ГЛАВА 1. И. В. Сталин. Начало революционной деятельности. Сталинская методология (теория и практика) решения национального вопроса

ГЛАВА 1. И. В. Сталин. Начало революционной деятельности. Сталинская методология (теория и практика) решения национального вопроса

В революционное движение Сталин вступил рано, в 15-летнем возрасте. Именно в это время он установил связь с подпольными группами русских марксистов, проживающих в Закавказье. С самого начала он воспринимал марксистские идеи в марксистско-ленинском плане и всё больше сближался с большевиками.

С 1901 года и до Февральской революции Сталин работал в подполье. Жестоко преследовался царизмом, неоднократно сидел в тюрьмах, был в ссылках в самых отдаленных и суровых краях Сибири. (С 1902 по 1917 год он семь раз подвергался арестам и ссылкам, пять раз ему удавалось бежать из суровых сибирских ссылок).

Впервые Сталин встретился с Лениным во время конференции большевиков в Таммерфорсе. Уже эта первая встреча произвела на Сталина огромное впечатление: «Принято, что «великий человек» обычно должен запаздывать на собрания с тем, чтобы члены собрания с замиранием сердца ждали его появления, причем перед появлением «великого человека» члены собрания предупреждают: «Тсс… тише… он идет». Эта образность казалась мне не лишней, ибо она импонирует, внушает уважение. Каково же было моё разочарование, когда я узнал, что Ленин явился на собрание раньше делегатов и, забившись где-то в углу, по-простецки ведет беседу, самую обыкновенную беседу с самыми обыкновенными делегатами конференции. Не скрою, что это показалось мне тогда некоторым нарушением некоторых необходимых правил» (т. 6, с. 54).

Сталин с тех пор всегда с уважением говорил и писал о В. И. Ленине, всегда подчеркивал, что он — «ученик Ленина, ленинец».

И, конечно же, совершенно несостоятельны суждения, будто Сталин был незначительной фигурой в окружении Ленина, что он не играл важной роли в Октябрьской революции и что вообще он был «посредственной личностью» и так далее. Сталин быстро стал крупной фигурой в революционном движении, жестко преследовался царским правительством.

Сталин постоянно избирался в руководящие органы партии большевиков, её Центрального комитета, газеты «Правда». Накануне возвращения Ленина из эмиграции Сталин руководил Всероссийским совещанием большевиков, состоявшимся 27 марта — 2 апреля 1917 года.

На VI съезде РСДРП(б) (26 июня — 3 августа 1917 г.) Сталин выступил с отчетным докладом ЦК и докладом о политическом положении в стране. В своём докладе Сталин решительно поддержал вывод Ленина о возможности перерастания буржуазной революции в социалистическую (В. И. Ленин должен был в это время скрываться): «Некоторые товарищи говорят, что так как у нас капитализм слабее развит, то утопично ставить вопрос о социалистической революции. Они были бы правы, если бы не было войны, если бы не было разрухи, не были расшатаны основы капиталистической организации народного хозяйства. У нас разруха приняла более грозные размеры. С другой стороны, такой свободы, как у нас, нигде не существует в условиях войны. Затем нужно учесть громадную организованность рабочих… Нигде не было и нет таких широких организаций, как Советы рабочих и солдатских депутатов… Понятно, что пользовавшиеся максимумом свободы и организованности рабочие не могли отказаться от активного вмешательства в хозяйственную жизнь страны, не совершая над собой политического самоубийства. Было бы недостойным педантизмом требовать, чтобы Россия «подождала» с социалистическими преобразованиями, пока Европа не «начнет». «Начинает» та страна, у которой больше возможностей». Поэтому, подчеркивал Сталин, отжило представление, что только Европа может указать нам путь к социализму. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего».

Сталин, разумеется, был среди тех, кто непосредственно готовил и осуществлял руководство Октябрьским вооруженным восстанием. Входил в состав первого Советского правительства.

Во время Гражданской войны Сталин был членом Реввоенсовета Республики и членом Реввоенсовета Западного, Юго-Западного и Южного фронтов.

В качестве Председателя Реввоенсовета Южного фронта Сталин руководил обороной Царицына. Защитники Царицына отстояли город, вынудив войска атамана Краснова отступить на правый берег Дона. Наряду с этим Сталин предпринял энергичные усилия по обеспечению хлебом и другим продовольствием центральных районов Советской страны. В конце 1918 года Сталин вместе с Дзержинским был командирован Лениным на Урал в связи с поражением 3-й Красной армии, вынужденной сдать белым город Пермь. Сталин и Дзержинский справились с заданием. В январе 1919 года они доложили Ленину:

«Дела на фронте поправляются». Весной 1919 года в связи с наступлением Юденича возникла серьёзная опасность для Петрограда. С мандатом ЦК партии для принятия срочных мер по улучшению положения на Западном фронте и упрочению обороны Петрограда в Петроград был направлен Сталин. Сталин выполнил поручения партии. В июле Юденич был разбит и вынужден был отступить в Эстонию.

В ноябре 1919 года Сталин был награжден орденом Красного Знамени. Как пишет писатель В. Карпов: «Без всякой натяжки и преувеличения заслуг Сталина отметим: во многих крупных операциях Гражданской войны он правильно оценил обстановку, решительно влияя на ход боевых действий, которые завершались успешно».

Время, проведенное на фронтах Гражданской войны, вооружило его опытом, который пригодился Сталину позднее. Как отмечают Ласло Белади и Тамаш Краус в своей книге «Сталин»: «За два года он побывал на всех важнейших фронтах, посетил почти все районы страны. Никто из членов Политбюро лично не знал такого количества местных партийных и советских руководителей, как Сталин. Нет никакого сомнения, что большинство этих руководителей, людей, выросших не в условиях подполья и эмиграции, находили для себя симпатичным характер Сталина, его стиль руководства, подход к организационной и политической работе. Им нравилась его непосредственность. Он был такой же, как и они.

Новая поросль руководителей… была людьми нового строя, зарождавшегося в условиях жесткой Гражданской войны. Многим из них не был присущ утончённый интеллектуализм старой гвардии. Однако к концу Гражданской войны эти люди составляли большинство членов партии».

И, конечно же, эти люди стали впоследствии союзниками и сотрудниками Сталина.

Ленин ценил знания и опыт Сталина, его чутьё и непоколебимую волю при решении самых острых политических проблем. «Что мы можем сделать, чтобы было обеспечено существующее положение в Наркомнаце, чтобы разобраться со всеми туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? Это все политические вопросы. А разрешить эти вопросы необходимо, эти вопросы, которые сотни лет занимали европейские государства, которые в ничтожной доле разрешены в демократических республиках. Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей нации мог пойти и подробно рассказать, в чем дело. Где его разыскать?» В. И. Ленин считал, что для этой работы невозможно найти другого человека, «кроме товарища Сталина». Тоже и относительно Рабкрина: «Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах».

Именно поэтому Наркомом по делам рабочей инспекции также был назначен И. В. Сталин.

В марте 1921 года Сталин писал В. И. Ленину, решительно поддержав «План электрификации России»: «Мастерский набросок действительно единого и действительно государственного хозяйственного плана без кавычек. Это единственная в наше время марксистская попытка подведения под советскую надстройку хозяйственно отсталой России, действительно реальная и единственно возможная при нынешних условиях техническо-производственной базы».

При этом он подверг критике «план» Троцкого (его тезисы) «хозяйственного возрождения» России «на основе массового применения к обломкам довоенной промышленности труда неквалифицированной крестьянско-рабочей массы (трудармии)».

В этом же письме Сталин подверг критике «обывательский реализм» (на самом деле маниловщина) Рыкова, все еще «критикующего» Гоэлро и «по уши погрязшего в рутине…»

Мое мнение, подчеркивал Сталин:

1) не терять больше ни одной минуты на болтовню о плане;

2) начать немедленный практический приступ к делу (т. 5, с. 50).

В 1922 году Сталин по предложению В. И. Ленина стал Генеральным секретарем ЦК большевистской партии.

Ведя огромную политическую организационную работу, Сталин вместе с тем всегда уделял большое внимание теоретическим проблемам, защите и развитию марксистских идей.

В начале XX века Сталин вступил в полемику с Г. В. Плехановым, критиковал его за недооценку развития сознательности в рабочем движении. В «Письме из Кутаиси» (сентябрь — октябрь 1904 года) он отмечал, что пролетариату необходимо помочь подняться до осознания своих истинных классовых интересов, до понимания социалистических идеалов, а не разменивать эти высокие цели на мелочи, не приспосабливать рабочих к стихийности. Сталин подчеркивал, что это ленинское требование — решающее препятствие для всяких проявлений оппортунизма в рабочем движении (Соч., т. 1, с. 58).

В брошюре «Коротко о партийных разногласиях» (1905) Сталин, указывая на первостепенную важность социалистического сознания, вместе с тем отмечает, что необходимо учитывать и конкретные условия борьбы рабочего класса, не забывать и борьбу за улучшение его экономического положения. Надо стремиться вязать борьбу за экономические требования с борьбой за развитие социалистического сознания. Ибо, «что такое научный социализм без рабочего движения? Компас, который, будучи оставлен без применения, может лишь заржаветь, и тогда бы пришлось его выбросить за борт.

Что такое рабочее движение без социализма? Корабль без компаса, который и так пристанет к другому берегу, но, будь у него компас, он достиг бы берега гораздо скорее и встретил бы меньше опасностей…

Соедините рабочее движение с социализмом, и вы получите социал-демократическое движение, которое прямым путем устремится к «обетованной земле» (т. 1,с. 102–103).

«Задача социал-демократии, — подчеркивал Сталин, — внести в рабочее движение социалистическое сознание и объединить передовые силы рабочего класса в одну централизованную партию» (т. 1, с. 105–106).

В статье «Класс пролетариев и партия пролетариев», написанной в том же — 1905-м — году, Сталин решительно отстаивал ленинские принципы организационного построения партии, изложенные Лениным в книге «Шаг вперед, два шага назад». В ленинском духе Сталин пишет: «До сегодняшнего дня партия была похожа на гостеприимную патриархальную семью, которая готова принять всех сочувствующих. Но после того, как наша партия превратилась в централизованную организацию, она полностью уподобилась крепости, двери которой открываются лишь для достойных… В то время как самодержавие старается развратить классовое самосознание пролетариата «тредъюнионизмом», национализмом, клерикализмом и так далее, когда, с другой стороны, либеральная интеллигенция упорно старается убить политическую самодеятельность пролетариата и добиться власти над ним, — … мы… не должны забывать, что наша партия есть крепость, двери которой открываются лишь для проверенных» (т. 1, с. 67).

Подчеркивая вслед за Лениным, что русская революция неизбежна, Сталин указывает, что «главной силой этой революции является городской и сельский пролетариат, знаменосцем же её — Социал-демократическая рабочая партия…» (т.1, с.78).

В этой связи Сталин придавал важное значение подготовке всероссийского восстания, в том числе организации боевых дружин, добыванию оружия и так далее.

Сталин принимает и защищает ленинскую идею о временном революционном правительстве. Пролетариат вместе с крестьянством, завоевав политическую власть, должен принять участие во временном революционном правительстве, которое должно быть революционной диктатурой пролетариата и крестьянства (т. 1, с. 258–259).

В1907 году Сталин написал предисловие к грузинскому изданию брошюры К. Каутского «Движущие силы и перспективы русской революции», в котором, полемизируя с русскими меньшевиками, твердо, последовательно обосновывал большевистскую, ленинскую точку зрения (опираясь в то же время и на марксистские идеи К. Каутского).

Сталин начинает с вопроса об общем характере революции в России: «Что наша революция буржуазно-демократическая, а не социалистическая, что она должна закончиться разрушением феодализма, а не капитализма — это ясно. Но кто будет руководить этой революцией: буржуазия или пролетариат? Вот как стоит вопрос», — заявляет Сталин.

Меньшевики устами Мартынова говорят, что наша революция буржуазная, что она является повторением Французской революции, и так как Французской революцией, как революцией буржуазной, руководила буржуазия, то и нашей революцией должна руководить буржуазия. «Гегемония пролетариата — вредная утопия…» «Пролетариат должен идти за партией буржуазной оппозиции» (см. «Две диктатуры» Мартынова).

Большевики же говорят: правда, наша революция является буржуазной, но это вовсе не означает, что она является повторением Французской революции. Во Франции пролетариат представлял собой малосознательную и неорганизованную силу, вследствие чего гегемония в революции осталась за буржуазией. У нас же пролетариат представляет собой сравнительно более сознательную и организованную силу, вследствие чего он… становится во главе современного движения. И кто ему советует «идти за буржуазной оппозицией», тот лишает пролетариат самостоятельности, тот превращает российский пролетариат в орудие буржуазии (см. «Две тактики» Ленина), подчеркивает Сталин.

Как смотрит на этот вопрос Каутский? «Либералы часто ссылаются на Великую французскую революцию, и часто ссылаются неосновательно. Условия современной России во многом совершенно иные, чем они были во Франции в 1789 году» (см. третью главу брошюры)…«Русский либерализм совершенно иного рода, чем либерализм Западной Европы, и уже в силу одного этого чрезвычайно ошибочно брать Французскую революцию прямо за образец теперешней русской. Руководящим классом в революционном движении Западной Европы была мелкая буржуазия, особенно мелкая буржуазия больших городов» (см. четвертую главу)… «Время буржуазных революций, движущей силой которых являлась буржуазия, миновало, миновало также и для России. В России пролетариат является самостоятельным классом с самостоятельными революционными целями» (см. пятую главу). Такова позиция Каутского, как очевидно, в данном случае совпадающая с позицией большевиков, отмечает Сталин.

Продолжая полемику с меньшевиками, Сталин заявляет: «Большевики считают, что либеральная буржуазия не может быть в нашей революции союзником пролетариата. Там, где пролетариат борется сознательно, либеральная буржуазия перестает быть революционной. Поэтому-то напуганные борьбой пролетариата кадеты-либералы ищут защиты под крылышком реакции. Наша либеральная буржуазия — это «просвещенные» враги революции.

Только беднейшее крестьянство — верный союзник пролетариата на весь период революции. Без союза пролетариата и беднейшего крестьянства революция не победит. Поэтому-то большевики не поддерживают кадетов ни в Думе, ни вне Думы… Поэтому-то большевики как на выборах, так и в Думе поддерживают только революционных представителей крестьян против реакции и кадетов.

Напротив, меньшевики поддерживают кадетов и поэтому готовы предать забвению программу-максимум, урезать программу-минимум и отвергнуть демократическую республику, лишь бы не отпугнуть от себя кадетов».

«Наша буржуазия не хочет республики, следовательно, республики у нас и быть не может…», так что«… в результате нашей революции должен возникнуть конституционный порядок, но никак не демократическая республика», — пишет меньшевистский литератор Малишевский. Накануне выборов в Думу вождь меньшевиков Череванин писал: «Было бы неясностью и безумием для пролетариата пытаться… вместе с крестьянством вступить в борьбу и с правительством, и с буржуазией за полновластное и всенародное Учредительное собрание». Другой вождь меньшевиков, Плеханов, пошел еще дальше: проповедовал прямой блок с кадетами. Он считал, что у социал-демократов и кадетов должна быть общая платформа и такой платформой должна быть «полновластная Дума»…

Этот призыв Плеханова, считает Сталин, фактически означает, что социал-демократия должна присоединиться к кадетам, отказаться от лозунга всенародного Учредительного собрания, от социал-демократической программы-минимум и вместо этого выставить кадетский лозунг полновластной Думы…

И что же говорит по данному вопросу Каутский? Русская либеральная буржуазия ненавидит, несомненно, абсолютизм, но она ненавидит ещё более революцию… Она хочет политической свободы, видя в ней единственное средство положить конец революции. «Таким образом, буржуазия не принадлежит к движущим силам современного революционного движения в России… Прочная общность интересов во весь период революционной борьбы существует только между пролетариатом и крестьянством. Она-то и должна лечь в основу всей революционной тактики русской социал-демократии», — справедливо утверждает Каутский.

Следующий момент разногласий между большевиками и меньшевиками: большевики считают, что союз пролетариата и крестьянства приведет их к победе и что поэтому победа революции будет представлять собой диктатуру пролетариата и крестьянства (см. «Две тактики» и «Победа кадетов» Ленина). Меньшевики, напротив, не верят, что власть будет завоевана пролетариатом и крестьянством. По их мнению, власть должна попасть в руки кадетской Думы.

Каутский же по этому поводу прямо говорит, что «в общности интересов промышленного пролетариата и крестьянства заключается революционная сила русской социал-демократии и возможность её победы» (см. пятую главу).

Следующий пункт: допустимо ли участие социал-демократии во временном революционном правительстве?

Большевики считают, что социал-демократия обязательно должна войти во временное революционное правительство, чтобы довести революцию до желательных результатов (см. «Две тактики» Ленина).

Меньшевики же утверждают, что это недопустимо, это якобы погубит пролетариат (см. «Две диктатуры» Мартынова).

И что говорит по этому вопросу Каутский? «Очень возможно, что при дальнейшем ходе революции победа достанется социал-демократической партии…» Хотя, конечно же, это не означает, что революция «привела бы теперь же к водворению в России социалистического способа производства, даже если бы она временно вручила кормило власти социал-демократам» (см. пятую главу).

Итак, подводит итог Сталин, крупнейший теоретик европейской социал-демократии Каутский и большевики вполне согласны между собой.

А меньшевики согласны с кадетами. Не случайно вождь кадетов П. Струве заявляет: «Многое из того, что говорит теперь Плеханов, кадеты могут приветствовать…»

«Что же удивительного, — заключает Сталин, — если и меньшевики согласятся с кадетами и станут на путь либерализма?..» (т. 2, с. 6–13).

В 1912 году Сталин дважды ездил за границу, в Краков, на встречу с В. И. Лениным. Находясь за границей, он пишет работу «Марксизм и национальный вопрос», в которой чётко, аргументировано, убедительно изложил марксистскую концепцию наций и национально-освободительной борьбы. Этой работой Сталин сразу зарекомендовал себя в социал-демократическом движении как выдающийся специалист по национальным проблемам.

В своей брошюре, анализируя положение в России после поражения революции 1905 года, Сталин отмечает, что победа контрреволюции породила разочарование, неверие в общие силы трудящихся. Социал-демократы стали расходиться по национальным квартирам.

«Национальная проблема» — прежде всего! Но что же происходило и происходит объективно?» — ставит вопрос Сталин. 1905 год не прошел даром: остатки крепостнического уклада в деревне получили ещё один удар. Дифференциация в деревне и рост городов, развитие торговли и путей сообщения сделали крупнейший шаг вперед. Это особенно верно относительно окраин России. Последние пришли в движение. Можно наблюдать также оживление политической жизни. Дума с её избирательной кампанией также дала толчок для мобилизации наций.

Поднявшаяся в то же время сверху волна воинствующего национализма, репрессии со стороны властей, мстящих окраинам за их «свободолюбие», естественно, вызвали ответную волну национализма снизу, которая захватила и рабочие массы. «В этот трудный момент на социал-демократию ложится высокая миссия — дать отпор национализму», — подчеркивает Сталин. К сожалению, не все социал-демократы оказались на высоте этой задачи. Например, часть кавказских социал-демократов, ликвидаторы по сути, санкционировали националистические шатания.

«Российская социал-демократия должна выступить против националистического тумана, откуда бы он ни шел», — заявляет Сталин.

В этой связи Сталин считает необходимым понять прежде всего, что же такое нация?

Нация, конечно же, определенная общность людей, но не расовая и не племенная, а исторически сложившаяся, устойчивая общность людей. Например, нынешняя итальянская нация образовалась из римлян, германцев, этрусков, греков, арабов и так далее. Французская нация сложилась из галлов, римлян, бриттов, германцев и так далее. То же самое нужно сказать об англичанах, немцах и прочих.

Но, отнюдь, не всякая устойчивая общность создает нацию. Австрия и Россия — тоже устойчивые общности, однако, никто их не называет нациями. Ибо национальная общность немыслима без общего языка, в то время как для государства общий язык необязателен.

Общность языка — характерная черта нации. При этом Сталин подчеркивает: общий язык для каждой нации, но не обязательно разные языки для различных наций. Англичане и североамериканцы говорят на одном языке, и все-таки они не составляют одной нации. То же самое нужно сказать о норвежцах и датчанах, англичанах и ирландцах.

Нация складывается только в результате длительных и регулярных общений, в результате совместной жизни людей из поколения в поколение. А длительная совместная жизнь невозможна без общей территории. Англичане и североамериканцы говорят на одном языке, но живут на разных территориях. Разные территории привели к образованию разных наций.

Общность территорий — также характерная черта нации. Но и это ещё не все. Нужна, кроме того, внутренняя экономическая связь, спаивающая отдельные части нации в одно целое. Взять хотя бы грузин. Грузины дореформенных времен жили на общей территории и говорили на одном языке, тем не менее не составляли, строго говоря, одной нации, ибо они, разбитые на целый ряд оторванных друг от друга княжеств, не могли жить общей экономической жизнью, веками вели между собой войны, натравливая друг на друга персов и турок. Грузия как нация появилась лишь во второй половине XIX века, когда падение крепостничества и рост экономической жизни установили разделение труда между областями Грузии, вконец расшатали хозяйственную замкнутость княжеств и связали их в одно целое. То же самое нужно сказать о других нациях, прошедших стадии феодализма и развивших у себя капитализм.

Итак, общность экономической жизни, экономическая связность — характерная черта нации.

Кроме всего сказанного, продолжает Сталин, нужно учитывать ещё особенности духовного облика людей, объединенных в нации, выражающегося в особенностях национальной культуры. Конечно, сам по себе психический склад, или — как его называют иначе — «национальный характер», является для наблюдателя чем-то неуловимым, но поскольку он выражается в своеобразии культуры, общей нации, — он уловим и не может быть игнорирован. Разумеется, «национальный характер» не есть нечто раз и навсегда данное, а изменяется вместе с условиями жизни; но поскольку он существует в каждый данный момент, он накладывает на физиономию нации свою печать.

Таким образом, общность психического склада, сказывающаяся в общности культуры, — характерная черта нации.

Итак, нация — это исторически сложившаяся, устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры, подчеркивает Сталин.

Вместе с тем, отмечает он, ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации. Более того, достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией. Только наличность всех признаков, взятых вместе, дает нам нацию.

В этой связи Сталин вступает в полемику с австрийскими социал-демократическими теоретиками национального вопроса Р. Шпрингером и, особенно, О. Бауэром, для которых единственно существенным признаком нации является национальный характер. Все остальные признаки — скорее условия развития нации.

Так, по Шпрингеру, «нация — это союз одинаково мыслящих и одинаково говорящих людей». Это — «культурная общность группы современных людей, не связанная с «землей» (курсив И. Сталина).

По Бауэру, «нация — это относительная общность характера». И что такое характер? Это — «сумма признаков, отличающих людей одной национальности от другой национальности, комплекс физических и духовных качеств, которые отличают одну нацию от другой». При этом он уточняет, что «характер людей ничем иным не определяется, как их судьбой», что «нация есть не что иное, как общность судьбы», в свою очередь определяемая «условиями, в которых люди производят средства к своей жизни и распределяют продукты своего труда».

Сталин считает, что Бауэр все-таки чрезмерно разрывает национальный характер и условия жизни людей. «Но что такое национальный характер, как не отражение условий жизни, как не сгусток впечатлений, полученных от окружающей среды?» — пишет Сталин. Как можно национальный характер отрывать от породившей его почвы? Бауэр, очевидно, смешивает нацию, являющуюся исторической категорией, с племенем, являющимся категорией этнографической.

Сталин связывает формирование нации с процессом ликвидации феодализма и развития капитализма. При этом отмечает, что в Западной Европе образование наций означало вместе с тем превращение их в самостоятельные национальные государства. Английская, французская и прочие нации являются в то же время английским, французским и прочими государствами.

Иначе происходит дело в Восточной Европе. Здесь сложились междунациональные государства, государства, состоящие из нескольких национальностей. Таковы, например, Россия и Австро-Венгрия. Этот своеобразный способ образования государств мог иметь место лишь в условиях не ликвидированного ещё феодализма, в условиях слабо развитого капитализма, когда опертые на задний план национальности не успели ещё консолидироваться экономически в целостные нации.

Капитализм развивается, взбудораживая оттесненные национальности. Но сложиться в независимые национальные государства они уже не могут, поскольку встречают сопротивление со стороны руководящих слоев командующих наций.

Так складываются обстоятельства, толкающие молодые нации на борьбу. Борьба разгорается не между нациями в целом, а между господствующими классами командующих и оттесненных наций.

Буржуазия — основное действующее лицо в этой борьбе. Сбыть свои товары и выйти победителем в конкуренции с буржуазией иной национальности — такова её цель. Рынок — первая школа, где буржуазия учится национализму. Буржуазия командующей нации, естественно, стремится подавить своих «инородческих» конкурентов; и не только экономическими, но и политическими средствами. Ограничение свободы передвижения, стеснение языка, ограничение избирательных прав, сокращение школ, религиозные стеснения и так далее так и сыплются на голову «конкурентов».

В результате борьба из хозяйственной сферы переносится в политическую. Буржуазия угнетенной нации начинает апеллировать к «родным низам», кричать об «отечестве», выдавая своё собственное дело за общенародное…

И низы не остаются безучастными. Репрессии сверху задевают и их, вызывая в них недовольство. Так начинается национальное движение, сила которого определяется именно степенью участия в нем широких слоев нации, прежде всего — пролетариата и крестьянства, подчеркивает Сталин.

Разумеется, содержание национальных движений не везде одинаково. В одном случае оно имеет аграрный характер, в другом — языковой, в третьем — его участники требуют гражданского равноправия и свободы вероисповедания, в четвертом — «своих» чиновников или своего сейма. Но примечательно, отмечает Сталин, нигде не встречается требование о бауэровском «национальном характере». Оно и понятно: «национальный характер», взятый сам по себе, неуловим и, как правильно заметил И. Штрассер, «с ним политику нечего делать».

И хотя, продолжает Сталин, национальная борьба в условиях подымающегося капитализма является, прежде всего, борьбой буржуазных классов между собой, из этого вовсе не следует, что пролетариат не должен бороться против политики угнетения национальностей. Ограничение свободного передвижения, лишение избирательных прав, стеснение языка, сокращение школ и прочие репрессии задевают рабочих не в меньшей, если не в большей степени, чем буржуазию.

Поэтому рабочие борются и будут бороться против политики угнетения наций во всех её видах. Рабочие заинтересованы в полном слиянии всех своих товарищей в единую интернациональную армию, в скором и окончательном их освобождении от духовной кабалы буржуазии, в полном и свободном развитии духовных сил своих собратьев, к какой бы нации они не принадлежали.

Именно поэтому социал-демократия провозглашает право наций на самоопределение. Право наций на самоопределение означает, что только сама нация имеет право определять свою судьбу, никто не имеет права насильственно вмешиваться в жизнь нации, разрушать её школы и прочие учреждения, ломать её нравы и обычаи, стеснять её язык, урезывать права.

Нация имеет право устроить свою жизнь на началах автономии. Она имеет право вступить с другими нациями в федеративные отношения. Она имеет право совершенно отделиться. Нация суверенна, и все нации равноправны. Однако, отмечает Сталин, нужно учитывать, что обязанности социал-демократии, защищающей интересы пролетариата, и права нации, состоящей из различных классов, — две разные вещи.

Нация имеет право даже отделиться. Но это еще не значит, что она должна делать это при всяких условиях, что автономия везде и всегда будет выгодна для нации, то есть для её большинства, то есть для трудящихся слоев.

Решение зависит от конкретных исторических условий.

Сталин признает, что решение национального вопроса в Австро-Венгрии может быть иным, нежели в России. Он не оспаривает суждений Бауэра и Шпрингера, считающих, что нации в Австрии должны жить совместно, образовать одно политическое целое, что в Австрии путь к «свободе национальностей» должен осуществляться путем постепенных шагов, частичных реформ, множества отдельных законов. Но русские марксисты не могут рассчитывать на частичные реформы, на множество отдельных законов. В России, в отличие от Австрии, нет парламента. В России, в отличие от Австрии, осью политической жизни является не национальный, а аграрный вопрос. Поэтому судьба русского вопроса, а, значит, и «освобождения» нации, связана в России с решением аграрного вопроса, то есть с уничтожением крепостнических остатков, то есть с демократизацией страны. Национальный вопрос в России — вопрос подчиненный.

Вместе с тем Сталин подвергает острой критике национальную программу австрийских социал-демократов. Суть их программы — автономия национальностей независимо от территории их проживания. Это значит, что рассеянные в разных углах Австрии чехи, поляки, немцы и так далее, взятые персонально как отдельные лица, организуются в целостные нации и как таковые входят в состав австрийского государства. Австрия в таком случае будет представлять не союз автономных областей, а союз автономных национальностей, конституированных независимо от территории. В таком случае общенациональные учреждения, долженствующие быть созданными для поляков, чехов и так далее, будут ведать не «политическими» вопросами, а только лишь «культурными». Поэтому-то, отмечает Сталин, автономия эта называется ещё культурной, культурно-национальной.

Бауэр и Шпрингер считают территориальную автономию непригодной, поскольку она не ослабляет национальные столкновения, поскольку национальные меньшинства в любом случае будут подвергаться стеснениям со стороны местных национальных большинств. Поэтому выход — в организации рассеянных в разных местах государства меньшинств данной национальности в один общий междуклассовый национальный союз. Только такой союз, по их мнению, мог бы защитить культурные интересы национальных меньшинств, только он способен прекратить национальные раздоры. Но как организовать нацию? По Бауэру и Шпрингеру, с помощью свободных заявлений совершеннолетних граждан.

Сталин считает, что культурно-национальная автономия противоречит всему ходу исторического развития наций. Можно ли искусственно спаять нации, если экономическое развитие отрывает от них целые группы и рассеивает по разным областям? Переселившиеся теряют старые связи, приобретают новые, усваивают новые нравы и вкусы, а может быть и язык.

Связность и единство нации падает не только благодаря рассеянию. Они падают еще изнутри, благодаря обострению классовой борьбы.

Сталин считает, что национальная автономия Шпрингера и Бауэра есть утонченный вид национализма. Идея национальной автономии подменяет социалистический принцип классовой борьбы буржуазным принципом национальности. Она не только обособляет нации, но и раздробляет единое рабочее движение.

В этой связи Сталин подверг резкой критике также Бунд — социал-демократический союз еврейских рабочих, принявших идею «культурно-национальной автономии».

«Сохранить все еврейское, консервировать все национальные особенности евреев, вплоть до заведомо вредных для пролетариата, отграничить евреев от всего не еврейского, даже особые больницы устроить — вот до чего опустился Бунд!».

Товарищ Плеханов, пишет Сталин, был тысячу раз прав, говоря, что Бунд «приспособляет социализм к национализму». Дезорганизация рабочего движения, деморализация в рядах социал-демократии — вот куда приводит бундовский федерализм.

Вредна идея национально-культурной автономии и для народов Кавказа, считает Сталин. И вот почему.

Культурно-национальная автономия предполагает более или менее развитые национальности, с развитой культурой, литературой. Без этих условий автономия эта вообще теряет всякий смысл.

Но на Кавказе имеется целый ряд народностей с примитивной культурой, с особым языком, но без родной литературы, народностей к тому же переходных, частью ассимилирующихся, частью развивающихся дальше. Как применить к ним культурно-национальную автономию? Как быть с мингрельцами, абхазцами, аджарцами, сванами, лезгинами и прочими, говорящими на разных языках, но не имеющими своей литературы?… Как быть с осетинами? Закавказские осетины ассимилируются (но далеко еще не ассимилировались) грузинами, а предкавказские частью ассимилируются русскими, частью развиваются дальше, создавая свою литературу? Как их «организовать» в единый национальный союз?

К какому национальному союзу отнести аджарцев, говорящих на грузинском языке, но живущих турецкой культурой и исповедующих ислам? А кобулетцы? А ингуши? А ингилойцы?

Что это за автономия, исключающая из списка целый ряд народностей?

Нет, это не решение национального вопроса, решительно заявляет Сталин. Национальный вопрос на Кавказе может быть разрешен лишь в духе вовлечения запоздалых наций и народностей в общее русло высшей культуры. Областная автономия Кавказа потому и приемлема, что она втягивает запоздалые нации в общее культурное развитие… Между тем как культурно-национальная автономия действует в противоположном направлении, ибо она замыкает нации в старые скорлупы, мешает им подняться на высшие ступени культуры.

Сталин выступил также против кавказских ликвидаторов, которые на своей конференции констатировали, что требование культурно-национальной автономии отнюдь «не идет вразрез с точным смыслом» программы социал-демократии, признающей право наций на самоопределение. Сталин утверждает, что права наций и «точный смысл» программы социал-демократии — не одно и то же.

Пример. В программе социал-демократов имеется пункт о свободе вероисповедания. По этому пункту любая группа лиц имеет право исповедовать любую религию: католицизм, православие и так далее. Социал-демократия будет бороться против всяких религиозных репрессий, против гонений на православных, католиков и протестантов. Значит ли это, что католицизм, протестантизм и так далее «не идут в разрез с точным смыслом» программы? Нет, не значит. Социал-демократия всегда будет протестовать против гонений на католицизм и протестантизм, она всегда будет защищать право наций исповедовать любую религию, но в то же время она, исходя из правильных интересов пролетариата, будет агитировать и против католицизма, и против православия, с тем, чтобы доставить торжество социалистическому мировоззрению.

То же самое можно сказать о самоопределении. Нации имеют право устроиться по своему желанию, они имеют право сохранить любое свое национальное учреждение — и вредное, и полезное, — никто не может (не имеет права) насильственно вмешиваться в жизнь наций. Но социал-демократия должна бороться, должна агитировать против вредных учреждений наций, против нецелесообразных требований наций…

Именно поэтому она, борясь за право наций на самоопределение, в то же время будет агитировать, скажем, и против отделения татар, и против культурно-национальной автономии кавказских наций, ибо и то, и другое не идет в разрез с правами этих наций, идет, однако, вразрез «с точным смыслом программы социал-демократии», то есть с интересами пролетариата.

Программа социал-демократии выражает интересы пролетариата, права наций могут выражать интересы любого класса — буржуазии, аристократии, духовенства и так далее, смотря по силе и влиянию этих классов, подчеркивает Сталин.

Что касается России, то в России основа и условие решения национального вопроса — полная демократизация страны.

Но в любом случае российские социал-демократы признают право самоопределения как необходимый пункт в решении национального вопроса.

Однако культурно-национальная автономия как решение национального вопроса непригодна. Во-первых, она предполагает искусственное стягивание в одну нацию людей, которых жизнь разъединяет и перебрасывает в разные концы государства. Во-вторых, она толкает к национализму, ибо ведет к «размежеванию» людей по национальным куриям, к точке зрения «организации» наций, «сохранения» и культивирования «национальных особенностей».

Единственно верное решение, считает Сталин, — областная автономия, автономия таких определившихся единиц, как Польша, Литва, Украина, Кавказ и других.

Областная автономия имеет дело не с нациями без территорий, а с определенным населением, живущим на определенной территории. Она не межует людей по нациям, не укрепляет национальных перегородок, — наоборот, она только ломает эти перегородки и объединяет население для того, чтобы открыть дорогу для межевания другого рода — межевания по классам. Наконец, она дает возможность наилучшим образом использовать народные богатства области и развивать производительные силы, не дожидаясь решения общего центра.

Сталин подчеркивает: «Разбросанные национальные меньшинства нуждаются не в искусственном национальном союзе, а в реальных правах у себя на месте. Что может дать им такой союз без полной демократизации? Или какая необходимость в национальном союзе при полной демократизации? Меньшинство недовольно не отсутствием национального союза, а отсутствием права родного языка, отсутствием у него родной школы, отсутствием свободы совести, передвижения и прочее. Дайте ему пользоваться родным языком, дайте ему родную школу, дайте ему свободу совести и другие свободы — и оно перестанет быть недовольным».

Итак, национальное равноправие во всех его видах (язык, школы и прочие) как необходимый пункт в решении национального вопроса.

Что касается рабочего движения, то главный принцип его организации — интернационализм. Сплочение на местах рабочих всех национальностей России в единые и целостные коллективы, сплочение таких коллективов в единую партию — такова задача. Сталин и в этой своей работе, и раньше всегда подчеркивал: «Прежде всего, необходимо помнить, что действующая в России социал-демократическая партия назвала себя Российской (а не русской). Очевидно, этим она хотела нам показать, что она под своим знаменем будет собирать не только русских пролетариев, но и пролетариев всех национальностей России, и, следовательно, она примет все меры для уничтожения воздвигнутых между ними национальных перегородок».

Ленин высоко оценивал работу Сталина «Марксизм и национальный вопрос»: «В теоретической марксистской литературе… основы национальной программы социал-демократии уже были освещены за последнее время (в первую очередь здесь выдвигается статья Сталина)».

С тех пор Сталин стал в сущности главным докладчиком большевистской партии по вопросам национальной политики.

Остановимся на некоторых других, наиболее важных, работах и выступлениях Сталина, посвященных национальным проблемам, тем более, что каждая из них имела важное практико-политическое значение.

После Февральской революции Сталин выступает докладчиком по национальному вопросу на VII (апрельской) Всероссийской конференции РСДРП 29 апреля (12 мая) 1917 года.

В докладе Сталин прежде всего определяет, что такое национальный гнет? Национальный гнет — это та система эксплуатации и грабежа угнетенных народов, те меры национального ограничения права государственности угнетенных народностей, которые проводятся империалистическими кругами. Все это в целом дает картину той политики, которую принято называть политикой национального гнета.

Каковы те классы, опираясь на которые та или иная власть проводит политику национального гнета? Земельная аристократия, империалистические группы, мелкая буржуазия, часть интеллигенции, часть рабочей верхушки, которые тоже пользуются плодами грабежа. Прежде всего этот «хор» нужно убрать с политической сцены, чтобы создать действительные демократические порядки в стране, подчеркивает Сталин. Далее он отмечает, что сейчас перед нами конкретный конфликт между финляндским народом и Временным правительством. Временное правительство не признает финляндский народ суверенным. Социал-демократы России, руководствуясь принципом права народов на самоопределение, встают на сторону финляндского народа; немыслимо насильственное удержание какого бы то ни было народа в рамках единого государства.

Другое дело, что вопрос о праве наций на свободное отделение непозволительно смешивать с вопросом об обязательности отделения нации в тот или иной момент. Этот вопрос партия пролетариата должна решать в каждом отдельном случае, в зависимости от обстановки. В любом случае, выставляя принцип права народов на самоопределение, мы поднимаем тем самым борьбу против национального гнета на высоту борьбы против империализма, нашего общего врага. Народ имеет право отделиться, но он, в зависимости от условий, может и не воспользоваться этим правом, заявляет Сталин. Более того, продолжает он, я думаю, что девять десятых народностей России после свержения царизма не захотят отделиться.

Для областей, которые не захотят отделиться, партия предлагает устройство областных автономий, границы которых определяются сообразно с условиями хозяйства, быта и прочего. Права национальных меньшинств должны быть ограждены специально.

Что касается партии рабочего класса, то все пролетарии всех наций данного государства организуются в один нераздельный пролетарский коллектив, в единую партию. Сталин возразил Пятакову и Дзержинскому, выступившим против признания права на отделение, поскольку всякое национальное движение, по их мнению, есть движение реакционное. Не всякая, отмечает Сталин, социал-демократическая партия должна поддерживать революционное движение народов, направленное против империализма. Мы должны поддерживать всякое движение, направленное против империализма. Тем самым, подчеркивает он, мы строим мост между Западом и Востоком, действительно держим курс на мировую социалистическую революцию.

После Октябрьской революции Сталин от имени Советского правительства подтвердил право всех наций на самоопределение, на отделение их от России. В то же время он подчеркивал: «Мы вовсе не против объединения народов в одно государственное целое. Мы отнюдь не за дробление крупных государств на мелкие. Но мы, безусловно, за то, чтобы объединение это было добровольным, ибо только такое объединение является действительным. Именно поэтому и необходимо, прежде всего, полное и безоговорочное признание права народов России на самоопределение, вплоть до отделения их от России».

Как народный комиссар по делам национальностей в Советском правительстве Сталин сделал заявление о признании независимости Финляндии, а затем и независимости балтийских государств: «Советская Россия никогда не смотрела на западные области как на свои владения. Она всегда считала, что области эти составляют неотъемлемое владение трудовых масс, населяющих их национальностей, что эти трудовые массы имеют полное право свободного определения своей политической судьбы» (т. 4, с. 178).

Разумеется, практическое разрешение национальных проблем было сложным делом. После Октябрьской революции в большевистской партии не раз вспыхивали дискуссии по вопросу о праве наций на самоопределение.