Часть вторая Вавилон

И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным.

Откровение, часть 17, стих 5

Лондон – современный Вавилон.

Бенджамин Дизраэли, премьер-министр Великобритании, Танкред, книга 5, часть 5, 1847

Зимой 2016 года в номере моей гостиницы в Лондоне молодая студентка Асия объясняет: «Мой будущий муж родился в Англии, хотя его семья родом из Бангладеша».

Первое поколение, рожденное от отцов и матерей, приехавших с Ближнего Востока, или новообращенные мусульмане, такие как Асия, чувствуют, что западной культуры им недостаточно, и ищут нечто большее. Им еще не удалось пустить корни здесь, поэтому они отправляются в места, откуда произошли их предки.

– Я знаю людей, приехавших из Бангладеша, – продолжает Асия, – беженцев, которые убегают от этой политической ситуации или от обвинения в преступлениях, которых не совершали. У моего жениха другая ситуация: он отправился туда в 16 лет, чтобы подготовиться к поступлению в университет, а затем вернулся обратно в Лондон.

Девушкам тяжелее. Парни решают по-своему, а девушки, если их родители не интегрированы в общество, ведут весьма шизофреническую жизнь: с одной стороны, дома они следует традициям, с другой – их социальная жизнь регулируется совершенно иными нормами.

Чем бы я объяснила, что молодая девушка в подобных условиях уезжает в «Исламское государство»? Мои знакомые, которые уехали в Сирию, искали истинного джихада, священной войны… Это то, что я сама пытаюсь понять, потому что это очень обширная тема и на этот счет в исламе множество очень разных мнений. О том, уезжать ли бороться в рядах ИГ или нет, должен ли ты остаться в своей стране и ограничиться молитвой о лучшем мире. На самом деле… У меня есть соседка по комнате, с мужем которой связались британские спецслужбы, чтобы превратить его в шпиона, который бы завязывал отношения с людьми в мечетях и выдавал возможных подозреваемых. Но он отказался.

Я пытаюсь уяснить для себя, является ли нашим долгом поехать бороться или нет. Поэтому я поговорила с З., одной моей подругой, мужа которой убили в Сирии, когда она уехала с ним принимать участие в священной войне.

З. из страны Британского Содружества. Они уехали в Турцию и там перешли через границу в Сирию. Они убеждены, что джихад подразумевает: если ты считаешь себя истинным верующим, то должен поехать и сражаться против несправедливости и коррупции в религии. Она боялась, что, имея средства и возможность поехать, подверглась бы осуждению, если бы не сделала этого; она чувствовала внутри себя, что это необходимо: сражаться, чтобы продвигать истинный ислам, распространять его во всем мире, так что…

Полтора века спустя наблюдение самого престарелого премьер-министра королевы Виктории, Бенджамина Дизраэли, о Лондоне как новом Вавилоне приобрело еще большую актуальность.

Хотя из европейских стран больше всего бойцов по отношению к числу жителей халифату поставила Бельгия (600 человек), на втором месте – Франция (1750), Соединенное Королевство, резиденция Содружества, – это настоящее Эльдорадо для новых иммигрантов.

Для всестороннего понимания новых процессов проводить исследование имеет смысл именно здесь. Согласно докладу агентства Федерального бюро расследований Soufan group, из примерно 30 тысяч иностранных боевиков, приехавших из 86 стран, которыми сейчас располагает «Исламское государство», 5000 прибыли из Западной Европы, 4700 – из бывших советских кавказских республик, 900 – из Юго-Восточной Азии, 875 с Балкан – из Боснии-Герцеговины, Санджака, Македонии, Албании, Сербии и Черногории, 8240 – с Ближнего Востока и 8000 с Севера Африки. 280 – из Соединенных Штатов. 1600 записались в халифат, получив высшее образование, и являются обыкновенными детьми из европейских пригородов, которые решили заняться в ИГ такими жизненно важными вещами, как пропаганда и реклама, как текстовая, так и аудиовизуальная.

Согласно данным Soufan, вербовка ИГ иностранных боевиков в Ираке и Сирии по всем своим последствиям соразмерна с глобальной катастрофой.

«Исламское государство» смогло превзойти самые фантастические ожидания других террористических организаций, которые сейчас, кажется, устарели, даже «Аль-Каида». Норвежский исследователь Томас Хеггхамер тщательно изучил явление международных боевиков и определяет его как процесс «частной мобилизации», которая корнями уходит в 1967 и 1968 годы, времена Шестидневной войны между Израилем и арабскими соседями. Тогда около сотни иностранных боевиков, выходцев прежде всего из Египта, Йемена и Судана, присоединились к арабской коалиции в качестве добровольцев.

От 5 до 20 тысяч добровольцев из разных стран мира отправились в Афганистан, чтобы сражаться со своими мусульманскими братьями против советских оккупантов с 1978 по 1992 год. Из семидесяти арабских конфликтов, имевших место с 1945 года, после окончания Второй мировой, можно выявить их присутствие в восемнадцати. Из них десять случились в 90-е годы и пять после 2000 года. Обобщая, можно отследить их путь по Афганистану в 80-е, Боснии в 90-е, Чечне и Ираку в первом десятилетии XXI века, чтобы замкнуть круг, по крайней мере на настоящий момент, на Даише в Сирии и Ираке в первом десятилетии нового века.

Тем не менее именно вышеупомянутая фаза доставляет экспертам в области безопасности больше всего беспокойства. Во-первых, доклад агентства Soufan отмечает большое количество вовлеченной в вербовку молодежи. По его подсчетам, в целом их около 30 000, включая как тех, кто уже лишился жизни – приблизительно 10% (согласно другому эксперту, итальянцу Клаудио Нери), так и тех, кто смог вернуться в свою страну. Но он не включает добровольцев, которые действуют в рядах правительственных сил. Особенно тех (между тремя и четырьмя тысячами), которые присоединились к вооруженным отрядам сирийского президента Башара аль-Асада. Большинство из них – выходцы из Ирана, Ирака, Ливана, которым оказывает существенную поддержку режим Тегерана.

В конце 2014 года президент Обама подсчитал, что численность иностранной молодежи, которая сражается в Сирии, составляет более 15 000 человек.

Можно отметить, что международный контингент присутствующих в Сирии и Ираке боевиков – самый большой во всей истории конфликтов Ближнего Востока. Если в Афганистане за 12 лет их побывало от 5 до 20 тысяч, то за пять лет в Сирии и Ираке их число составило более 30 тысяч.

К беспокойству, которое вызывают приведенные Soufan цифры, стоит добавить информацию о том, что такие места, как Бен-Гардан в Тунисе и Дерна в соседней Ливии, превратились в стратегические транспортные развязки, перевалочные пункты для распределения этих молодых людей. Из европейских, помимо упомянутых стран: Франции, Великобритании и Бельгии, нужно отметить Данию и Голландию. Таким образом, традиция, согласно которой большинство добровольцев прибывали из других арабских стран, постепенно уходит в прошлое.

Согласно последним данным западной разведки, в Сирии и Ираке есть четыре подразделения, которые пользуются этим потоком добровольцев. Первое, Джейш-аль-Мухаджирин валь-Ансар, в основном состоит из чеченцев. Сукур аль-Шам завербовало от 10 до 20 тысяч боевиков во Франции и Бельгии и имело связи с «Аль-Каидой». Третье, Джебхат ан-Нусра, раньше было частью «Аль-Каиды» в Сирии; их добровольцы – как правило, иракские ветераны, сражавшиеся против североамериканского вторжения. В августе 2016 года оно изменило свое название. Сейчас оно называется Джабхат Фатх аш-Шам, Фронт завоевания Леванта. Согласно некоторым аналитикам, под подобным зонтом однородных организаций легче перемещать бывших членов «Исламского государства», особенно с учетом тяжелой ситуации в регионе в связи с масштабными военными операциями, развернувшимися начиная с лета 2016 года. И наконец, четвертое – Даиш, корни которого уходят в «Исламское государство», созданное в Ираке в 2006 году.

В Даише осели от 30 до 40% иностранных боевиков. Если до настоящего времени им отводилась несерьезная роль в конфликтах, сейчас она становится все более существенной, они принимают участие во все большем числе операций. Это еще одно нововведение в гражданских войнах, происходящих в Сирии и Ираке.

Из тех, кто оказался в Даише, от 85 до 90 процентов боевиков моложе 40 лет; большинству из них от 18 до 29 лет. Больше всего молодых людей среди тех, кто обычно присоединялся к сопротивлению в Афганистане и Ираке, – от 25 до 35 лет.

Хотя это не всегда так, потому что в сегодняшних Сирии и Ираке можно встретить и ветеранов предыдущих конфликтов.

Помимо вышеупомянутых бойцов, уже опытных в военном деле, оставшаяся часть обычно проходит ускоренные курсы обучения, которые длятся не больше шести недель. Обычно западных боевиков кидают на операции террористов-смертников. Среди них больше всего иорданских и саудовских террористов.

Согласно данным информационного агентства Associated Press, также от августа 2016 года, документы, найденные на позициях Даиша после захвата территорий международной коалицией, сообщают о том, что каждый из военных, прибывших из Франции и Великобритании, получил в подарок экземпляр книги «Гид по исламу для чайников», которые были куплены на сайте Amazon.

Молодых людей, прибывших в ИГ и желающих принять участие в священной войне, «Исламское государство» направляет на интенсивные курсы мусульманской религии, которые в рекордные сроки проводят имамы группировок.

Основной вопрос состоит в том, представляет ли западная молодежь серьезную опасность, когда возвращается домой, в свою страну. До сих пор они обычно формировали закрытые сообщества, в которые было трудно войти и из которых было так же сложно выйти, но действительно опасных преступлений не совершали. Сейчас, ввиду стремительного процесса радикализации, это уже не так. И в основном – из-за новых технологий коммуникации.

Или, скажем, транспорт. Сравните то, насколько сложно было приехать, например, в Афганистан в 80-е годы, и современные мафиозные сети, которые организовывают через Даркнет[10] переезд в Сирию и Ирак с помощью коммерческих перелетов в Турцию по умеренной цене.

Как показывает нам история, пишет Клаудио Мори во внутреннем докладе Демократической итальянской партии, боевик не становится террористом автоматически, когда возвращается в свою страну. Но так же верно и то, что для создания террористической группировки хватит небольшого числа людей.

Но больше всего тревожит количество «спящих ячеек» терроризма, которые уже смогли и смогут прибывать в Европу, скрывшись в библейском потоке беженцев. В наши дни именно последние больше всего лишают сна организации безопасности по всему миру.

Горстки молодых людей, обученных военному делу, с тесными связями в джихадистских сетях достаточно, чтобы посеять ужас в европейских городах, чему мы стали свидетелями в Париже или Брюсселе. Это – последствия событий в Сирии и Ираке.

Кампус Университета королевы Марии в Лондоне, Ист-Энд, вырастает, словно оазис, из артерии Майл-Энд, которая начинается прямо рядом с финансовым районом Сити. Там же возвышается самая большая мечеть страны, Уайтчепел. Если бы, поднимая глаза к небу, мы не упирались взглядом в небоскребы самых прославленных во всем мире архитекторов, обитатели которых дергают за ниточки мировой экономики, вид рукотворного пейзажа до самого горизонта тут же переносил бы нас, к примеру, в Пакистан.

Ночная пешая прогулка по прямой линии от моей гостиницы до Сити приводит меня к центральному офису самой большой страховой компании в мире, Lloyd's. Старый дом, построенный более века назад по проекту архитектора Уильяма Генри, возвышается рядом с новой резиденцией, только что открытой английской королевской семьей. Она соседствует с другими колониальными центрами столицы. Самая старая в мире линия метро – Виктория Лайн, 1863 – продолжает изрыгать людей, спешащих в огромный финансовый центр.

В новом Вавилоне юноша за фунт продает анархистскую литературу практически бок о бок с бородатым бангладешцем, который предлагает туники и рыбу тем, кто выходит из мечети.

40 Winks («Сорок подмигиваний») – так называется моя постмодернистская гостиница, дом в стиле королевы Анны: четыре пролета по узкой лестнице, украшенной распятием, камин в черно-серых тонах, кровать с балдахином и мягкими подушками, которые отправляют тебя в океан шелка; ванные комнаты XIX века – стены покрыты золотистыми обоями с лакированной каймой, отсылающими к стилю ар-деко.

Тысячи огней Майл-Энда. Кинотеатр, в котором показывают последний фильм о Джеймсе Бонде, самый большой кампус Альберт Стерн Хаус, средняя школа по соседству с ним – гримасы современности – все это разместилось на одной из самых знаковых улиц Лондона.

Университет королевы Марии был основан в середине Викторианской эпохи, когда пришло осознание, что выгодное расположение Ист-Энда относительно центра Лондона позволит обеспечить все необходимые удобства зарождающемуся классу коммерсантов. Этот процесс был описан в романе Уолтера Безанта «Люди всех состояний» (1882). В нем автор рассказывает, как одна просвещенная пара из квартала Мейфэйр в Вест-Энде вложила деньги в создание в Ист-Энде «места для отдыха с концертными и читальными залами, музеями искусств и школами живописи».

Несмотря на то что они не были напрямую ответственны за создание Народного дворца, роман помог его популяризировать. Совет директоров Фонда Beaumont вложил наследство Барбера Бомонта в руки компании Draper, которая, в свою очередь, выкупила участок земли, принадлежавший старинной школе Бэнкрофт. 20 мая 1885 года была утверждена сумма в 20 000 фунтов на строительство технического училища. 14 мая 1887 года сама королева Виктория открыла университетский колледж, который получил ее имя, и заложила первый камень в фундамент постройки. Строительство продлилось 5 лет. Очевидная задача училища состояла «в том, чтобы развивать научное и техническое знание учеников и трудящихся новой промышленной эпохи». Так первый технический университет увидел свет.

Начиная с последнего десятилетия XIX века и до сих пор Университет королевы Марии – это имя он получил в XX веке – является частью плеяды наиболее выдающихся университетов Британии. Особенно, как и в первые годы, в технических дисциплинах и в медицине.

Поток молодых людей движется по аккуратным дорожкам с уже столетней брусчаткой – из аудиторий, где множатся компьютеры и никабы, в кафе кампуса, мимо колледжей, один из которых – экономический имени Кейнса. В самом сердце кампуса Университета расположено еврейское кладбище.

В 1657 году при поддержке главы правительства того времени, Оливера Кромвеля, евреям было разрешено вернуться в Англию после запрета, действовавшего на протяжении более 350 лет. Многие из тех, кто вернулся, были потомками семей, бежавших от преследований в Испании и Португалии. Сразу после того, как они прибыли, они воздвигли в Лондоне синагогу и приобрели землю для кладбища. В 1733 году, когда мест на кладбище перестало хватать, они купили второе, вот это самое Новое кладбище, которое до этого было садом плодовых деревьев. Оно прослужило им верой и правдой до 1936 года. А в 1974 году Университет королевы Марии отсудил его себе, чтобы расширить территорию кампуса. Постепенно раскопали 7000 могил, и останки были перенесены в Брентвуд в графстве Эссекс. В той части, которая сохранилась как кладбище, покоятся тела умерших между 1865 и 1916 гг., в большинстве своем – испанских и португальских евреев.

Я провела немало времени за чтением надписей на не сломленных временем надгробных плитах, размышляя над капризами и шутками истории.

«В память о Джейкобе Нуньес Наварро, который ушел из жизни в субботу, 22 марта 1913 года, в возрасте 67 лет».

«Посвящается горячо любимому Мозесу Пелайо, который ушел из этой жизни 6 января 1904 года, 16 Тевета 5664 года, в возрасте 67 лет, оставив безутешными жену, детей и родственников. Покойся его душа в мире».

«В память о Джейн Барнетт, урожденной Фонсека Пиментель, вдове покойного Анри Барнетта, которая ушла из жизни 19 октября 1903 года, 19 Тишрея 5664 года, в возрасте 57 лет. С глубокими сожалениями, ее безутешные дочь, братья и сестры.

Свет нашего очага погас,

Голос, который мы любили, умолк.

После нее осталась пустота,

Которую никто не сможет заполнить».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.