с привлечением иностранцев вызвало возражение со стороны части президентской команды. Я доказывал, что назначение министров по партийным квотам непременно приведет к тому, что в кабинете окажется много людей вчерашнего дня (на постсоветском пространстве таких называют «крепкими хозяйственниками») или политиков-пустословов. Для Украины после Революции достоинства это не самое умное решение. Полемика продолжалась около получаса, после чего Президент высказался в поддержку моей идеи. Он также поддержал идею привлечь к отбору кандидатов международные агентства, специализирующиеся на подборе руководящих кадров. В итоге мы увидели новые лица и в правительстве, и в руководстве государственных компаний.
Мы с Президентом примерно в одном графике. Я, как и он, сова. Работаем по 15–16 часов в день. Рабочий день выглядит так: примерно с 10–10.30 утра я на месте, после двух ночи разъезжаемся. Я стараюсь приезжать до Президента и уезжать после него. По субботам работаем всегда, по воскресеньям — почти всегда. За первые полгода у меня было буквально несколько выходных. У Президента их практически не было.
* * *
Первые 18 месяцев президентства Петра Порошенко я бы разделил на пять этапов.
Первый — июнь-начало сентября 2014 года. После того, как сепаратисты отвергли мирный план Президента, антитеррористическая операция в начале июля была возобновлена. За полтора месяца активной фазы АТО наши вооруженные силы освободили почти две трети территории, захваченной боевиками в Донецкой и Луганской областях, и были близки к окончательной победе. 24 августа в Украину вторглись батальонные тактические группы российской армии, устроив нашим войскам котел под Иловайском[25]. Продвижение украинской армии к государственной границе было остановлено. 5 сентября в Минске было подписан протокол, предусматривавший прекращение огня.
Второй — сентябрь-декабрь 2014-го. Одним из обещаний Порошенко — кандидата в Президенты была перезагрузка власти, в том числе новые выборы в парламент. Осень прошла под знаком предвыборной кампании и формирования правящей коалиции. Коалиционное соглашение должно было стать надежной базой для реформ, а привлечение в правительство иностранных специалистов — дать реформам долгожданный импульс.
Третий — январь-февраль 2015-го. Обстановка в восточных областях снова обострилась. Сепаратисты перешли в наступление. После многомесячной осады Донецкий аэропорт был стерт с лица земли. 12 февраля второе Минское соглашение (Минск-2) фиксирует новую линию разграничения. Нам пришлось отступить, пал важный железнодорожный узел — Дебальцево, но не было и следа от той растерянности, которая наблюдалась в августе 2014-го. Конец февраля отмечен жесточайшим валютным кризисом, остановить который удалось только благодаря жестким мерам НБУ и экстренной помощи МВФ.
Четвертый этап — весна 2015-го. На фронте относительное затишье. В новостях российских каналов по-прежнему доминирует Украина, но пропагандистский накал становится менее яростным. Есть время сфокусироваться на самом важном — внутреннем фронте, проанализировать ход реформ, поразмыслить над тем, почему их темп далек от желаемого.
Пятый — конец мая — ноябрь 2015 года. Президент переходит в наступление. Губернатором Одессы становится экс-президент Грузии Михаил Саакашвили. В июле с подачи Петра Порошенко активизируется работа над налоговой реформой. Формируется Национальное антикоррупционное бюро. Начало реформы в Генпрокуратуре: первые громкие аресты, конкурсный набор руководителей районных прокуратур, назначение первого в истории страны антикоррупционного прокурора. Местные выборы в октябре показали рост радикальных настроений в обществе, но пропрезидентским силам удалось сохранить, а в некоторых регионах и усилить свои позиции. К концу 2015 года Президент подошел в хорошей политической форме.
Можно ли было достичь за эти полтора года большего?
Вспоминаю одну из самых тяжелых недель президентства Петра Порошенко. 24–30 августа 2014 года, котел под Иловайском. Президент до четырех утра на работе. Непрерывные совещания с военными. Откуда-то навалилась невыносимая тяжесть. Антитеррористическая операция неожиданно для всех — и для Генштаба, и для нас — переросла в бои с российской армией. На ум приходят фильмы про Великую Отечественную войну, которых мое поколение насмотрелось в детстве.
Была ли альтернатива плану АТО, реализованному в июле-августе 2014-го? Если бы при планировании операции Генштаб оценивал вероятность вмешательства в конфликт регулярных войск Российской Федерации как высокую, стратегия, конечно, выстраивалась бы по-другому. Возможно, при таком сценарии следовало бы не спеша теснить боевиков в глубь контролируемой ими территории, держа в уме возможность перехода к обороне отвоеванных позиций на случай, если боевики, снабжаемые оружием и военной техникой из России, перейдут в контрнаступление.
С другой стороны, думаю, что и для России успешный ход АТО стал неожиданностью. Противник вряд ли ожидал, что Украина сможет «наскрести» боеспособные части, и открыто вмешался лишь после того, как сепаратисты оказались на грани разгрома. Другим сюрпризом для Москвы стало то, что желающих повоевать с «бандеровцами» на территории, населенной пятью миллионами человек, нашлось всего ничего — сотни, от силы тысячи, не десятки тысяч. Без постоянной подпитки российским оружием, добровольцами и регулярными войсками (состоящими якобы из военнослужащих-отпускников) сепаратисты не продержались бы и нескольких недель.
Одной из целей АТО было восстановить утраченный в мае-июне контроль над границей с Россией, чтобы перекрыть подпитку мятежников российскими «добровольцами» и вооружением. В начале июля наши части предприняли успешный маневр и во многих местах вышли к государственной границе. 11 июля украинские подразделения, занявшие позиции под селом Зеленополье неподалеку от границы, были обстреляны из реактивных систем залпового огня с территории России. 19 бойцов погибло, более 90 получили ранения. С этого дня российская артиллерия регулярно обстреливала Украину. Иногда обстрелы велись из России, иногда противник перебрасывал технику на три-четыре километра в глубь Украины и, отстрелявшись, возвращал ее обратно. Впрочем, после того как эффект неожиданности иссяк, наши потери от обстрелов россиянами начали снижаться. Войска продолжали теснить противника.
17 июля 2014 года Петр Порошенко проводил заседание Совета национальной безопасности и обороны. Примерно в 16.50 Президенту принесли записку с известием, что над Донецкой областью сбит пассажирский самолет. Через полчаса подъехал министр транспорта Максим Бурбак и доложил первые факты: мишенью террористов стал Boeing 777 авиакомпании Malaysia Airlines, выполнявший рейс Амстердам — Куала-Лумпур. По данным военных, сказал Бурбак, самолет сбит зенитно-ракетным комплексом «Бук», находящимся на вооружении российской армии.
К этому моменту наши ВВС потеряли в зоне боевых действий несколько самолетов. 14 июня украинский Ил-76 был сбит при заходе на посадку в Луганский аэропорт. Все 40 десантников и девять членов экипажа погибли. 14 июля над Луганской областью был сбит военно-транспортный Ан-26. 16 июля российский МиГ-29 подбил штурмовик Су-25 (пилоту удалось совершить аварийную посадку)[26].
Оглядываясь назад, отчетливо видишь, что на каждый успех украинской армии Россия отвечала эскалацией и интенсификацией конфликта.
Уничтожение боевиками пассажирского самолета, на борту которого находилось 298 человек (80 из них несовершеннолетние), стало моральным переломом в этом конфликте. Запад резко ужесточил свою позицию в отношении России. Москва на какое-то время сбавила обороты, будто устыдившись содеянного.
Сегодня, когда улегся туман войны, мы можем реконструировать августовские события следующим образом.
10 августа сводная группа из состава сил АТО предприняла попытку отбить у противника расположенный к востоку от Донецка Иловайск — городок с населением 15 000 человек. С наскока овладеть Иловайском не удалось: враг создал эшелонированные укрепления. Завязались уличные бои.
23 августа Россия усилила ракетные обстрелы украинской территории. Атаке подверглись наши части под Новоазовском на берегу Азовского моря в 10 километрах от российской границы[27]. Два дня спустя российские подразделения перейдут границу и захватят Новоазовск, поставив под угрозу крупнейший украинский порт на Азовском море — Мариуполь.
Дальше я буду цитировать отчет Министерства обороны[28] об Иловайской операции.
24 августа с российской территории был нанесен артиллерийский удар по правому флангу нашей группировки, с юга наступавшей на Донецк. Батальон, прикрывавший это направление, не выдержал минометного обстрела и покинул позиции. В оголившийся участок фронта хлынули российские войска. Минобороны оценивает численность четырех российских батальонных тактических групп, участвовавших во вторжении, в 4000 человек. Россияне задействовали в операции до 20 танков, 30 артиллерийских систем и 20 реактивных систем залпового огня. Наши части дрогнули.
26 августа Президент встретился в Минске с Путиным. Встреча планировалась давно. Замысел переговоров был прежний: вернуть украинские земли, позволив противнику сохранить лицо. У Путина, как мы теперь понимаем, был совсем другой замысел. В этот день добровольческие отряды и пришедшие им на помощь регулярные части были окружены под Иловайском.
27-го августа Путин предложил открыть «зеленый коридор» для украинских подразделений, попавших в котел. «Около 22.30 [28 августа] первый заместитель начальника Генерального штаба ВС РФ генерал-полковник Николай Богдановский уведомил, что условия меняются: выход возможен без оружия и тяжелых вооружений, — говорится в отчете Минобороны. — Эти условия были отклонены, так как их выполнение поставило бы наших военнослужащих под большую угрозу». Переговоры о выходе из окружения затягивались. Россияне выдвигали новые, все более тяжелые условия и одновременно создавали системы опорных пунктов и укрепления на маршруте возможного отхода наших бойцов. Когда украинские колонны начали выход из котла, противник стал расстреливать их в упор.
Год спустя военная прокуратура обнародовала такие цифры: в ходе Иловайской операции погибло 366 украинских бойцов, 429 было ранено, 128 попало в плен, 158 пропало без вести. Россия свои потери засекретила. В докладе убитого российского оппозиционера Бориса Немцова «Путин. Война» говорится о том, что в конце августа 2014-го в Украине погибло не менее 150 российских военнослужащих.
Перевести дух удалось только в первых числах сентября. 5 сентября в Минске прошло заседание контактной группы Украина — ОБСЕ — Россия. На ней был подписан Минский протокол о прекращении огня на Востоке Украины.
Кто-то меня спросил, не охватывало ли меня отчаяние, когда я видел, что страна висит на волоске. Отчаяния не было. Я вообще не склонен опускать руки. Было тяжело — эмоционально и физически. Представьте себе: вы проработали 16 часов, и после этого понимаете, что огромное количество вопросов осталось неразрешенными. А сил на то, чтобы их решить, уже не осталось.
* * *
Содержание второго этапа, приходящегося на осень 2014 года, — это реализация предвыборного обещания Президента о полной перезагрузке власти. Убедить депутатов пойти на новые выборы было не просто. Переговоры с фракциями заняли около трех недель. 24 июля правящая коалиция прекратила свое существование, новые выборы были назначены на 26 октября.
Звучали голоса, например губернатора Донецкой области Сергея Таруты, что нужды в переизбрании парламента нет, а пробуксовка реформ никак не связана с качеством депутатского корпуса. Мол, депутаты, особенно те, кто голосовал за диктаторские законы 16 января, так напуганы, что поддержат бы любые реформы. Допускаю, что будь в руках правительства готовый пакет из реформаторских законопроектов, за месяц-два их можно было бы провести через старый парламент. Правда, это касается только тех реформ, которые не затрагивали бы чьи-то конкретные интересы. А вот законопроекты, бьющие по интересам олигархов или политических дельцов, в «дореволюционной» Раде точно бы не прошли.
Настаивая на досрочных выборах, Президент руководствовался не только прагматическими соображениями, но и логикой очищения власти. По нашему мнению, в Раде было не место коммунистам и одиозным членам Партии регионов, причастным к разграблению страны и попытке установить диктатуру. Возможно, страх перед народным гневом сделал бы их на какое-то время покладистыми — но ровно до того момента, когда из-за ухудшающегося положения в стране (а на улучшение было наивно рассчитывать — ситуация в двух восточных областях становилась все более тяжелой) рейтинги президента и премьера пойдут вниз.
Многие предлагали провести выборы весной 2015 года. Убежден, что в этом случае мы получили бы куда менее качественный состав парламента. И те одиозные депутаты, которые летом 2014-го вели себя тише воды ниже травы, вне всяких сомнений постарались бы как можно сильнее обострить ситуацию в надежде получить дополнительные голоса.
В пользу переизбрания парламента свидетельствует и современная политология. Откладывание перевыборов позволяет старым элитам использовать передышку для укрепления собственных позиций[29], тем самым затрудняя преобразования, ради которых и была совершена революция. Одной из причин проволочек с рыночной трансформацией в начале 1990-х Андерс Ослунд называет тот факт, что Рада, избранная в 1990 году по советским законам, благополучно проработала до 1994 года[30].
На внеочередных выборах победу одержали проевропейские партии. «Народный фронт» Арсения Яценюка набрал наибольший процент голосов при голосовании по партийным спискам, подкрепив заявку своего лидера на кресло премьер-министра. Блок Петра Порошенко по спискам получил почти столько же, а с учетом победителей по одномандатным округам сформировал самую крупную фракцию. Оставалось образовать коалицию и выработать ее программу.
На это у победителей ушло больше месяца. «Народный фронт», уже фактически получивший своего премьера, не горел желанием связывать себя пространным коалиционным соглашением. Проект, предложенный «фронтовиками», уместился на трех страничках. Блок Петра Порошенко, наоборот, настаивал на как можно более подробной программе действий. В этом его поддержал третий по числу депутатов участник коалиции — «Самопомощь», проект львовского мэра Андрея Садового. И хотя в процессе редактирования из проекта, предложенного БПП, исчезли острые углы (например, наши партнеры не поддержали идею сократить государственные расходы на 10 % ВВП, не прошло и предложение четко закрепить сроки выполнения вписанных в соглашение обязательств), соглашение получилось достаточно детализированным. К началу декабря было достигнуто согласие и по кандидатурам министров.
Здесь нужно сделать краткое отступление. Люди, впервые сталкивающиеся с украинской политикой, жалуются на то, что в Украине никто не выполняет договоренностей. Мне тоже регулярно приходится сталкиваться с необязательностью партнеров по переговорам.
Встречаются, безусловно, и исключения. Их, увы, можно пересчитать на пальцах одной руки.
Ты тратишь кучу времени на убеждение, слышишь ответ собеседника, и не знаешь, как его понимать. Это одна из самых тяжелых составляющих моей работы. Приходится выстраивать комбинации с запасом, учитывая, что многие «да» (какие именно — неизвестно) — это на самом деле «нет».
Приходится или брести в тумане, не понимая, от кого из союзников ждать неприятностей, или выстраивать гарантированное решение с привлечением голосов оппозиции, которую трудно заподозрить в приверженности демократии или европейскому выбору.
Чем объяснить такую низкую эффективность нашего политического класса?
До недавних пор в нашей политической системе, контролируемой олигархами, действовал механизм отрицательного отбора. Типичный представитель политического класса, выведенного таким путем, — это или делец, который с помощью законодательных рычагов самостоятельно придумывает и реализует схемы собственного обогащения, или обслуга олигархов и дельцов от политики.
К сожалению, мы пока не увидели массового прихода в политику новых людей. Качественных людей вообще мало. Где сильные кандидаты на министерские посты? На посты в правоохранительной системе?
Революция и война погрузили общество в шоковое состояние. Кто мог предположить всего пару лет назад, что в центре Киева будут расстреливать людей, что наш стратегический партнер оккупирует часть украинской территории, что на нашей земле придется вести полномасштабные боевые действия? В стрессовый период на политической арене появляются деятели соответствующего типа — часто это люди эмоционально неустойчивые, не вполне адекватные.
Общество начинает отходить от шока только сейчас. Когда оно придет в себя, будут востребованы политики другого качества. Уверен, они появятся.
* * *
Два первых месяца зимы 2015 года — возможно, один из самых тяжелых периодов с начала президентства Петра Порошенко. Самым черным временем суток был для него тогда промежуток с трех до пяти ночи. В эти часы ему сообщали о бойцах, погибших за прошедший день на Востоке.
Январская эскалация, закончившаяся подписанием Минских соглашений-2, для многих из нас стала неожиданностью. Мы понимали, что наша группировка, контролирующая крупный железнодорожный узел в Дебальцево, при сильной атаке может оказаться в окружении. К сожалению, это была данность — мы могли смягчить удар, но не предотвратить.
Хотя Дебальцево нам пришлось оставить, это поражение было не таким болезненным, как Иловайский котел. Противник сконцентрировал силы, подтянул части, составленные из кадровых российских военных, но отступление с Дебальцевского выступа было хорошо подготовленным, потерь было гораздо меньше, чем за полгода до этого. Как и в Иловайском кризисе, критическую роль сыграло оставление позиций одним из подразделений. Но массового бегства — как на отдельных участках фронта в августе — не было.
Финансовый кризис во второй половине февраля 2015-го лишний раз подчеркнул всю шаткость экономического положения страны. Без экстренной помощи МВФ Украина рисковала столкнуться с крупными социально-политическими потрясениями. Кризис также продемонстрировал серьезный разрыв между необходимым и реальным темпом реформ. Правительство технократов должно было опережать события вместо того, чтобы следовать за ними.
В конце весны Петр Порошенко вывел на украинскую политическую сцену нового сильного игрока. 30 мая он назначил губернатором Одесской области своего старого товарища — бывшего президента Грузии, 47-летнего Михаила Саакашвили. Это решение было свидетельством того, насколько серьезно (и трезво) Президент оценивает ситуацию в стране.
Новый одесский губернатор должен был изменить сложившийся баланс сил. Выпустить на политическую арену такую крупную фигуру, как Саакашвили, при всей его лояльности к Президенту, было смелым и рискованным шагом. С другой стороны, это был хорошо рассчитанный шаг: по территории и численности населения Одесская область хотя и не дотягивает до Грузии, но вполне с ней сопоставима. Значимости новому назначению придавал и тот факт, что Одесская область — малая родина Президента, родившегося в городке Болград на самой границе с Молдовой, в так называемой Южной Бессарабии.
Тому, кто внимательно следит за биографией Президента, в этом решении не было ничего неожиданного. Личная смелость — одно из самых ярких человеческих качеств Петра Порошенко. Достаточно вспомнить, как 1 декабря 2013 года он лично попытался остановить столкновения протестующих с «Беркутом» на Банковой или в конце февраля 2014-го в одиночку отправился в Симферополь, уже захваченный российским спецназом.
В украинской системе власти фигура губернатора символизирует единство исполнительной власти (Кабинет Министров вносит кандидатуру, а Президент ее утверждает), однако полномочий, достаточных для масштабных реформ у него нет. Как пошутил один из членов команды Саакашвили: «У губернатора достаточно власти, чтобы разбогатеть, но недостаточно, чтобы что-то существенно изменить к лучшему».
Оглядываясь назад, должен констатировать: расчет на то, что команда Саакашвили в считаные месяцы придаст импульс развитию региона, был немного наивным. Зато его включение в игру резко оживило украинский политический ландшафт.
За первые полгода одесский губернатор добился серьезных успехов в борьбе с коррупцией. Опрос, проведенный осенью 2015 года под эгидой украинского офиса Transparency International, свидетельствует о том, что бизнесмены больше не воспринимают Одесскую область как самый коррумпированный регион страны. Индекс восприятия коррупции в Одесской области снизился в два с лишним раза, сильнее, чем во всех остальных регионах Украины.
* * *
Диапазон моих задач как главы президентской администрации весьма широк.
В моей работе с Верховной Радой было две фазы. Со старым составом парламента, в котором не было пропрезидентской фракции, я работал прежде всего над проведением президентских законов. После того как парламент был переизбран, а его спикером стал союзник президента, я подключаюсь реже, только когда имеется крупный нерешенный вопрос, по которому не очевидно наличие большинства. В таких случаях я работаю и с отдельными депутатами и с целыми фракциями. Иногда приходится договариваться и с экзотическими, и, прямо скажем, с малоприятными персонажами. Так было с голосованием по изменениям в Конституцию 31 августа 2015 года. Нам было важно, чтобы поправки поддержала не только коалиция, но и «Оппозиционный блок» — это показало бы, что в обществе складывается консенсус по одному из самых крупных вопросов. Депутаты ОБ позиционируют себя как выразители интересов юго-востока страны, и их поддержка важна как дополнительный сигнал и для Запада, и для России, что конституционный процесс в Украине — инклюзивный, что мы учитываем самые широкие интересы.
Сотрудничество с правительством и премьером — задача неформализуемая. Приходится взаимодействовать и лично с Арсением Яценюком, и с его кругом, и с послами или высокопоставленными представителями дружественных стран, способными влиять на общую ситуацию. Цель — обеспечить единство президентской и премьерской команды.
Президент и премьер — союзники, члены правящей коалиции. Но они же — политические конкуренты.
Иногда приходится улаживать какие-то эмоциональные всплески. Кто-то про кого-то что-то не так сказал. В таких ситуациях приходится садиться и начинать убеждать. Кто будет задействован в таком разговоре, зависит от ситуации. В присутствии Президента или нет? За бокалом вина или за чашкой чая? С аргументами рациональными или эмоциональными?
В декабре 2014 года основатель аналитического центра Stratfor Джордж Фридман в интервью российскому «Коммерсанту» с удивлением констатировал отсутствие раскола в киевской власти[31]. Такие материалы я распечатываю и кладу в нужный момент на стол — вернее, на два стола. Иногда даже на большее количество столов.
Могут ли Президент и премьер раз и навсегда договориться: «Мы в одной лодке, давай делать то-то и то-то»? Договориться можно по большинству вопросов, но это же политика. Сегодня ситуация одна, а завтра она изменилась, изменились и существенные условия, которые лежали в основе предыдущих договоренностей. Значит, надо договариваться по-новому.
При наличии консенсуса между премьерской и президентской командами, если это действительно искренний, осознанный консенсус, можно провести через парламент практически любое решение. Такой консенсус, например, есть по военным вопросам. А вот по кадровым вопросам часто возникают шероховатости. На поиски консенсуса уходят силы и время, но консенсусные решения далеко не всегда оказываются оптимальными.
Мне кажется, ненормальность ситуации ощущается большинством политических сил. Нынешняя конструкция власти ставит под сомнение возможность быстрого, эффективного реформирования страны. Даже при условии что премьер, Президент и коалиция в парламенте являются твердыми единомышленниками.
В 2016 году Рада приняла чуть больше 50 % законопроектов, внесенных Кабинетом Министров. Словацкий реформатор Иван Миклош, с которым мы обсуждали этот вопрос летом 2015-го, не скрывал, что считает такое вялое взаимодействие парламентского большинства с правительством «катастрофой». По его мнению, Словакия никогда не стала бы мировым лидером по реформам (такого титула она удостоилась в 2004 году от Всемирного банка) без строгой дисциплины внутри коалиции. Нарушителей ждали строгие санкции — вплоть до исключения из коалиции.
Увы, в Украине такая модель не работает. При подготовке Коалиционного соглашения я специально консультировался с юристами, можно ли сделать его пункты обязательными к исполнению. Выяснилось, что юридической конструкции, которая делала бы соглашение стопроцентно обязывающим, не существует. Соглашение — это, по сути, декларация о намерениях, реализация которой возможна только в рамках обычного политического процесса.
У лидеров двух крупнейших фракций — «Народного фронта» и БПП — есть лишь один инструмент — демарш: в критической ситуации лидеры коалиции могут пригрозить ее участникам, саботирующим реформы, досрочными выборами. Но это оружие, как ядерную бомбу, можно использовать только однажды. И не факт, что тот, кто его применит, выйдет из схватки победителем.
«Половинчатые меры не работают», — любил повторять грузинский реформатор Каха Бендукидзе. В системе, где на каждое решение ты обязан получить множество согласований, иногда не доходит и до половинчатых мер. Проще вообще ничего не делать.
Лешек Бальцерович писал о том, что реформаторам необходимо использовать краткий период времени, когда возможна экстраординарная политика.
В истории Украины было несколько случаев, когда именно с помощью экстраординарной политики власть пыталась провести реформы. Так было осенью 1992 года, когда премьер Кучма получил полномочия регулировать экономику декретами правительства, так было в 1994-м, когда его избрали Президентом, так было, наконец, осенью 1998 года, когда Кучма своими Указами сократил расходы бюджета.
Сегодня, в отличие от начала 1990-х, у Украины есть Конституция, которая не позволяет никакой «чрезвычайщины». Реформу системы власти нужно проводить в рамках конституционного процесса. На изменение Конституции нужно минимум полгода. Это совсем другой уровень политической дискуссии.
В своей предвыборной программе Петр Порошенко заявлял, что не будет стремиться к расширению своих полномочий.
Тем не менее, считаю, что одна из ключевых проблем, которая должна быть решена в процессе реформирования страны, — это дуализм власти. Парламентско-президентская модель неэффективна. Украина не может позволить себе двигаться вперед черепашьими темпами, пока две «ветви» исполнительной власти стараются сбалансировать свои интересы. Огромное количество времени тратится не на обсуждение сути реформ, а на выматывающее согласование интересов и утряску разногласий, связанных исключительно с функционированием нынешней государственной машины. Иногда камнем преткновения становятся кандидатуры даже не первых руководителей, а управленцев второго-третьего ряда.
Ключевые игроки — Президент, парламент, оппозиция — должны проявить политическую волю и определиться с государственным устройством страны: Украина — это президентская республика или парламентская.
У обеих моделей свои плюсы и минусы. В политологической литературе приводятся серьезные доводы в пользу парламентской республики с сильным премьер-министром. В 1990-е годы она хорошо зарекомендовала себя в странах Центральной Европы и Балтии, обеспечив и демократизацию, и успешный переход к рыночной экономике. С другой стороны, в 2000-е Грузия продемонстрировала впечатляющие успехи в реформировании всех сфер жизни именно при сильной власти президента. Перед Украиной стоят сегодня не менее масштабные задачи, чем десять лет назад перед Грузией, поэтому я сторонник модели с сильной президентской властью, которая однажды уже позволила успешно реформировать глубоко коррумпированную страну.
«Ложкин — главный архитектор превращения нашей парламентско-президентской республики в президентско-парламентскую», — сказал в конце ноября миллиардер Игорь Коломойский[32]. Это, мягко говоря, преувеличение. Президент играет лидирующую роль в традиционных сферах своей конституционной ответственности (оборона, безопасность, внешняя политика). Экономикой занимается Кабинет Министров. При этом в условиях экономического кризиса возобновление быстрого экономического роста — одна из ключевых задач в сфере национальной безопасности.
Украинской государственной машине необходимо придать динамизм. Для этого не нужны ни огромные деньги, ни какие-то особенно сложные реформы, все можно сделать достаточно быстро — было бы желание.
Один из выдающихся восточноевропейских реформаторов, бывший премьер-министр Словакии Микулаш Дзуринда, периодически приезжая в Украину, задает в разных аудиториях один и тот же вопрос: «Who is the leader of reforms?» Дзуринда имеет в виду политического руководителя, который берет на себя ответственность перед народом не только за хорошее, но и за то, что избирателям поначалу не понравится: «Я поступаю так, потому что считаю это правильным, потому что благодаря этим шагам мы станем жить лучше».
На тех участках государственной работы, за которые Петр Порошенко несет прямую ответственность, в военной сфере и международных отношениях, он проявил себя именно таким лидером. Украина остановила российскую агрессию, заручилась поддержкой Запада. Задача нового этапа — ускорение реформ во всех сферах жизни.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.