Вьетнам и кризис национального согласия

Вьетнам и кризис национального согласия

Даже среди неприятностей войны в Корее сочетание вильсонианских принципов и рузвельтовской геостратегии дало удивительный импульс, действовавший первые полтора десятилетия политики холодной войны. Несмотря на начавшиеся внутриполитические дискуссии, Америка организовала Берлинский «воздушный мост» 1948–1949 годов, сорвав советский ультиматум по Западному Берлину, прошла через войну в Корее, отразила попытку Советов в 1962 году разместить ядерные баллистические ракеты средней дальности на Кубе. Затем последовало заключение в 1963 году договора с Советским Союзом об отказе от ядерных испытаний в атмосфере: соглашение стало символом того, что сверхдержавам необходимо обсудить и ограничить свои возможности по уничтожению человечества. В конгрессе касательно политики сдерживания в основном существовало единодушие – ее поддерживали обе партии. Взаимоотношения между политиками и интеллектуальными сообществами были профессиональными и, как считалось, основывались на общих долгосрочных целях.

Однако национальный консенсус начал разрушаться – по времени, очень приблизительно, это совпало с убийством Джона Ф. Кеннеди. Одной из причин раскола стало потрясение, постигшее нацию после убийства молодого президента, который призывал Америку воплотить в жизнь ее идеалистические традиции. Хотя преступление совершил коммунист Освальд, какое-то время проживший в Советском Союзе, многих представителей молодого поколения тяжелая потеря заставила задаться вопросами о моральной обоснованности американского пути.

Холодная война началась с призыва поддержать демократию и свободу во всем мире, повторенного Кеннеди с еще большей страстностью в инаугурационной речи. Тем не менее с течением времени военные доктрины, питавшие стратегию сдерживания, начали оказывать губительное воздействие на восприятие общественности. Разрыв между разрушительной способностью оружия и целями, для достижения которых оно может быть использовано, оказался непреодолимым. Все теории ограниченного применения военных атомных технологий продемонстрировали свою неосуществимость. Принятая к реализации стратегия основывалась на способности нанести такой ущерб, что жертвы среди гражданского населения будут считаться недопустимыми, но при этом потери с обеих сторон в считаные дни непременно составят десятки миллионов человек. Подобные расчеты накладывали отпечаток на уверенности национальных лидеров в себе и подрывали доверие к ним со стороны общественности.

Кроме того, перенесенную на окраины Азии политику сдерживания требовалось проводить в условиях, полностью противоположных тем, которые сложились в Европе. Плану Маршалла и созданию НАТО сопутствовал успех, поскольку в Европе сохранилась, пусть и была временно прервана, политическая традиция управления. Восстановление экономики могло бы возродить политическую жизнеспособность. Однако в большинстве слаборазвитых стран политические структуры были хрупкими или же недавно возникшими, и экономическая помощь приводила к развитию коррупции не реже, чем содействовала стабильности.

Подобные дилеммы встали во время войны во Вьетнаме. Для борьбы с партизанами Южного Вьетнама Трумэн в 1951 году отправил туда гражданских советников; в 1954 году Эйзенхауэр добавил к ним военных советников; в 1962 году Кеннеди санкционировал отправку регулярных боевых подразделений США в качестве вспомогательных частей; в 1965 году Джонсон развернул экспедиционные силы, численность которых в итоге возросла более чем до полумиллиона человек. Администрация Кеннеди была на грани участия в войне, а для администрации Джонсона ведение войны уже стояло на повестке дня, поскольку администрация была убеждена, что нападение северовьетнамцев на Южный Вьетнам является началом китайско-советского наступления, ставящего целью всемирное господство, а значит, ему надо дать отпор с помощью американских войск, иначе вся Юго-Восточная Азия окажется под властью коммунистов.

При защите Азии Америка собиралась действовать так же, как в Западной Европе. В соответствии с «теорией домино» президента Эйзенхауэра, потеря одной страны и ее переход под контроль коммунистов вызовут последовательное падение других стран, и эта теория использовала доктрину сдерживания для препятствования агрессору (по образцу НАТО) и программу экономического и политического восстановления (как в случае с планом Маршалла). В то же время, чтобы избежать «расширения войны», Соединенные Штаты воздерживались от ударов по религиозным святилищам на территории Камбоджи и Лаоса, откуда войска Ханоя предпринимали нападения, оставлявшие после себя тысячи жертв, и куда они отступали, уклоняясь от преследования.

Ни одна из администраций не удосужилась предложить план завершения войны, предусматривавший нечто иное, чем сохранение независимости Южного Вьетнама, уничтожение сил, вооруженных и развернутых Ханоем с целью свергнуть южновьетнамский режим, и массированные бомбардировки Северного Вьетнама, направленные на то, чтобы заставить Ханой пересмотреть свою завоевательную политику и сесть за стол переговоров. Подобная программа не считалась чем-то необычным или противоречивым до середины второго президентского срока Джонсона. А потом волна протестов и критических выступлений в средствах массовой информации, – достигшая кульминации после Тетского наступления 1968 года, в общепринятых военных терминах обернувшегося для Северного Вьетнама сокрушительным поражением, но преподанного западной прессой как ошеломляющая победа и свидетельство провала Америки, – задела некую чувствительную струнку в душе у представителей администрации.

Ли Куан Ю, основатель государства Сингапур и, вероятно, наиболее мудрый азиатский лидер своего времени, открыто высказывал твердую убежденность – и он нисколько не изменил свою позицию на момент написания этой книги, – что американское вмешательство было необходимо, чтобы сохранить возможность существования независимой Юго-Восточной Азии. Анализ последствий для региона в случае победы коммунистов во Вьетнаме во многом был верным. Но ко времени полномасштабного участия США во вьетнамской войне китайско-советского единства уже не существовало, отношения между этими странами испытывали заметный кризис на всем протяжении 1960-х годов. Китай, опустошенный «большим скачком» и «культурной революцией», все больше и больше смотрел на Советский Союз как на опасного и угрожающего ему противника.

Используемые в Европе принципы сдерживания оказались гораздо менее применимыми в Азии. Нестабильность в Европе возникла тогда, когда вызванный войной экономический кризис угрожал подорвать традиционные внутриполитические институты. В Юго-Восточной Азии, после столетия колонизации, подобные учреждения еще нужно было создавать – особенно это касалось Южного Вьетнама, который исторически никогда не существовал как государство.

Америка попыталась заполнить пробел, начав, одновременно с военными усилиями, кампанию гражданского строительства. Ведя войну против полчищ Северного Вьетнама традиционными средствами и сражаясь в джунглях против партизан Вьетконга, Америка с энтузиазмом взялась за политическое строительство в регионе, который многие столетия не знал самоуправления и никогда – демократии[120].

После целого ряда государственных переворотов (первый из которых, осуществленный в ноябре 1963 года, фактически получил одобрение в американском посольстве и с которым молча согласились в Белом доме – в надежде, что военное правление окажется более эффективным, чем либеральные институты), генерал Нгуен Ван Тхиеу стал президентом Южного Вьетнама. В начале холодной войны некоммунистическая ориентация правительства воспринималась – возможно, в излишне широком смысле, – как доказательство того, что его стоит сохранять для противодействия советским замыслам. Теперь, в формирующейся атмосфере взаимных обвинений, неспособность Южного Вьетнама выступить в качестве полноценной и работоспособной демократии (в разгар кровавой гражданской войны) привела к резкому осуждению. Война, которую на первых порах поддерживало значительное большинство и которая свои масштабы приобрела благодаря усилиям президента, ссылавшегося на универсальные принципы свободы и прав человека, теперь осуждалась как свидетельство исключительной американской моральной глупости. Не было недостатка в обвинениях в безнравственности и обмане; излюбленным прилагательным стало слово «варварский». Участие американских войск характеризовалось как некая форма «безумия», вскрывающая глубочайшие недостатки в американском образе жизни; обычным делом сделались обвинения в беспричинных убийствах мирных жителей.

Ожесточенная полемика, связанная с войной во Вьетнаме, оставила в американской истории один из самых глубоких и болезненных рубцов. В администрации, которая вовлекла Америку в Индокитай, работали люди порядочные и незаурядного ума, но вдруг обнаружившие, что их обвиняют едва ли не в преступной глупости и в сознательном обмане. То, что начиналось как разумная дискуссия об осуществимости планов и о стратегии, превратилось в уличные демонстрации, обличительные выступления и насилие.

Критики были правы, указывая на то, что американская стратегия, в частности, на первых этапах войны, плохо соответствовала реалиям асимметричного конфликта. Бомбардировки, сменяющиеся «паузами» для того, чтобы проверить готовность Ханоя идти на переговоры, как правило, приводили к тупику – Америка применяла достаточно силы, чтобы вызвать осуждение и сопротивление, но недостаточно, чтобы добиться у противника желания серьезных переговоров. Дилеммы, порожденные Вьетнамом, во многом являлись следствием академических теорий о постепенной эскалации, которая поддерживала холодную войну; будучи концептуально последовательными с точки зрения противостояния между ядерными сверхдержавами, подобные теории куда меньше годились для асимметричного конфликта, когда противник проводит стратегию партизанской войны. Определенные надежды на взаимосвязь экономических реформ с политической эволюцией оказались в Азии нереализуемыми. Но эти вопросы могли быть предметом серьезной дискуссии, а вовсе не причиной для поношений и тем более для нападений на университетские и правительственные здания – как случалось при наиболее экстремистских проявлениях протестного движения.

Крах высоких устремлений разрушил уверенность, без которой истеблишмент не мог найти для себя опору. Лидеров, которые прежде поддерживали американскую внешнюю политику, особенно задевали яростные протесты студентов. Ненадежность представителей старшего поколения превратила недовольство, обычное для переживающей взросление молодежи, в институционализированный гнев и национальную травму. Демонстрации достигли такого размаха, что последний год своего пребывания на посту президент Джонсон – который продолжал описывать войну в традиционных терминах защиты свободных людей от наступающего тоталитаризма – вынужден был ограничить появления на публике и выступать главным образом на военных базах.

В течение нескольких месяцев после завершения в 1969 году президентских полномочий Джонсона целый ряд ключевых архитекторов войны публично отказался от своих позиций и призвал положить конец военным операциям и начать вывод американских войск. Эти темы получили разработку, пока истеблишмент не остановился на программе «завершить войну», предполагавшую односторонний вывод американских войск в обмен всего лишь на возвращение пленных.

Ричард Никсон стал президентом, когда в боевых действиях во Вьетнаме – на противоположном конце земного шара – участвовало 500 тысяч американских солдат, и это число только росло, согласно расписанию, утвержденному предыдущей администрацией президента Джонсона. С самого начала предвыборной кампании Никсон обещал прекратить войну. Но он также считал своей обязанностью закончить ее в контексте глобальных обязательств Америки по поддержанию послевоенного мирового порядка. Никсон вступил в должность спустя пять месяцев после ввода советских войск в Чехословакию, в то время, когда Советский Союз изготовлял межконтинентальные ракеты темпами, угрожавшими американским силам сдерживания, – кое-кто даже рассуждал о возможности советского ракетного превосходства. Китай же оставался по-прежнему непоколебимо и вызывающе враждебным. Америка не могла отказаться от своих обязательств по обеспечению безопасности в одной части мира с тем, чтобы не породить из-за этого трудностей с решением подобных проблем в других его частях. Неотъемлемой частью замысла Никсона оставалось сохранение доверия к Америке как к надежному защитнику союзников и глобальной системы порядка – к той самой роли, каковую Соединенные Штаты играли в течение двух десятилетий.

Вывод американских войск Никсон осуществлял по 150 тысяч человек в год и в 1971 году завершил участие США в наземных боевых действиях. Он санкционировал переговоры, поставив одно непременное условие: он никогда не примет требования о том, чтобы мирный процесс начался с замены правительства Южного Вьетнама – союзника Америки – так называемым коалиционным правительством, которое в действительности составлено из фигур, выдвинутых Ханоем. Эту позицию Америки категорически отвергали на протяжении четырех лет, пока наконец в 1972 году неудачное северовьетнамское наступление (отбитое без помощи сухопутных войск США) не заставило Ханой согласиться на прекращение огня и на политическое урегулирование, от которого тот решительно отказывался несколько лет.

В Соединенных Штатах главной темой дискуссии было широко распространенное желание покончить с травмой, причиненной войной населению Индокитая, словно бы Америка была причиной его страданий. Тем не менее Ханой настаивал на продолжении боевых действий – не потому, что сомневался в стремлении Америки к миру, а потому, что рассчитывал измотать Америку, подорвать готовность американцев нести потери. Ведя психологическую войну, Северный Вьетнам безжалостно эксплуатировал в собственных интересах поиски Америкой компромисса и стремился к доминированию, и в этом, как выяснилось, никаких разногласий в Ханое не было.

Военные операции, провести которые приказал президент Никсон и которые я, будучи при нем советником по национальной безопасности, поддерживал, вкупе с политикой дипломатической гибкости, привели к урегулированию в 1973 году. Администрация Никсона была убеждена, что Сайгон собственными силами справится с рядовыми нарушениями соглашения; что Соединенные Штаты окажут помощь военно-воздушными и военно-морскими силами в случае, если северовьетнамцы предпримут нападение с привлечением всех ресурсов; и что со временем правительство Южного Вьетнама сумеет, с американской экономической помощью, построить функционирующее общество и эволюционировать в сторону более прозрачных властных институтов (как происходило в Южной Корее).

Предметом жарких споров останутся вопросы: можно ли было ускорить этот процесс и возможно ли было дать другое определение надежности Америки в качестве союзника? Главным препятствием стали трудности, которые испытывала американская сторона в понимании того, как думали и как принимали решения в Ханое. Администрация Джонсона переоценивала влияние американской военной мощи. Вопреки общепринятому мнению, администрация Никсона переоценила возможности переговоров. Для закаленных боями вьетнамских руководителей в Ханое, которые всю свою жизнь сражались за победу, компромисс ничем не отличался от поражения, а плюралистическое общество было практически немыслимым.

Анализ упомянутой дискуссии выходит за рамки этой книги; для всех участников она оказалась весьма болезненным процессом. Никсону удалось добиться полного вывода войск и урегулирования, которое, по его убеждению, давало Южному Вьетнаму достойную возможность определить собственную судьбу. Но через десять лет споров и в весьма напряженной после Уотергейтского скандала обстановке конгресс в 1973 году серьезно ограничил предоставление помощи южновьетнамцам и полностью отказал в ней в 1975 году. Северный Вьетнам завоевал Южный Вьетнам, отправив через общепризнанную границу почти всю свою армию. Международное сообщество молчало, и конгресс наложил запрет на американскую военную интервенцию. Вскоре после коммунистических мятежей пали правительства Лаоса и Камбоджи, причем в Камбодже «красные кхмеры» предались почти невообразимой жестокости.

Америка проиграла свою первую войну, а заодно потеряла и путеводную нить своей концепции мирового порядка.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.