ТРЕТИЙ РИМ, А НЕ «ИМПЕРИЯ»

ТРЕТИЙ РИМ, А НЕ «ИМПЕРИЯ»

ТРЕТИЙ РИМ, А НЕ «ИМПЕРИЯ»

Руслан Бычков

Руслан Бычков

ТРЕТИЙ РИМ, А НЕ «ИМПЕРИЯ»

"Новый мировой порядок" эпохи глобализации, по определению Хардта и Негри, и есть "Империя". Эра глобализации, эра "Империи" — это эра тотального децентрированного единства, где ни одно государство (включая США) не может претендовать на статус властителя мира. "Переход к Империи порождается упадком суверенитета современного типа. В противоположность империализму Империя не создаёт территориальный центр власти и не опирается на жёстко закреплённые границы или преграды. Это — децентрированный и детерриториализированный, то есть лишённый центра и привязки к определённой территории аппарат управления ("Мировое правительство". — Р.Б.), который постепенно включает всё глобальное пространство в свои открытые и расширяющиеся границы”. Империя, согласно Хардту и Негри, "не только управляет территориями и населением, она создаёт тот мир, в котором живёт. Она не только регулирует отношения между людьми, но также стремится к непосредственному овладению человеческой природой. Объектом её контроля является общественная жизнь в её целостности, и, таким образом, Империя представляет собой совершенную форму биовласти". Вообще, на пространстве "Империи" (имеем в виду книгу) во множестве встречаются небезлюбопытные и не лишённые глубины аналитические выкладки, подобные только что воспроизведённым… Тем не менее, нового "Капитала" (несмотря на "замах" авторов создать нечто подобное) из данного труда не получилось. Дабы выразуметь, отчего авторы "Империи" (эти "Маркс и Энгельс эпохи интернета", как прозвали их иные рецензенты) не произвели на свет нечто равновеликое "Капиталу", следует пристальнее всмотреться в те силы, с которыми Хардт и Негри связывают надежды на противостояние Империи и её конечное разрушение, те силы, что прочатся ими в качестве "нового революционного субъекта", а также и те "техники освобождения", что "Маркс и Энгельс эпохи интернета" прописывают для бытия-против-Империи. Как они сами признаются в одном месте своего "opus magnum", "подлинным прояснением ситуации мы более всего обязаны французским философам". В самом деле, начиная где-то с 1960-х гг. "французские философы" (такие, как Ги Дебор, Фуко, Делёз и проч.) выдвинулись, так сказать, в "авангард" мировой левой мысли. Вопрос в том, насколько предложенные ими "техники освобождения" в действительности "освобождали"… Например, данной плеядой философов-леваков ореолизировалась фигура кочевника-"номада" в качестве желательного примера "освобождения" (о "номадизме" в данном аспекте рассуждали Делёз и Гваттари). Хардт и Негри также благосклонно смотрят на "номадизм", предлагая видеть в нём "эффективные формы классовой борьбы внутри и против имперской постсовременности". Но вот, с другой стороны, Жак Аттали — явный клеврет Мирового правительства, патентованный адепт "Империи" — он ведь также в своём видении будущего "Империи" (в работе "Линии горизонта") считает фигуру "номада" (чью идентичность заменяет "кредитная карточка", "электронный паспорт" или нечто подобное) наиболее удовлетворительной для "имперской постсовременности", "строя денег". Указанные философы-леваки, а с ними и авторы "Империи" распознают потенциал сопротивления в "структурах гендера и сексуальности", предлагая видеть "технику освобождения" в видоизменении и взятии под сомнение "традиционных норм внутри- и межгендерных телесных и сексуальных отношений" (т.е., говоря грубо, "новое социальное тело по ту сторону Империи" усматривается в разнообразных "пидарасах", в своего рода "гоминтерне"). И в этом, по сути, нет ничего нового, сверхреволюционного. Не говоря уж о том, что рассчитывать на доброкачественность данной среды в качестве революционного кадра едва ли и возможно, надобно отдавать себе отчёт и в том, что "имперская постсовременность" прекрасно владеет технологиями видоизменения "структур сексуальности", используя их в качестве инструмента укрепления своего господства. Примерно то же самое можно сказать и о прочих "техниках сопротивления": и о "разрушении метанарратива", и о "подрыве гегемониальной культуры", и о "осмеянии мифов аутентичности", "фаллологоцентризма", и о всём таком прочем. Диалектику подобного сорта "техник сопротивления" блистательно вскрыл Достоевский в "диалектике шигалёвщины": "исходя из безграничной свободы, заканчиваем безграничным деспотизмом"… На таком пути "Империи" не сокрушить и не разрушить. Надобно идти другим путём. "Империя", "имперская постсовременность" — это своего рода метанарратив. И противопоставлять ему следует другой метанарратив. Говоря опять же грубо, противостоять "Империи Зла" должна "контр-Империя", "Империя Добра". Отвергаемому нами глобальному Проекту надлежит противопоставить наш, другой Проект, не менее глобальный. У Хардта и Негри есть хороший образ изучаемой ими "Империи" в виде Двуглавого Орла, с головами, повёрнутыми друг к другу, "атакующими друг друга". Придерживаясь данного символического ряда, должно узреть символ искомой контр-Империи в Двуглавом Орле с традиционным расположением голов. Наша древняя, русская, мессианская идея "Третьего Рима", "Государства Правды", "Града Ограждения", являющегося внеположным греховному миру, погрязшему во зле, подлинным "островом спасения в океане всеобщей апостасии" приобретает тем самым более чем современное звучание. Собственно, авторы "Империи", к их чести следует заметить, вплотную подошли к означенному решению. Они утверждают: "наше исследование исходит из того предположения, что власть Империи и механизмы имперского суверенитета можно понять, лишь столкнувшись с ними на самом общем уровне, в их глобальности. Мы уверены, что в целях противостояния Империи и её мировому рынку необходимо представить ей некую альтернативу на том же глобальном уровне. Любой проект частного изолированного сообщества, определяемого в расовых, религиозных или региональных терминах, "отсоединённого" от Империи, защищённого от её влияний жесткими границами, обречён выродиться в гетто". Мы видим здесь, как революционная мысль авторов начинает как-то "выдыхаться". Хотя они и проговариваются рядом, что "мы можем черпать своё вдохновение в идеях Блаженного Августина", но не очень-то заметно, чтобы такое вдохновение было "почерпнуто". Хотя сделать сие и стоило. Ибо "Град Божий" против "града диавола" — что может быть "глобальнее" этой Альтернативы? Глобальная апокалиптическая схватка двух Орлов, один из которых символизирует "Civitas Dei", Третий и Последний Рим, а две "атакующие друг друга" головы второго отсылают к евангельскому образу "разделившегося в самом себе" царства Сатаны, — вот то, что в конце концов разрушит "Империю “нового мирового порядка" и всякий иной порядок Лжи. Не сказано ли: "всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит. И если сатана сатану изгоняет, то он разделился сам с собою: как же устоит царство его?" (Мф. 12, 25-26). И о возможных "техниках сопротивления" исчерпывающе сказано там же: "Или, как может кто войти в дом сильного и расхитить вещи его, если прежде не свяжет сильного? И тогда расхитит дом его. Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает" (Мф. 12, 29-30).

"Империя", описанная Хардтом и Негри, она и есть тот самый евангельский "дом сильного", сатаническое царство. О тех, кто всё-таки "свяжет сильного", войдёт в дом его и расхитит вещи "сильного", подобает заключить лишь одно. Путевождь сих последних революционеров — "в белом венчике из роз, впереди — Исус Христос". Dixi.