Валентина ЕРОФЕЕВА «ВОТ ОН - РАЙ...»

Валентина ЕРОФЕЕВА «ВОТ ОН - РАЙ...»

***

Владимиру Бондаренко

Эпоха Рыб, эпоха Рыб ушла,

Но хвостиком эпоха Водолея

По ней прошлась,

По ней слегка прошлась.

И ничего-то толком не умея,

Младенец шустрый, потешаясь всласть,

Вдруг растерялся, всё ещё не смея

Так – отторженьем – всю присвоить власть.

И стих, восторгом пред отцом немея,

И – задремал… Эпоха Водолея –

Мальчишки, фантазёра, лицедея –

Незрелая, того гляди дозреет

И ошарашит всех в который раз.

Эпоха Рыб, пока не пробил час,

Благослови Младенца – без проказ

Восцарствовать, об Истине радея.

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА

Загадочная русская душа

Взлететь всегда готова к поднебесью.

Ей на земле до одичанья тесно,

Тоскливо в суете, когда спешат,

Куда и с кем – не ведая про это.

И забывают помянуть поэта,

Пришедшего кануном Рождества

Грустить по родине, так нежно им любимой,

И вопреки законам естества,

Для человека жестко возводимым,

То быстрой ласточкой, то горестной вороной,

То стылым терпеливым воробьём –

Иль вольной сильной птицей, осторожно,

Крылом, скользяще лёгким на подъём,

Взлететь, не нарушая тайны

Глубоких снов недвижных деревень,

И плыть в истоме, нежной и печальной,

Над светлым Храмом родины своей.

И в нём угаснуть...

***

Старая пьяная баба упала,

И рядом с дорожкой, где я гуляла.

Интеллигентно, чинно гуляла,

Воздухом чистым вечерним дышала.

А старая пьяная баба – упала.

Но может не старая – просто больная?

И может не пьяная – просто такая?..

От жизни от этой многих шатает,

По жизни по этой многих болтает.

Руку мне женщина тянет во тьме,

Руку за помощью – прямо ко мне.

Больше-то не к кому – я да она,

Да над дорожкою светит луна,

Только что юркий ночной "ястребок"

Нос ей дельфиний приделал и бок.

Глазом смешливым туманным глядит –

Горе и смех невесёлый с людьми.

А старая пьяная баба – упала.

И рядом с дорожкой, где я гуляла.

Да, она старая – лет сорока.

Да, она пьяная – грязны бока,

Грязна рука, подвернулась нога.

Ну настоящая баба Яга!..

Зубы сцепив, её тяжко тащу.

Мёртво схватилась, прилипла к плащу,

Что-то там шепчет в бессильном бреду:

"Дочка, родная, прости, не дойду.

Пьяная дура!.. Прости ты меня,

Что не хватило мне светлого дня,

Чтобы добраться. Вон там я живу, –

Тычет клюкою направо ко рву. –

Там у меня уж готова постель…"

Мерзкая осень. И скоро метель…

ЕВРАЗИЙСКИЙ РОМАН

Ты – татарских кровей, милый хан.

Я – чеченка по дальней прабабке.

Твоя родина – степь да курган,

Что хранит тайны рода, отгадки

И твоей и потомков судьбы.

Только некому считывать знаки:

Мир тускнеет, безлик, одинаков,

Как вон те вдоль дороги столбы.

Моя родина – там, вдалеке,

И почти уж совсем в поднебесье,

То ль гордыней больна, то ли местью

Переполнена к "сильной руке" –

Так российскую длань называли

(Что теперь уж насмешкой звучит) –

Я не знаю, мне трудно судить,

Но полна я любви и печали

К этой маленькой горной стране,

Зовом крови навязанной мне

И блеснувшей сквозь русские дали,

Как в забытом, но благостном сне.

Что нам делать, мой хан?

Да и сколько нас в России подобных славян

С круто мешанной буйною кровью?

Не решить ли нам это любовью,

Не впустить ли других басурман,

А, мой хан?

Хватит силы и их переплавить,

Нет, не сразу – века и века,

В белобрысого русского Ваню,

Чудака, простака, дурака

И – царевича с гордою кровью.

Не решить ли нам это любовью,

А, мой хан?

И от нас ли зависит судьба

Оскорблённой, избитой России?

Неужели в смертельном бессилье

Примем роль трусовато – раба,

А-а, мой хан?

Ну, решай!

Или

Всё давно и без нас уж решили?..

***

Зима в России. Много лет.

Закованы все реки льдами.

Моря отторгнуты. С салями,

Мацой и пудингом обед

Запит озёрами чудными.

Теперь их у России нет.

Зима в России. Много лет.

И сном тяжёлым спит Россия.

Ей вколот морфий. И с иглы

В Останкино стекают капли,

Как с клюва у голодной цапли,

Лягушку вырвавшей у мглы

Гнилого топкого болота.

Но чу! Зашевелился кто-то,

Кому-то там ещё охота

Холодной ключевой воды,

Простой несуетной еды,

Небес высокой чистоты?

Вставай, Россия! Это – ты!..

***

Как красиво плывёт

Светлой уточкой старым Арбатом

Чудо-девочка – милый урод,

Перед всеми уж тем виновата,

Что глубинной своей хромотой

Нарушает "гармонию" мира.

И средь буйно-бездарного пира

Красок, тряпок, дешёвого пива

Выделяется чистой душой

В обрамлении хрупкого тела.

И до нас – никакого ей дела.

Величава, красива и смела –

То спустилась Пречистая Дева

Своей верной земною сестрой.

***

В переходе подземном Арбата

Бьётся музыка грудью о гулкие камни моста.

Раствориться б и выпасть мечтает душа простовато –

Выпасть в вечность... Куда уж скромнее мечта.

***

Нас обманули – вот он рай:

В луне, застрявшей боком в туче;

В истерзанной ветрами куче

Навоза; и собачий лай;

И гордый неуёмный кочет

Извечное ку-ка-ре-ку

На верхотуре, на суку,

Захлопав крыльями, клокочет.

Вот рай… И запах молока

Так беззащитно веет сеном.

И это – вечно и нетленно,

Вне времени и на века.

И райских яблочек бока

Призывно манят прикоснуться,

Зубами впиться и – очнуться

Изгнанниками Старика…

НЕЖНОСТЬ

Застывшее в поленьях древо

Свой источает аромат.

И звёзды – сверху, справа, слева –

Дыханье благости струят.

Покой и тишь в подлунном мире.

Все катаклизмы до утра –

Часа на три или четыре –

Зависли в коме. Спать пора…

Собачье сонное смятенье

Вновь освещает путь – назад.

Луны угаснувшей затменье –

Как очищенья листопад.

Спадают тяжко горечь, пытки

Молчанием достичь глубин,

Где заиграют солнцем слитки

Грядущей нежности вершин.

Всё ей, всесильной и всевластной,

Под ноги брошено давно.

И мраком, тяжким и прекрасным,

Пресыщенно горит окно.

***

Несуетная тишь, невиданная гладь,

Быть может, даже Божья благодать

Намоленного домика вдруг снизошли ко мне,

И тени мягкие колышутся в окне,

Чтоб тайной росчерка улечься на ковёр

И воскресить забытое с тех пор,

Как помню я себя.

А время, ненавидя и любя,

Раскручивает звёздную спираль,

Но не уходит по привычке вдаль

По проторённо Млечному Пути,

А медлит, медлит – не спешит уйти.

И зависает вдруг над головой,

Стирая грань меж счастьем и бедой,

Ушедшим и стремящимся ко мне,

Дождём скользящим шелестит в окне,

Врачуя искажения души, –

Пред вечностью блаженной не спешит.

ЛОШАДЬ

Далёкое слабое ржанье

Скользит по воздушным волнам

И отблеском дальних скрижалей,

Созвучных иным временам,

Ложится волнами на душу,

Её овевая теплом.

Далёкое лёгкое ржанье –

Эпохи хрупчайший надлом.