Виктор ПРОНИН СЫПЬ ИЛИ НЕРВНЫЕ ПРИПАДКИ?

Виктор ПРОНИН СЫПЬ ИЛИ НЕРВНЫЕ ПРИПАДКИ?

РАССКАЗ ИЗ ЦИКЛА “БОМЖАРА”

Ну, что сказать... Прихожу я как-то на Комсомольский проспект, 13, нахожу в полумраке коридора дверь в кабинет Володи, робко стучу, протискиваю свою голову в дверную щель... И что же я вижу, и что же я слышу... Вместо радостного взгляда, полного жизни и любви, вместо приветственных криков, каковые ожидал услышать, я обнаруживаю сумрачное существо, которое молча смотрит на меня взглядом не просто настороженным, а даже как бы разочарованным во мне.

– Здравствуйте вам, – говорю на всякий случай голосом слабым и подавленным виной мне ещё неизвестной.

– Садись, – ответствовал Володя голосом, от которого по стеклу окна пробежала изморозь, как по лужам при первых ночных заморозках. – Как жизнь молодая?

– Протекает помаленьку, – ответствовал я, невольно пряча "свой нестерпимо синий, свой нестеровский взор".

– Протекает или вытекает? – безжалостно уточняет Володя.

– Так вроде того, что как бы иногда, то так, то этак...

– Где Бомжара?

– Метёт, – бестолково отвечаю я, пытаясь смятенным своим умом понять происходящее. – В смысле подметает. Дворником он нынче работает. Вроде, справляется. Жильцы довольны. Комната у него в полуподвале. Женщина завелась...

– Красивая?

– Как бы выразиться, чтобы тебя не огорчить... На первом месте у неё шаловливость. И... как её... Молодость. Ну, и само собой, конечно... красота. Какая же молодость без красоты и шаловливости... А бомжара, он же это... По части женщин капризный... С кем попало не будет...

– Что не будет? – спросил Володя, и я понял – оттаивает мужик, оттаивает.

– Жить.

– Сегодня у нас какой день?

– Среда.

– И через неделю будет среда, – проницательно заметил Володя. – Я внятно выражаюсь?

– Ты намекаешь на то, что будешь ждать меня с бомжарой?

– Почему буду? – удивился Володя моей бестолковости. – Уже жду! – Он открыл дверцу тумбочки, вынул початую бутылку коньяка и щедро наполнил две, достаточно ёмкие хрустальные рюмки. – За твои творческие успехи! Привет бомжаре! – с подъёмом произнёс Володя, и я с облегчением перевёл дух – оттаял мужик. Слава тебе, Господи!

***

Капитан Зайцев несколько раз прошёл вдоль дома, всматриваясь в полуподвальные окна и, наконец, в утренних сумерках рассмотрел слабое свечение в одном из них. Он вошёл в подъезд, спустился на один пролёт лестницы, нащупал в темноте дверь и постучал.

– Входите! Открыто! – тут же прозвучал женский голос.

Зайцев вошёл. Первое, что он увидел – кровать в глубине комнаты, даже не кровать, это был раздвинутый диван. Натянув одеяло под самые глаза, на диване лежала женщина. Только её глаза Зайцев и увидел.

– Вам, наверно, Ваня нужен? Он метёт, – глухо, из-под одеяла, пояснила женщина.

– Метель метёт, все замела дороги, и лишь от сердца к сердцу близок путь, – пробормотал Зайцев, устало присаживаясь на табуретку.

– Хотите – поищите его, он в соседнем дворе. Или подождите. Ему пора уже возвращаться. А я поваляюсь, ладно?

– Валяйтесь, – вздохнул Зайцев.

– Вы, наверно, Зайцев?

– Точно.

– Ваня много о вас рассказывал.

– Наверно, гадости всякие говорил?

– Всего понемножку, – бесхитростно ответила женщина и весело рассмеялась.

Ваня действительно вошёл через несколько минут.

– О, капитан! – радостно закричал он. – Какое счастье!

– Какое там счастье, – простонал Зайцев. – Две ночи не спал.

– Всё понял, – сказал Ваня и, содрав с головы вязаную шапочку, запустил её в сторону дивана. – Рюмка водки тебе не помешает?

– А знаешь... Не откажусь.

– Наверно, что-нибудь случилось? – заботливо спросил Ваня.

– Ха! Ну, ты даёшь! Что же я к тебе пришёл спозаранку... Рассказать, что солнце встало?

– Неужто труп?! – ужаснулся Ваня.

Ничего не ответил ему Зайцев. Он лишь молча наблюдал, как молодая женщина с весёлыми глазами, завернувшись в махровую простыню, быстрыми и точными движениями поставила на стол початую бутылку водки, как бы сами по себе возникли на столе три гранёные рюмки, нарезанный солёный огурец и хлеб.

– Чем богаты, – сказала женщина.

– А выше ничего и не бывает, – тихо проговорил Зайцев. – Всё остальное от лукавого.

– Её зовут Женя, – стесняясь, сказал Ваня.

– Хорошее имя... – Зайцев поднял свою стопку. – Будем живы! Пока живы, – добавил он уже как бы самому себе.

А чуть позже, уже в машине, по дороге к месту происшествия, сидя рядом с бомжарой на заднем сидении, Зайцев вкратце обрисовал суть случившегося.

– Значит так, Ваня, слушай внимательно и не говори потом, что ты не слышал... Сутки назад ограблен магазин электроники. Мобильные телефоны и прочая дребедень. Пару мешков добра унесли ребята. Выломали решётку на окне, проникли внутрь, а там сторож... Не так чтобы очень старый, но в годах мужичок...

– Убили? – догадался Ваня.

– Как у нас пишут в протоколах – тупым тяжёлым предметом по голове. Этот предмет остался на месте преступления. Пожарная или противопожарная фомка увеличенных размеров. Нечто вроде лома с изогнутым, сплющенным концом.

– С собой принесли? – с сомнением спросил Ваня.

– Великовата она, чтоб по улицам с ней ходить. На месте нашли, в магазине. Знаешь, остались кое-где с прежних времён – бочка с песком, огнетушитель, лопата и вот фомка. Этой фомкой они его по темечку. Через окно и ушли.

– Все замки на месте?

– Замки нетронуты. Не было надобности. А потом, они все на сигнализации, их нельзя было трогать. Грамотно ребята сработали.

– За что же они охранника-то?

– Видимо, возник, помешал, к сигнализации рванулся... Об этом они расскажут, когда мы с тобой их задержим.

– Ха! – ответил Ваня и вскинул правую руку вверх и чуть назад – точь-в-точь, как это делали греческие боги, когда собирались на Олимпе посудачить о своих делах полюбовных, да над людьми посмеяться.

– Машина поджидала?

– Не исключено. Скорее всего, была машина. Куда им среди ночи с мешками? Но никто машины не видел, вообще никто ничего не видел, не слышал, никто никого не подозревает.

– А прочему ты всё время о мешках говоришь? Всё-таки их кто-то видел?

– Нет... В туалете лежала стопка мешков для мусора... Они оказались разбросанными... Видимо из этой стопки они и взяли мешки...

– Не подготовились, значит, – заметил Ваня.

– Значит, не подготовились, – согласился Зайцев, но желваки дрогнули у него возле ушей, зацепило его невинное замечание бомжары.

– А почему? А потому, что на этот вечер у них, видимо, были другие намерения? Кто же идёт на ограбление без мешков? Без мешков в таком деле никак нельзя... И фомкой опять же воспользовались пожарной, будто для них приготовленной...

– Видимо, – опять согласился Зайцев, и опять дрогнуло что-то возле ушей следователя.

– В магазине всё прибрали, подмели, кровь смыли?

– Нет, Ваня... Никто ни к чему не притронулся. Всё осталось, как было. Только труп увезли. Я приехал первым и всё опечатал. Директор уж больно ломился в магазин, но я и его не пустил.

– И правильно, – одобрил бомжара. – Мало ли какие мысли могут у него в голове возникнуть... Директора они такие... Им только волю дай... В два счёта облапошат... – Ваня продолжал бормотать, но никакого смысла в его бормотании Зайцев не уловил и задумался о своём – кого бы ещё допросить, где бы ещё отпечатки пальцев поискать, какие скупки на контроль поставить и прочие дела важные, необходимые, но, как он убедился за последние сутки, совершенно бесполезные. – Да, капитан, – спохватился Ваня, – а у охранника только на голове повреждение?

– Череп проломлен, всё остальное у него в порядке.

– Это хорошо, – кивнул Ваня.

– Что ж тут хорошего?

– Хоронить проще, когда покойник без больших повреждений. Родным легче прощаться... Он давно охранником в этом магазине?

– Не знаю, – ответил Зайцев, помолчав – не хотелось ему признаваться в своих упущениях. – Но, похоже, вёл себя достойно... Следы драки, перевёрнутые стулья, битые стёкла... Да и кровь обнаружена... Не только его кровь...

– Надо же, – произнёс Ваня несколько странные слова, поскольку непонятно было, восхищается ли он мужеством охранника или отмечает нерасторопность грабителей. – Ишь, ты, – добавил он, вскидывая правую руку вверх и чуть назад. И замолчал на всю оставшуюся дорогу.

Прибыв на место преступления, Зайцев легко выпрыгнул из машины, покряхтывая и постанывая выбрался на асфальт и бомжара. Некоторое время, задрав голову, он неотрывно смотрел в ясное синее небо, потом, привычно ссутулившись и загребая носками туфель внутрь, направился вслед за капитаном через центральный вход, через торговый зал в подсобные помещения. Внутри обесчещенный магазин представлял собой точно такую картину, какую описал Зайцев – распахнутые двери, разбитые витрины, затянутое какой-то холстиной выходящее во двор окно, из которого грабители и вывернули решётку.

– Вопросы есть? – спросил капитан.

– Ни единого, – ответил Ваня. – Да, просьба только... Покажи мне ту фомку, которой злодеи порешили бедного охранника.

– А фомку я изъял в качестве вещественного доказательства. Сейчас она в моём кабинете. Позже заедем ко мне, там и посмотришь на неё.

– А сечение у неё круглое? Квадратное?

– Это имеет значение? – усмехнулся капитан.

– Очень большое, – без улыбки ответил Ваня.

– Считай, что квадратное.

– Капитан... – Бомжара помолчал. – Это действительно имеет значение.

– При описании раны на голове охранника?

– Шуточки, да? Прибауточки? Часто телевизор смотришь, капитан, там без этого не могут. Вся страна уже ни о чём всерьёз сказать не может – сплошь хохмочки да подковырочки, – и, не добавив больше ни слова, Ваня направился в торговый зал.

– Точно, квадратное! – прокричал ему вслед капитан.

Не оборачиваясь, бомжара лишь поднял руку и повертел в воздухе растопыренной ладонью – дескать, услышал тебя. Отдёрнув в сторону холстину, он ещё раз осмотрел развороченное окно, потрогал пальцами уцелевшую раму окна, провёл рукой по изуродованной решётке, стоявшей тут же у стены, присмотрелся к мусорным ящикам за окном, вернул занавеску на место и поплёлся в подсобку. Под ногами у него хрустели битые стекла.

– Свету бы добавить, – попросил он бредущего следом капитана. – Темновато.

Зайцев молча нырнул за какую-то дверь, и через минуту магазин озарился всеми лампочками, какие только были в наличии – в торговом зале, в коридорах подсобки, даже в туалете.

– Да будет свет! – хмыкнул бомжара и присел на корточки, рассматривая осколки стекла на полу. Были здесь плоские осколки от витрин, осколки с гранями – от стаканов, скругленные – от бутылок.

Похоже, схватка была серьёзная, в ход пошло всё, что оказывалось под рукой. – Надо же, – время от времени озадаченно произносил бомжара.

Больше Зайцев ничего от него не услышал и прошёл в директорский кабинет – к телефону.

Через несколько минут в кабинет вошёл и бомжара. Осмотрелся, прошёл на цыпочках к холодильнику, заглянул внутрь, потом направился к креслу и затих там, стараясь не мешать – Зайцев разговаривал по телефону.

– Что скажешь? – спросил капитан, положив трубку.

– Хороший магазин. Ущерб невелик, восстановить будет нетрудно.

– Владелец, он же директор, говорит, что товару унесли много.

– Товар – дело наживное, – беспечно ответил бомжара. – Ты говорил, что он настойчиво в магазин стремился попасть... Знаешь почему? Хотел убедиться, что в холодильнике хоть что-нибудь осталось... – Бомжара вернулся к холодильнику и распахнул дверцу – вся она была уставлена бутылками с коньяком.

– Ни фига себе! – воскликнул Зайцев.

– Грабители-то простоватыми оказались! – усмехнулся бомжара, выбирая бутылку. – Самое ценное оставили нетронутым.

– Дверь в кабинете стальная, – пояснил капитан. – И в ту ночь была заперта. Они бы до утра её вскрывали.

– Тогда директор опасался твоих оперов, – Ваня выбрал, наконец, бутылку с пятью звёздочками и с горой Арарат на этикетке. Свинтив на ходу пробку, поставил бутылку на стол. Потом так же невозмутимо прошёл к подоконнику и, взяв два фужера, поставил их рядом.

– Не понял? – сказал Зайцев.

– Сейчас поймёшь, – и бомжара всё с той же непоколебимой уверенностью наполнил фужеры коньяком.

– Ты что?! Здесь в каждом по сто пятьдесят грамм! – в ужасе воскликнул капитан.

– По сто семьдесят, – невозмутимо поправил его бомжара. И, аккуратно взяв фужер за ножку, чтобы звонче получился звук при чоканьи, выпил, утёр рот рукавом и вернулся к креслу. – Весы нужны, капитан.

– Какие?!

– Любые.

– Весы в магазине электроники, Ваня?!

– Капитан... Дай команду своим ребятам... Пусть поищут... Чего не бывает в нашей жизни, полной смертельной опасности и безрассудного риска.

– Боже! Как красиво ты стал выражаться!

– А я и стихи писал... В прошлой жизни.

– О чём, Ваня?!

– Как о чём... О любви. И опять начал писать... Женя говорит, что ей нравятся. Мои стихи, правда, без рифмы, но так тоже можно... Писал же Пушкин, и ничего, получалось...

– Тургенев, – тусклым голосом поправил Зайцев.

Нашли всё-таки зайцевские ребята весы, в соседнем продуктовом магазине, правда, старые, с чашами, с гирьками, но бомжара не возражал. Он установил весы на прилавке, отрегулировал их так, чтобы утиные носики на обоих чашах замерли точно друг напротив друга.

Зайцев наблюдал за Ваней со смешанным чувством озадаченности и насмешки. Не выдержав его издевательства над здравым смыслом, он умчался в своё управление по какому-то чрезвычайно важному делу, а когда вернулся через час, застал картину не просто странную, а, самую что ни на есть дурацкую. Установив на одной чаше весов гирьки, бомжара вторую чашу загрузил битым стеклом.

– Так, – произнёс Зайцев и, круто повернувшись, быстрыми, чёткими, какими-то принципиальными шагами направился в директорский кабинет – бутылка коньяка, оставленная им на столе, была пуста. – Это что же получается, – пробормотал следователь озарённо, – он попросту напился? Ничего себе поэт, блин! Стихи он, видите ли, начал писать! О любви, блин! Женя, блин, в восторге!

Вернувшись к весам на прилавке, Зайцев некоторое время молча наблюдал за бомжарой. А тот ползал на четвереньках по полу и, перебирая осколки стекла, некоторые из них аккуратно укладывал на чашу весов.

– Мысль посетила? – поинтересовался Зайцев.

– Посетила, капитан, посетила, – ответил бомжара, не прекращая своего занятия.

– Близится раскрытие преступления?

– Оно уже совсем близко, капитан.

– А коньяк ты выдул?

– Кто же ещё... Тут больше и некому. Я твоим ребятам предлагал, но они отказались. Себя с трудом преодолели и отказались. А мне ничего не оставалось... Я там ещё одну бутылочку чуть приоткрыл...

– О, боже! – простонал Зайцев. – Тебя домой доставить?

– Доберусь, капитан... Ты не переживай.

– Эти стёкла, похоже не один день накапливались...

– Нет, капитан... Всё это сверкающее великолепие появилось здесь в ночь ограбления. Ты пройдись по магазину, позаглядывай в углы – нигде ни пылинки, ни пробки от пива, ни горлышка от водки...

– Ладно... Вечер уже. Магазин пора закрывать. Опечатывать...

– Потерпи полчасика, ладно? – взмолился Ваня, поднимаясь, наконец, с четверенек. – Ты это... Отлучись ненадолго в директорский кабинет, там у него и закуска найдётся...

– Ты уж убедился?

– И не один раз, – признался Ваня.

– И повод был?

– Почему был? Он и поныне жив, повод-то!

– Значит, мысль, говоришь?

– Ты вот что, гражданин начальник, – неожиданно трезвым голосом сказал Ваня. – Не печалься и не гневайся... Ты загляни ко мне вечерком... Я там, у директора, ещё одну бутылочку изъял, так что нам с Женей будет чем тебя угостить, чем душу твою многострадальную порадовать.

– Ваня, – голос следователя дрогнул. – Ваня... Ты это... Не шутишь?

– Есть вещи, которыми не шутят! – строго проговорил Бомжара, назидательно подняв вверх указательный палец. И, снова опустившись на четвереньки, принялся перебирать стеклянные осколки. На лице у Зайцева в это время не было ничего, кроме полнейшего недоумения.

Когда вечером Зайцев постучал в уже знакомую дверь, он услышал из-за двери те же слова, что и утром:

– Открыто! Входите!

И он вошёл. И увидел на столе знакомую бутылку коньяка с пятью звёздочками и заснеженной горной вершиной на этикетке. Рядом стояла тарелка со свежесваренной картошкой и, опять же, солёный огурец. Женя сменила махровую простыню на великоватый халат, Ваня был в свободном, тоже великоватом свитере.

– И у меня тут кое-что есть, – Зайцев поставил на стол бумажный пакет.

– Из Елисеевского? – строго спросил Ваня.

– Есть вещи, которыми не шутят, – ответил Зайцев его же словами.

Когда картошка закончилась и бутылка опустела, а Женя убрала со стола и то, и другое, Зайцев сложил руки на столе и уставился Ване в глаза.

– Давай, дорогой, колись. Я долго ждал, не мешал тебе надо мной куражиться... Колись.

– А что, собственно, тебя интересует?

– Как ты битые стёкла взвешивал, я видел... Об этом ты чуть попозже расскажешь. Что произошло, я тоже знаю...

– А что произошло? – невинно спросил Ваня.

– Особо опасное преступление. Похоже, профессионалы сработали.

– Ну, ограбление это так... Нечто побочное... Это знаешь, как купишь таблетки от кашля, а на бумажке предупреждение – сыпь по всему телу может высыпать, не исключено расстройство желудка, а также нервные припадки...

– Ограбление и убийство – это что? Сыпь или нервные припадки?

– Господи, – вздохнул бомжара, – ну, собрались ребята, выпили, плохую водку выпили, палёную, как сейчас говорят... Повздорили маленько, фомка подвернулась...

– Какие ребята, Ваня?!

– Как какие... Охранник со своими приятелями. Ему и досталось.

– Так, – крякнул капитан и вынул из бумажного елисеевского пакета ещё одну бутылку коньяка. Поколебавшись, он свинтил пробку, но разливать коньяк по стаканам не стал, отодвинул бутылку в сторонку. – Зачем ты взвешивал битое стекло?

– Чтобы узнать, сколько их было, – Ваня поморгал своими глазами и, взяв зайцевскую бутылку, плеснул в стаканы. – Были и другие способы, но этот мне показался самым простым.

– И сколько же их было? – нервно спросил Зайцев.

– Трое. С охранником их было трое.

– Это тебе кучка битого стекла подсказала?

– Да, – кивнул Ваня и пригубил коньяку из своего стакана.

Зайцев помолчал, потом решительно взял свой стакан и выпил весь коньяк одним глотком.

– Закусывай, капитан, – Ваня заботливо поставил перед Зайцевым баночку с маслинами.

– Из директорского холодильника?

– Видишь, капитан, после хорошего глотка хорошего коньяка и тебе бывает доступно логическое мышление.

Ответом на эти слова был только весёлый смех Жени.

– Говори, Ваня, говори, – повторил следователь. – Внимательно тебя слушаю.

– Ты, капитан, не обратил внимания на маленькую подробность – на чаше весов лежали только осколки битых стаканов. Ими была усеяна вся сторожка. И твои же ребята помогли мне собрать осколки.

– Взвесил – и что?

– А потом я взвесил один стакан. Целый. Я его в туалете нашёл возле рукомойки. Потом разделил первый результат на второй. В ответ получил цифру "три". Это и было количество стаканов. Значит, в сторожке пили трое. Что пили, я узнал уже по бутылочным стёклам. Бутылок было три – три этикетки я нашёл на осколках. По бутылке на брата. Многовато, если учесть, что водка была поддельная, плохая водка. И ребята отрубились. Но ненадолго. Когда оставшиеся двое, гости нашего охранника, увидели, что их приятель мёртв, они мгновенно протрезвели и решили, что таким шансом грех не воспользоваться.

– А зачем им было взламывать решётку на окне? Уж коли охранник их приятель, он же мог впустить их и через дверь?

– Он и впустил их через дверь. Они и раньше бывали у него в гостях, осмотрелись, фомку приметили, мешки для мусора, пути отхода...

– Зачем же им взламывать решётку?

– Они её и не взламывали. Они сковырнули её фомкой. Изнутри, капитан, изнутри. На раме окна следы от фомки. От фомки квадратного сечения, как ты успел заметить. От круглого сечения были бы другие следы отжима.

– Но уж если они вошли через дверь, они могли через дверь и уйти?

– Не могли, – вздохнул Ваня. – По многим причинам.

– Например?

– В подсобку можно войти только через дверь, которая выходит на улицу, то есть через главный вход. Следовательно, и выйти через эту дверь можно только на улицу. А выходить на улицу среди ночи с мешками... Капитан, это плохо.

– Дальше.

– Замки на сигнализации, их открывать тоже нежелательно. И это они уже знали. Наконец, самое важное – нужно было пустить следствие по ложному пути. Для этого проще всего выломать решётку. Дескать, в окно мы вошли, в окно и ушли. И знакомство с охранником, таким образом, маскируется. Надо признать, капитан, что пустить следствие по ложному пути этим двум пьяным придуркам удалось. Несмотря на то, что фомка оставила на оконной раме чёткие свои следы. Внутри магазина, капитан.

– Виноват, Ваня. Не добивай.

– Тебя?! Упаси Боже! Если бы ты не доложил мне столь подробно и грамотно суть происшествия, ни за что бы мне не разобраться в этом кровавом преступлении.

– Лукавишь, Ваня, – тяжко вздохнул Зайцев.

– Я совершенно уверен, что операцию по задержанию злодеев ты проведёшь просто блестяще. Тебе достаточно установить круг знакомств охранника, и преступники сразу засветятся.

– Круг знакомых, соседей, собутыльников охранника уже установлен.

– Засветились?

– Мыслишка есть, – скромно потупился Зайцев.

– В таком случае мы можем, наконец, уделить внимание содержимому твоего елисеевского пакета? – ещё более скромно потупился бомжара.

– Боже! – вскричал капитан покаянно. – Я совсем о нём забыл!

– Женя! – на этот раз вскричал бомжара. – Наш гость позволил тебе заглянуть в его пакет!

– Как я мог забыть о нём! – продолжал причитать Зайцев.

– Вот эта твоя оплошность действительно непростительна, – И, произнеся эти слова, Ваня вскинул правую руку вверх и чуть назад – точь-в-точь как это делали две тысячи лет назад прекрасные, если судить по их мраморным изображениям, боги и богини на горе Олимп.

***

Володя дочитал последнюю страницу, долго смотрел в окно и, наконец, вспомнил обо мне.

– Это что же получается... Разве может следователь быть таким глупым?

– Он совсем не глупый! Инициативный, решительный, бесстрашный... Но действует научными методами, которым его обучали в разных академиях. А бомжару никто не обучал. Невежество очень часто оказывается посильнее научных знаний. Вот я, например... Не заканчивал ничего, кроме горного института... Во всём остальном я полный невежда... И если уж взглянуть на меня повнимательней...

– Уже взглянул, – сказал Володя сурово.

– И что ты увидел?

– Я увидел, что внутренний карман твоего пиджака отдувается слишком подозрительно. С бомжарой слишком часто общаешься. Знаешь народную мудрость... С кем поведёшься, с тем и наберёшься.

И Володя нагнулся чуть влево от стола – к заветной тумбочке. Через секунду в каждой руке у него была довольно ёмкая хрустальная рюмка.