УЛИЦА ПЯТОГО ГОДА Воспоминание о будущем

УЛИЦА ПЯТОГО ГОДА Воспоминание о будущем

Андрей Фефелов

Андрей Фефелов

УЛИЦА ПЯТОГО ГОДА Воспоминание о будущем

Уж много лет прошло с тех пор. Целых сто лет с дней начала Первой русской революции. Эта значительная мемориальная дата была пропущена, не замечена и затерта. Конечно же, речь не идет о таком грандиозном событии, как, например, столетие со дня рождения Фаины Раневской, но все же… Нашим газетчикам, "интеллигенции", политикам следовало бы соблюсти некоторые приличия.

Двадцатый век тогда пребывал еще в колыбели, и эти ранние резкие, яркие впечатления, уверен, отложились на весь грядущий период. 1905 год — фундаментальная веха русской судьбы, шаг в запредельное пространство исторического взрыва, в недрах которого мы живем и поныне.

Первая русская, она же, вероятно, и последняя на сегодняшний день. События февраля и октября 1917-го, августа 1991-го оказали грандиозное влияние на судьбы страны, но в основе их лежал и некий заговор, военно-политический переворот: это были, так сказать, "революции сверху". Менялись правила и способы игры, и ошарашенная публика начинала действовать и мыслить по-новому. Но в 1905-м бунтовал весь партер. Это тот случай, когда зрители смешались с актерами, гончие псы с волками, когда лава столкнулась с океаном. В 1905 году степень наэлектризованности, заинтересованности и включенности общества в революционный (сиречь контрреволюционный) процесс беспрецедентны для Русской истории.

Тогда заварилась великая каша, компонентами которой стали все слои и страты империи.

Сейчас вы можете ненавидеть казаков и жандармов, умственно воевать с революционными "жидками и студентами", воспевать боевиков РСДРП или восхищаться действиями представителей "Союза русского народа", но не искать смысл и значение случившегося вы не имеете права. Великий наш историк Василий Ключевский перед началом тех событий написал такие строки: "России больше нет, остались только русские". Остались ли русские сегодня? Этот вопрос оставим в стороне, ввиду его сложности и коварной противоречивости. Однако то, что Россия именно как феномен мировой истории ныне отсутствует в этом сомнений нет. Ждать от нынешнего общества истовости и определенности образца 1905 года — не приходится. Однако призрак "Кровавого воскресенья" вновь маячит над горизонтом. И параллели, даже самые вульгарные и поверхностные, приходят на ум, мучают память, требуют осмысления.

Язык обществоведов-политологов лишен метафоричности и глубины, представляет собой набор штампов и банальностей. Но, несомненно, он является инструментом исследования и анализа. Спрямив поразительные по своей запутанности кривые, попробуем изготовить некие условные модели, способные сблизить наше время с событиями столетней давности.

Принято считать, что отец Георгий Гапон, возглавивший петербургских рабочих 9 января 1905 года, был провокатором. Если это так, надо разобраться, кого и на что он спровоцировал. Советская историография утверждает, что батюшка, изначально связанный с царской охранкой, говоря на современном сленге, организовал "чисто конкретную подставу" рабочим массам. Заманил людей под пули, а сам слинял за границу… Но спустя столетие такой подход кажется нелогичным и наивным. Расстрел Крестного хода, движущегося к Зимнему с петицией, был крупнейшим политическим поражением царского режима. Если провокация и имела место быть, то это была провокация, прежде всего против царизма.

Мы, дети конца XX столетия, свидетели 1993 года, хорошо знакомы с тактикой политических "многоходовок", с методикой опосредованного использования различных сил и средств в политической борьбе. Видимое движение на поверхности процесса зачастую никак не связано с глубинными течениями и механизмами политики.

Использование информационных технологий, "пиар", работа с общественным мнением — не есть ноу-хау нашего времени. Весь этот политический инструментарий успешно применялся и в начале века.

Еще 6 января представителями гапоновского общества была выработана петиция к царю, в которая начиналась таким вот образом: "Государь! Мы, рабочие и жители города Санкт-Петербурга разных сословий, наши жены и дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся, как к рабам, которые должны терпеть свою участь и молчать".

Казалось бы, прими Государь делегацию, пообещай высокое покровительство и исправление положения дел, вопрос был бы исчерпан. Однако дальнейшие просьбы, обозначенные в петиции, очень сильно напоминали требования смены общественного строя. Созыв Учредительного собрания, амнистия заключенных, набор политических свобод, передача земли народу, свобода профсоюзов, прекращения войны с Японией и прочее. Все это заканчивалось словами: "У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу".

Что мог ответить на эти "предложения" Николай II? Пожалуй, ничего. Именно поэтому он прислушался к совету своих министров и попросту уехал из Петербурга. Менять общественный строй царь не собирался, вернее, был попросту не готов к этому. Представляете, сегодня некая мощная общественная сила обращается к Путину с разноплановыми предложениями: отменить итоги приватизации, национализировать сырьевой сектор, сменить внешнеполитический курс, устроить открытый процесс над Ельциным, вернуть социальные льготы населению и (о, да!) прекратить войну в Чечне, восстановить прямые выборы губернаторов и способствовать развитию свободной прессы. Даже самая примитивная политическая логика заставит Путина отвергнуть ультиматум. Ибо подчинится — значит, признать свое поражение. При том, что первую часть требований Путин выполнить не в силах. Для того, чтобы сменить экономический курс и парадигму развития страны, абсолютно недостаточно выступить по телевизору, обратившись к народу со словами "братья и сестры" и подписать несколько постановлений. Для совершения общественного переворота и слома порочной колониальной системы, сложившейся в России, Путину лицом к лицу придется столкнуться с мощнейшими силами Запада и громадным сопротивлением влиятельной, богатой и энергичной элиты внутри страны. Такие вещи требуют личного мужества, уверенности в своей правоте, тщательнейшей подготовки, а главное: такое под силу лишь человеку — всемерно одаренному, человеку — огромного политического таланта.

Ничем таким Путин не обладает. Увы! Поэтому всякая апелляция к Путину ведет не к исправлению дел в стране, но подчеркивает снова и снова неспособность, бессилие и бездарность верховной власти.

Возвращаясь к 9 января, следует еще раз подчеркнуть: у царского правительства не было иного выхода, как открыть огонь. Стрелять по своим безоружным соотечественникам — это гнусно, подло и губительно для любой власти в России. Но в этом-то и заключен жизненный парадокс. Выбора не было.

Судите сами. Предыдущие три года страну трясло от волнений. Крестьянские и рабочие волнения на юге страны, массовые политические демонстрации в крупнейших центрах империи. Революционный террор. "Банкетная кампания" протеста, устроенная либералами. Кольцо вокруг власти стремительно сужалось.

В конце 1904 года, вслед за вестью о падении Порт-Артура, триста представителей гапоновского общества фабричных рабочих собираются на совещание, на котором принято решение "что-то делать".

3 января забастовало главное оборонное предприятие столицы — Путиловский завод. Требования: 8-часовой рабочий день, введение минимума заработной платы.

"Общество фабрично-заводских рабочих" Гапона тут же возглавило забастовку, отец Георгий лично вел переговоры с администрацией завода; собирал деньги в фонд бастующих.

Пятого января бастовало уже несколько десятков тысяч рабочих по всему городу. В своей докладной записке Государю тогдашний министр финансов Коковцев утверждал, что требования рабочих "экономически неосуществимы". Знакомая ситуация, не так ли?

Восьмого в Петербурге не вышла ни одна газета — забастовали рабочие типографии. (Представим себе, что ныне будет твориться, если вдруг забастует весь телевизионный комплекс и отключится интернет).

В этой обстановке власть, как всегда неожиданно, узнала, что гапоновцы собираются в поход к Зимнему дворцу с политическими требованиями к царю. Что отец Георгий весь день мечется по Питеру и выступает на бесчисленных митингах, призывая на завтрашней день к походу на Зимний. В ночь на 9 января Петербургский комитет РСДРП решает принять участие в гапоновском шествии. И когда утром более 140 тыс. рабочих с семьями двинулись к Зимнему дворцу с хоругвями, иконами, портретами царя и царицы, их встретили солдатские и казачьи кордоны, что вполне естественно. Ибо единственным способом помешать толпе овладеть центром столицы было применение силы.

С утра 9 января рабочие группами двинулись из разных частей города с тем, чтобы к двум часам сойтись у Зимнего дворца.

Когда шествие, возглавляемое самим Гапоном, двинулось от Нарвских ворот к Обводному каналу, путь ему преградили солдаты. Люди несли транспарант: "Солдаты, не стреляйте в народ". Сначала по демонстрантам был дан холостой залп. Толпа дрогнула, но авангард с пением молитв двинулся вперед, ведя за собой остальных. Тогда солдаты открыли огонь по людям. Раздались вопли раненых, толпа в беспорядке отхлынула назад, обнажив мостовую, на которой чернели скорченные тела. Аналогичные сцены происходили по всему городу, ибо рабочие двигались к центру с разных сторон. И это было только начало. Страшный символ происходящего.

19-го января, в дни, когда общество пребывало в состоянии растерянности и шока от случившегося, состоялась разрекламированная церемония представления царю неких специально отобранных рабочих-депутатов. Этот, в сущности, популистский и фальшивый шаг, по мнению столичного губернатора Трепова, должен был отыграть ситуацию назад, продемонстрировать единение власти с черным, простым народом. Однако слова Государя "я верю в честные чувства рабочих людей и непоколебимую преданность их мне, а потому прощаю им вину их" после стрельбы воспринимались большинством или как высокомерное глумление, или как свидетельство неадекватности монарха.

Собственно, потом и пришла она — революция.

Уже в январе года в России бастовало около полмиллиона человек. Драки с полицией. Демонстрации по всей стране. В Варшаве забастовка переросла в мятеж (рабочие взломали несколько оружейных магазинов). В Лодзи строились баррикады. Встали железные дороги и переброска войск стала затруднительной. Крестьянские бунты прокатились по 85 уездам европейской части России. Требования: национализация земли, конфискация без выкупа монастырских, государственных, удельных земель, изъятие помещичьих земель. Запылали усадьбы, начался насильственный захват земли крестьянами.

Земства взбесились и встали на дыбы. Умеренные либералы заорали "Долой самодержавие!" Большевики начали подготовку вооруженного восстания. Брожения в армии, волнения на флоте. Бастовали рабочие типографий, транспортники, табачники, столяры, булочники. Во многих городах прекратили работу электростанции, водопроводы, телефонные станции.

Власть командовала: "... при оказании... сопротивления — холостых залпов не давать, патронов не жалеть ..." Большевики провели съезд под лозунгом объединения всех левых сил. "Врозь идти, вместе бить". Тут же возник "Союз русского народа", кое-где начались погромы. Вскипели окраины: Кавказ, Средняя Азия, Прибалтика, Финляндия. Заварилась каша.

В какой-то момент, по выражению того же Ключевского, "власть спряталась в шкафчик", самоустранилась.

В этих условиях родился знаменитый "Манифест 17 октября", объявлявший о введении свобод и формировании законодательного органа — Государственной думы. Либералы в восторге, большевики злобствуют, призывают народ к восстанию. К декабрю в Москве начали строить баррикады.

Кадет Трубецкой тогда заметил: "У нас самая реакция вызывает меньше раздражения, нежели половинчатые уступки со стороны правительства".

История начала революции, сама ситуация с Гапоном весьма темна и запутанна. Птенец гнезда начальника московской охранки Зубатова, составная часть зубатовского таинственного социально-политического проекта, отец Георгий со своим "Обществом фабрично-заводских рабочих" стал катализатором русской революции. Почему?

Как известно, браки заключаются на небесах, а революции совершаются в головах. Возможно, как и земства, союзы рабочих просто подпали под общее настроение, надышались пряным революционным воздухом, мгновенно из опор старого порядка превратились в основную движущую силу его ниспровержения.

Возможно, имел место заговор. Судьбы деятелей охранки и революции так тесно переплетались, что порой сложно было определить иную фигуру: бомбист-революционер вполне мог являться одновременно агентом тайной полиции. Но самое главное, сама власть была далеко неоднородна. Выражала порой различные взгляды, интересы и устремления. Верхи не то что бы "не могли", скорее "не знали". Не знали, каким путем должна идти Россия. В этом принципиальное сходство ситуации 1905 года с днями нынешними. Как тогда, так и сейчас, страна представляет собой "узел противоречий" и обладает огромным "конфликтным потенциалом". Разница лишь в том, что глубина нынешней депрессии и деградации общества несравненно больше, чем сто лет тому назад.

Брожение толп пенсионеров по современному Питеру, "бунт пустых кастрюль", дерзкие акции НБП — все это таинственным образом, несколько туманно, но все же напоминает 1905 год. А положение Путина, по своей шаткости, неопределенности и отчужденности от собственного же окружения, все более и более отсылает к ситуации, сложившейся вокруг Николая II. Сравнивать личность последнего русского Императора с фигурой нынешнего президента некорректно по многим причинам. Конечно, религиозный человек, аристократ по происхождению и мышлению Николай Александрович Романов (Витте говорил, что "редко встречал так хорошо воспитанного человека, как Николай II") мало напоминает оперативника времен позднего застоя Владимира Владимировича Путина. Но именно в такие кризисные моменты некоторые параллели все же приходят на ум.

Некая безысходность и обреченность сквозят последнее время в глазах президента. Невозможно отделаться от ощущения, что Путин махнул на все рукой и относится к происходящим помимо его воли кризисным событиям с долей черного юморка.

В 70-е годы доживший до глубокой старости Александр Керенский весьма цинично заявил: "Если бы в 1917 году в моих руках был такой инструмент, как телевидение, я бы правил в России до сих пор". Телевидение есть в руках у Путина, но это действитильно всего лишь инструмент. Таким же инструментом является и винтовка. Все зависит от того, как, когда и во имя чего применять ее убойную силу.

"Кровавое воскресенье" случилось в 1905-м — двенадцать лет спустя наступил Февраль, затем Октябрь. Тот же промежуток времени отделяет год 1993-й с "Кровавым понедельником" от нынешнего 2005-го. Существует определенная мистика цифр. И лимит на революции — не исчерпан.