Не время умирать, время жить!

Не время умирать, время жить!

Не время умирать, время жить!

Сергей Прудников

Донбасс Война ДНР ЛНР Общество

записки очевидца

12 февраля 2015 года было подписано Второе минское соглашение о деэскалации вооружённого конфликта на юго-востоке Украины. Почти год Донбасс живёт в условиях относительного затишья. Активных боевых действий после окончания Дебальцевской операции не ведётся. Мирная жизнь, если верить новостям, стала реальностью, а война — вчерашним днём. Люди постепенно возвращаются в родные города и сёла. Впрочем, узнать о положении дел в Луганске и Донецке сегодня всё труднее: отечественные СМИ почти не освещают эту тему, Всемирная сеть полна противоречивой информации. Что на самом деле происходит в ЛНР и ДНР, которые справили уже второй Новый год в статусе независимых образований, — вопрос. Восстановлены ли разрушенные города? Выплачиваются ли зарплаты? Помогает ли Россия, или, как убеждают скептики, — "слила"? Каким видят своё будущее сами дончане и луганчане?

Тепло, свет, вода — есть

В Луганскую республику въезжаем через Изварино. На этом таможенном пункте мы были ровно год назад. Тогда здесь всё кипело — перемирие уже подписали, но страсти, слёзы ещё не утихли. Всё говорило о войне — обстрелянные и возбуждённые люди с автоматами на посту, тяжёлая боевая техника, сама атмосфера напряжения, пустоты и какой-то огромной свободы. Никто не верил, что самая горячая фаза противостояния позади (сейчас говорить о подходе противника к этим рубежам уже невозможно — раз не пустили тогда, больше не пустят никогда). Настроение мирных жителей можно было охарактеризовать как страх и ожидание.

В первых числах января 2016-го на въезде в ЛНР пусто: проходим таможню за несколько минут. Прежних военных признаков меньше, хотя обстановка предельно строгая. Важный нюанс — не требуется обменивать деньги. Украинские гривны в Донбассе больше не в ходу: все расчёты, выплаты — исключительно в российской валюте.

На выезд — очередь, с полсотни машин. "Всё просто, — объясняет наш водитель. — Люди возвращаются после Нового года в Россию, в новый дом. Навестили родных, справили праздник — и обратно…" Другая причина — строгий досмотр. Одно дело въехать в "горячую точку", другое — покинуть её. Забегая вперёд, скажу, что выезжали назад мы из ДНР, через таможенный пункт Успенка: из пригорода Донецка до Ростова-на-Дону ходят прямые дизель-поезда. На границе с Россией проверка была долгой и тщательной (а также — беседа: где были, зачем ездили, с кем?), что естественно и оправдано.

Первый населённый пункт, в котором останавливаемся — Краснодон, 12 километров от Изварино. Встречают нас сотрудники управления гуманитарных операций — центра по распределению помощи, поступающей от частных лиц, предприятий, общественных движений из России.

О нынешней обстановке в Донбассе высказываются чётко и однозначно — мир.

Проблем, естественно, хватает — недостаток средств у местного населения, рост цен. Многие поражены синдромом моральной усталости — угнетает затяжной кризис, туманное будущее. Но жить можно. Если кто-то постоянно жалуется — значит и до войны был таким же недовольным, считал, что все ему должны. Республика не лежит в руинах, восстанавливается — это главный повод для оптимизма.

После освобождения Одессы

Часть сотрудников краснодонского управления — жители, как они сами выражаются, "оккупированной части Украины" — Николаева, Одессы, Харькова. В ЛНР они — 1,5 года. Домой дороги нет: все в розыске. И это знак нынешней незавершённости гражданского противостояния. Как повернётся кривая войны — неизвестно. Но в том, что многое ещё впереди, эти парни и девушки не сомневаются.

Почему не вышло единого фронта? Где-то слили протест, размышляют наши собеседники. Один раз люди собрались, другой, а что дальше — до войны на радикальные действия ведь никто готов не был. Где-то задавили — просто увозили массово людей и расстреливали. А после Одессы наступил шок, моральный надлом. Несогласные ушли в подполье: всё это тлеет и ждёт своего часа. Тем более противников нынешнего режима хватает и в Киеве, и на Западной Украине. Линия разграничения ведь проходит не по Днепру, а на уровне идеологии. С одной стороны — те, кто за советские ценности, с другой — за европейские.

Вчера — "За Донбасс", сегодня — "Слава!"

Ирина, позывной — "Пума", родом из Северодонецка: сейчас этот донбасский городок занят киевскими войсками. В Краснодоне — на переформировании. Ждёт приказа о дальнейшей службе.

Вообще, ожидание для неё в последнее время — вынужденный образ жизни. Дома нет — он далеко, за чертой. Родные — там же. Борьба остановлена. Остаётся делать то, что можешь. И ждать.

— До войны работала на предприятии "Азот", потом администратором в парикмахерской, — рассказывает девушка. — Не скажу, что плохо жили. Нормально жили! После наступления "укропов" у нас был организован штаб сопротивления. Там я познакомилась с такими замечательными людьми, как Павел Леонидович Дрёмов, Евгений Ищенко. Стала помогать с проведением референдума, какими-то текущими делами. Потом бросила всё, переехала в штаб, влилась в коллектив. Мы готовились к обороне, строили блокпосты. Это настоящее братство было. Павел Леонидович для всех нас был — Батя…

Далее начались обстрелы, в том числе с воздуха. Первые бои. Первые раненые и погибшие. И — оставление Лисичанска и Северодонецка.

— Когда уезжали — это был шок. Перед этим люди к нам на улицах подходили: "Вы же не оставите нас?" С мамой не успела попрощаться, домой не забежала, с собой ничего не взяла. Уходила как в небытие. Часть наших ребят тогда повернули обратно, без разрешения — хотели организовать диверсионную группу. Не вышло, все оказались "двухсотыми"…

Отряд Ирины какое-то время базировался в Стаханове: она занимала должность зама по тылу. После бросили на усиление в Первомайск, прикрывать подход украинской колонны со стороны Попасной. Там её первый раз контузило — не успела во время бомбёжки забежать в подвал, рядом упала крыша. Второй раз контузило под Калиново спустя полгода — при миномётном обстреле…

— За Первомайск мало сказано по телевидению и в Интернете, — говорит. — А города фактически нет! В 2014 году "укропы" обстреливали его ежедневно, с 4-х утра, как фашисты, до самой ночи. Настоящая мясорубка. Много мирных жителей погибло: хоронили, как могли, во дворах, возле подъездов. Воды, хлеба не было. Страшное время.

А за родной город могу сказать вот что — обидно, что не все поднялись на войну. Много равнодушных было: "Нас это не касается, как случится, так случится!" И трусости — когда "укропы" вошли в Северодонецк, некоторые сразу переметнулись на их сторону. До этого говорили — "Мы за Донбасс", а теперь кричат: "Слава!" Мне сообщают, что маму терроризируют, бабушку — те же вчерашние друзья, соседи…

Секции, свет, цирк

Отличительная особенность нынешнего Луганска — много света. Фонари. Новогодние ёлки — около десятка в центре. Гирлянды над дорогами. Больше прохожих, машин. Меньше военных патрулей (а на загородных трассах — блокпостов). Сама атмосфера спокойнее, легче.

На рекламных растяжках "новые" объявления — "праздничные корпоративы, караоке". У стадиона "Авангард" приглашение в секции хапкидо, кикбоксинга.

Но чего нет, так это гастрольных афиш! Никто из известных и не очень российских артистов (за единичными исключениями) не едет с концертами в непризнанный, неблагополучный, бедный Луганск…

Перед самым Новым годом после долгожданного ремонта в городе открылся цирк. В начале войны во время артобстрелов он был разрушен — купол зиял пробоиной, три гектара специального 8-миллиметрового стекла были разбиты вдребезги, фойе — покрошено.

Стоимость билета на представление — 100-200 рублей. Зрители приходят раньше — за час-полтора: очередь. Во время самого действия многие дети стоят в проходах — не усидеть! Танцуют под музыку, хлопают в ладоши, внимательно вглядываются в происходящее. Для большинства из них — это первое настоящее чудо после окончания войны.

Де факто — часть России

— Война — уже вчерашний день, куда ни кинь — всё движется вперёд семимильными шагами, — рассказывает ополченец Владимир с позывным "Майор", воевавший в Донецком аэропорту, под Дебальцево, с недавних пор — командир сводного отряда военной полиции Луганска. — Переломной точкой стало 70-летие Победы. Это сыграло какую-то символическую роль: мы ощутили, что победили! В Луганске прошёл парад и Бессмертный полк, всех очень впечатливший. Если до — отправной точкой была война: любые дела, планы, всё строилось от войны, главной повесткой была передовая, добровольцы. То теперь — мирная жизнь. Ушла растерянность, когда не ясно, где государство, куда обращаться? Появились своя налоговая служба, собес, гороно, заработали суды. Образовалась государственная структура — пусть пока в форме скелета, со своими болячками, но она появилась.

Переходить на мирные рельсы, конечно, непросто, объясняет собеседник — это целая ломка. Многие привыкли к другой реальности.

Насчёт Украины высказывается определённо:

— Страна была с трудом сшита из разных лоскутов. После того, как Янукович бежал — государство рухнуло. Нынешняя Украина — это симулякр, тело в коме. До войны я много лет проработал в департаменте исполнения наказаний в Киеве, объехал все регионы — знаю, как много между ними противоречий. Демонтаж страны произойдёт однозначно, обратной дороги нет. Вопрос лишь в том, как сделать этот процесс наименее болезненным.

По поводу "слива" Донбасса в республиках действительно отзываются как о неразумной мистификации:

— Россия делает многое, например, решился важный вопрос границы, — пояснил координатор добровольческого движения "Интербригады", москвич Сергей Фомченков с позывным "Фомич". — Если раньше российские перевозчики с коммерческим грузом не могли заключить договора, оформить документы, возникали трудности на границе — республика ведь непризнанная. То теперь этой проблемы нет — передвижение в обоих направлениях идёт свободно! Разрешён выезд в Россию с паспортами ЛНР и ДНР. Очень красиво и аккуратно произошёл переход на рубль — полгода в ходу были рубль и гривна, а с 1 сентября 2015-го — только рубль. Также надо понимать, что Россия не бросит Донбасс только потому, что тогда под ударом окажется Крым…

Будем жить ещё лучше

Первомайск — "город-призрак", или "луганский Грозный". Он оказался на линии фронта, и полгода украинские ВС утюжили его тяжёлыми снарядами с утра до вечера. Повреждён едва ли не каждый дом, сотни жертв среди мирных жителей. Последние обстрелы производились меньше года назад — в феврале, за день до заключения перемирия!

На въезде в город — блокпост: проверка документов. Действует режим особого контроля — 12 декабря под Первомайском был расстрелян командир казачьего полка имени Платова Павел Дрёмов…

Увиденное в Первомайске потрясает и придавливает.

Дома, сложившиеся гармошкой. Дома с целиком выгоревшими подъездами. Дома с вынесенными тяжёлыми гаубичными снарядами квартирами.

Впрочем, поражают больше даже не разрушения, а жизнь в этом растерзанном городе, которая напоминает вспышки солнечного зайчика.

Среди снеговой пустыни нескольких дворов вдруг появляется женщина с ребёнком, собакой на верёвке и бочкой на колёсиках — идут за водой. Старики-ветераны стоят, беседуют о чём-то, опираясь на палки…

Свет в домах есть. Водоснабжение в большую часть районов пустили. Раны город залечил, но что дальше? Украинцы стоят с трёх сторон. Кто-то, оценивая происходящее, отмахивается, глядя в землю:

— Просвета никакого, пропали.

Кто-то — наоборот:

— Будем жить ещё лучше!

Дебальцево

О Дебальцевском "котле" в Донбассе упоминают часто — операция эта задела многих. Правда, громких слов в её оценке избегают. Сил, оружия на всю украинскую армаду не хватало. Да и подготовка хромала — "Пошли на штурм и героически засели в полях!" "Котёл" стоил больших сил и жертв. Поэтому и разговоры больше не о подвигах, а об ожесточённых стычках, неразберихе, погибших товарищах.

Или такие примеры: во время зачистки окружённого Дебальцево в хате местного жителя — старика, нашли в шкафу раненого танкиста, уже украинского — из Киева: выдала кровь на пороге. Накинулись на деда — "Почему не сказал сразу?" — "Лежит хлопец, плачет. Как я могу его на смерть отдать?" Расстреливать киевлянина не стали — отправили в штаб, на обмен. Вообще, сантиментов по поводу бывших землячков не встретишь давно и нигде: "укроп" — значит, чужой, враг. Два года войны развели один народ по разные стороны бесповоротно.

Само Дебальцево — некогда типичный малоэтажный украинский город, сегодня — типичный "город войны". Пустые улицы. Редкие прохожие. Окраины — нежилая зона: некоторые кварталы целиком выжжены. В разбитых, пустых домах — все признаки недалёкого прошлого: начиная от рассыпанных гильз на полу и заканчивая консервными банками из-под сухпайков и размотанными портянками. Где-то следы машин, голоса — погорельцы возвращаются, примериваются к новым условиям. В аварийных двухэтажках с перекошенными окнами на дверях мелом надписи: "Живут люди!"

Главное — пережить зиму

Углегорск — сосед и побратим Дебальцева. В феврале 2015-го ополчение освобождало оба города, оба вошли в "котёл". По официальной информации, Углегорск стал самым пострадавшим городом ДНР — 90% разрушений (сравнить его можно с луганским Первомайском).

В местном ДК встречаемся с Олегом Владимировичем Неледвой. Офицер советской армии, в начале войны он возглавил первый отряд ополчения Углегорска, а после, по сложившейся традиции, стал мэром. Здание администрации разбито, поэтому роль её выполняет дом культуры: тут и новая власть, и музыкальные, и художественные кружки, и актовый зал для общих сборов.

— Восстанавливаемся, выполнили семьдесят процентов запланированных работ, — рассказывает глава города. — Отопление в домах запустили. Построили 24 частных дома по типовому российскому проекту: такие же возвели в Хакасии после лесных пожаров. Всего в ДНР будет 111 таких домов, в ЛНР — 100. 41 многоэтажный дом откапиталили. Пустыми пока стоят у нас 9 многоэтажек, тепло не даём, людей не пускаем — дома с обвалами, уже трещат. Реконструкция начнётся после специальной экспертизы. Этой весной по плану собираемся восстановить их и заселить. Главное, сейчас зиму пережить, а дальше, в тёплое время, окончательно встанем на ноги…

Углегорск действительно не производит гнетущего впечатления (несмотря на разрушения). Люди, как и везде в Донбассе, живут текущими заботами — назад стараются не оглядываться. Из двух школ с 1 сентября одна запущена, вторая — разбита, законсервирована. Учитывая, что многие семьи покинули город, уместить удалось всех детей. Работает детский сад, принявший 95 ребятишек.

С работой туго, и это главная проблема обеих республик. Углегорская шахта в аварийном состоянии — затоплена грунтовыми водами, на восстановление требуется 2,5 года: во время "оккупации" поддерживать её было некому.

Мужчины заняты в основном на строительстве, зарплаты небольшие, но выбора нет. Кто-то "таксует", хотя желающих вызывать машины мало. Больше того — нещадно дорожает бензин: 45-50 рублей за литр. Дорожает всё (суть, по российским меркам, цены и щадящие: хлеб — 10 рублей, междугородний проезд на автобусе — 20-50 рублей). Спасают огороды: на столах всё своё. И родственники. Тем, у кого братья, сёстры, дядьки, бабушки, легче.

Большие надежды на "гуманитарку" — продуктовые наборы. О ней говорят всегда и всюду. Эти два килограмма сахара, два килограмма муки, чай, килограмм макарон, килограмм крупы ежемесячно — и хлеб насущный, и залог стабильности, и знак того, что их не бросили.

Хотя далеко не всем и не всегда хватает того или иного набора. В ходу разговоры, что "гуманитарка" оседает наверху, и найти её можно только на прилавках магазинов! Что распределяется между своими, потоки эти никто не контролирует.

— Нам объявили, что на Новый год от Русской православной церкви из Москвы идут детям подарки, — пожаловалась жительница Углегорска, мама двоих детей. — Все ждали их. Но ничего не пришло! Никто не увидел ни одной конфетки…

Без метаний и манёвра

Возвращаясь в Россию, перебираю внутри, что же наиболее характерно для сегодняшнего Донбасса, и чётко выделяю — спокойствие. Это спокойствие усталых людей. Уверенных в себе. Принявших новую реальность как есть, так есть, иного не дано! Выстраивающих свою жизнь в новом фарватере. Мнительности, метаний ("Надо было поступить иначе") нет: те, кто остался на этой земле, не имеют места для манёвра, отсюда — трезвый подход к происходящему.

Прежней растерянности, которая была так характерна год назад, не встретишь. Иная атмосфера. Иное настроение — даже в самых больных точках.

И как и прежде остаётся совершенно ясное понимание — происходящее здесь, на этой земле, не постороннее, не чужое тебе. А — своё, родное, близкое.

Фото Татьяны Каралёвой