AL-Z-29-10-22

AL-Z-29-10-22

Меня называют просто Ал, если в данный момент поблизости нет другого Ала. Если таковой имеется, для различения употребляют первую букву фамилии, а также номера учреждения, отдела, сектора или группы, в которых я работаю. Эту манеру персонификации людей ввели под влиянием американцев, которые даже своих президентов обозначают сокращенными и уменьшительными именами, а то и вообще одной или двумя буквами. Это очень удобное средство обозначения. Как номера на автомашинах. И очень демократично. Как по номеру автомашины нельзя установить, является она развалюхой, купленной за три дола на свалке, или роскошным лимузином с самыми надежными защитными средствами, стоящим целое состояние, так и по идентификационному знаку, например, Би-Джей с какими-то цифрами, нельзя сказать, идет речь о никому не известном бродяге, ночующем в трущобах Большого Запада и живущем на один дол в неделю, или о сверхмиллионере, имеющем роскошную виллу в еще уцелевшем райском и престижном месте планеты и тратящем десять тысяч долов в день. Впрочем, миллионеры передвигаются в пространстве не на автомашинах, а на сооружениях без всяких номеров, автомашины же сохранились лишь для низших слоев населения, да и то лишь по названию. Я как специалист по XX веку настолько заразился языком и способом мышления прошлого, что лишь с усилием возвращаюсь к нашей реальности.

В распоряжении Службы Идентификации ЗС на меня имеются подробные сведения – полное имя, национальная принадлежность, время и место рождения, данные о моих родителях, мой служебный ранг, Образование, профессия, внешние признаки, номер банковского счета, место работы, должность, место жительства в данное время. Имеются также мои фотографии, отпечатки пальцев, запись биотоков и картина генотипа. Все это размещено на практически неуничтожимом и микроскопическом по размерам кусочке какого-то вещества, который называется идентификатором. Копию его я имею при себе. Она вделана в стерженек диаметром в два миллиметра и длиной два сантиметра, который постоянно висит у меня на шее наподобие креста и служит удостоверением личности. Но чаще он служит средством денежных плат. Это очень удобно. В случае надобности суешь свой идентификатор в отверстие соответствующего прибора, и в какие-то доли секунды тебя безошибочно идентифицируют. И делают то, что нужно. Разумеется, в рамках того, что тебе дозволено. Опять-таки это чудо науки и техники (с точки зрения прошлого чудо) свидетельствует о том, что я нахожусь на низшем уровне социальной иерархии. На более высоком уровне просто создают в мозгу идентификационный («паспортный») центр, выполняющий ту же функцию.

Помимо сведений, о которых я упомянул, в идентификаторе имеются сведения о моих убеждениях и общественно-политической активности. На основе этих сведений вычисляется коэффициент лояльности. Существование этой системы контроля многих, конечно, возмущает. Она считается признаком тоталитаризма. Я же ничего против нее не имею, поскольку мне опасаться по этой линии нечего. У меня самый высокий коэффициент лояльности, по словам начальника отдела лояльности моего учреждения – как у новорожденного младенца. Чтобы меня не сочли полным идиотом, он несколько занизил его. Он мотивировал эту несправедливость тем, что даже у президента США коэффициент лояльности ниже моего, поскольку тот в молодости принимал участие в какой-то профсоюзной деятельности, в период предвыборной кампании обличал язвы капитализма и надавал кучу невыполнимых обещаний в духе социализма. Я подумал, что такого рода факты следовало бы учитывать при вычислении коэффициента интеллектуальности, а не лояльности. Но начальник мой намек наверняка не понял бы, и потому я промолчал.

Если я буду иметь возможность перейти на работу в другое государственное учреждение, то там первым делом поинтересуются моим коэффициентом лояльности. И если он превысит некоторый предел, на работу меня не возьмут ни в коем случае. Не поможет никакая протекция. Частные фирмы при найме сотрудников на некоторые важные должности тоже интересуются коэффициентом лояльности. В критической прессе это считают одним из, признаков огосударствления бизнеса.

Как государственный служащий я обязан постоянно держать себя в состоянии спортивной веселости и бодрости. Я должен быть готов в любую минуту, если потребуется обстоятельствами, растянуть свой рот в улыбке от уха до уха, как будто я – по меньшей мере кандидат в президенты страны, выступающий в данный момент перед избирателями или позирующий для репортеров и для телевидения. Я нисколько не иронизирую над этим. Я еще от школьного робота-наставника навечно запомнил аксиому нашего бытия: внутренний мир человека есть лишь концентрация внешних форм его поведения. Когда нас, западных людей, обвиняют в том, что у нас все деланное, поверхностное и показное, то говорят лишь одну половину истины и опускают вторую, а именно – то, что все это уходит внутрь наших душ и становится органично присущим нам. Мы не только снаружи, но и внутри такие. Во всяком случае, внутренний мир современного западного человека есть лишь концентрация улыбки от уха до уха по голливудским образцам. Стоит сменить это состояние на какое-то иное, как все сразу почувствуют, что с тобой не все в порядке, и тогда тебе ни в коем случае не повысят служебный ранг, а о повышении в должности и думать нечего. Даже с преуспевающими людьми случаются неприятности именно из-за того, что они чуточку приоткрывают свое не совсем благополучное внутреннее состояние так, что его замечают окружающие. Один американский президент проиграл свою первую выборную кампанию из-за того, что ему плохо сделали грим и настроение его испортилось. Это заметили миллионы телезрителей и, естественно, проголосовали против него. Президент США всегда должен быть в бодром расположении духа и улыбаться даже в туалете: вдруг за ним подсматривают сотрудники ЦРУ?! Но если президент великой страны должен постоянно делать вид, что находится в наилучшей форме, то что уж говорить о чиновнике низшего ранга?!

Как служащий низшего ранга я есть лишь некая среднестатистическая величина. У меня нет даже своей собственной, неповторимой внешности. Я изготовлен по образцу героя голливудских фильмов Эда-Джи, игравшего роли безымянных и безликих персонажей десятистепенной важности в фильмах самых низкопробных, но почему-то запоминавшегося сразу и навечно. Именно его безликость была его индивидуальностью – одна из необъяснимых загадок бытия. Когда я иду по улицам, прохожие иногда кивают на меня и говорят друг другу: гляди-ка, Эд-Джи прошел! Их не смущает то, что Эд-Джи умер десять лет назад в возрасте ста лет. Не будь этого Эда-Джи, меня вообще бы никто не заметил.