«Это был их звездный час» 18 июня 1940 года

«Это был их звездный час»

18 июня 1940 года

Палата общин

Желая переубедить особенно многочисленных зарубежных скептиков и вообще всех тех, кто считал, что в скором времени Британия, подобно Франции, может капитулировать, Черчилль произнес эту ставшую бессмертной речь в переполненном зале палаты общин.

Не так давно я говорил о колоссальной военной катастрофе, происшедшей из-за нерасторопности французского верховного командования, которое не успело вывести северные армии из Бельгии после получения сообщения о том, что линия обороны окончательно прорвана противником в районе Седана и Меза. Эта досадная ошибка стоила жизни бойцам 15–16 французских дивизий и лишила британские экспедиционные войска возможности действовать в самый решающий момент. В конечном итоге наша армия и 120 000 французских солдат были эвакуированы британскими ВМС из Дюнкерка, но при этом мы потеряли всю свою артиллерию, технику и самое современное снаряжение. На восполнение этих потерь, разумеется, потребовалось несколько недель, и уже на первой из этих недель битва за Францию была проиграна. В ходе этого сражения французская армия оказала врагу воистину героическое сопротивление и нанесла нацистам огромный урон, полностью истощив их силы, несмотря на то, что численное превосходство было явно не на ее стороне. Анализируя результаты действий наших союзников, невольно приходишь к выводу, что эти 25 прекрасно обученных и экипированных дивизий вполне могли бы склонить чашу весов в нашу сторону. Однако генералу Вейгану пришлось воевать без них. Всего три британские дивизии смогли встать плечом к плечу со своими французскими товарищами. Они понесли огромные потери, но они храбро сражались. Как только очередное боевое соединение получало необходимое снаряжение и технику, мы тут же направляли его во Францию.

Я рассказываю обо всем этом так подробно вовсе не потому, что хочу кого-то в чем-то обвинить. Я понимаю, что искать виноватых в сложившейся ситуации бессмысленно и даже вредно для нашего общего дела, а значит, в принципе непозволительно. Я излагаю лишь необходимые факты, чтобы объяснить, почему в столь важном сражении приняли участие всего три британские дивизии, а не 12–14, которые изначально предполагалось отправить на передовую. Думаю, сейчас уже можно закрыть эту тему. Пусть историки вернутся к ней, когда у них будет время, проанализируют документы и предложат свою версию случившегося. Нам же надлежит думать о будущем, а не о прошлом. В некотором смысле это также относится и к нашим внутриполитическим проблемам. Сейчас многие настаивают на том, что палата общин должна обязательно провести расследование в отношении действий, предпринимавшихся и не предпринимавшихся правительствами и парламентами (ведь представительные органы тоже несут ответственность за государственное управление) на протяжении нескольких прошедших лет и в конце концов приведших к нынешней катастрофе. Наших политиков хотят обвинить в халатности и безответственности. Но в нынешних условиях подобные обвинения нелепы и пагубны. Их можно предъявить очень и очень многим. Пусть каждый сам прислушается к голосу своей совести и вспомнит содержание собственных выступлений. Лично я частенько пролистываю свои.

В чем я совершенно убежден, так это в том, что, если мы противопоставим прошлое настоящему, мы очень скоро потеряем будущее. Поэтому я со своей стороны не могу допустить, чтобы кто-то превозносил одних членов правительства и огульно критиковал других. Нынешний кабинет министров был сформирован в переломный момент, чтобы объединить все партии и политические течения. Обе палаты парламента практически единогласно выразили ему свою поддержку. Его члены будут и впредь выступать единым фронтом. Мы собираемся управлять страной и вести войну без ущемления полномочий палаты общин. В такие моменты, как сейчас, совершенно необходимо, чтобы к каждому министру, честно выполняющему свой долг, все относились с должным уважением и чтобы его подчиненные знали, что их начальник – вовсе не тот, чья судьба висит на волоске и кого в любой момент могут отправить в отставку, а тот, кому нужно беспрекословно подчиняться. Авторитет власти необходим нам, чтобы достойно пережить все испытания, которые ждут нас в будущем. Я не думаю, что в нынешней напряженной обстановке имеет смысл продолжать парламентские дебаты сегодня днем. Мы пока многого не знаем, и нужно какое-то время для того, чтобы все прояснилось. На четверг назначено закрытое заседание, и мне кажется, членам палаты следует воспользоваться этой прекрасной возможностью, чтобы высказать все свои многочисленные претензии. При этом мы сможем свободно обсуждать все ключевые вопросы, не боясь, что уже на следующее утро враги узнают о содержании наших дискуссий.

Если честно, катастрофические военные неудачи последних двух недель нисколько меня не удивили. Более того, как раз две недели назад я изо всех сил убеждал членов палаты в том, что события могут принять весьма неожиданный и неприятный оборот. Но тогда я также ясно дал понять, что, какая бы судьба ни ждала Францию, это не повлияет на решимость Британии и всей нашей империи продолжать борьбу, «пусть даже война продлится не один год и мы останемся совсем одни по эту сторону фронта». За последние несколько недель нам удалось эвакуировать из Франции бо?льшую часть наших войск. Теперь около 7/8 от общей численности подразделений, которые были отправлены на континент с начала войны, то есть около 350 000 солдат из 400, вернулись домой. Остальные все еще сражаются бок о бок с французами, добиваясь значительных успехов в локальных стычках с врагом. Нам также удалось вывезти с континента огромное количество снаряжения, винтовок и боеприпасов, которые мы хранили на складах во Франции.

Таким образом, сейчас мы располагаем довольно большой и сильной армией. Эта армия состоит из отлично обученных, отборных соединений. В их составе десятки тысяч наших бойцов уже имели возможность помериться силами с немцами и не ударили в грязь лицом. В настоящее время мы поставили под ружье более миллиона с четвертью наших соотечественников. К ним следует добавить добровольческие оборонительные бригады, насчитывающие полмиллиона человек (правда, винтовки и другое огнестрельное оружие имеются далеко не у всех участников этих соединений). Мы взяли на службу в территориальные войска всех, кого смогли вооружить. В самом ближайшем будущем мы ожидаем пополнения наших запасов боевого снаряжения, в связи с чем уже сейчас на военную службу призваны еще несколько тысяч человек, которые пройдут необходимую боевую подготовку и затем пополнят ряды нашей армии. Основная задача всех, кого еще не призвали, а также тех, кто занят на производстве различных видов боеприпасов, – продолжать выполнять свою обычную работу до тех пор, пока не придет повестка. В нашем распоряжении также находятся войска доминионов. Первоначально канадцы высадились во Франции, но затем были оттуда эвакуированы. И пусть сейчас они глубоко разочарованы последними событиями, зато их соединения находятся в идеальном порядке и они полностью сохранили свою артиллерию и снаряжение. У меня нет сомнений в том, что высококлассные войска доминионов примут активное участие в обороне метрополии.

Подозреваю, что мой рассказ об имеющихся в нашем распоряжении огромных военных силах не может не вызвать вопрос о том, почему они не приняли участие в битве за Францию. Я должен пояснить, что к девятому месяцу войны, не считая дивизий, сформированных для организации обороны внутри страны и прошедших соответствующее обучение, лишь 12 дивизий имели снаряжение, обеспечивающее им такую боеспособность, которая бы оправдывала их отправку за пределы страны. И все они были посланы на континент, как было обещано французам, для оказания помощи их боевым подразделениям. Остальные войска, которыми мы сейчас располагаем, представляют ценность лишь с точки зрения интересов национальной обороны нашей страны. И, разумеется, в этом смысле их значение неуклонно возрастает с каждой неделей. Теперь для вторжения на территорию Великобритании врагу придется обеспечить транспортировку по морю очень большого количества войск. Но даже если ему удастся это сделать, потребуется также организовать постоянное снабжение этой огромной массы солдат снаряжением и всем, что необходимо для затяжной битвы. А уж в том, что эта битва будет затяжной, нет никаких сомнений!

Теперь пришло время поговорить о военно-морском флоте – уж что-что, а флот у нас есть, хотя, кажется, многие нынче про него забывают. Пожалуй, позволю себе вам об этом напомнить. За последние 30 лет я не раз участвовал в обсуждении возможности иноземного вторжения с моря. В начале предыдущей войны я, будучи главой адмиралтейства, взял на себя смелость санкционировать отправку всех регулярных частей нашей армии за пределы Британии. Это был очень серьезный шаг, поскольку набор новобранцев в территориальные подразделения тогда только начинался, а те, кого уже призвали на службу, еще не были должным образом обучены. Вследствие такого решения наш остров на несколько месяцев остался практически без всякой защиты со стороны действующей армии. В тот момент адмиралтейство было полностью убеждено в способности нашего флота предотвратить массовое вторжение противника, хотя немцы уже тогда располагали превосходным линейным флотом в соотношении 10 к 16 и были способны в любой момент начать весьма масштабное морское сражение. Сейчас у наших врагов есть лишь пара заслуживающих внимания тяжелых кораблей – «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Нам угрожают, что до наших берегов вот-вот доберется итальянский флот и начнет контролировать наши воды. Если сеньор Муссолини и впрямь планирует подобную вылазку, мы с радостью беспрепятственно пропустим его корабли через Гибралтарский пролив, чтобы уважаемый диктатор осуществил свою мечту и попробовал свои силы в бою с нашим флотом. Британским морякам не терпится узнать, смогут ли итальянцы противостоять им хотя бы на том уровне, какого они достигли к концу прошлой войны, или слухи верны и итальянский флот нынче действительно ни на что не годится.

В связи с этим мне кажется, что сейчас наши шансы не допустить крупномасштабного вторжения в страну с моря гораздо выше, чем во многие периоды прошлой войны и в начале нынешнего мирового противостояния. Наш флот надежно защитит нас, покуда не будут обучены новые войска и британские экспедиционные силы не вернутся на родину из-за рубежа. Однако наши ВМС никогда не обещали, что смогут предотвратить внезапную высадку отряда десанта численностью 5 000 или 10 000 человек сразу на нескольких участках побережья ночью или под прикрытием утреннего тумана. Современный флот может действовать эффективно только против значительных сил противника. А учитывая нашу нынешнюю военную мощь, они просто обязаны быть значительными, чтобы от них был хоть какой-то толк. Значит, наш флот, скорее всего, будет иметь дело с довольно крупными вражескими подразделениями, которые британские моряки смогут вовремя заметить и обезвредить. При этом стоит помнить, что для перевозки даже пяти дивизий, как бы легко они ни были экипированы, потребуется 200–250 судов, а, принимая во внимание возможности современных средств воздушной разведки и аэрофотосъемки, у немцев вряд ли получится незаметно собрать такую армаду, выстроить ее в нужном порядке и провести по морю без сопровождения сколь-нибудь многочисленных военно-морских сил. Осмелюсь заметить, в подобной ситуации весьма высока вероятность того, что вся эта армада будет перехвачена задолго до того, как она достигнет нашего берега, а все, кто будет находиться на борту, в лучшем случае утонут в море, а в худшем – будут уничтожены вместе со всей своей техникой и вооружением при попытке высадиться на британскую землю. Кроме того, наш остров окружен сложной сетью минных полей, которая недавно была дополнительно усилена. Найти фарватер в ней не сможет никто, кроме нас. Если противник попытается расчистить проход через минные поля, то перед британским ВМФ встанет задача уничтожить вражеские тральщики и корабли сопровождения. Учитывая наше подавляющее превосходство на море, это не составит никакого труда.

Вот на какие проверенные временем и оправдавшие себя на практике аргументы мы традиционно полагались и в мирное, и в военное время. Весь вопрос в том, не появились ли какие-либо новые средства, которые позволят врагу прорвать нашу оборону. Как ни странно, адмиралтейство, чьей главной задачей и обязанностью является уничтожение любых перемещающихся по морю значительных экспедиционных сил до того, как они достигнут наших берегов, или в момент высадки, уделило некоторое внимание и этой проблеме. Я думаю, мне не стоит раскрывать данную тему слишком подробно, поскольку мои рассуждения могут натолкнуть кое-кого на ненужные мысли. А когда такие мысли появятся, ими вряд ли поспешат делиться с нами. Я лишь отмечу, что этот вопрос заслуживает самого пристального внимания и тщательного изучения, так как противник изобретателен и хитер, и нам не стоит недооценивать его подлость и вероломство. Члены палаты могут не сомневаться в том, что наши самые квалифицированные кадры, отлично разбирающиеся в вопросах тактики и полностью осведомленные обо всех новейших достижениях военной науки, используют все свое воображение и весь свой опыт для поиска брешей в нашей обороне, чтобы затем придумать, как нам эти бреши залатать. Вообще данная проблема требует неусыпного контроля и неустанной работы ума, и мы относимся к ней так серьезно, поскольку помним, что враг коварен и нет таких грязных уловок и хитростей, на которые бы он ни пошел.

Некоторые спросят, прочему же в таком случае британские ВМС не сумели предотвратить переброску крупных подразделений противника из Германии в Норвегию через пролив Скагеррак. Однако стоит помнить, что те условия, в которых наши моряки действуют в Ла-Манше и Северном море, не идут ни в какое сравнение с условиями работы в Скагерраке. Из-за большой удаленности норвежского побережья мы не смогли оказать поддержку нашим кораблям с воздуха, а следовательно, учитывая тот факт, что сам пролив находится в зоне досягаемости основных сил авиации противника, мы ограничили свое присутствие там подводными лодками. Без привлечения надводных кораблей мы, разумеется, были не в состоянии полностью блокировать или хотя бы на время перекрыть пролив. Наши подлодки пустили на дно немало кораблей противника, но сами по себе они, конечно, не могли предотвратить вторжение нацистов в Норвегию. Что касается Ла-Манша и Северного моря, то там превосходящие силы нашего надводного флота при поддержке наших подводных лодок будут действовать в тесном взаимодействии с авиацией, что обеспечит их максимальную эффективность.

Все эти рассуждения логически подводят нас к очень важной теме, связанной с вторжением с воздуха и грядущим противостоянием между британскими и германскими ВВС. Совершенно очевидно, что вторжение с воздуха такого масштаба, который не позволил бы нашим сухопутным войскам быстро расправиться с захватчиками, будет невозможно до тех пор, пока враг не одержит решительную победу над нашей авиацией. Покуда этого не произошло, существует лишь вероятность рейдов с участием парашютно-десантных войск и попыток десантирования с воздуха. Мы должны быть готовы оказать теплый прием господам лазутчикам, причем как в воздухе, так и на земле, если, конечно, у кого-нибудь получится добраться до нее живыми. Однако самый важный для нас на сегодня вопрос заключается вот в чем: способны ли мы уничтожить авиацию Гитлера? Сейчас, разумеется, мы можем лишь с крайним сожалением констатировать, что у нас нет авиации, сравнимой по мощи с авиацией нашего главного противника, самолеты которого легко могут достичь наших берегов. И все-таки у нас достаточно эффективные ВВС, которые уже доказали свое пусть не количественное, но качественное превосходство над врагом, как с точки зрения подготовки летчиков, так и с точки зрения технических характеристик наших машин, над теми силами противника, с которыми нам пришлось столкнуться в многочисленных ожесточенных воздушных битвах. Во Франции мы оказались в крайне неблагоприятных условиях и в результате бомбежек потеряли много машин на земле, пока они стояли на аэродромах. При этом в боевых условиях соотношение потерь в воздухе обычно составляло 2–2,5 вражеские машины на одну нашу. В небе над Дюнкерком, то есть по сути на нейтральной территории, мы, без сомнения, одержали верх над германскими ВВС и добились господства в воздухе, причем соотношение потерь день за днем оставалось на одном уровне: 3–4 машины к одной в нашу пользу. Всякий, кто посмотрит на опубликованные неделю назад фотографии с места погрузки войск на корабли, где можно видеть толпы солдат, ожидающих эвакуации на берегу, сразу поймет, что вся эта операция была бы невозможна, если бы у врага оставалась хоть какая-то надежда на восстановление господства в воздухе в тот конкретный момент в том конкретном месте. Только благодаря защите британской авиации эвакуируемые войска не стали легкой мишенью для вражеских самолетов.

При обороне нашего острова летчики будут находиться в значительно более выгодном положении, чем у Дюнкерка. Мы надеемся еще немного изменить соотношение потерь в воздухе в нашу пользу даже по сравнению с тем, которое было достигнуто при Дюнкерке. Кроме того, в случае нападения на Британию с воздуха все наши подбитые машины и их экипажи, которые смогут безопасно добраться до земли – а, как это ни удивительно, в условиях современного воздушного боя очень большому количеству экипажей подбитых машин удается совершить посадку, – окажутся на родине и вскоре снова вернутся в бой, тогда как подбитые самолеты противника и их летчики уже никогда не вернутся в строй.

В ходе боев во Франции мы постоянно оказывали значительную поддержку нашим союзникам, направляя им на помощь наши истребители и бомбардировщики. Но каким бы тяжелым ни было положение, мы не могли допустить, чтобы в сражениях на континенте оказались задействованы все ударные соединения ВВС. Такое решение далось нам непросто, но оно было правильным, поскольку, даже если бы мы бросили в бой все свои истребители, это бы не оказало решающего влияния на исход битвы за Францию. Эта битва была проиграна из-за злосчастного прорыва, осуществленного бронетанковыми колоннами противника, которым нам было нечего противопоставить, поскольку они во много раз превосходили нас по численности и боевой мощи. Если бы мы попусту растратили ресурсы своей истребительной авиации в этом масштабном сражении, мы не только не изменили бы его результат, но и поставили под угрозу безопасность собственного государства. В связи с этим я рад сообщить членам палаты, что, к счастью для нас, наши истребители в настоящее время гораздо сильнее понесшей значительные потери германской авиации, чего никогда не было раньше, а значит, у нас достаточно ресурсов для продолжения войны в воздухе, причем в более благоприятных условиях, чем когда-либо прежде. Я с уверенностью смотрю в будущее и ожидаю великих подвигов от наших летчиков-истребителей, этих замечательных ребят, гордости и красе нашей молодежи, которым предстоит прославиться, спасая от врага отчизну, наш родной остров и всех, кого они любят.

Конечно, по-прежнему сохраняется опасность бомбардировок. У немцев больше бомбардировщиков, чем у нас, но мы тоже располагаем достаточным количеством самолетов данного типа для нанесения ударов по военным объектам в Германии. Врагам не будет пощады! Я ни в коем случае не намерен преуменьшать тяжесть тех испытаний, которые нам предстоят, но я искренне верю в то, что наш народ способен их выдержать, сравнявшись в мужестве с барселонскими храбрецами. Британцы никогда не сдадутся и будут продолжать борьбу, несмотря ни на что. Уж воевать-то наша нация умеет не хуже прочих! От исхода нашего противостояния с нацизмом зависит очень многое. В суровый час войны каждому из нас представится возможность проявить лучшие качества и внести неоценимый вклад в общее дело. Поэтому всем нам, вне зависимости от рода занятий, статуса и социального положения, сейчас уместно вспомнить эти знаменитые строки:

На тех мостках он ничего

Не сделал, что могло б его

Унизить…[21]

Я считаю необходимым поделиться с членами палаты и широкой общественности некоторыми аргументами в пользу обоснованности нашего решения продолжать войну. По этому поводу многие говорят: «Не важно, что нас ждет; победа или поражение, успех или провал. Лучше умереть, чем подчиниться тирании, да еще такой тирании, как эта». Надо сказать, что я отчасти разделяю эту точку зрения. Но в то же время я хотел бы отметить, что эксперты трех военных министерств в один голос настаивают на продолжении войны, сходясь во мнении, что у нас весьма неплохие шансы на победу. Мы информировали о наших намерениях руководство наших доминионов, провели консультации с заокеанскими друзьями, которые живут по нашим законам и используют достижения нашей цивилизации, самостоятельно определяя свою судьбу, но при этом будучи полностью преданными метрополии. Нас заверили в том, что население доминионов переполняют те же самые чувства, которые заставляют нас поставить на карту все, что у нас есть, вступить в схватку с противником и отстоять нашу свободу и честь. Я провел совещания с премьер-министром Канады господином Макензи Кингом, премьер-министром Австралии господином Мензисом, премьер-министром Новой Зеландии господином Фрейзером и премьер-министром Южно-Африканской Республики генералом Сматсом, поистине замечательным человеком, который благодаря своему выдающемуся уму издалека отлично видит целостную панораму европейских событий. От всех этих высокопоставленных лиц, поддерживаемых народными правительствами и представляющих интересы своих сограждан, я получил самые искренние заверения в том, что они разделяют нашу решимость продолжать борьбу и готовы следовать за нами. Мы будем вместе до конца – так тому и быть!

Теперь давайте рассмотрим еще один немаловажный вопрос: насколько ухудшились наши позиции с начала войны? Они действительно ухудшились в силу того, что немцы захватили значительную часть побережья Западной Европы и смогли установить контроль над многими небольшими континентальными государствами. Данное обстоятельство повышает риск воздушных атак и, безусловно, добавляет забот нашему флоту. В то же время это ни в коей мере не снижает, а, напротив, повышает эффективность проводимой нами политики дальней блокады. Вступление в войну Италии также делает дальнюю блокаду более действенной, поскольку таким образом оказывается перекрыта самая большая лазейка в ней. Мы не знаем, прекратится ли вооруженное сопротивление во Франции или нет, но если это все-таки произойдет, то тогда немцы смогут сосредоточить все силы своей армии и промышленности на борьбе с нами. Однако по вышеперечисленным мной причинам им придется нелегко. Чем неотвратимее будет становиться вторжение – а в том, что оно станет неотвратимым, нет никаких сомнений, – тем сильнее и боеспособнее будет становиться наша армия, поскольку после поражения Франции все наши континентальные подразделения вернутся на родину. Нам будет чем встретить врага!

Если Гитлер сумеет взять под свой милитаристский контроль промышленность покоренных им стран, это позволит ему существенно увеличить и без того огромные объемы выпуска вооружений. С другой стороны, на налаживание производства в завоеванных землях ему потребуется определенное время, а мы уже сейчас можем с уверенностью рассчитывать на поддержку со стороны Соединенных Штатов в виде непрерывных поставок нужных товаров, оружия, снаряжения и военной техники. Особую ценность для нас будут иметь самолеты и пилоты. Их будут направлять нам доминионы и союзные государства, находящиеся вне зоны досягаемости вражеских бомбардировщиков.

Я не могу представить себе, каким образом хотя бы один из этих факторов мог бы изменить баланс сил в пользу противника до начала зимы. А уж зима станет суровым испытанием для нацистского режима: несмотря на все свое жестокосердие, немцам придется немало постараться, чтобы не допустить голода в Европе, корчащейся в муках под невыносимым игом нацизма. Мы не должны забывать о том, что после объявления войны 3 сентября немцы могли в любой момент обрушить на нашу страну всю мощь своих ВВС и любых других средств вторжения, какие только у них имеются. При этом Франция вряд ли смогла бы хоть чем-нибудь помешать Германии. Так что, по сути, все эти месяцы мы подвергались такой же опасности, какая грозит нам сейчас, хотя нынче ситуация все же немного иная. Ведь за истекший период мы значительно укрепили свою оборону, а также убедились в том, во что изначально боялись поверить: при встрече с врагом наша авиационная техника и наши пилоты действительно имеют бесспорное превосходство. Поэтому, подводя итоги этих, пожалуй, не самых приятных рассуждений о балансе сил и объективно оценивая степень грозящей нам опасности, я хочу подчеркнуть, что у нас на самом деле есть причины для того, чтобы сохранять бдительность и делать все возможное и невозможное для того, чтобы одолеть врага, но в то же время у нас нет никаких поводов для паники и отчаяния.

Первые четыре года прошлой войны принесли союзникам только разочарования и катастрофы. Мы все время пребывали в ужасе от того, что за одним вражеским ударом непременно следовал другой, мы несли жуткие потери и подвергались страшным опасностям. Мы терпели неудачу за неудачей. Однако по истечении этих четырех лет моральный настрой союзников оказался выше, чем у немцев, которые регулярно одерживали головокружительные победы, триумфально шествуя по покоренным землям. Тогда мы не переставали задаваться одним и тем же вопросом: как нам победить? И никто не мог дать более или менее четкий ответ на этот вопрос до самого конца войны, когда вдруг совершенно неожиданно наш злейший враг упал в изнеможении перед нами на колени, а мы оказались настолько ослеплены радостью победы, что по неосмотрительности не сумели воспользоваться ее плодами.

Мы пока еще не знаем, какая судьба ждет Францию и будут ли французы продолжать сопротивление у себя на родине и в заокеанских колониях. Если французское правительство прекратит борьбу, тем самым нарушив условия договора с нами, от которых мы не сочли возможным его освободить, оно тем самым откажется от спасения своего государства и поставит под сомнение его будущность. В стенах палаты мы намерены огласить исторический документ – декларацию, в которой в столь критический для Франции момент в ответ на просьбы многих ее граждан и по зову собственного сердца мы заявим о своей готовности заключить союз с этой нацией и ввести единое гражданство для наших народов на время войны. Как бы ни изменилась ситуация во Франции и как бы ни повело себя нынешнее французское правительство или его преемники, мы, британцы, на своем острове и повсюду в пределах нашей империи, никогда не откажемся от дружбы с французским народом. Если нам предстоят те же испытания, которым уже подверглись французы, мы постараемся не уступить им в храбрости. И если итогом наших трудов станет победа, то они разделят с нами ее плоды и, конечно, получат назад свою свободу и независимость. Мы не отказываемся ни от одного из своих справедливых требований; мы не отступим ни на шаг. Чехи, поляки, норвежцы, голландцы, бельгийцы – судьба всех этих народов тесно сплетена с нашей. Каждой из этих наций мы должны возвратить то, чего она лишилась в этой войне.

Вот и закончилось страшное противостояние, которое генерал Вейган назвал «битвой за Францию». Полагаю, скоро начнется «битва за Британию». От исхода этой битвы будет зависеть, уцелеет ли христианская цивилизация. От исхода этой битвы будет зависеть, выживут ли британцы, удастся ли нам сохранить наши общественные институты и нашу империю. Очень скоро враг обрушится на нас со всей своей яростью и мощью. Гитлер знает, что выиграть войну он может лишь одним способом – сломив наше сопротивление и захватив этот остров. Если мы сдержим его напор, Европа сможет обрести свободу, а у человечества появится надежда на светлое будущее. Но если мы проиграем, тогда весь мир, включая Соединенные Штаты, и вообще все, что было нам мило и дорого, погрузится во тьму нового средневековья, только на этот раз оно будет куда более мрачным благодаря извращенной нацистской науке и, возможно, гораздо более продолжительным. Так давайте же засучим рукава и примемся за работу для того, чтобы, даже если Британская империя и Содружество просуществуют еще тысячу лет, люди все равно продолжали помнить нас и говорить об этом времени: «То был их звездный час!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.