Война в Корее

Война в Корее

Война в Корее окончилась безрезультатно. Но порожденная ею полемика предрекала вопросы, которые станут мучить страну десять лет спустя.

В 1945 году Корею, до того бывшую японской колонией, освободили победоносные союзники. Северную половину Корейского полуострова оккупировал Советский Союз, южную – Соединенные Штаты Америки. Перед тем как вывести войска – соответственно в 1948 и 1949 годах, – СССР и США установили в своих зонах собственные формы правления. В июне 1950 года северокорейская армия вторглась в Южную Корею. Администрация Трумэна рассматривала происшедшее как классический случай советско-китайской агрессии, аналогами которой до Второй мировой войны были действия Германии и Японии. Хотя в предыдущие годы вооруженные силы США были значительно сокращены, Трумэн пошел на смелый шаг, решив противостоять нападению, в основном теми американскими войсками, которые были размещены в Японии.

Современные исследования демонстрируют, что коммунистической стороной двигали смешанные мотивы. Когда северокорейский лидер Ким Ир Сен перед вторжением, предпринятым в апреле 1950 года, обратился за одобрением к Сталину, советский диктатор его поддержал. После отступничества Тито, случившегося два года назад, Сталин осознал, что коммунистические лидеры первого поколения с большим трудом вписываются в советскую систему стран-сателлитов, которую он считал безусловно необходимой для национальных интересов СССР. Начиная с визита Мао Цзэдуна в Москву в конце 1949 года – менее чем через три месяца после провозглашения Китайской Народной Республики, – Сталин испытывал тревогу в отношении нарастающего потенциала Китая, возглавляемого человеком с таким властолюбивым характером, как у Мао. Вторжение в Южную Корею способно было отвлечь Китай (ведь кризис возникал возле его границ), переключить внимание Америки с Европы на Азию и в любом случае – вынудить Америку потратить какую-то часть своих ресурсов. Если при советском содействии планы Пхеньяна по воссоединению страны осуществятся, тогда Советскому Союзу, вероятно, будет обеспечено доминирующее положение в Корее и, учитывая имеющую исторические корни взаимную подозрительность этих двух стран, в Азии сформируется противовес Китаю. Мао следовал примеру Сталина – о поддержке которого ему, почти наверняка в преувеличенных выражениях, поведал Ким Ир Сен, – но по совершенно противоположной причине: китайский лидер боялся оказаться окруженным Советским Союзом, чьи эгоистичные интересы в отношении Кореи не составляли секрета уже несколько веков и стали еще более очевидны после требований Сталина об идеологическом подчинении, которое тот выдвинул в качестве платы за китайско-советский союз.

Как-то один выдающийся китаец сказал мне, что, дав Сталину втянуть себя в развязывание войны в Корее, Мао допустил тем самым единственную стратегическую ошибку за всю свою политическую карьеру, потому что в конечном счете корейская война задержала объединение Китая на столетие, благо успело оформиться тесное сотрудничество Америки с Тайванем. Как бы то ни было, своим началом война в Корее куда менее была обязана китайско-советскому заговору против Америки, чем трехстороннему маневрированию в поисках доминирующей позиции в системе коммунистического международного порядка, причем Ким Ир Сен постоянно увеличивал ставки, дабы заручиться поддержкой завоевательных планов, глобальные последствия которых в итоге удивили всех основных участников.

Непростые стратегические расчеты лидеров коммунистического мира не соответствовали соображениям американской стороны. В сущности, Соединенные Штаты боролись за принцип, отражая агрессию, и способом, которым они реализовывали свою цель, стала Организация Объединенных Наций. Америка смогла получить одобрение ООН, потому что советский представитель, в знак протеста против исключения коммунистического Китая из ООН, бойкотировал заседание Совета Безопасности и отсутствовал при решающем голосовании. Куда меньше ясности было в значении выражения «отражение агрессии». Означало ли оно безоговорочную победу? А если нечто меньшее, то что именно? Короче говоря, как предполагалось положить конец войне?

Так случилось, что жизнь опередила теорию. В результате неожиданной высадки генерала Дугласа Макартура в Инчхоне в 1950 году северокорейская армия очутилась в ловушке на юге и потерпела крупное поражение. Должна ли победоносная армия, перейдя былую линию раздела вдоль 38-й параллели, вступить в Северную Корею и добиться объединения?[118] Если бы она так сделала, то вышла бы за границы буквального толкования принципов коллективной безопасности, потому что юридическая цель отражения агрессии была достигнута. Однако каков бы оказался урок с геополитической точки зрения? Если агрессору не придется опасаться иных последствий, за исключением возвращения к status quo ante[119], разве не представляется вероятным повторение событий подобного рода где-нибудь еще?

Сразу были выдвинуты несколько альтернатив: например, продолжить наступление на узком перешейке полуострова до линии, соединяющей города Пхеньян и Вонсан, – до рубежа, отстоящего примерно на 150 миль от китайской границы. Это уничтожило бы большую часть военных возможностей Севера, а девять десятых северокорейского населения оказалось бы в объединенной Корее, но до китайской границы было бы еще достаточно далеко.

Теперь известно, что задолго до того, как американские штабисты подняли вопрос, где следует остановить продвижение войск, Китай уже готовился к возможной интервенции. Еще в июле 1950 года Китай сосредоточил 250 тысяч солдат на границе с Кореей. К августу китайские стратеги в своих планах исходили из предположения, что продолжающееся на тот момент наступление северокорейского союзника потерпит неудачу, как только американские войска, качественно превосходящие армию Северной Кореи, будут полностью развернуты на театре военных действий (в действительности они точно предсказали внезапную десантную операцию Макартура в Инчхоне). 4 августа – в то время, когда линия фронта проходила далеко на юге Корейского полуострова, по так называемому Пусанскому периметру, – Мао заявил на заседании Политбюро: «Если американские империалисты победят, у них голова закружится от успехов, а потом они окажутся в состоянии угрожать нам. Мы должны помочь Корее; мы должны прийти им на выручку. Помощь можно оказать частями добровольцев, и мы сами выберем время, когда их послать, но нужно начинать готовиться». Тем не менее он сказал Чжоу Эньлаю, что, если Соединенные Штаты остановятся на линии Пхеньян – Вонсан, китайским войскам не нужно сразу же атаковать; следует выжидать и проводить интенсивное обучение. То, что могло бы произойти во время или после приостановки наступления американцев, остается предметом умозрительных рассуждений.

Ибо на достигнутом американские войска не остановились; Вашингтон одобрил пересечение Макартуром 38-й параллели и не стал устанавливать для его наступления никаких рубежей – за исключением китайской границы.

Для Мао продвижение американцев к границе Китая означало, что на кону не только корейская ставка. Еще в самом начале войны в Корее Трумэн отправил Седьмой флот в Тайваньский пролив, который разделял двух участников китайской гражданской войны, обосновав свои действия тем, что защита обеих враждующих сторон друг от друга продемонстрирует искреннее стремление Америки к установлению мира в Азии. Это случилось менее чем через девять месяцев после провозглашения Китайской Народной Республики. Если итоговым результатом войны в Корее станет присутствие многочисленного контингента американских войск на китайской границе, а американский флот окажется размещенным между Тайванем и материковым Китаем, то поддержка северокорейского вторжения в Южную Корею обернется стратегической катастрофой.

При столкновении между двумя различными концепциями мирового порядка Америка, исходя из вестфальских и международно-правовых принципов, стремилась сохранить статус-кво. Ничто так не противоречило пониманию Мао своей революционной задачи, как поддержание статус-кво. Китайская история свидетельствовала о том, что Корею неоднократно использовали как плацдарм для организации вторжения в Китай, и Мао этого не забывал. Его собственный революционный опыт основывался на предположении, что гражданские войны заканчиваются либо победой, либо поражением, но никак не патом. И Мао убедил себя, что когда Америка обоснуется на берегу реки Ялуцзян, отделяющей Китай от Кореи, то следующим шагом станет завершение окружения Китая, для чего американские войска будут развернуты во Вьетнаме. (Это было за четыре года до того, как США действительно оказались вовлечены в дела Индокитая.) Этот анализ был озвучен Чжоу Эньлаем, когда он указал на ту огромную роль, которую играет Корея в китайском стратегическом мышлении, заявив 26 августа 1950 года на заседании Центрального военного совета, что Корея является «на самом деле фокусом ведущейся в мире борьбы… После завоевания Кореи Соединенные Штаты Америки непременно обратят свое внимание на Вьетнам и другие колониальные страны. Поэтому корейская проблема является по меньшей мере ключом к Востоку».

Соображения подобного рода убедили Мао применить ту же стратегию, какую использовали правители Китая в 1593 году против вторгшихся японских войск, которыми руководил Тоетоми Хидэеси. Вести войну со сверхдержавой было делом крайне непростым и внушающим немалые опасения; по меньшей мере два китайских фельдмаршала отказались командовать частями, которым суждено было выступить против американских войск. Но Мао был настойчив, и неожиданное наступление китайцев отбросило американские войска от реки Ялуцзян.

Однако теперь, после вмешательства Китая, какой стала цель войны и какой стратегической линии нужно было придерживаться ради ее достижения? Эти вопросы породили оживленные споры в Америке, что предвещало гораздо более острые противоречия, вскрывшиеся в последующие десятилетия в случаях войн с участием США. (Отличие состояло в том, что, в противоположность противникам войны во Вьетнаме, критики войны в Корее обвиняли администрацию Трумэна в недостаточном использовании силы; им нужна была победа, а не вывод войск.)

Достоянием общественности стали разногласия между командующим американскими войсками в Корее и администрацией Трумэна, которую поддерживал Объединенный комитет начальников штабов. Макартур упрямо держался традиционной точки зрения, утверждая, что по своей сути идущая война ничем не отличается от прочих боевых действий с участием США: целью войны является победа, и достигнута она должна быть с применением всех необходимых средств, включая авиационные удары по самому Китаю; патовая ситуация означает стратегический провал; коммунистической агрессии нужно дать отпор там, где она имеет место, а именно в Азии; американский военный потенциал требуется использовать во всем необходимом объеме, а не беречь для гипотетического «непредвиденного случая» в географически отдаленных регионах, например, в Западной Европе.

Администрация Трумэна ответила двояко. Демонстрируя гражданский контроль над американскими военными, президент Трумэн 11 апреля 1951 года освободил Макартура от должности командующего за высказывания, противоречащие политике администрации. По существу, Трумэн сделал акцент на концепции «сдерживания»: главную угрозу представляет Советский Союз, чьей стратегической целью является доминирование в Европе. Поэтому военное завершение боевых действий в Корее, а тем более распространение их на территорию Китая было бы, по словам председателя Объединенного комитета начальников штабов генерала Омара Брэдли, боевого командира в войне с Германией, «не той войной, не в том месте, не в то время и не с тем врагом».

Через несколько месяцев, в июне 1951 года, линия фронта стабилизировалась примерно вдоль 38-й параллели, где эта война и началась, – так же, как все случилось и полутысячелетием ранее. В этот момент китайцы предложили провести переговоры, США приняли предложение. Через два года было достигнуто соглашение, действие которого, на время написания этой книги, длится уже более шестидесяти лет, хотя и случались недолгие периоды напряженности.

На переговорах, как и в том, что касалось истоков войны, друг другу противостояли два различных стратегических подхода. Администрация Трумэна исходила из американского представления о взаимосвязи власти и легитимности. В соответствии с ним война и мир являются отдельными фазами политики; когда начинаются переговоры, применение силы прекращается и вступает в действие дипломатия. В каждом виде деятельности принято действовать согласно правилам. Сила необходима, чтобы стороны сели за стол переговоров, а затем прибегать к ней незачем; результат переговоров будет зависеть от атмосферы доброй воли, которую военное давление разрушит. Поэтому американские войска получили приказ на время переговоров ограничиться в основном оборонительными действиями и не предпринимать крупномасштабные наступательные операции.

Китайское отношение к переговорам было прямо противоположным. Война и мир являются двумя сторонами одной медали. Переговоры – это продолжение сражения. Как писал в своем трактате «Искусство войны» древнекитайский стратег Сунь-цзы, важнейшим противоборством будет психологическое – необходимо влиять на планы противника и подрывать его уверенность в успехе. Свертывание противником боевых действий – не что иное, как признак слабости, которую нельзя упускать, и следует наращивать собственное военное преимущество. Коммунистическая сторона воспользовалась сложившейся тупиковой ситуацией, чтобы усилить обеспокоенность американской общественности безрезультатной войной. Фактически во время переговоров Америка несла такие же потери, как и в ходе наступательной фазы войны.

В конце концов каждая сторона достигла своей цели: Америка оставила в силе доктрину сдерживания и сохранила территориальную целостность союзника, который с тех пор превратился в одну из ведущих стран Азии; Китай доказал решимость защищать подступы к своим границам и продемонстрировал пренебрежение к международным правилам, в разработке которых он не принимал никакого участия. Результатом была ничья. Однако она обнажила потенциальную уязвимость возможности Америки увязывать стратегию с дипломатией, власть – с легитимностью и определять важнейшие цели. Корея в конечном счете «провела черту». Это была первая война, когда Америка явным образом отказалась от победы как цели, и в этом было предвестие того, что случится в будущем.

Как выяснилось, больше всех проиграл Советский Союз. Он поддержал первоначальное решение о вторжении, и ему пришлось испытать последствия такого шага, в значительной мере снабжая и обеспечивая своих союзников. Однако он утратил их доверие. Именно в корейскую войну были посеяны семена китайско-советского раскола, потому что Советы настаивали на оплате оказанной материально-технической помощи и отказались предоставить поддержку войсками. Война также спровоцировала быстрое и масштабное перевооружение США, которое моментально восстановило неопределенность в Западной Европе, сформировав ситуацию силы, это непременное условие американской доктрины сдерживания.

Каждая сторона потерпела неудачу. Ряд китайских историков полагает, что страна лишилась возможности воссоединить Тайвань с континентальным Китаем, вместо этого поддержав ненадежного союзника; Соединенные Штаты Америки утратили и ореол непобедимости, который воссиял над ними после Второй мировой войны, и – до некоторой степени – чувство направления. Другие революционеры усвоили урок, что если втянуть Америку в безрезультатную войну, то есть шансы подорвать готовность американской общественности ее поддерживать. В том, что касалось стратегии и международного порядка, в общественном сознании Америки возникла «брешь», которая стала очевидной в джунглях Вьетнама.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.