Инь Юэ Шин (Валерий Инюшин) ОПЕЧАТКА. ИЛИ СУРОВЫЕ ГОДЫ САМОВЛАСТЬЯ. (Строки будущей книги)

Инь Юэ Шин (Валерий Инюшин) ОПЕЧАТКА. ИЛИ СУРОВЫЕ ГОДЫ САМОВЛАСТЬЯ. (Строки будущей книги)

Писатель Трифонов, который лежал в одной кремлевской больнице с Поскребышевым, вспоминал, что однажды тот заплакал и сказал о своём Хозяине: "Ведь он меня бил! Схватит вот так за волосы и бьёт головой об стол..."

"Комсомольская правда" от 13. 04.2001г.

Тоталитарна история моей Родины. Тоталитарна и кровава. В середине прошлого века правил в ней жестокий тиран, погубивший немало. По телевизору всегда об этом не преминут и по радио тоже, не говоря уже о газетах и журналах, правда, сейчас все меньше и меньше, но не стоит забывать. Сейчас. Все больше об экономике.

Константин Васильевич Островитянинов прожил долгую жизнь. Родился он в 1892 г., а умер в 1969-ом, прожив, таким образом, семьдесят семь лет. В нынешние времена мало кто знает, чем знаменит этот человек, а в своё время был он выдающимся имперским экономистом. Служил фактически при дворе, входил в Академию Наук и даже занимал в ней пост вице-президента. В Великую Секту он вступил еще в 1914 г. и теперь непонятно – помогло ему это или помешало.

Погожим днем тиран вышел в сад своей загородной дачи, чтобы обдумать план действий предстоящего улучшения Секты. На природе думалось ему вольготнее, дышалось приятнее, чем в кремлевском кабинете, да и ехать в резиденцию московских князей не хотелось. Зато хотелось ему ясности мысли, зоркости глаза и расчёта с дальним прицелом. Только среди подмосковных дубов и сосен можно было почерпнуть силы, которые медленно, но верно покидали Вождя после Великой Победы. Только среди корабельного леса мог он общаться с Духом Великого Модернизатора Отчизны, погубившего устои, отчего вихри перемен стали постоянно дуть в евразийские окна.

А настроение было поганое. Крайне недоволен он был поведением одного государства, которое желал он создать по образу и подобию на Ближнем Востоке. Создать-то создал, а вот подобия не было. Мало того, что подобия не обнаруживалось в последнее время в этом царстве-государстве, так ещё и внутри евразийских степей среди разных умников возникали разные мысли. "Никак зажираться стали, – думал Вождь. – А ведь были мне хорошими союзниками по профсоюзной и международной работе. Помогли уничтожить главного конкурента. Писали замечательные воспитательные книжки про разное холодное оружие и приморские города на юге Империи, сочиняли энергичную музыку… И щедро одаряла их Секта. А ныне, а ныне… Если уж не хотят быть образом и плацдармом, так хоть бы не поворачивались срамными местами…"

Были и другие проблемы, внутреннего, так сказать, рода, но тоже животрепещущие: "А всё-таки что-то неладно с нашей Великой Сектой. Как будто что-то ушло из неё. Или, может, я старею? Да нет. Чувствую я себя не хуже чем в молодые годы, когда грабил банки ради пополнения революционной Казны. Или давно не проводил я никаких важных кампаний?" И диктатор решил осведомиться о состоянии дел у Исполнителя поручений. Постельничий соединил его:

– Алло, Лаврентий? Как состояние наших внутренних дел.

– В каком смысле, Хозяин? – отвечал Исполнитель поручений.

– Я имею в виду дела нашей Великой Секты. Что думают её рядовые члены в последнее время? Как ведёт себя управленческий аппарат?

– Пока не было крупных проблем, Хозяин, но меня смущают отдельные…

– И меня тоже, Лаврентий. Извини, что перебил, но я чувствую, что что-то происходит.

– После Великой Победы многие увидели европейскую жизнь, пусть и сильно пострадавшую во время боевых действий. Генералы и замполиты везли антиквариат на Восток в своих эшелонах. Местная знать это заметила и стала…

– Завидуют?

– Очень.

– И что?

– Простой народ тоже заметил, но у него нет возможностей. И вообще, мне мои докладывают, что производительность труда не растет так быстро, как хотелось бы, но простой народ…

– Я понял, Лаврентий. Эффективность падает. А почему в нашей стране эффективность обычно падает? Какие такие предпосылки этого были на всем протяжении существования Империи?

– Воруют, Хозяин.

– Больше обычного?

– Есть тенденция. Особенно среди тех, кто курирует народное хозяйство.

– Пришли мне список, Лаврентий. Эффективность – прежде всего.

В тот день об эффективности немало думал и Константин Васильевич. Об экономической эффективности. Исполнял он обязанности главного редактора главного экономического журнала, который до сих пор существует и порой читается в научных и преподавательских кругах. Журнал фундаментальный. Если такой журнал попадает современному человеку в руки, то он долго и мучительно прикидывает, а что же с ним, собственно, делать. Вертит его и так и эдак, да всё удивляется, какой он толстый, да с оглавлением не на одну страницу. Конечно, и не на три.

Советская интеллигенция любила толстые журналы, но все больше литературные. Она считала себя весьма сведущей в этих вопросах, - в вопросах литературы. С удовольствием вспоминала благословенные времена расцвета свободы слова в Империи после победы Великой Секты. Вспоминала издательство "Academia". Оно выпускало та-а-акие книжки… В 1920-е годы… Куда там период транспарентности под руководством милого болтуна. Не дожил до тех времён Константин Васильевич. Журнал назывался и называется "Вопросы экономики". Он именно так называется до сих пор, потому что и сейчас находится в строю, когда транспарентность стала приобретать цивилизованный лоск рекламы о пользе уплаты налогов.

Ближе к концу рабочего дня думы главного редактора прервал… Ход его мыслей нарушил… Вдруг… Короче, весть, которую принёс… В общем, вошёл заместитель Константина Васильевича по издательской деятельности и сказал:

– Писец.

– Где, – не успел должным образом среагировать главный редактор.

– Не где, а нам.

– Да скажите же, наконец, что случилось?

– Дело, собственно, в следующем, – заместитель посмотрел на поливальную машину за окном и начал своё нехитрое, но очень важное повествование, иногда прерывавшееся чаянными и нечаянными репликами главного редактора:

"Сегодня утром мне принесли новый только что отпечатанный в типографии номер нашего журнала. Я посмотрел оглавление и ещё раз порадовался за нашу работу. Вы понимаете, порадовался. "Понимаю, – продолжайте", – ответил Константин Васильевич.

Номер, как вы помните, был посвящён проблемам эффективности плановой экономики и её превосходства над капиталистическими методами хозяйствования. Обычно я не читаю статей после выхода журнала в печать, но тут мне захотелось ещё раз посмотреть отдельные положения статьи нашего выдающегося академика Угорелова. Читаю. Радуюсь. Дохожу до места, где Угорелов интерпретирует слова Вождя… Я еле успел дотянуться до коробочки с валидолом. "Неужели какая-то неточность", – спросил Островитянинов.

Если бы неточность. Там печатными буквами ясно написано, что … Я даже произнести это не решаюсь. Тем более в кабинете. Да вы сами ознакомьтесь. Я и журнал принес. Возьмите. Вот это предложение".

Константин Васильевич, предчувствуя нехорошее, ткнул пальцем в палец заместителя, чтобы не потерять ненароком искомую фразу. Водя ногтем по приевшемуся за долгие годы шрифту, он полушёпотом прочитал: "Таким образом, Великий Вождь и Учитель выступает за скорейшее преодоление системы социалистического планового хозяйства". Несколько мгновений старый большевик думал о том, каким был бы коммунистический ад, если бы Маркс предусмотрел в своей теории место для потусторонних сил. Больше того, в эти доли секунды Константин Васильевич ясно видел эти самые потусторонние силы, обеспечивающие жизнедеятельность Великой Секты. Однако заместитель ничего не заметил. Не заметил ни измененного состояния сознания товарища Островитянинова, ни коммунистических духов. Что ни говори, а только стойкие люди из среды старых большевиков смогли пережить Эпоху Великого Передела партийного наследства Отца-Основателя Секты. Ни один мускул лица не дрогнул у Константина Васильевича. Разве что глаза…

– Как же товарищ Угорел…, гражданин Угорелов осмелился сдать такую статью в печать? – спросил Островитянинов своего заместителя.

– Да он-то сдал как положено, – отвечал зам. – А вот наборщики… Давайте я прочитаю с оригинала. Я оригинал статьи с собой захватил: "Таким образом, Великий Вождь и Учитель выступает за скорейшее преодоление недостатков системы социалистического планового хозяйства".

– Недостатков… недостатков. Да-да. Эффективность, эффективность… -– бормотал Константин Васильевич.

Ничего не говоря, заместитель покинул кабинет. Однако хотелось жить и работать. "Вертухаи, вертухаи… Вертеть, вертеть. Вертушка, вертушка… Вертушка? Вертушка!? Вертушка-а!!!" - стал приходить в себя Островитянинов. "Надо звонить. Самому. Всё равно нечего терять", – здраво рассудил Константин Васильевич. Сказывался опыт старого сектанта.

– Алло, здравствуйте, это приемная Самого? – ровным и совершенно спокойным голосом спросил Островитянинов.

– Поскрёбышев у аппарата, – ответил п

остельничий диктатора.

– Александр Николаевич, Вас беспокоит главный редактор журнала "Вопросы Экономики", академик Островитянинов. Мне нужно с Вами посоветоваться по очень важному делу.

– Слушаю вас, – благосклонно ответил постельничий.

– Видите, Александр Николаевич, в последнем номере журнала "Вопросы экономики", который я возглавляю в качестве главного редактора, в одной из статей была допущена чудовищная опечатка, могущая привести к политическим последствиям… – и Константин Васильевич принялся объяснять Поскрёбышеву суть дела.

– Неприятная ситуация, – сказал постельничий, выслушав академика. – Повисите на телефоне, а я пока доложу Хозяину…

...Исполнитель поручений обладал таким острым зрением, какое не снилось и самому Вильгельму Теллю, если бы тот заведовал охранным отделением швейцарской конфедерации. А Исполнитель поручений всё видел, в том числе и ужасы, потому как сам их и производил. "Да… воруют", – читал он доклад своей секретной службы о работе различных министерств и ведомств. "Как, всё-таки, кстати подвернулось поручение Хозяина, – облизнулся Лаврентий. – Давно я не тискал высокопоставленных жен. Почти две недели. Та брюнетка с карими глазами, которую я видел на одном из правительственных приёмов, – она весьма аппетитна."

В этом докладе содержалось описание махинаций и прочих правонарушений сотрудников различных правительственных подразделений, а также всевозможных промышленных и непромышленных предприятий, имеющих отношение к товарам народного хозяйства. Их (товары народного хозяйства), как известно, покупает население. Покупает всегда и даже если, в связи с качеством продукции, делает это неохотно, то вовсе не участвовать в процессе потребления оно не может. Основные инстинкты, ничего не поделаешь. И у советского человека они были и достаточно сильные. Вот ими-то и пользовались разные теневые дельцы.

К 15.00 Лаврентий завершил подготовку документов кампании по борьбе с коррупцией в высшем, среднем и низшем эшелонах власти. Подход сверху донизу всегда хорошо работал на просторных просторах – точечные решения в чистом поле без развития мощных коммуникаций мало к чему приводили испокон. Он позвонил Хозяину на дачу. Хозяина не было. "Уехал в Ставку", – доложила челядь. Лаврентий премного подивился данному факту. Ведь в последнее время диктатор не любил менять свежий воздух на душные средневековые строения, красно-бурый цвет которых как будто просвечивал даже через стены. "Наверное, новых послов принимает, – подумал Лаврентий, пристально наблюдая за толпой, спускающейся в метро. – Поеду сразу туда, порадую Хозяина. Послы – не лучшее развлечение…"

Примерно через час Вождь читал список попавших по знаменитому делу "О распространении мелкобуржуазной психологии в советском и партийном руководстве и его последствиях":

В списке – "совершенно секретном" ("Приложение N 415-ВК/149 к Постановлению Президиума ЦК ВКП (б) "О распространении мелкобуржуазной психологии в советском и партийном руководстве и его последствиях") – было семнадцать фамилий министров и замминистров Лёгкой промышленности, Мясной и Молочной, Лесной, а также начальников нескольких второстепенных Управлений и директоров нескольких объединений и предприятий.

Кроме того, в списки попали сорок два крупных функционера и сто пятьдесят три чиновника средней руки. Чистка была основательной, потому что помимо политических имела и сугубо практические цели.

Правда, совершенно непонятно было, как под железную гребенку органов попало министерство совхозов. Полномочий оно от него имело мало, реальными ресурсами не распоряжалось, по отношению к высшему руководству вело себя более чем лояльно. А всё ж два человека из этой структуры оказались на кончике пера Исполнителя поручений.

Так или иначе, но тиран выразил удовлетворение проделанной работой:

– Как грамотно подготовлены на этот раз все досье, Лаврентий. У тебя что, прибавилось гнилой интеллигенции в кадровом составе? – пошутил Вождь.

– Отчего же гнилой? Мы теперь вырастили свою, советскую интеллигенцию, которая является упругой прослойкой между крестьянством и пролетариатом, – ответил Лаврентий, подхватывая тон диктатора.

В этот момент зазвонил аппарат Вождя. Звонил Поскрёбышев с докладом по делу об опечатке в "Вопросах экономики".

– Какая такая опечатка, – довольно весёлым тоном ответил тиран. – Пускай товарищ Островитянинов приедет и сам все расскажет.

Ехать от главной редакции до Ставки было недолго. От Нахимовского проспекта до Кремля на служебном автомобиле Константин Васильевич примчался за считанные минуты. Во время этого короткого путешествия Островитянинов обдумывал, каким образом лучше преподнести Вождю дело об опечатке: "Будешь действовать слишком открыто, – Вождь решит, что его не уважают. Снимут со всех постов и исключат из Секты. Нет, скорее всего, сошлют в Сибирь, но не расстреляют. Мямлить и зело бояться тоже нехорошо. Тогда Сам заподозрит, что положение гораздо серьезнее, чем на самом деле. Расстреляет сразу. А, может, сошлёт в Сибирь… А если соврать Вождю? Исключено, – убьёт на месте. Пепельницей. Уж лучше пусть расстреляют… Нет, уж лучше изложить всё как есть. Просто и без затей. Всё равно ничего не просчитаешь. Прямодушие даже иногда поощряется…"

Когда Островитянинов вошёл в приёмную Вождя, Поскрёбышев смотрел в окно. Как и всегда, постельничий был невозмутим. Сдержанные манеры, официальное предложение подождать. Тяжёлые двери нависали по периметру помещения. Однако сидеть в приёмной Константину Васильевичу пришлось недолго. Тиран действительно был благоприятно расположен к окружающему миру.

– Здравствуйте, товарищ Островитянинов, – приветствовал Вождь академика, встав с кресла и направляясь к нему навстречу.

– Здравствуйте, товарищ Вождь, – сказал академик, почти не тушуясь.

– Вы знаете, Константин Васильевич, а я вот с утра всё о вашей науке думал. Интересная у вас наука, не правда ли?

– Да, товарищ Вождь, экономика всегда мне представлялась достойнейшим предметом для изучения. Она положена Отцом-Основателем нашего Учения в качестве краеугольного камня.

– Конечно, конечно, но главное, что в науке, которой вы себя посвятили, очень много внимания уделяется эффективности. Я думаю, что сейчас нет ничего существеннее, чем эта категория. Категория эффективности. Сегодня я вместе с Исполнителем поручений весь день занимался её повышением. Она ведь явно недостаточна в нашем народном хозяйстве. Какое ваше мнение на этот счёт?

– Абсолютно верно, товарищ Вождь. Как раз тот вопрос, который я хотел бы Вам изложить, тоже касается проблемы экономической эффективности. Скажу больше – это вопрос политический.

– Что вы говорите? В чём на этот раз заключается суть дела.

– В последнем номере журнала "Вопросы экономики" была сделана чудовищная опечатка.

– Опечатка… А вы разве не можете задержать тираж и исправить эту опечатку.

– К сожалению, нет, товарищ Вождь. Номер не просто сдан в печать. Он уже отпечатан и разослан по инстанциям. Он уже поступил в московские библиотеки, в некоторые книжные магазины, погружён на поезда, которые отправились или отправляются во все конца нашей необъятной страны.

– Что ж. Тогда скажите, почему так чудовищна эта опечатка, что она даже может привести к политическим последствиям.

– Дело вот в чем. В оригинале статьи академика Угорелова, которая была опубликована в последнем номере, содержится следующая фраза: "Таким образом, Великий Вождь и Учитель выступает за скорейшее преодоление недостатков системы социалистического планового хозяйства", – Константин Васильевич взял с собой и бумаги Угорелова, и последний номер журнала. – Речь в статье как раз идёт о проблемах эффективности нашей экономики. Однако в журнальной версии в этой фразе было пропущено всего лишь одно слово: "Таким образом, Великий Вождь и Учитель выступает за скорейшее преодоление системы социалистического планового хозяйства". Одно слово. Слово – недостатки. Не самое хорошее слово, но в результате получилось, что Вы выступаете против социалистической плановой экономики, против основ нашего Учения… Товарищ Вождь, как же нам поступить в этой двусмысленной ситуации? Может быть, в следующем номере дать опровержение?

– Опровержение… Зачем? Не нужно. Потому что опровержения читают все кому не лень просто из чистого любопытства. Если вы дадите опровержение, тогда все будут говорить: "Вот мол, товарищ Вождь, выступает против основ нашего строя, против социализма, против планового хозяйства". А так… А так никто и не заметит этой опечатки. Кто вообще читает эти статьи. Ну а если кто и заметит, все равно никто не поверит, что товарищ вождь выступает против социалистической плановой экономики. Подумают – опечатка.

Хотя видимая опасность миновала, Константин Васильевич всё же решил перестраховаться:

– Товарищ Вождь, но, тем не менее, наверное, необходимо сделать какие-то оргвыводы?

– Какие оргвыводы? Я вижу, у вас корректоры так устали, что совсем мышей не ловят. Повысьте им зарплату…

...В типографии царило радостное оживление в предвкушении роста благосостояния, а выдающиеся советские учёные продолжали свою научную деятельность.

В парке одной из государственных дач старый человек во френче сокрушался: "Быстро перерождается Великая Секта. Очень быстро. Им бы только жрать да блудить. Лавочники. Вот помру и никто…"

А по московским улицам бродила большая одинокая чёрная собака. Она ни о чём не думала – она просто брела себе куда-то.