Часть 2 НАСУЩНЫЕ ВОПРОСЫ Интервью Д. О. Рогозина российским и зарубежным СМИ

Часть 2 НАСУЩНЫЕ ВОПРОСЫ

Интервью Д. О. Рогозина российским и зарубежным СМИ

Мне Путин на ухо сказал такое…

^{Источник: Newsweek. 14.01.2008.}

— Дмитрий Олегович, почему именно вас с вашей репутацией националиста Владимир Путин решил отправить представителем в НАТО?

— Репутацию создаю не я, а окружающие меня люди. Я же предпочитаю рассматривать ее с точки зрения профессиональных качеств. Если под национализмом понимается любовь и уважение к нации, следование ее интересам, то это патриотизм. И обзываться этим словом странно. А если речь идет о нелюбви к определенному этносу или группе этносов, то есть о ксенофобии, то это не ко мне.

— Чем вы объясните последовательное ухудшение наших отношений с Западом и с Америкой? Вы согласны с намеками Путина, что США действуют как Третий рейх?

— Я не буду комментировать президента, он человек эмоциональный и образно мыслящий. Но конфликт, яростная дискуссия связаны с тем, что возникло новое качество отношений между Россией и Западом. Вот вам нравится «Ледовое шоу», а мне нравится футбол. Мы с вами будем спорить, и в этом конфликте родится истина, новые отношения. Так и между Россией и НАТО.

Многие небеспочвенно жалуются на экономические проблемы и проблемы с демократией, но все понимают: появился какой-то новый драйв. При Ельцине мы себя чувствовали побитыми собаками, было ощущение, что у нас нет ни страны, ни позиции в мире, ни чувства национального достоинства. Сейчас это все появляется. Возросшие амбиции требуют реализации. В том числе через отказ от тех кабальных обязательств, которые были навязаны России в момент ее самого глубокого падения в начале 90-х.

— Как вас приняли в НАТО?

— Пока меня не утвердили в новой должности. Процесс согласования моей кандидатуры идет не так, как шел бы в отношении, например, Явлинского или Немцова. Если бы их назначили, на следующий день НАТО провело бы митинг солидарности, и в аэропорту Брюсселя их приветствовали бы писающие мальчики. А мы ждем. Информация разослана по всем странам НАТО, и все они должны дать согласие. Это серьезный вопрос. Хотя сама по себе ситуация мне кажется странной. Полагаю, отношения между Россией и НАТО таковы, что Западу надо принимать волю, проявляемую Москвой. Я-то переживу, если мне откажут, но это будет плевок в сторону России и ее президента.

— В Генштабе всерьез говорят об угрозе ядерной войны, так как вылетевшую с базы ПРО в Польше противоракету у нас могут спутать с ядерной боеголовкой. Вы видите такую опасность?

— Говорить о ядерном сценарии взаимного уничтожения — это абсурд. Ядерное оружие — политическое, это признак великой державы, как казачья сабля на ковре. Но в наше время нельзя исключить, что оно попадет в руки террористического подполья, некоего беспокойного режима с другой ментальностью. Наши Вооруженные силы должны быть готовы к перехвату, но при этом люди должны иметь возможность успеть связаться и провести консультации. В этой связи размещение ракет на территории Польши и Чехии создает дополнительную область непредсказуемости и неизвестности.

— Лично вы после уничтожения «Родины» стали политическим изгоем. За что вам досталось тогда?

— Могу сказать одно — я никогда не был противником президента Путина. И те, кто меня тогда записывал в оппозиционеры и крутые оппоненты Кремля, грешили против истины. Речь шла о другом: я действительно конкурент «Единой России». И более адекватный, чем Сергей Миронов. Но поскольку Путин остается после 2008 года, это уже не важно. К нему я всегда относился с уважением, у нас глубокое взаимопонимание. И мое назначение связано с тем, что определенные политики сейчас востребованы. А корни стремления разрушить политическую организацию, которая была на подъеме, и сдвинуть меня на обочину надо искать в соперничестве [с партией].

— Вы планировали, но так и не возглавили на этих выборах список «Патриотов России». Почему?

— Когда появилась информация, что некоторых политиков запрещено включать в списки, я не мог не заинтересоваться. Установить это невозможно, это очень интимная вещь — переговоры между конкретным сотрудником администрации президента и руководителем партии. Внушали не брать конкретных политиков в списки. Если предположить, что так и было, кто несет ответственность за то, что я, Сергей Глазьев или Владимир Рыжков не попали ни в один предвыборный список? Власть? Она просто делает свою работу, создает для себя комфортные условия.

— Значит, партии виноваты?

— Наши альтернативные партии пошли на сделку, и претензии надо предъявлять тем, кто устранился от борьбы и участия в выборах. Грош им цена! Может, и необходима была такая оглушительная победа партии власти, чтобы общество наконец-то начало думать о создании реальной альтернативы.

Я-то изначально принял решение, что в эту Думу идти не хочу. Я выработал ресурс в Думе и хочу реализоваться в другом месте. И рад предоставленной возможности послужить Отечеству на исторически важном рубеже, когда происходит переоценка многих действий во внешней политике. Теперь стране нужны политики, способные последовательно защищать интересы.

— А почему вы не пошли в этом году на «Русский марш»?

— Я был в это время в Белграде на собрании ветеранов добровольческого движения. А в прошлом году я участвовал в «Русском марше». Но есть и другая причина. В патриотическом движении есть разные крылья: кондовое бабуринское, модернистское — в «Родине», а есть группировки, исповедующие так называемый национализм крови. И между собой они никогда не могли договориться.

А вообще я предрекаю победу новым патриотам на свободных демократических выборах в России. Альтернатива нужна всегда. В 2003 году Путин мне много раз говорил о своей заинтересованности в реальной многопартийности. И то, что сейчас существует одна партия «Единая Россия», не вина власти, а беда нашего общества, которое продемонстрировало свою немощь. Когда у меня были неприятности в «Родине», за меня не заступились, народные массы не устроили митинги: мол, не дадим вождя в обиду!

— Почему?

— Общество незрелое, конформистское. Как Москва скажет — так и будет. Поэтому в Думе сегодня сидят участники «Ледового шоу», скоро там будут раздавать мячики с ленточками или коньки, а зал пленарных заседаний зальют льдом.

— Не видите ли вы проблемы в том, что выборы в Думу, по сути, впервые не признаны Западом?

— Я разочарован позицией Запада. У меня нареканий к выборам побольше, чем у них. Но это не означает, что они должны ставить под сомнение легитимность парламента. Они не имели права вести себя так дерзко.

— Правда, что Путин очень на вас рассердился, когда вы голодали из-за монетизации?

— Да, он мне на ухо тогда сказал такое, что до сих пор помню… Сейчас мы с ним постоянно не общаемся, но в принципе всегда были доверительные отношения. И даже когда он обижался на меня, я просто честно делал свою работу. Меня лишали права высказывать точку зрения моих избирателей с трибуны Думы. Я боролся за честь парламента.

— Теперь за внешнюю политику будет отвечать Дмитрий Медведев. Вы с вашей жесткой линией его устроите или нет?

— Надо Медведева спрашивать, устрою я его или нет. Насколько мне известно, Медведев и Путин действительно очень тесно связаны. Я бы сказал, что ближе людей по психологической совместимости нет. Поэтому утверждения, что Медведев более либеральный политик, — это журналистские уловки. Они с Путиным очень похожи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.