В очередь – за славой России

В очередь – за славой России

Философия запрета

В нашем государстве и обществе стремительно нарастает количество и масштаб всевозможных запретов. Запреты охватывают все новые и новые сферы жизнедеятельности человека, разумного и умелого.

Вот, например, на днях столичные правоохранители дали понять, что скоро нельзя будет ни подавать милостыню, ни просить ее. Причем даже в пассивной форме – т. е. стоя с жалобным видом в подземном переходе. И доноры, и акцепторы милостыни будут привлекаться к административной ответственности. Почему? Потому что нищие и убогие одним фактом своего присутствия на социальной сцене парализуют крупнейшие транспортные институции города, в первую голову метро, где просителей подаяния особенно много. А те, кого удается развести на скудное подаяние, также замедляют движение человеческого потока, особенно в часы пик, заодно культивируя социальное иждивенчество, равно как и представления о том, что нищенство относится к норме (а не извращению). И с этим надо что-то делать.

Про прочие новые и новейшие запреты, касающиеся всего или почти всего – от митингов до курения – уже много рассказано-проговорено. Прогрессивная общественность, к которой я одним своим крылом тоже имею отношение, привыкла такими нововведениями ярко возмущаться, в крайнем случае – горько высмеивать их. И я тоже, конечно, не чужд этому объединяющему возмущению вкупе с желанием посмеяться.

Но в иной моей ипостаси – тайного кремлевского наймита – я предложил бы подойти к проблеме повальных запретов более широко и глубоко. С метафизических или, если угодно, философских позиций. Попытавшись понять не только истинную подоплеку принимаемых запретительных решений, но их объективные и долгосрочные – а не эмоциональные, сиюминутные или рекламные последствия.

Итак, по порядку.

1. Всякий запрет несет в себе огромную потенциальную энергию новых, до поры до времени скрытых от поверхностного взгляда возможностей.

Что эта глубокомысленная фигня значит, спросите вы? А вот что. Всякий запрет хорош тем, что его можно со временем частично отменить. (Не полностью, конечно, иначе не стоило запрещать.) Или – скажем мягче – пересмотреть. По крайней мере, изменить пространственно-временные границы его применения.

Например, 7 лет назад у нас (помните?) запретили игорный бизнес. По всей стране, кроме четырех специально предназначенных для того игорных зон. Для которых тщательно подобрали такие привлекательные места, куда никакой уважающий себя игрок не поедет. Стало быть, дефакто запрет оказался тотальным.

Но вот – политико-социальная ситуация изменилась. Сначала случились Сочи, где после Олимпиады надо загружать гигантскую туристическую инфраструктуру. Потом присоединили Крым, которому тоже нужно много новых денег – как минимум, чтобы уменьшить последствия экономического разрыва с Украиной. И что же? Совершенно легальные игорные зоны теперь будут в Сочи и в Крыму. А туда уже игроки более-менее могут поехать – в погоне за климатом, ностальгией и видовой панорамой. А если бы игорный бизнес никогда не запрещали, то он оказался бы уныло размазан по всей стране. И уникальных возможностей поддержать Сочи и Крым мы бы не обнаружили.

Это – характерный пример того, как запрет, тактически кажущийся неразумным, создает стратегические возможности, разглядеть которые сквозь толщу надвигающихся лет может лишь самый зоркий глаз. Не будем говорить чей, ибо и так понятно.

Кстати, и введенный недавно запрет на курение в общественных местах может стать мощнейшим локомотивом развития российских территорий, в таком развитии приоритетно нуждающихся. Почему, например, не принять законодательные поправки, согласно которым в Сочи и Крыму создаются специальные курительные зоны. Где можно курить везде – от ресторанов до отделений милиции? Это не только станет мощным стимулом интенсификации туристического потока, но и мотивирует миграцию многих тысяч россиян в направлении главных жемчужин российского Причерноморья. Что, в свою очередь, может облагородить демографическую ситуацию в Сочи и Крыму. На фоне нарастания международной напряженности в черноморском бассейне здесь мы видим еще и существенное военно-политическое значение.

2. Частичная отмена (пересмотр параметров) запрета, о чем мы с вами говорили в п. 1, существенно улучшает – пусть и на ограниченном временном отрезке – психологический климат в обществе. Вызывая прилив социального оптимизма. По принципу старого еврейского анекдота: «Как осчастливить человека? – Отобрать у него всё, а потом вернуть половину».

Никто не станет по-настоящему ценить половину, предварительно не лишившись всего, так ведь?

3. В запрете важно видеть не только ограничение, но и стимул. Порождающий большое количество косвенных позитивных социальных последствий. Опять же – не сразу распознаваемых простой обывательской оптикой.

Возьмем, к примеру, то же курение в общественных местах. Означает ли, что курящие россияне станут меньше курить? Разумеется, нет. Изменится лишь география эксплуатации привычки. Курить будут всё больше дома, на приусадебных участках, в гостях у друзей и т. п. Что это означает? Что среднестатистический россиянин будет, воленс-ноленс, больше времени проводить с семьей, среди детей, живых физических друзей и т. п. А значит, начнут восстанавливаться межличностные и межгрупповые коммуникации, о крайнем ослаблении и даже распаде которых мы так грустим и печалимся с конца советских времен. Разве плохо, что дети станут чаще видеть родителей, а друзья привыкнут устраивать товарищеские вечеринки не раз в год, а раз в неделю?

Нанесет ли запрет ущерб розничной торговле, как о том много говорили табачные лоббисты? Нет. Даже наоборот, у россиян появился внятный мотив закупать табачные изделия впрок. В том числе – из опасений новых, следующих запретов. Это значит, что оборот табачной розницы только вырастет. Вместе с количеством рабочих мест в данной ключевой отрасли национальной экономики.

Скорее можно говорить, что курительный запрет приведет к оттоку клиентов из заведений общественного питания. Но здесь мы имеем дело лишь с краткосрочным негативным эффектом, который с лихвой перекрывается вышеописанными позитивными последствиями. В среднесрочной же перспективе рестораны и кафе, оказавшись в ситуации обостренной конкуренции, вынуждены будут улучшить показатели своей деятельности по интегральному критерию «цена + качество». Что для многих населенных пунктов РФ, особенно для Москвы, где ресторанные цены зашкаливают, а качество кухни не улучшается, сегодня представляет собою серьезный вопрос. К тому же со временем, в соответствии с базовой логикой, описанной в пп. 1–2, определенным заведениям (скорее даже, сетям заведений) можно будет присваивать статус национально или социально значимых, освобождая их от полного запрета на курение. Такая перспектива простимулирует социальную ответственность ресторанного бизнеса, обострит в нем чувство некоммерческой сопричастности проблемам страны и общества.

4. Запрет часто ведет к сакрализации объекта запрета, т. е. к приобретению этим объектом особого, священного статуса. Не случайно само слово «табу» (запрет религиозного свойства) означает «священное».

В этом контексте совсем по-иному выглядят новые ограничения для организаторов и участников уличных акций. Прежде всего – акций оппозиционных, ибо ограничения, по сути, на них и направлены. (Демонстрация, скажем, сторонников зимнего времени вряд ли рассматривается авторами запретов как угроза.)

В 2011–2012 гг., на фоне массовых выступлений на Болотной площади и проспекте Сахарова, оппозиционная деятельность стала восприниматься едва ли не как форма развлечения, а то и светской столичной жизни. Нечто среднее между большим пикником и очень большим корпоративом. Оппозиционерами оказались неожиданно объявлены люди, которые имеют гораздо больше общего с властью, чем с народным протестом. Можно сказать, что произошла определенная десакрализация, профанация оппозиции.

В новой ситуации это невозможно. Перескакивать с олигархического бала на корабль возмущенной улицы уже не получится. Оппозиционером сможет считаться лишь тот, кто действительно каждый день рискует последними сбережениями (штрафы новыми законами введены недетские), а то и свободой. В российском оппозиционном деле вновь появится священный пафос, очищенный от гламурных наслоений. И в тот исторический момент, когда запреты будут смягчены, среди лидеров народного протеста останутся только твердые, стойкие, натерпевшиеся, в общем, истинно достойные. Так что не будем торопиться поносить новое законодательство о массовых акциях слишком громко.

5. Многовековые исследования русского национального характера показывают, что для нашего народа запрет вообще исторически является важнейшим побудительным мотивом к действию. Грубо говоря, русский может и не проявлять никакого интереса к купанию в бурной реке, но если видит грозное «Купаться запрещено!» – тут уж надо полезть в воду из принципа.

Так что чем больше запретов – тем больше причин и поводов для индивидуальной и коллективной мобилизации россиян.

Да и с милостыней, думаю, все скоро устроится. Примут какое-нибудь решение, что подаяние просить, давать и получать можно, допустим, только у храмов. На специально оборудованных папертях. Создадут ФГУП (госкорпорацию) «Роспаперть», которая получит большие бюджетные деньги на благоустройство соответствующих объектов. Сюда же – и лицензирование профессиональных нищих, чтобы исключить из получателей подаяния явных мошенников и антиобщественные элементы. И все станет совершенно цивилизованно, вот увидите.

2014 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.