Письмо XLV. Д. Ц. - С. Л.

Письмо XLV. Д. Ц. - С. Л.

12 ноября 2003

Дело техники

Ох, давненько я к Вам не писал... А с другой стороны - и то сказать: какой кому от нашей переписки прок?

К примеру, для некоего homo (esse), репрезентировавшего себя как "Дотошный Читатель", она - вроде как ненастоящие елочные игрушки: не приносит никакой радости. "В "ЧП" регулярно печатаются письма г-на Циликина к г-ну Лурье и от г-на Лурье к г-ну Циликину под названием "Письма полумертвого человека". В этих письмах - ни единой положительной эмоции и ни одного положительного эпитета". И дальше вот что (отклик - еще летний, да недосуг было Вам его передать): "Нытье г-на Циликина и г-на Лурье чеховское, "возвышенное". Оно задает тон газете. Вот в статье о конкурсе на новое здание Мариинки - ни одного положительного эпитета. И о юбилейных торжествах 300-летия Петербурга - ни единого доброго слова. Одно только непереводимое ни на какой язык слово "пошлость"". Резюмирует ДЧ так: "Как бы опять не доныться, не добрюзжаться до чего-нибудь нехорошего".

Да! Да!!! Давайте, Самуил Аронович, скорей покаемся (скорей - ввиду, так сказать, наступающего момента). Отчего бы, в самом деле, полумертвым человекам не делиться друг с другом положительными эмоциями, описывая оные еще более положительными эпитетами? А рубрику переименовать. Например: "Больше оптимизма!" Прав homo: жить-то стало лучше, жить стало веселей. А мы с Вами проглядели эту духоподъемную перемену - все-то нам кидается в глаза непереводимая (и даже неизъяснимая) пошлость...

Не знаю, как Вы, а я впредь обязуюсь испытывать по отношению к действительности исключительно приятные и обольстительные чувства, но в то же время, чтобы Дотошные Читатели не обвинили в ее, действительности, лакировке, своевременно отмечать отдельные недостатки.

Вот, например. Могу, допустим, понять, зачем закрывают входные двери в метро - это ведь еще Евангелие заповедало ограничивать пассажиропотоки: "Входите тесными вратами" (Мф. 7, 13). То есть: в дверь следует пропустить не больше людей, чем вмещает эскалатор, иначе образуется давка. Но почему надобно закрывать двери, ведущие не из неограниченного пространства в замкнутое, а, напротив, - из тесноты на простор? Постичь сие нельзя, объяснить невозможно. Разве - тем, что человеку, который двери открывает, потом придется их же закрывать, и он экономит силы на этом телодвижении.

Вы как-то (опять-таки в досадном небрежении положительными эпитетами) написали: "У меня лично и претензий-то немного - пожалуй, две: что так плохо работает общественный транспорт и что государство так ненавидит человека". Насчет транспорта - это ведь старинная логическая удавка про тещу, которой если нет - то ее и не потерять. А если вы не делали инвестиций в российскую экономику - незачем и печалиться об их судьбе. И т. д. Будда говаривал: кто имеет сих - тот имеет заботу о них. Что касается общественного транспорта: стоя возле "Лесной" в километровой очереди на маршрутку, нам - "заложникам плывуна" - очень практично утешать себя воспоминаниями о страшных временах, когда здесь метро не было уже, а маршруток - еще.

Зато - как правильно не иметь собственной машины, особенно иномарки! С каким холодным равнодушием можем мы с Вами взирать на битву богов и титанов вокруг страхования автогражданки. Как далеки от нас проблемы сезонного круговорота резины или надежности противоугонных приспособлений, а также парковки.

Впрочем, вот только что они стали мне близки. Едет, значит, в гости из Таллина мой эстонский друг Арво с женой и маленькой дочкой - чтобы впервые показать этой дочери блистательный Санкт-Петербург (который, замечу кстати, уж лет десять как возжелал богатеть туризмом). Предварительно Арво просит разведать: где возле моего дома автостоянка. Мне - вчуже - само собой, кажется, что стоянок вокруг едва ли не больше, чем расплодившихся, как грибы после дождя, "салонов связи". Не тут-то было: запрашиваю знатоков вопроса и те объявляют: стоянки-то есть, но проникнуть туда можно только по блату, по спецдоговоренности, дав денег и т. д. Ладно, отвечаю, спецдоговоритесь для меня, пожалуйста. ОК - будет тебе место, скажешь Галине Петровне, которая сидит в будке, что от нас, мы предупредим.

О, я недооценил глубину пучины, в которую ввергаюсь. Вскорости добрые люди, взявшиеся устроить это дельце, дают отбой: выяснилось, что на государственной стоянке машину с эстонскими номерами поставить нельзя, а только с российскими и белорусскими. А соседняя? А она тоже государственная, и туда тоже нельзя. Но в отдалении есть еще третья, там сейчас дежурят Валера или его жена, звони им, они вроде могут взять твоих эстонцев, но только до восьми утра, пока никто не видит.

Мне вообще-то казалось, что стоянка - как гардероб: сдал пальто - взял номерок, дал номерок - взял пальто назад - и разве может иметь значение, где пальто сшили? Но в этой ситуации приходится думать не про то, как объяснить хозяевам паркингов, что их порядки все же не до конца согласуются с логикой и здравым смыслом, а - про то, куда деть машину Арво, которая, по моим расчетам, уже должна приближаться к СПб.

Тут я вспоминаю, что у одного приятеля сравнительно недалеко есть гараж. Звоню. На мое счастье гараж оказывается свободен. Можно на ночь пристроить эстонский "Форд"? Можно. А что говорить сторожам на воротах? А я им сейчас позвоню, и они пустят. Приятель перезванивает: сторож к этому моменту трубку взять еще способен, но ни понять, ни ответить - уже нет; только мычит. А через час наверняка будет спать мертвым сном. Гараж отпадает.

В тревоге и смятении думаю, как же быть. Пока наконец не звонит Арво. Они в Нарве. В гостинице. Пришлось вернуться из Ивангорода - у них нет перевода какой-то автомобильной бумажки на русский язык, без нее в Российскую Федерацию не пускают. Утром откроется офис нотариуса, сделают перевод, заверят... В общем, исполняется великий завет Венедикта Ерофеева: "Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян".

Рейган когда еще с исчерпывающей точностью сформулировал про нас: Империя Зла. Однако суровость злобных законов отечественного мироустройства смягчается их неисполнением. Обычным здешним раздолбайством и отсутствием координации. Бесы, отвечающие за локальное зло в моем микрорайоне, не договорились с коллегами, курирующими тот же вопрос на границе. В результате плюс на минус дал ноль.

Может это государство полюбить человека или хотя бы ненавидеть его меньше?..

Ну, ничего, нам не впервой. Притерпелись. Мой учитель Евгений Калмановский так писал о Чернышевском: "Понять, оценить весь дикий, сверхчеловеческий разброс его жизни способен лишь тот, кто сам жил здесь, в этом котле варился, без срока хлебал кислые щи, путался в родимых соснах и вырывался духом из предуготовленных ему тисков". Это, несомненно, относится не только к бедному Н. Г., но и к российской жизни вообще.

Ничего более оптимистичного предложить не имею.