6. История вопроса

6. История вопроса

Начнём с мнения министра обороны, приведённого в разделе 2 в одной из цитированных публикаций: “Дедовщина в армии есть, она всегда была, и в советские годы тоже. Просто тогда об этом не говорили. Это было табу. В то же время я утверждаю, что в 80 % частей и соединений Вооруженных сил дедовщины нет, потому что там нет вообще правонарушений”, — сказал Иванов в интервью в апреле прошлого года.

Это высказывание исторически недостоверно, хотя персонально для С.Б.Иванова оно “простительно” — по относительной молодости лет и загруженности служебной суетой он может быть не в курсе вопроса или быть под властью ложных мнений об истории страны и её Вооружённых сил, но ошибочность мнений влечёт за собой ошибки при построении политики на их основе.

Было время, когда в Советской армии «дедовщины» не то, что не было, но и быть не могло. Правда, это было давно: в 1920-е — в начале 1950-х гг. Хотя разница между призывными возрастами была всегда и деды знали и умели по службе больше, нежели только что призванные, но «дедовщины» как унижения старослужащими молодёжи не было.

Предпосылки к дедовщине в её современном виде возникли только во второй половине 1950-х гг. Поскольку они не были своевременно подавлены, то дедовщина появилась в середине 1960-х гг. Впервые она проявилась при переходе от трёхлетнего срока службы к двухлетнему в сухопутных войсках и от четырёхлетнего к трёхлетнему на флоте, когда в одно и то же время должны были уволиться сразу два призыва: старослужащие и отслужившие вновь установленный сокращённый срок. И, появившись в середине 1960-х гг., дедовщина к началу 1970-х гг. стала непременным атрибутом Вооружённых сил СССР. Но в СССР она никогда не достигала таких масштабов, которые обрела в Вооружённых силах постсоветской Россионии и до изуверств, подобных описанным выше, доходила гораздо реже даже при том, что чрезвычайные происшествия на почве дедовщины не получали огласки в обществе.

Для того, чтобы понимать, почему в аспекте «дедовщины» история Вооружённых сил страны разделилась на периоды: 1920-е — первая половина 1950-х гг.; середина 1950-х — середина 1960-х гг.; вторая половина 1960-х гг. — август 1991 г.; с начала 1992 г. — по настоящее время, — надо соотнести историю Вооружённых сил с историей страны.

В 1920-е — до начала 1950-х гг. в качестве рядовых и младших офицеров в Вооружённых силах служили те поколения, среди которых было много людей, кто на основании личных впечатлений и рассказов их родителей и дедов были убеждены в том, что:

· капитализм для подавляющего большинства простых людей хуже социализма при всех ошибках и злоупотреблениях, которые имели и имеют место в процессе строительства социализма и коммунизма;

· идеалы социализма и коммунизма во всей их полноте могут быть воплощены в жизнь и это будет благом для всего трудового человечества, а на мнение паразитов по этому вопросу — наплевать;

· социализм неприемлем для заправил капиталистических государств, которые желают воспрепятствовать воплощению идеалов свободного труда и жизни, и потому вредят СССР как через свою агентуру внутри страны, так и готовят войну с целью уничтожения социалистического общества, поэтому служить в Вооружённых силах надо добросовестно.

В этой идейной убеждённости: «Мы — не рабы, рабы — нeмы[31]», — не было разницы между рядовым составом и младшими офицерами.

И эта идейная убеждённость порождала одинаковую мотивацию к несению службы в личностной психике людей как среди рядового состава, так и среди большей части командного состава.

Кроме того, в частях, в подразделениях действовали комсомольские и партийные организации, которые занимались не только пропагандой лозунгов очередных съездов и пленумов, решений партии и правительства; кроме пропаганды комсомольские и партийные организации прямо и недвусмысленно указывали на отступления от норм большевистской этики всем — как рядовым, так и командирам, многие из которых до Великой Отечественной войны были беспартийными и почитали за честь быть принятыми в комсомол и партию (соответственно их возрасту).

В условиях инициативного лидерства идейно убеждённых людей, остальная масса — вне зависимости от их убеждений — вела себя в большинстве своём соответственно тому стилю поведения, который задавали идейно убеждённые люди. В таких условиях в вооружённых силах имела место только иерархичность должностных взаимоотношений, а вне исполнения служебных обязанностей отношения строились на товарищеской основе не взирая на воинские звания, срок выслуги лет и т.п. — иерархии угнетения одних другими в таких условиях не складывались. Поэтому, хотя у Вооружённых сил СССР и в тот период были свои проблемы [32], но дедовщине в них при таком отношении людей друг к другу места не было.

И если бы некто возомнил себя “дедом” и приказал “молодому” постирать портянки (носков тогда в армии не было) или почистить сапоги, — “дед” под давлением комсомольской и партийной организации предпочёл бы в дальнейшем сдерживать проявления такого рода паразитических наклонностей либо быстро оказался в психушке. А уж попытка принудить постирать портянки силой или почистить туалет зубной щёткой, была бы пресечена коллективно, и могла бы закончиться экстренной демобилизацией “деда” в ГУЛАГ под всеобщее одобрение.

Точно так же и попытка скрыть преступление командованием практически гарантировано вела к тому, что многие представители командования части оказались бы в ГУЛАГе под всеобщее одобрение. И хотя до середины 1953 г. в Вооружённых силах СССР бывало много чего неблаговидного, но совершать неблаговидное, а тем более совершать преступления, — боялись, и от ответственности вплоть до смертной казни не был застрахован никто — ни рядовой, ни генералы и маршалы вплоть до бывшего зама Верховного главнокомандующего Маршала Советского Союза Г.К.Жукова.

Хотя в работе правоохранительных органов СССР в ту эпоху имели место ошибки и злоупотребления, включая и массовые, но многие из тех, кто от них пострадал — особенно из числа тогдашней “элиты” — и кто в последующие времена был представлен в качестве безвинных жертв сталинизма, в действительности пострадали за то, что не справились с теми делами, которые были им доверены, за то, что пытались скрыть свои упущения и злоупотребления властью (особенно это касается послевоенных «трофейщиков», а проще говоря, — мародёров из числа старших офицеров и генералов, обогащавшихся в местах дислокации Советской Армии в Европе). В последующие времена такого рода привлечение к ответственности была названо «избиением кадров».

С середины 1950-х гг. правящая “элита” СССР начала воплощать в жизнь то, о чём тихо мечтала в годы сталинизма: «Избиение кадров» прекратилось, что в переводе на нормальный русский язык означало — если ты в номенклатуре, то хапать и злоупотреблять властью можешь безнаказанно соответственно своему положению в иерархии власти.

Вследствие этого к середине 1960-х гг. в обществе уже царила не та идейная убеждённость, что была в предвоенные годы.

Распространилась далеко не безосновательное убеждение в том, что “Начальство только треплется о строительстве коммунизма, а на самом деле всё делает для того, чтобы нахапать себе побольше”. И сталкиваясь с этим, всё большее количество людей при декларации лозунга “Работать по способности — получать по труду” переходило в жизни к принципу “Не отставай от начальства: Хапай по способности — пусть дураки работают”.

Так именно “элита” с середины 1950-х гг. растлевала общество — прежде всего подрастающие поколения — и достигла в этом успеха. В результате за десятилетие к середине 1960-х годов в вооружённых силах возникла дедовщина именно как выражение принципа «Хапай по способности — пусть дураки служат честно»[33].

Кроме того в дедовщине тогда было непосредственно заинтересовано офицерьё[34] — та часть командного состава, которая по своим нравственно-этическим качествам неспособна дослужиться до наивысшего воинского звания — «батя», какие бы погоны не лежали на плечах того, кого солдаты сами произвели в звание «бати»: капитана или генерала. Офицерьё с той поры никуда не исчезло, оно и ныне составляет значительную часть командного состава в Вооружённых силах Россионии.

Организация службы в вооружённых силах такова, что только рядовой состав находится в расположении части круглосуточно. Поэтому, чтобы у представителей офицерья было побольше свободного времени, поменьше работы и служба протекала бы полегче, представители офицерья негласно возлагают часть своих прямых служебных обязанностей на старослужащих и передавали и передают им часть своих полномочий; передают тем старослужащим, кто на их взгляд потолковее. Но и старослужащие бывают разные:

· Есть те, кто действительно приносит пользу вооружённым силам, поддерживая порядок в подразделениях и соответственно помогает командирам частей в поддержании их боеготовности. Под командой таких старослужащих не происходит никаких чрезвычайных происшествий, поскольку они сами пресекают малейшие тенденции к их совершению.

· Но есть и те, кто воспринимает своё положение старослужащего, как право творить вседозволенность в отношении “молодых”. Собственно они и образуют корпорацию “дедов”. И случаи, аналогичные тем, которые были приведены выше — только малая часть злоупотреблений со стороны “дедов” статусом старослужащих при поддержке офицерья.

Перекладывая непосредственное командование рядовым составом в периоды отсутствия в расположении части офицеров (за исключением дежурных по графику) на доверенных старослужащих, офицерьё из числа командиров подразделений расплачивается с ними поблажками по службе. А поскольку такая схема управления противоречит уставам, то она неизбежно основывается на нарушениях дисциплины и норм товарищеской человеческой этики со стороны доверенных старослужащих. На всё это в целях поддержания удобного им порядка офицерьё смотрит сквозь пальцы, что поощряет некоторых из старослужащих к дальнейшему нарушению дисциплины и создаёт у них иллюзию безнаказанности. В конце концов кто-то из “дедов” в процессе “неформальной работы” с личным составом совершает преступление.

Когда совершается преступление, командование части начинает заверять всех, что в части нет дедовщины, но имело место чрезвычайное происшествие, которое произошло по вине самого пострадавшего либо отдельных военнослужащих, которые ни с того ни с сего под конец своего срока службы вдруг нарушили дисциплину, а до этого были если не примерного поведения, то без особых замечаний. Это — первое объяснение, которое даёт офицерьё, желая избегнуть ответственности за дедовщину, которую само же разводило и поддерживало, надеясь удержать её в “полезных” со своей точки зрения и потому — разумных пределах. Если вышестоящее командование таким объяснением удовлетворяется, и дело удаётся замять, то на некоторое время “дедам” в этой части приходится умерить свой раж.

Если вышестоящее командование не удовлетворяется таким объяснением (а с чего бы ему не удовлетвориться, когда других дел полно?), то “дедам” приходится отвечать за преступления перед судом, а представителям офицерья — в большинстве случаев в «административном» (а не уголовном) порядке перед вышестоящим командованием как за сам факта происшествия, так и за попытку его сокрытия. Но дело в большинстве случаев сводится к выговорам, задержкам очередных воинских званий и наград, гораздо реже уведомлением о «неполном служебном соответствии» и уж совсем редко — понижением в воинском звании и увольнением со службы. Об уголовной ответственности за дедовщину командиров частей и подразделений речь обычно не заходит [35].

Поэтому достоянием гласности становятся только из ряда вон выходящие проявления дедовщины, которые на первом этапе не удалось скрыть, а на последующих этапах — «замять» и предать забвению [36]. В действительности случаев дедовщины многократно больше в особенности тех, которые не приводят к тяжким телесным повреждениям, а ограничиваются нанесением вреда нравственно-психическому здоровью людей.

И это приводит к интересному вопросу, который почему-то не задают ни СМИ, ни правозащитники.

Дело в том, что в каждой войсковой части есть так называемы «особый отдел» — официальное представительство КГБ СССР (в годы советской власти), а ныне ФСБ. «Особый отдел», хотя и пребывает в пределах части, но это — подразделение другого ведомства, самостоятельная войсковая часть или подразделение войсковой части, не принадлежащей Министерству обороны или МВД. В своё время «особые отделы» создавались для того, чтобы выявлять и пресекать те факторы в жизни поднадзорной «особому отделу» войсковой части, которые могут нанести вред обороноспособности государства: шпионаж, предпосылки к утечке секретной информации по разгильдяйству, заговоры с целью захвата власти, экономические преступления и т.п. В процессе осуществления своей деятельности «особые отделы» развёртывают во всякой части сеть информаторов, а кроме того их представители беседуют в неформальной обстановке с личным составом части.

Т.е. особисты обязаны достоверно знать о том, есть в части дедовщина, либо её нет; они не могут этого не знать просто в силу принципов организации своей работы в частях и подразделениях. И одна из их обязанностей — информировать не только своих начальников (по ведомству КГБ — ФСБ), но и командиров тех частей, в которых они работают, о выявленных ими проблемах и нарушениях.

Но в случае трагедии в Челябинском танковом училище, как и во многих других трагических случаях, особисты, похоже, своевременно не доложили по своей вертикали власти о том, что в части процветает дедовщина, а командование убеждено и настаивает на том, что дедовщины нет, и такое положение дел ни к чему хорошему привести не может. Т.е. среди особистов офицерья в настоящее время тоже в избытке.

Большинство должностей от командира взвода до командира батальона сейчас (2006 г.) занимают те, кто поступил в военные училища после 1992 г. Т.е. подавляющее большинство нынешнего офицерья (в ранее указанном смысле этого слова) — получили военное образование и стали офицерами при власти реформаторов-демократизаторов. И соответственно:

Именно реформаторы-демократизаторы — политики федерального уровня, бывшие у власти в 1990-е гг., — несут политическую ответственность за нынешнее положение в Вооружённых силах, включая и дедовщину во всём её махровом цветении.

Но и нынешний генералитет в его большинстве не лучше, чем современное офицерьё, поскольку в большинстве своём выслужился [37] из офицерья застойной эпохи, которое как бы служило народу, опираясь на дедовщину тех времён.

Также необходимо пояснить и вопрос об ответственности за дедовщину командиров частей — единоначальников. Формально юридически ответственность командира за всё происходящее во вверенной ему части наступает с момента подписания им приказа о вступлении в командование. Подписанию приказа о вступлении в командование новым командиром в большинстве случаев предшествуют несколько дней, в течение которых он знакомится с положением дел в части. Однако уже батальон (дивизион), а тем более полки, дивизии, корабли военные училища, научно-исследовательские институты, корабли, аэродромы представляют собой достаточно сложные системы, с положением дел в которых с детальностью, необходимой для эффективного управления ими, — за несколько дней ознакомиться невозможно. За несколько дней, предшествующих подписанию приказа о вступлении в командование, новый командир может убедиться только в том, что при прежнем командире не было совершено сколь-нибудь значимых хищений имущества и финансовых средств, скрытых утрат имущества, повреждений боевой техники, иных объектов, находящихся в распоряжении части.

Если в командование частью вступает человек чести, а не представитель офицерья, то после подписания приказа о вступлении в командование ему требуется примерно месяц для того, чтобы ознакомиться детально с положением дел в части и выработать комплексную программу устранения тех недостатков, которые он выявил. На реализацию такого рода программы в её основных положениях может потребоваться несколько месяцев. Поэтому не формально юридически, а по делу фактически на нового командира можно возлагать ответственность за происходящее в части только примерно спустя полгода после того, как он вступил в командование.

При этом нормальный командир не может не понимать, что эффективное управление (т.е. командование) не может быть осуществлено исключительно на основе иерархии субординации должностных лиц, предусмотренной штатом. Причины этого в том, что:

· многим людям свойственно скрывать от вышестоящего начальства ошибки и злоупотребления по службе как свои собственные, так и своих подчинённых;

· кроме того, даже при добросовестном несении службы подчинёнными они не всегда придают должное (с точки зрения командира части) значение тем или иным фактам. Не придавая им должного значения, они не докладывают о них по команде, хотя они могут обладать значимостью.

Поэтому нормальный командир заинтересован в том, чтобы знать о положении дел помимо прохождения докладов по иерархии субординации должностей. Достигается это в прямом личностном доверительном общении с людьми — начиная от рядовых срочной службы и кончая своими заместителями. При этом если командир проявляет сам инициативу в устранении неудобств в быту и службе своих подчинённых, проявляет заботу о подчинённых, то он обретает доверие и поддержку подавляющего большинства людей, служащих и работающих (вольнонаёмный персонал) в части. Если это имеет место, то командир будет всегда своевременно информирован обо всём, что мешает людям жить и служить во вверенной ему части: т.е. он обязательно будет знать о наличии в части застарелой дедовщины[38] или о её возникновении. Поэтому:

Если командир части действительно не знает о процветании во вверенной ему части дедовщины, то в этом его прямая вина, за которую он должен отвечать как минимум карьерой, а в ряде случаев — и в уголовном порядке.

Возможно, что он хороший администратор, знает военную технику, тактику и стратегию, но командиром-единоначальником он быть не в праве, поскольку не обладает необходимыми для этого личностными качествами. Максимум, что для него допустимо и безопасно для окружающих — быть заместителем командира-единоначальника — носителя другой психологии.

А если он стал командиром-единоначальником, то в этом — прямая вина тех, кто его представил на должность командира и утвердил в этой должности. И также это — вина военных психологов, которые не умеют различать тех, кто может более или менее полезно служить под руководством командиров-единоначальников, но в силу особенностей своей психики сам не способен быть командиром-единоначальником.

Последнее означает, что в аспекте военной науки искоренение дедовщины надо начинать с расформирования бывшей Военно-политической академии имени В.И.Ленина [39] — с 1992 г. Гуманитарной академии вооружённых сил и демобилизации всех, кто стоит в ней на штате.

Официальное назначение Гуманитарной академии — готовить военных педагогов, психологов, социологов, т.е. профессионалов, чья деятельность в частях должна гарантировать отсутствие дедовщины как явления в вооружённых силах. Если же дедовщина представляет собой почти повсеместное явление на протяжении многих лет, то командование, профессорско-преподавательский и научно-исследовательский состав Гуманитарной академии вооружённых сил — офицерьё, дармоеды и должны ответить за дедовщину хотя бы карьерой.

Потом, спустя некоторое время, новые люди с новыми идеями возродят Гуманитарную