Всеволод Сахаров НЕ ВЕРЮ В СВЕТИЛЬНИК ПОД СПУДОМ. Несостоявшееся интервью о Булгакове сегодня

Всеволод Сахаров НЕ ВЕРЮ В СВЕТИЛЬНИК ПОД СПУДОМ. Несостоявшееся интервью о Булгакове сегодня

22 февраля 2006 года на презентации моей новой книги "Михаил Булгаков: загадки и уроки судьбы" (М., издательство "Жираф", 2006) ко мне обратился сотрудник московского журнала "Цитата" с просьбой ответить письменно на их вопросы для булгаковского номера. Что и было мной исполнено. Но номер вышел без моего интервью. Что ж, редакция имеет право на свою политику. Но и я сказал то, что сказал. Имею право быть услышанным. Поэтому публикую здесь свои ответы.

– Расскажите о спектре идей в булгаковедении.

Я ведь сам булгаковед, и любая моя оценка здесь неизбежно будет субъективной и воспринята соответственно, после взволнованных перезваниваний начнется хорошо срежиссированный гвалт, встречные обвинения, гневно и красноречиво расскажут о том, какой же я негодяй и т.п. Спектр же весьма сложен, ибо созданные учеными разных поколений и воззрений образы Булгакова в силу смены эпох и непрерывного появления новых его произведений, биографических фактов и документов стремительно устаревают, что для литературоведения нормально, но болезненно воспринимается их создателями. Начинается тяжелая борьба самолюбий.

Например, известная содержательная книга Мариэтты Чудаковой "Жизнеописание Михаила Булгакова" вышла в 1988 году, и с тех пор ничего нового от скитающегося по западным университетам и давно не посещавшего по известным причинам московский (Ленинка) и питерский (Пушкинский Дом) булгаковские архивы автора мы не услышали, кроме неизбежного "взгляда и нечто" с большим апломбом. Да, да, я мерзавец, ограбил старушку и т.д. Но где же книга? Нету. Через год вышло второе и последнее издание полезной монографии А.М.Смелянского "Михаил Булгаков в Художественном театре", потом пошла та же стрижка купонов, выступления с тем же апломбом мэтра на международных конференциях и многословные телепередачи в очень новом стиле "говорящей головы" на "Культуре", а ведь был юбилей МХАТа, появилось множество новых текстов и фактов, не опубликованы хранящиеся в Петербурге театральные рецензии Булгакова. А где же наш маститый театровед и ректор? В Парижике. А книги нету. О бесконечных переизданиях П.В. Палиевским то в фас, то в профиль его для того времени блестящей, но все же одной-единственной коротенькой статьи о "Мастере и Маргарите" 1969 (!!!) года и говорить-то не хочется, тяжело все это видеть, печален закат великого говоруна-хитреца, создателя бездеятельных "булгаковских групп", штатного ездуна (вы же знаете, кто тогда у нас был выездной и теперь благополучно преподает в наивных Штатах) по всем заграницам и гениального имитатора бурной деятельности… Список можно продолжить, на полках московских магазинов все время появляются "кирпичи" переизданий без какого-либо обновления и просто с прежними многочисленными ошибками, удивителен и пестрый "спектр" авторов-"булгаковедов" – от историка-африканиста до девятого сына конюха, но и так много злобы…

Но быстро устарела и моя книга "Михаил Булгаков: писатель и власть" (2000), и поэтому я ее ради пользы сегодняшнего читателя существенно обновил по фактам и прописал насквозь, вовсе не считая ее совершенством, истиной в последней инстанции и, тем более, зная, что секретные архивы писателя открыты (не полностью и не для всех, конечно) лишь до 1936 года. Это мой посильный личный вклад в общее дело сегодня. Допишу, если буду жив, потом, когда все откроется.

Никогда не считал себя главным булгаковедом страны, нету такой должности, некому и некого на нее назначать. Это не худо. Литературоведение – дело научное, коллективное и в начальниках с погонами (мы хорошо знаем, какого цвета просветы на этих погонах) не нуждающееся. При этом я опирался на все важные и интересные для меня открытия других булгаковедов вне зависимости от их "спектра" и личного ко мне отношения.

– Ваша книга позволяет по-новому оценить значение Михаила Булгакова для нашей истории и культуры. Возникает даже мысль, что Булгаков – воплощение Христа в ХХ веке, русский Спаситель, который навел мост между старой Россией и Россией новой. Насколько это фантастическое предположение соответствует действительности?

Эта мысль для теледьякона Кураева, я этого не думал. Писатель, даже великий, не может и не хочет быть Христом. Булгаков был последним нашим классическим писателем и напомнил советской России о Боге, христианстве как мировой гуманной религии, добре, вечности и человечности в самый мрачный, кровавый, трагический период ее многотрудной истории, когда обманутой и ограбленной страной стали править и умело продолжают это делать под другими "православными" именами и "демократическими" обличьями бесчеловечные Каифа и Синедрион.

– Какие слова самого Булгакова могли бы лучше всего проиллюстрировать его миссию?

"Мы должны оценить человека во всей совокупности его существа, человека как человека, даже если он грешен, несимпатичен, озлоблен или заносчив. Нужно искать сердцевину, самое глубокое средоточие человеческого в этом человеке".

– В этой миссии насколько велика и осознанна была роль Сталина?

Сталин и Булгаков были великими современниками, и каждый в своей области обладал огромной властью. Но в реальной страшной жизни они не могли встретиться, протянуть друг другу руки, помочь. Хотя их взаимный интерес очевиден и огромен. Сталин очертил вокруг Булгакова незримый охранный круг, и никто так и не осмелился тронуть опального писателя, хотя вокруг головы так и летели.

– Почему Сталин любил именно финал "Дней Турбиных"?

Он правильно понял, что Булгаков честно говорит там о неизбежной победе бесчеловечных и изначально безнравственных большевиков над честными и наивными Турбиными. Но в понятном ослеплении успехом и безграничной властью не увидел, что автор пьесы скорбит об этой кровавой Пирровой победе как о величайшем, но заслуженном ими и народом национальном несчастье, страшные последствия которого мы ощущаем каждый день.

– Почему Сталин так резко охладел к пьесе "Батум"? Что его там разочаровало? Ведь Булгаков оказался куда более гибким, чем Мандельштам.

Сталин был не восторженным, а тотально подозрительным. Он со снисходительным презрением и неким "глубоким удовлетворением" относился к понятным человеческим слабостям, трусости и низости (об этом хорошо сказал Солженицын) и сначала думал, что "Батум" – обычная попытка растоптанного писателя навести некие "мосты", покаяться, добиться его благоволения в дни юбилея. Страшно обиделся, когда понял, что это не так, но невольно зауважал смелого автора, сильного человека. Интеллигент Мандельштам был другим.

Булгаков был гибок, но сломать его было невозможно. Наверно, поэтому он и лежит не безымянным скелетом с истлевшей биркой на ноге в лагерном рве, а оплаканный близкими, отпетый и помянутый, под черной гоголевской Голгофой на Новодевичьем кладбище. Мы не знаем последнего машинописного варианта текста "Батума" с характерными карандашными пометами Сталина и сопроводительными отзывами и документами, хранящегося в Кремлевском архиве вождя. Но Сталин умел читать, он понял, что его поняли, раскрыли в пьесе становление его сложного характера. И не позволил выход такого молодого Сталина на правительственную сцену МХАТа.

– В чем причины опалы в тридцатые годы? Почему Сталина перестал интересовать проект под названием "Булгаков"? "Среда заела"?

Никакой опалы не было, Булгаков получал неплохую зарплату и авансы, работал в МХАТе и Большом театре, лечился в цековском санатории в Барвихе, похоронен на Новодевичьем кладбище. Как раз в тридцатые годы интерес Сталина и спецслужб к писателю увеличился, ждали капитуляции, требовали "покаяния", надеялись, что таковым станет "Батум". Но не дождались. А среда может "заесть" только слабого…

– Кого и какими сенсациями могут сегодня испугать засекреченные архивы Булгакова?

Не надо бояться реальной истины. К тому же мы можем из опять ловко закрытых ныне архивов получить не только подлинный "Батум", но и неизвестные нам авторские редакции "Белой гвардии" и "Мастера и Маргариты". А неизбежное разоблачение целого отдела ОГПУ-НКВД в ближайшем окружении писателя никого пугать не должно: это справедливое возмездие за грех Иуды.

– Насколько опасными были "приключения" Булгакова во время гражданской войны?

Он сам сказал, что "выиграл жизнь", когда за ним гнались конные петлюровцы. Офицер Булгаков с оружием в руках воевал на стороне гетмана и белых, был тяжело контужен в Чечне.

– Булгаков, действительно, чуть не стал наркоманом? И каким чудом ему удалось "соскочить" с иглы"?

Да, но он пристрастился к морфию, выполняя долг врача и пытаясь вылечиться. Спасла же его первая, лучшая жена, преданная Татьяна Лаппа. Были и сила характера, душевное здоровье, семья, ведь погибает одинокий отчаявшийся наркоман.

– Это правда, что Булгаков реально пострадал, отстаивая перед Маяковским Пушкина?

Маяковский всего лишь печатно выразил эту "писаревскую" идею в Москве, но из-за этого будущему автору пьесы о Пушкине Булгакову пришлось бежать из Владикавказа в меньшевистскую Грузию. Такова материальная сила писательских мыслей.

– Насколько Булгаков был заворожен, загипнотизирован личностью Сталина, своей странной связью с ним, такими понятиями, как вождь, демиург?

Как жаждущий жизни человек и опальный писатель он до конца надеялся на его помощь, но понимал, что вождь – пленник своей безмерной власти, как и Понтий Пилат.

– Булгаков имел общую со Сталиным любовницу, женился потом на ее сестре… Нет ли тут "синдрома" Василия Розанова?

Общая любовница – это скорее из области скользких гипотез, я ее без доказательств не принимаю. Булгаков любил молодых очаровательных женщин и увлекательную любовную игру как нормальный, здоровый мужчина, чего о Василии Васильевиче сказать никак нельзя.

– Складывается странное впечатление, что от одного драматурга – Булгакова зависела жизнь главных театров страны (МХАТа, Камерного и Вахтанговского). Как такое было возможно?

Конечно, это впечатление просто неверное. Были другие, достаточно успешные советские драматурги, не надо забывать и о насквозь риторическом Горьком, пытавшемся стать (безуспешно) одновременно советским Островским и Чеховым. Другое дело, что после Чехова А.Афиногенов и В.Киршон выглядели на великой сцене угасающего МХАТа неубедительно, лишь Булгаков соответствовал уровню и возможностям театра Станиславского, пусть и "забронзовевшего". Он как драматург (ибо драма – это литература, искусство слова) всем этим очень разным театрам дал уникальную возможность возвыситься, развить себя в правильном направлении, трезво понять границы своих возможностей и свои же недостатки. Ради этого Булгаков стал режиссером и актером, и в этом новом качестве его признал и оценил Станиславский. Великий русский писатель хотел от театра одного – понимания, уважения к себе и своим творческим замыслам. Поэтому его требующие уважения к авторскому замыслу, мастерства и профессионализма пьесы так не любят современные режиссеры, предпочитающие инсценировки булгаковской прозы. С этим драматургом нельзя валять гришковца.

– Каким образом в Булгакове едкий сатирик уживался с убеждением, что "все люди – добрые"?

Это по-пушкински добрая, человечная сатира, хотя она зрячая и неизбежно требовательная и беспощадная. Иначе Булгаков, каждый день встречаясь с иудами, пилатами, шариковыми, крысобоями и берлиозами, пришел бы к безверию, холодному набоковскому отчаянию, спокойной неизбывной злобе, бесчеловечному мраку Воланда, а он в своей гуманной книге надежды с нами и с Ешуа.

– По поводу "Белой гвардии" и "Дней Турбиных". Перифраз анекдота: если ты такой умный, то почему такой бедный на идеи?

Их "бедностью" и поныне неплохо живут наши не шибко богатые идеями и профессионализмом театр, кинематограф и телевидение. Это два очень разных произведения, роман и пьеса, и они одинаково богаты разными художественными идеями и образами, полны чувства, лиризма. Здесь-то, в подробном и объективном их сравнении, и видны творческая сила и богатство булгаковского гения.

– Чего больше в "Белой гвардии": "Толстого", как говорил Г.Адамович, или жизни и ее тайн?

Этот автобиографический и потому лирический роман Булгакова написан в традициях "Войны и мира" с полным пониманием того, что в русской литературе был и есть эпический гений Лев Толстой, умевший проникать в тайны живой души. Но это произведение самобытного писателя иной исторической эпохи, которую без "Белой гвардии" нам просто не понять. Как и "Капитанская дочка" Пушкина, это классический учебник русской смуты, напоминающий, что честь надо беречь смолоду.

– "Белая гвардия" – сегодня, какие она дает нам надежды?

Мы живем в трудную эпоху потери ориентиров, ловкого обмана "сменой вех" и пост-модернистского сокрушения объективных художественных ценностей. Но именно роман "Белая гвардия" говорит нам, что классические ценности, преданья русского семейства и великая духовная культура не погибли в огне революции и гражданской войны, они живы и сегодня, когда гражданская война в иных формах продолжается, помогут возродить человека, восстановить оборванные нити и подлинную литературу. Кривобокий, хитрый и злой уродец пост-модернизма уйдет в небытие, а "Капитанская дочка" и "Белая гвардия" останутся.

Последний русский классик Булгаков сегодня – это символ надежды; она не умерла, иначе не объяснить огромный интерес к "Мастеру и Маргарите" даже в монотонно-серой, напрочь лишенной булгаковской динамики, яркой живописи и занимательности "сериальной" его версии, вернувшей нашего читателя к этой великой книге. Это печальный и веселый, философский и легкий, как бы летящий, прощальный, очень человечный роман, к которому не пристанут неизбывный трагизм русской жизни, тяжелый мрак человеческой души, мистика и сатанизм, о которых он говорит смело и честно. Особенно важен интерес к булгаковским книгам нашей мечущейся, обманутой молодежи, она при всех понятных крайностях и неизбежных шатаниях читает их как послание к себе и учебник жизни.

И закончу булгаковской цитатой прощания и надежды:

Не верю в светильник под спудом. Рано или поздно, писатель все равно скажет то, что хочет сказать... Главное – не терять достоинства.