Глава 12 История всемирного успеха

Глава 12

История всемирного успеха

Конец империи сопровождался распространением других средств подчинения.[150]

Кваме Нкрума. «Неоколониализм»

Мы живем в мире экономической глобализации — в мире общего рынка, который сформирован главным образом Америкой и Западом. Прогрессисты утверждают, что первым шагом в этой глобализации была английская и французская колонизация, за которой последовал «неоколониализм» — еще одна форма экономической эксплуатации, равносильной ограблению, — где главную роль играла Америка. Поколению людей, выросших в пятидесятых и шестидесятых в странах Третьего мира, казалось совершенно очевидным, что колониализм сам по себе был грабежом в гигантском масштабе. Например, Англия закупала хлопок и другое сырье в Индии, превращала их в конечный продукт на фабриках Манчестера и Ливерпуля, а затем продавала эти вещи в своей стране и по всему миру. Индийцы начинали покупать рубашки, изготовленные в Англии из индийского хлопка, в то время как индийские мастерские, использовавшие ручные ткацкие станки, закрывались.

Но поскольку англичане покупали хлопок в Индии по рыночной цене, вряд ли можно сказать, что это было кражей. Индийские фермеры продавали сырье по такой же цене индийским фабрикам, использовавшим ручные ткацкие станки. Невозможно порицать англичан ни за использование машин для того, чтобы эффективно перерабатывать хлопок и шить одежду, ни за то, что они продавали индийцам одежду дешевле, чем местные ткацкие мастерские. Английские фабриканты не только не крали у жителей Индии, но фактически предлагали людям более выгодную сделку, чем ранее могли предложить им местные производители.

Более того, есть еще один важный факт, который часто не учитывается в литературе, посвященной антиколониализму. В этой литературе постоянно повторяются заявления, что «европейцы крали каучук из Малайи, какао из Западной Африки и чай из Индии». Но историк экономики П. Т. Бауэр отмечает, что до британского правления в Малайе не существовало каучуковых деревьев, как не было и какао в Западной Африке, а чая — в Индии. Англичане привезли каучуковые деревья в Малайю из Южной Африки. Англичане завезли чайные кусты в Индию из Китая.[151]

И это англичане научили африканцев выращивать какао. В этих случаях колонизаторы не только не «крали» местные ресурсы, напротив, благодаря им в этих местах появлялись ценные сельскохозяйственные растения, что пошло на пользу как местной экономике, так и английской международной торговле.

Отвлекаясь от частностей, можно сказать, что утверждение о том, что Запад богател, отнимая принадлежавшее другим, не имеет смысла по одной простой причине — отнимать было почти нечего. Большинство стран Третьего мира до колонизации были отчаянно бедны, так что их жизнь в материальном плане едва ли могла стать хуже после того, как колонизаторы вернулись домой. Тогда как же Западу удалось достичь такого изобилия, если не благодаря присвоению ресурсов Азии, Африки и Южной Америки? Материальное процветание Запада было связано с тем, что на Западе изобрели нечто, не существовавшее ранее. Этим изобретением стали современная наука, современные технологии и современный капитализм. Наука была не просто изобретением, а тем, что Альфред Норт Уайтхед назвал «изобретением изобретений» — новым механизмом генерирования знаний и превращения этих знаний в полезные технологические продукты. Капитализм здесь — не просто торговля, но права собственности, заключение контрактов, суды, обеспечивающие выполнение контрактов, а позже — ограниченная ответственность, кредиты, фондовые биржи, страхование и целый набор институтов, которые Адам Смит описал в «Богатстве народов». Наука, технологии и капитализм — это западные институты, развивавшиеся внутри западных обществ благодаря внутренним факторам, среди которых — развитие науки и промышленная революция.

Положительное влияние западной цивилизации на изменения, происходившие в развивающихся странах, было отмечено еще в девятнадцатом столетии. Одним из тех, кто обратил на это внимание, был Карл Маркс. Он ставил в заслугу капитализму трансформацию феодального общества в современное индустриальное. «Англия разрушила всю структуру индийского общества», — признавал Маркс. В частности, «именно появление англичан разрушило индийское ручное ткацкое производство и уничтожило прялку». Маркс добавляет, что «исчезновение прежнего мира вызывает у индусов некоторую тоску». Тем не менее, отмечает Маркс, индусы жили в деревнях, в обществе, основанном на иерархической кастовой системе и экономическом и социальном подавлении. Более того, «эти идиллические деревенские сообщества, какими бы безобидными они не казались, всегда были прочным основанием восточного деспотизма». Маркс отмечает, что, благодаря таким новшествам, как железные дороги и паровой двигатель, Англия объединила Индию и интегрировала ее в международную систему торговли. Маркс называл это «фундаментальной революцией в социальном положении Азии», положительным развитием, которое он характеризовал как «восстановление».[152]

Современные прогрессисты отрицают значение этих слов Маркса, ведь Маркс, как кажется, говорит, что хотя колониализм — это присвоение чужого, такое присвоение стало исторически необходимой частью процесса модернизации. Маркс не оправдывал колониализм или капитализм, он стремился к тому, чтобы общество превзошло эти стадии и достигло нового уровня развития. Но прогрессисты хотели бы изменить эти стадии на противоположные, и неприязнь к взглядам Маркса в этой области частично служит причиной ненависти левых к Марксу и его учению. Современный прогрессизм в меньшей степени полагается на Маркса, чем на Ленина. Ленин «спас» Маркса, утверждая, что колониализм представляет собой окончательный кризис капитализма. Согласно Ленину, в Европе не случилось коммунистической революции потому, что европейские лидеры нашли временное решение проблем, возникших у них на родине. Они смягчили классовый конфликт в Европе путем завоевания других стран и эксплуатации рабочих в этих странах. Ленин призывал коренных жителей колоний прогнать колонизаторов. Он считал, что бы было полезно не только для самоопределения колонизированных стран, но также для усиления кризиса и ускорения коллапса европейского капитализма.[153]

Эта двойная выгода помогает объяснить, почему чуждая идеология антиколониализма стала такой привлекательной для многих левых на Западе.

Маркс, возможно, разочаровал прогрессистов, но был ли он прав? Я полагаю, что в данном конкретном случае — да. Никто (и, разумеется, Маркс тоже) не считал, что англичане пришли в Индию исключительно с благородными намерениями. Некоторые англичане, как Маколей и Киплинг, говорили о «бремени белых», чей долг — принести цивилизацию менее развитым народам, но в наши дни такая риторика справедливо считается рационализацией для захвата чужих земель. Как и все предыдущие захватчики — афганцы, персы, арабы и монголы — англичане правили по большей части ради своей собственной выгоды. Тем не менее для того, чтобы управлять империей, англичане должны были построить дороги, железнодорожные пути и порты. Они также создавали главные города Индии — Бомбей, Калькутту и Мадрас. Позднейшее переименование этих городов никак не меняет того исторического факта, что они были основаны и отстроены англичанами. Англичане также должны были обучить большое количество местных уроженцев. Эта задача включала обучение их английскому языку. Образование познакомило индийцев с новыми идеями, которые зачастую были чужды индийской культуре: современными наукой и технологиями, самоуправлением, законностью, правами собственности, правами человека, индивидуализмом и свободой выбирать свое собственное правительство. В конце концов, индийцы выучили сам язык политической свободы и освободились от своих иноземных поработителей.

С тех пор как в 1947 г. Индия обрела независимость, индийцы неохотно признают пользу, которую принесла им империя. Много лет назад я написал эссе в «Журнале высшего образования», озаглавленное «Умеренная похвала колониализму», которое вызвало жаркие споры после того, как было опубликовано в Индии. Даже некоторые из моих родственников были в ярости, а одна из моих тетушек отчитала меня: «Нам, индийцам, не следует говорить такие вещи». Она была права. Я нарушил национальное табу. Но все меняется. Недавно премьер-министр Индии Манмохан Сингх, выступая в Оксфордском университете, сделал то, что не смели делать его предшественники — он с похвалой отозвался об английском наследии в Индии. «Сегодня, благодаря прошедшему времени и уравновешенной оценке прошлого, индийский премьер-министр может заявить, что опыт взаимодействия Индии с Британией имел свои благоприятные последствия. Наши представления о законности, о конституционном правлении, о свободной прессе, о профессиональных государственных услугах, о современных университетах и исследовательских лабораториях были сформированы там, где древняя цивилизация встретилась с господствующей империей того времени».[154]

Почему же понадобилось пятьдесят лет, чтобы индийский лидер мог сделать столь очевидное заявление? Причина в том, что большую часть этого времени Индия не пользовалась преимуществами полученного от Англии наследия. В этом отношении Индия была похожа на многие другие бывшие колонии, расположенные в Азии и Африке. По иронии судьбы, причиной неспособности воспользоваться преимуществами бывших европейских колоний было то, что лидеры освободившихся стран подпали под очарование антиколониализма. Антиколониальная идеология, появившаяся в колониях и затем воспринятая многими на Западе, возлагала вину в бедности и недоразвитости Третьего мира на Запад. Таким образом новые лидеры многих новых независимых государств заняли решительно антизападную позицию.

Поскольку Запад противостоял Советскому Союзу, эти лидеры, формально сохранявшие нейтралитет, на практике были просоветскими. Поскольку Запад был капиталистическим, Индия и другие страны решили идти в направлении социализма.

Как мы знаем теперь, это оказалось ужасной ошибкой. Мы можем, к примеру, сравнить Южную Корею и Кению. Когда в начале шестидесятых Кения стала независимой страной, она находилась на том же уровне экономического развития, что и Южная Корея. Но Кения пошла по социалистическому пути, а Южная Корея выбрала капиталистический путь развития. Сегодня Южная Корея во много раз богаче, чем Кения. Естественно, между этими двумя странами существуют важные культурные различия. Но мы можем подтвердить превосходство капитализма, сравнив Южную Корею с Северной. Тот же самый народ, та же самая культура. Однако Северная Корея остается крайне бедной, в то время как Южная Корея относительно богатая страна. Индия разделила судьбу других социалистических стран — ее экономика находилась в стагнации, и в действительности почти половину столетия «чаша для подаяния» была своеобразным символом Индии.

В течение этого периода — во вторую половину двадцатого столетия — бывшие колонии сокрушались по поводу сохранявшейся экономической мощи Запада и были вынуждены просить об иностранной помощи, иностранных займах и других подачках, необходимых для облегчения ситуации с существующими в этих странах бедностью и отсталостью. Иногда помощь просили, взывая к состраданию, но большей частью ее требовали как то, на что имеют право. Несколько десятилетий Индия и бедные страны Африки получали огромное количество помощи и займов. Тем не менее, ни одна из этих стратегий не изменила ситуацию. Причины этого различны, в том числе среди них незаконное присвоение иностранных денег коррумпированными правительствами. Однако возможно самой главной причиной стало то, что западная помощь решала краткосрочную проблему голода и бедности, но ничего не делала для того, чтобы дать возможность бедным странам научиться полагаться на свои собственные силы. Как правило, бедные страны использовали помощь и просили еще, или они тратили займы и затем просили еще больше для того, чтобы вернуть прежние. До 1980-х казалось, что мир будет долгое время разделен на богатый Запад и остальные — нищие — страны.

Все стало совсем по-другому за пару десятилетий. Между концом восьмидесятых и сегодняшним днем мир изменился коренным образом. Страны, прежде бывшие «странами Третьего мира», теперь стали «развивающимися странами» или даже «растущими рынками». Эти развивающиеся рынки растут со скоростью в три-пять раз превышающей скорость роста на Западе. В то время как экономики западных стран растут на два процента в год, рост развивающихся рынков составляет от шести до десяти процентов в год. Китай, бывший когда-то отсталой страной, станет в следующем десятилетии самой крупной экономикой мира. Индия, хотя и отстает от Китая, могла бы стать второй самой крупной экономикой мира к середине этого столетия. Бразилия, еще одна большая, и некогда отсталая, страна также быстро развивается и становится серьезным игроком на сцене мировой экономики.

Как эти, ранее неразвитые, страны достигли экономических успехов? Им удалось это благодаря тому, что они использовали так называемое «преимущество отсталости». С первого взгляда это кажется нелепым — или парадоксальным— заявлять, что отсталость может стать преимуществом. Сами бедные страны долгое время считали свою отсталость серьезной помехой. Эту точку зрения ясно выразил африканский писатель Чинвейзу. В своей книге «Запад и остальные» Чинвейзу пишет: «Бедные не имеют возможности повлиять на цены мирового рынка или изменить их в свою пользу».[155]

Чинвейзус читал, что богатые страны обладают достаточной властью, чтобы навязать другим свои цены на мировом рынке, а бедным странам ничего не остается, как только мириться с этим.

На самом деле Чинвейзу ошибался. Проблема не в том, что богатые страны обладают слишком большой властью и диктуют свои условия. Скорее проблема была в том, что, помимо некоторых видов сырья, бедные страны предлагали слишком мало или совсем ничего из того, что кто-то другой хотел бы купить.

Что же запустило развитие «растущих рынков» и изменило всю глобальную экономическую картину? Осознание реальности со стороны Китая, Индии и других стран. Китай был первой прозревшей страной, Индия — второй. Китай и Индия долгое время считались «проблемными» странами из-за их огромного населения. Фактически, перенаселенность считалась главной причиной бедности этих стран. Но при Дэн Сяопине Китай понял, что население не должно быть помехой, оно должно стать ценным активом. Если бедная страна может сделать так, чтобы ее население трудилось и производило вещи, которые нужны остальному миру, то она может снизить мировые цены и занять существенную часть мирового рынка. За последние несколько десятилетий Китай стал столицей производства всего мира, и бизнес во всех странах теперь должен думать о том, как предложить цену лучше, чем у китайских производителей, или хотя бы сравнимую с ней. Индия следует за Китаем, но не столько в производстве, сколько обеспечивая всему миру необходимые услуги с помощью своего образованного, англоговорящего и технологически подкованного среднего класса. Вместе Китай и Индия в последние два десятилетия стали двигателем машины роста мировой экономики.

Здесь мы сталкиваемся с невероятной иронией. Используя преимущество отсталости в рамках глобальной экономики, Китай и Индия привели тысячи людей к процветанию, и сотни миллионов благодаря им выбрались из нищеты и достигли уровня среднего класса. Благодаря глобализации одна из целей развития тысячелетия, поставленных ООН, — сокращение бедности в мире наполовину к 2015 г. — вероятно, будет достигнута. Помимо экономических достижений, обычные люди в Китае, Индии и других развивающихся странах теперь больше ощущают собственную ценность и осознают свои возможности. Будущее теперь не выглядит как унылое повторение прошлого. Так что налицо не только материальные улучшения, но и моральные достижения. Для прогрессистов это стало сюрпризом. Десятилетиями прогрессисты выступали за программы, направленные на борьбу с нищетой в бедных странах. Главным механизмом достижения целей выступали зарубежная помощь и займы. Это приносило мало пользы, в то время как технократический капитализм оказался самой мощной программой по борьбе с нищетой из всех, когда-либо придуманных человечеством. Как сказал об этом один индийский предприниматель, глобализация и технократический капитализм теперь помогают достичь то, о чем мечтал Ганди — утереть слезы с лица каждого индийца.

Несмотря на это, некоторые прогрессисты изображают глобализацию как форму эксплуатации бедных рабочих. Основная мысль здесь в том, что большие американские корпорации нанимают рабочих за несколько долларов в день — что гораздо меньше минимальной оплаты труда в Америке. Более того, они заставляют их работать в ужасных условиях, сходных с теми, которые существуют на местных предприятиях в этих странах. Однако Кишор Махбубани, индийский ученый, работающий в Сингапуре, отмечает, что именно благодаря западным предприятиям местные компании в развивающихся странах больше не могут себе позволить платить низкую заработную плату и иметь нечеловеческие условия труда. Стало нелегко найти желающих работать долгие часы в тесных помещениях. Причиной этому служит то, что иностранные компании платят больше и предлагают лучшие условия. Американские компании здесь — самые лучшие. Разумеется, зарплата и условия труда не такие же, как в Милуоки или в Далласе, но они, тем не менее, хорошие по местным стандартам. Махбубани пишет, что 5000 долларов в год может быть крайне низкой зарплатой в Америке, но для человека в Джакарте, Маниле или Калькутте это целое состояние. Люди, получающие такую работу, раньше зарабатывали 500 долларов в год или меньше, работая в сельском хозяйстве.[156]

Неудивительно, что, если компании, такие как «Найк», объявляют об открывшихся вакансиях, выстраиваются длинные очереди и поступает множество заявлений желающих наняться на работу. Если бы глобализация была формой эксплуатации, можно было бы ожидать сильных чувств неприязни к глобализации в развивающихся странах. На самом деле в таких странах, как Индия и Китай, нет сколько-нибудь значительного движения антиглобализма. Дело в том, что индийцы и китайцы намного лучше, чем американские прогрессисты, знают, что для них лучше.

Поскольку глобализация улучшает жизнь трудящихся в бедных странах, она помогает уменьшать иммиграцию из бедных стран в богатые. Большей частью вследствие глобализации и свободной торговли Мексика сегодня гораздо богаче, чем была пару десятилетий назад. Следовательно, мексиканцы имеют больше возможностей в своей собственной стране и реже подвергают себя риску и трудностям нелегального пересечения границы, чтобы оказаться в Соединенных Штатах. Индия также предлагает гораздо лучшие возможности молодым людям, чем это было, когда я покидал эту страну в семидесятых. Многие индийцы моего поколения уезжали из страны из-за отсутствия экономических возможностей у себя на родине. Сегодня ситуация изменилась. На самом деле некоторые развивающиеся страны теперь вводят стимулы для того, чтобы их талантливые эмигранты возвращались назад.

Это не часто признается, но глобализация также способствует миру между народами. Простая логика этого была отмечена столетия назад такими умами, как Адам Смит, Дэвид Юм и Монтескье. Они знали, что страны, которые торгуют друг с другом, начинают зависеть друг от друга. Вследствие этого они менее склонны начинать войну. В наши дни это можно проиллюстрировать на примере отношений между Америкой и Китаем. Мы ладим с Китаем гораздо лучше, чем раньше ладили с Советским Союзом. Одна из причин этого, разумеется, в том, что с Китаем нас связывают прочные деловые отношения. Мы нуждаемся в вещах, которые производит Китай, а Китай нуждается в том, чтобы мы покупали вещи, которые он производит. Международная торговля не просто изменила количество конфликтов — она также создала новый тип культуры общения между народами. К примеру, в результате повышения благосостояния, которому способствовала глобализация, многие индийцы тратят гораздо меньше времени, возмущаясь политикой Пакистана, предпочитая обсуждать свои новые деловые идеи и проекты. По всему миру глобализация способствует тому, что люди все больше стремятся улучшать свою жизнь, развивая собственную промышленность, а не завоевывая другие страны.

Как и все на свете, глобализация несет свои издержки. Прогрессисты обоснованно утверждают, что глобализация ставит в неблагоприятные условия некоторых трудящихся в Америке и в других частях западного мира. Это действительно так. Вопрос только в том: эксплуатация ли это?

Представим молодого человека, выросшего в городе, где развита сталелитейная промышленность, как в Питтсбурге, или автомобильная промышленность, как в Детройте. В течение нескольких десятилетий такие города обеспечивали стабильную занятость с достойной оплатой. Питтсбург и Детройт были двумя самыми преуспевающими городами в Америке, блестящим отражением американской мечты. И, само собой, там были отцы, которые говорили своим сыновьям и дочерям, что если те будут усердно трудиться и играть по правилам, так, как это делали их родители, у них тоже будет надежное и обеспеченное будущее. Однако сегодня Питтсбург больше не металлургическая столица мира, а Детройт потерял свое лидерство в мировом производстве автомобилей. Что мы можем сказать юноше или девушке, которые обучались работе на сталелитейном или автомобильном заводе, но больше не могут найти работу? Подвела ли их Америка? Украла ли глобализация их американскую мечту?

Ситуация такова, что сегодня за пределами Америки можно производить сталь гораздо дешевле. Это также верно для множества других производств: обуви, одежды, игрушек и т. д. Машины — другое дело. Благосостояние Детройта упало потому, что руководители автопредприятий принимали неудачные решения и переплачивали своим рабочим. Поэтому другие производители смогли найти способ делать автомобили лучше и дешевле, не только в Корее и в Японии, но также в других штатах Америки, таких как Северная Калифорния. Сегодня смешно наблюдать за тем, как в фильме Мишеля Мура «Роджер и я», в котором Мур бегает за главой «Дженерал Моторс», пытаясь узнать, почему тот закрывает завод в городе Флинт штата Мичиган, где когда-то работал отец Мура. Мур думает, что завод закрывается потому, что жадные хозяева, такие как Роджер Смит, хотят получить больше прибыли. Он не упоминает о том, что профсоюзы, подобные тому, в котором состоял отец Мура, заставили «Дженерал Моторс» так сильно поднять зарплаты, что автомобили стали стоить слишком дорого. Никто не хотел покупать обыкновенные автомобили, которые при этом были так дороги. «Дженерал Моторс» должна была либо продолжать терять свою долю рынка, либо придумать, как сделать автомобили дешевле. Так что если Мур действительно хотел узнать, кто эти жадные ребята, из-за которых закрывается завод во Флинте, он должен был бы взять интервью у своего отца.

Суть в том, что в глобализированной экономике работа достается тем, кто может делать ее лучше всех и по самой дешевой цене. Это железный закон капитализма, и это долгое время работало в Америке. Глобализация изменила ситуацию только тем, что остальная часть мира теперь также участвует в игре, предлагая наиболее дешевые и качественные товары и услуги. Это плохая новость для профсоюзов, желающих поднять зарплаты выше, чем может вынести рынок, и плохая новость для американских рабочих, если они не могут конкурировать с рабочими других стран в области цены и качества.

Разумеется, одним из решений служит защита профсоюзов и американских рабочих путем ограничения или блокирования глобализации. Примечательно, что некоторые прогрессисты, считающие себя защитниками прав рядовых граждан, поддерживают такие меры. Некоторые консерваторы делают то же самое, основываясь на патриотических мотивах. Легко понять патриотический порыв защитить американских рабочих и американское производство. Однако препятствовать глобализации — это препятствовать величайшему механизму улучшения жизни людей на всей планете, из всех, какие когда-либо были придуманы. Это способ воспрепятствовать тому, чтобы бедные люди развивали самостоятельность и становились представителями среднего класса не благодаря подачкам, но путем продажи товаров и услуг, которые другие действительно хотят купить. Таким образом усилия, направленные против глобализации, в действительности становятся попыткой защитить людей, зарабатывающих 20 долларов в час, за счет людей, зарабатывающих несколько долларов в день. Как бы мы это ни назвали, мы не можем сказать, что это идет на пользу простому человеку.

Я не считаю антиглобализм формой патриотизма, потому что, хотя это может помочь некоторым американцам, это принесет вред многим другим. Представим человека, который раньше делал обувь в Цинциннати и получал оплату в 20 долларов в час. Теперь у этого человека не все так гладко, потому что «Walmart» заключила контракт на изготовление обуви на Филиппинах или в Таиланде и платит рабочим в этих странах 5 долларов в день. Как следствие, обувь, которая в ином случае стоила бы 85 долларов, теперь продается по 20. Кто получает от этого выгоду? Американские потребители! Таким образом, хотя глобализация оказывается наказанием для неэффективных американских рабочих, она приносит выгоду американским потребителям, для которых цена товара очень важна. Глобализация приносит огорчение рабочему, которому платили слишком много, и идет на пользу молчаливому большинству обычных американских граждан.

Легко обвинить иностранных рабочих в том, что они «отнимают» рабочие места у американцев, но давайте помнить, что больше всего американских рабочих мест отнимают не иностранцы, а технологии.

Например, туристические агентства неплохо зарабатывали, бронируя билеты на самолеты. Теперь эта услуга мало востребована. Гораздо дешевле и легче самостоятельно забронировать билеты через Интернет. Так должны ли мы «защищать» туристические агентства, запретив бронирование билетов онлайн? Сама мысль об этом абсурдна — никто никогда не предложил бы такого. Точно так же теперь существуют роботы, работающие гораздо быстрее человека, и их труд дешевле. Должны ли мы запретить такие машины для того, чтобы защитить рабочие места американцев? Китай уже производит миллионы роботов, способных заменить людей в производстве товаров. Так что же произойдет с конкурентоспособностью Америки, если другие страны будут использовать роботов и другие новые технологии, а как мы не будем?

Очевидно, альтернативы тому, чтобы производить нужные нам вещи наилучшим и наиболее эффективным образом, не существует, не важно, будет ли эта цель достигнута благодаря технологиям или аутсорсингу. Капитализм предлагает обществу именно это, а глобализация — это просто капитализм в масштабах единого мирового рынка. Американские рабочие, которые обнаружили, что их прежние рабочие места исчезли, должны обучиться чему-то новому и найти новую работу. Я понимаю, что это не легко. Представления многих о карьере на всю жизнь оказываются разрушенными. Стрела времени перестает быть прямой или даже ломается совсем. Это может казаться невыносимо тяжелым, но давайте помнить, что это именно то, с чем предыдущие поколения американцев справлялись не ропща на судьбу.

Почти столетие назад большинство американцев работало на фермах. Сельское хозяйство было главным занятием Америки. Сегодня менее 5 процентов населения Америки занято в сельском хозяйстве. И это великолепное зрелище — видеть, как тракторист, с наушниками в ушах, благодаря последним достижениям современных технологий, в одиночку обрабатывает огромный участок земли! Так что же случилось с многочисленными семьями фермеров, которые когда-то жили плодами своего труда на земле? Они поняли, что времена изменились. Они увидели, что Америке теперь не нужно, чтобы больше половины ее рабочей силы было занято производством продуктов питания. Вместо того чтобы сокрушаться по этому поводу, они согласились с тем, что их прежний образ жизни теперь остался в прошлом. Они покинули фермы и научились делать что-то другое. Сегодня нам нужен тот же самый дух, который позволил предыдущим поколениям не только приспособиться к переменам, но достичь еще большего процветания. Только так Америка может эффективно конкурировать с другими странами мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.